«Орр был отличным игроком, так что мог затащить в постель кого угодно и когда угодно». Восьмая глава автобиографии Эспозито
Командные прозвища, рождение дочери и 300-килограммовый тунец.
Гэрри Синден был лучшим тренером из тех, с кем мне довелось поработать. Он увидел во мне то, что я сам в себе не видел – голевой потенциал. С руками-то у меня всегда все было в порядке, и я научился бросать от бедра, пока играл с Бобби Халлом в «Чикаго». К моменту моего обмена в «Бостон» загнутые клюшки уже начали набирать популярность, и мой бросок становился все лучше и лучше.
Во время моего первого тренировочного лагеря с «Бостоном» Гэрри подошел ко мне и сказал:
– Я сделаю из тебя снайпера.– Ничего не имею против.– Я подберу двух игроков, которые будут доставлять тебе шайбу.
Я был на седьмом небе от счастья.
Гэрри поставил меня в тройку с Кенни Ходжем и Ронни Мерфи – опытным игроком, пару лет назад перешедшим в «Бостон» из «Рейнджерс» (Мерфи перешел в «Бостон» из «Детройта», а еще раньше играл в «Чикаго», и в самом начале карьеры – действительно в «Рейнджерс» – прим. ред.). Ронни же до этого выходил в тройке с Джонни Бьюсиком и Доном МакКенни (МакКенни ушел из «Бостона» за пять с лишним лет до того, как там появился Эспозито – прим. ред.). Он играл на левом краю, и был умным игроком. Но он сводил меня с ума тем, что ему, кажется, было абсолютно наплевать – выигрываем мы или проигрываем. Когда мы проигрывали, он просто говорил: «У нас завтра еще одна игра».
В то время как я, если плохо сыграл, ужасно злился сам на себя. Я ныл, ругался, и как только себя ни называл. Ронни же подходил ко мне и говорил: «Да не переживай ты так, пацан. Послезавтра еще сыграешь». У него было абсолютно пофигистическое отношение. И меня это бесило.
С Ходжи у нас были прекрасные отношения уже давным давно. Я его знал еще по юниорам, когда играл в Сент-Кэтринс. Ему тогда было 15, он на пару лет моложе меня. Он был большим и сильным. Он не всегда проходил в состав, но парнем был хорошим. Его главным недостатком, пожалуй, было то, что стоило сопернику пару раз сказать ему что-нибудь приятное, как Кенни начинал действовать против него помягче. Но если соперник вел себя как скотина и всячески задирался, то Кенни пытался его убить.
Хэрри Синден говорил мне: «Играй прямо перед воротами. Будь на пятаке, а шайбу мы тебе туда доставим. Ты будешь нашим снайпером». Каждый день Мерфи и Кенни отрабатывали передачи на меня, а я тренировался бросать по воротам.
Бобби Орр играл всего второй сезон, и полностью еще не раскрылся. Ему было 19 лет, но совсем скоро он повел команду за собой. В истории был всего лишь еще один 21-летний парень, которому это удалось – Уэйн Грецки. Даже Марио Лемье такое было не по силам. Для этого надо, чтобы тебя окружали выдающиеся игроки, а у Марио таких не было. В «Бостоне» же у Бобби были отменные партнеры.
Бобби был тихим парнем, когда я приехал в Бостон. Он обычно тусовался вместе с нами, пусть даже ему по возрасту еще и нельзя было пить спиртное. Но бармены узнавали его – и наливали. Иногда у него, конечно, требовали документы, и тогда ему приходилось возвращаться в отель. Может быть, иногда барменам казалось, что за ними наблюдает полиция. Не знаю. В общем, иногда, когда его не пускали в бар, мы говорили: «Ну и идите на**й. Не больно-то и хотелось. Мы пойдем куда-нибудь еще». И мы шли куда-нибудь еще.
Помню, в свой первый сезон мы как-то пошли в местечко Campbell’s. Чизи, Бобби и я вышли сцену и спели битловскую «Ob-La-Di, Ob-La-Da». О, мы пели просто ужасно!
Бобби был холост и намного моложе меня, так что за пределами площадки мы не являлись прямо уж лучшими друзьями, зато на льду друг друга прекрасно понимали. Я понимал, в какой хоккей играл Бобби. Я понимал, что он собирается сделать с шайбой, а он точно знал, где я окажусь – особенно это касалось розыгрыша большинства. Была у нас одна комбинация – он замахивался, я проезжал между ним и вратарем, закрывая обзор последнему, и Бобби отправлял шайбу в сетку.
Такого соревновательного духа, как у Бобби, я не видел больше ни у кого. Он ненавидел проигрывать. Господи, как же он ненавидел проигрывать! И если ему не нравилось происходящее на площадке, у него появлялся этот грязный ирландский взгляд, которым он, ей-богу, убить мог. Это был злой взгляд. Бобби мог быть очень злым.
Некоторые игроки «Бостона» жаловались на одно и то же: «Бобби меня ненавидит. Я ему чем-то очень сильно не угодил». И я понимаю, как они себя чувствовали. Бобби был хорошим парнем, но на льду он мог стать резким и беспощадным.
Бобби был еще холост, и во время моего дебютного сезона в «Бостоне» жил с Эдди Джонстоном и Фрости Форристоллом. Иногда к ним заходили женатики. Посидят немного – и пойдут. Но вечеринки они закатывали, поверьте мне, просто дичайшие. Бобби Орр был хорошим человеком, симпатичным парнем, а также отличным игроком, так что он мог затащить в постель кого угодно и когда угодно. До того как он женился, телки выползали из его номера в любое время дня и ночи. А если он был не в настроении, то он мог сказать что-нибудь вроде: «Слушай, трахни лучше моего приятеля, ОК?». И они трахали. Я считал Бобби абсолютно классным парнем.
Он познакомился со своей женой в 1972 году. Когда я ее впервые увидел, подумал: «До чего же красивая женщина!». И еще она была очень милой.
В моем дебютном сезоне за «Бостон» в нападении у нас играли Эдди Уэстфол, Джонни Бьюсик, Джонни МакКензи, Кен Ходж, Фредди Стэнфилд, Эдди Шэк – и не будем забывать про Дерека Сандерсона. Сандерсон был тот еще тип!
«Бостон» выбрал Дерека на самом первом драфте НХЛ. Он был новичком в команде, и его задачей было выходить на меньшинство. Он играл вместе с Эдди Уэстфолом и Уэйном Карлтоном (Карлтон пришел в «Бостон» двумя годами позже Сандерсона, если считать полноценные сезоны, и четырьмя годами позже – если считать вообще все. Сандерсону тогда было уже 23 года, и в каждом из двух предыдущих чемпионатов он набирал под 50 очков – прим. ред.) по прозвищу «Стремительный» (Swoop – прим. пер.), которого мы выменяли из «Торонто». Они были нашей сдерживающей тройкой.
Стэнфилд играл с МакКензи и Бьюсиком, а я – с Томми Уилльямсом и Кенни Ходжем. Вот и весь состав нападения – всего три тройки. У всех была уйма игрового времени, и мне это очень нравилось. В современном хоккее с четырьмя тройками нападения мне было бы некомфортно. И Бобби тоже пришлось бы тяжело.
В сезоне 1967/68 у нас было отличное большинство, равно как и меньшинство. Мы были хорошей, крепкой командой. В обороне играли Бобби Орр, Тед Грин, Дон Ори, Даллас Смит и Гэри Доук, а на воротах был Джерри Чиверс.
Уэйн Кэшмэн приехал в лагерь, но его отправили в фарм после того, как он сломал себе челюсть. У Уэйна срывало башню, если он бухал. И вот он как-то напился у себя в номере на втором этаже и вышел на балкон. Он хотел перепрыгнуть с одного балкона на другой. Не перепрыгнул.
У нас тогда в команде были классные прозвища. Джонни МакКензи был «Пирожок», Бьюсик – «Вождь», а Тедди Грин – «Гринбург». И хотя на самом деле он не был евреем, мы его евреем сделали.
Знаете, почему Джонни МакКензи назвали «Пирожком»? Как мне рассказывали эту историю, дело было на выезде. Команда добиралась поездом, Джонни забрался на верхнюю полку, и оттуда торчала его голая задница – она была абсолютно круглой формы. Ребята из команды посмотрели на нее, заржали и кто-то сказал: «Смотрите, его жопа похожа на пирог!». В этом момент Джонни высунул голову – тоже идеально круглую – и услышал в свой адрес: «Блядь, да у него и рожа на жопу похожа! Такая же круглая, как его задница, похожая на пирог!». С тех пор его только и называли что «Рожа-пирожок» да «Джонни Пирожок».
Помню, мы как-то пошли на рыбалку с Пирожком, Шэки, Вождем и Фредди Стэнфилдом. У нас был выходной, так что мы встали пораньше и отправились за 25 миль от берегов города Глостер (небольшой город в штате Массачусетс, известный своим рыбным промыслом – прим. пер.). Там нас ждал «Идеальный Шторм».
Капитан судна выдал мне розовый поплавок, Фредди дал черный, белый – Пирожку, синий – Бьюсику, а Шэки – желтый. Мы закинули лески в воду, и в ожидании клева сели прибухнуть и сыграть в карты. Довольно быстро мы напились в слюни.
Мы перезакидывали удочки каждые 15 минут, но клева не было часами. Когда начинал дергаться розовый поплавок, это означало, что пришла моя очередь проверить, как у нас обстоят дела. И тут капитан закричал: «Я вижу рыбу!». Я привстал из-за стола, хотя к тому моменту уже был, в общем-то, в мясо. Что ж, поплавок и впрямь нырял и выныривал обратно. Я взял в руки катушку, сел в кресло и стал тянуть. У меня было такое ощущение, что я бревно из воды пытаюсь вытащить – рыба была невероятно тяжелой. Где-то минут через 20 у меня все ладони были в крови, руки болели, а катушка дымилась. Джонни Бьюсик загребал воду из океана и лил ее на катушку и на меня. Я чуть яйца себе не отморозил! Вот клянусь – у меня член скукожился до размера 1/8 сантиметра! И все это время Шэки лил мне в глотку пиво.
В итоге капитан сдал назад, мы выудили рыбу и затащили ее на борт. Это был тунец весом в 700 фунтов (317 кг – прим. пер.).
На следующий день на тренировке у меня все болело так, что я даже руки над головой поднять не мог. Нам не хотелось рассказывать Гэрри и остальным тренерам, что мы ездили на рыбалку, а потому я подъехал к Шэки на тренировке и сказал ему: «Тресни мне по руке. Я ее не чувствую нихуя. Бросать, блядь, вообще не могу».
Шэки треснул мне по руке, и я сделал вид, что мне от него очень сильно досталось, и пошел в раздевалку. Там я рассказал нашему физиотерапевту Дэнни Кэнни, как все было на самом деле. Он сказал: «Хорошо, хорошо. Я тебя выручу». Он пошел к тренерам и объявил им: «У Фила серьезный ушиб. Тренироваться ему сегодня больше нельзя. Мы сделаем все возможное, чтобы он был готов к завтрашней игре».
На следующий день я вышел на лед, и со мной все было в порядке.
Мы потом то же самое провернули, когда Эдди Джонстон подрался в одном лондонском баре и сломал себе руку. Причем драка-то возникла на пустом месте. Я сидел между Кенни Ходжем и Джимми Хэррисоном. Джимми попросил передать ему соль.
– У тебя руки что ли сломаны? Сам возьми, – сказал Ходжи.– Ах ты сука е**ная! – ответил Хэррисон, и швырнул в него солонкой.– Может, прекратите? Хватит! – сказал я Кенни.
Пока я это говорил, Хэррисон двинул мне кулаком по лицу, хотя целился в Ходжа. Ходжи полез заступаться за меня, а Эдди Джонстон стал всех разнимать.
Тут Хэррисон сказал что-то Эдди, на что Эдди ответил «Ах ты скотина!» – и всек ему. Чуть позже он пришел ко мне в номер и сказал, что у него рука опухла.
Тренерам об этом мы говорить не хотели, а потому на следующий день Шэки просто зарядил шайбой в Эдди. Эдди потянулся отбить бросок блином и тут же заорал: «Твою ж мать!». И молча ушел в раздевалку. Ему сделали рентген, и выяснилось, что у него перелом. Тренерам он сказал, что шайба попала ему под блин. Но на самом деле все было совсем не так.
Эдди пропустил около четырех недель. Если бы о настоящей причине травмы узнало руководство, то ему бы не заплатили за этот период. Но вот такая у нас команда была. Мы всегда прикрывали друг друга. И наши физиотерапевты нас прикрывали тоже.
В своем дебютном сезоне в «Бостоне» я стал вторым в лиге по количеству очков, уступив лишь Стэну Миките. Мы завершали регулярный чемпионат в Бостоне, и по окончанию игры я лидировал среди бомбардиров лиги. Но у нас с Чикаго разница во времени час, и матч Стэна еще не завершился. Он в итоге набрал три очка – и потеснил меня с первой строчки. А я бы с удовольствием ту гонку выиграл.
В сезоне 1967/68 «Бостон» завершил регулярный чемпионат на третьем месте, и впервые за девять лет вышел в плей-офф. В первом раунде мы встретились с «Монреалем», и проиграли все четыре матча. Мы просто не могли пробить Гампа Уорсли. Но мы знали, что через год все будет по-другому.
После игр в Монреале мы отправились на автобусе в аэропорт Дорваль. От центрального входа там довольно далеко идти до терминала, откуда вылетают рейсы в Америку. Гэрри Синден остановился попить у фонтанчика. Я тоже хотел попить, и встал за ним. Когда он повернулся ко мне, я сказал:
– Гэрри, если мы продолжим так же прогрессировать и сохраним костяк команды, то через три года выиграем Кубок Стэнли.– Он все ближе и ближе, Фил, – ответил он.
Спортивный директор клуба Томми Джонсон стоял рядом с нами, и добавил:
– Ваши бы слова да богу в уши.
–-
В середине сезона 1967/68 Гэрри Синден отправил в фарм-клуб Ронни Мерфи, и вызвал вместо него Томми Уилльямса, выступавшего на Олимпиаде-60 за сборную США. Уилльямса потом обменяли в «Миннесоту» в конце сезона 1968/69, а Синден заменил его Уэйном Кэшмэном.
Не знаю, почему Хэрри его поставил ко мне в тройку. У Уэйна был правый хват, и по юниорам он играл на правом краю. Но Кэш так здорово боролся в углах площадки, и так здорово действовал в подыгрыше, что мог играть на любом краю.
Уэйн всегда мне говорил: «Забрось шайбу мне в угол, а сам ху**ь на пятак». А я отвечал: «Я буду там, Уэйн. Даже не переживай».
С одного края у меня был Уэйн, с другого – Ходжи, и моя задача заключалась в том, чтобы доехать до «усов» и встать напротив ворот. Они пасовали на меня, а я переправлял шайбу в сетку.
Наша команда прибавила еще и потому, что прибавил Бобби Орр. К сезону 1968/69 Бобби превратился в самого доминирующего защитника за всю историю хоккея. Он в каждом матче играл по 35-40 минут. А когда мы с Бобби выходили на лед вместе, я подстраивался под его игру.
Обычно я сам тащил шайбу в атаку. Когда у меня в обороне играли Донни Ори и Тедди Грин, я заезжал в нашу зону и начинал раскат оттуда. Но когда на льду находился Бобби, он сам хотел разгонять атаку, и я ему не мешал. Не думаю, что кто-нибудь вообще заметил эту особенность: когда у меня в обороне был Бобби Орр, мне не надо было закатываться так далеко.
Боб был великолепен. Господь дал ему талант, но через несколько лет его колену пришел конец. Это было очень обидно. В те времена никто не делал артроскопию коленных суставов, как сейчас.
–-
Моя вторая дочь родилась именно в ходе того сезона – 12 февраля 1969 года. Я был на выезде, когда Линда рожала. Когда я позвонил в больницу, Линда сказала, что назвала нашу дочь Кэрри Линн. Несколько дней спустя мы вернулись в Бостон, я заехал в госпиталь, забрал жену с дочкой и отвез их к нам домой в городок Брейнтри. Гэрри Синден обещал помочь мне найти хорошее жилье, и он сдержал свое слово. Он обменял Дона МакКенни в «Торонто» и договорился, чтобы я арендовал домик МакКенни на сезон (как уже отмечалось выше, МакКенни ушел из «Бостона» более чем за пять лет до появления там Эспозито. А к февралю 1969 уже почти год как вообще завершил карьеру. Вероятно, Фил путает с ним какого-то другого хоккеиста. Ну и, конечно же, менял хоккеистов не Синден, а Шмидт. Он же, как мы помним из предыдущей главы, обещал Филу помочь с поисками жилья – прим. ред).
В сезоне 1968/69 я набрал более сотни очков. И приписываю этот успех во многом своему умению правильно занять позицию. Вся суть нападения – как, собственно, и суть обороны – заключается в выборе позиции. А тренеры-мудаки теперь в это не верят. Вся суть состоит в том, чтобы занять правильную позицию в расчете на своих партнеров, которые должны доставить тебе шайбу. Люди часто говорят: «Да он только и делает, что весь мусор собирает!». Знаете, а я вот забил кучу голов с пятака. Просто потому, что грамотно выбирал позицию. И горжусь этим. Я забивал, но мог и в обороне отработать, если нужно. Зачастую в этом даже не было никакой необходимости. Если ты контролируешь шайбу, то тебе не надо играть в обороне. Что тут непонятного?
Современные тренеры постоянно говорят: «Главное – это оборона. Оборона – это главное». Да почему? Зачем брать здорового мужика типа меня и превращать его в специалиста по обороне? Чтобы тренер потешил свое самолюбие? Потому что тренер лучше проиграет 0:1 чем 1:5? Чушь какая-то. Проиграл – так проиграл. Какая кому на**й разница – с каким счетом?
В сезоне 1968/69 я забросил 49 шайб и набрал 126 очков. Я набрал сотое очко в Бостоне, когда мы играли против «Питтсбурга», ворота которого защищал Джо Дэйли. Никто раньше не набирал 100 очков за регулярный чемпионат. Рекорд на тот момент принадлежал Бобби Халлу, набравшему 98 очков в сезоне 1961/62. В том году он забросил 50 шайб и отдал 48 результативных передач.
Мы играли в меньшинстве, я получил передачу от Бобби Орра, накрутил пару защитников, уложил вратаря, и отправил шайбу в сетку. Бостонская арена скандировала: «Эспо! Эспо! Эспо!». Скандирование долго не унималось. Я в жизни такого шума не слышал. Это было что-то с чем-то. До сих пор испытываю те же эмоции, когда рассказываю об этом. Этот момент не попал на пленку. 38-й бостонский канал не снимал тот матч. Наши игры по телевидению в те времена комментировал Дон Ерл, а на радиостанции WBZ комментировал Боб Уилсон.
Согласно контракту мне полагался большой бонус, если я заброшу 50 шайб за сезон. Мне причиталось 10 000 долларов – почти второй оклад. Я очень хотел получить эти деньги, и я их заслужил. Я ведь забил 50-й гол в домашнем матче против «Рейнджерс». Судья за воротами зажег лампу, но судья Верн Баффи не засчитал гол, сказав, что шайба не пересекла линию ворот. Мне нравился Верн, но в тот день я обложил его трехэтажным матом. Я и без того был достаточно яркой личностью, но еще и на публику играл, конечно. Я всегда считал себя сотрудником сферы развлечений – равно как и хоккеистом. Мне хотелось, чтобы все фанаты говорили: «За этим Филом Эспозито невероятно интересно наблюдать».
В тот сезон я впервые в карьере выиграл гонку бомбардиров – первую из шести подряд (не совсем так: в следующем году лучшим бомбардиром был Бобби Орр, после чего Фил добился этого еще четыре раза кряду – прим. ред.). Ко мне приклеилось определение «Хоккейный Бэйб Рут» (легенда бейсбола, – прим. пер.) по двум причинам. Говорили, что у меня такое же строение тела, как у него; но кроме того, я стал первым игроком, который набрал 100 очков, а он был первым, кто набрал 60 хоум-ранов за сезон.
Вскоре после окончания сезона владелец «Бостона» Уэстон Эдамс-старший вызвал меня к себе в офис. Мистер Эдамс принадлежал категории людей, которые из-за копейки удавятся. Он приходил на наши тренировки в Гарварде, одетый в старое коричневое пальто и старую коричневую шляпу. Но он искренне любил свою команду, и игроки это знали.
Мне было интересно, зачем он меня вызвал. Я забросил лишь 49 шайб, так что понимал, что бонус в 10 000 мне не светит. А бонус за 100 очков в моем контракте не предусматривался.
Я пришел к нему в офис и он сказал: «Я хочу для тебя кое-что сделать. Я дам тебе десятитысячный бонус. Иначе твой труд не был бы оплачен по достоинству». С этими словами он протянул мне чек. Это были очень серьезные деньги. Я впервые в жизни мог позволить себе не работать летом на своего дядю.
В сезоне 1968/69 мы сыграли десять матчей в плей-офф. Да, «Бостон» вылетел, но я забросил восемь шайб, отдал десять результативных передач и набрал 18 очков. Я стал лучшим бомбардиром плей-офф, но мы так и не взяли Кубок Стэнли.
«ГРОМ И МОЛНИЯ: Хоккейные мемуары без п***ы». Предисловие
«Меня на больничной кровати покатили по улице в бар Бобби Орра». Вступление
«Отец зашвырнул вилку прямо в лоб Тони, и она воткнулась». Первая глава
«Нашей школе не нужно всякое хоккейное отребье». Третья глава
«Фил, у меня проблемы: я поцеловался взасос – и теперь девушка беременна». Четвертая глава
«Я крикнул Горди Хоу: «А ведь был моим кумиром, сука ты е***ая». Пятая глава
«Мы потрясающая команда, династия могла бы получиться, но вы двое все похерите!». Шестая глава
«Как бы ты себя почувствовал, если б 15 тысяч человек назвали тебя ху***сом?». Седьмая глава
Ахаха, просто прекрасно. :D Спасибо за перевод!