«Я крикнул Горди Хоу: «А ведь был моим кумиром, сука ты е***ая». Пятая глава автобиографии Эспозито
Мы с Линдой поженились 29 августа 1962 года. Свадьбу я толком не помню, потому что был в говно. Джерри Бомбакко и мой брат были в таком же состоянии. Накануне ночью мы устроили мальчишник у нас дома. Мы бухали и стреляли. Никаких девчонок с нами не было. Набухались мы просто адово. Перед самой церемонией я так сильно порезал себе горло, когда брился, что хоть швы накладывай. У меня все лицо было в туалетной бумаге из-за порезов.
Я никогда не задавался вопросом по поводу женитьбы. Я считал, что все сделал правильно, когда увидел Линду в свадебном платье. Он была маленькой, безумно милой и очень красивой девушкой с карими глазами. Я смотрел на нее и думал только о том, какая она красивая.
Летом 1962 года меня пригласили на предсезонные сборы в «Чикаго». Линда осталась в Су-Сент-Мари. Предсезонка у Билли Рэя была очень серьезной и тяжелой. В двусторонках мы выкладывались по полной, но удовольствия от игры никто не получал. Игроки постарше не заставили меня почувствовать себя частью команды.
С Бобби Халлом у меня были нормальные отношения. То же самое могу сказать про Муса Васко. Наш вратарь Гленн Холл со мной просто не разговаривал. Стэн Микита – центральный нападающий, который здорово действовал на вбрасываниях и прекрасно раздавал передачи, вообще относился ко мне недружелюбно. Стэн, кстати, был одним из первых игроков, который стал выступать в шлеме. Он носил шлем модели Northland Pro, который больше походил на шлем для американского футбола.
Когда я только познакомился со Стэном, он был эдаким гаденышем, который никому ни в чем не собирался уступать. Его мудохали каждый раз, когда он ввязывался в драку. Он всегда был на взводе – как на льду, так и за его пределами. Он как бы давал понять, что превосходит тебя. А когда люди поступают со мной так, я обычно пытаюсь доказать им обратное. Стэн до сих пор себя так ведет, когда мы с ним видимся на разных турнирах по гольфу. Чуть позже в своей карьере он изменил свою игру таким образом, что даже выиграл как-то «Леди Бинг Трофи», вручаемый джентльмену на льду. Но когда я только появился в команде, Микита относился ко мне довольно скверно, равно как и Пьер Пилот. Билли Хэй вел себя так, будто я приехал у него рабочее место отбирать. На тренировках он то и дело лупил мне клюшкой по ногам. Но иного и не стоило ожидать. Сладкой жизни у новичков не бывает. Приходится доказывать.
–-
Я прошел предсезонные сборы с «Чикаго» и даже сыграл пару выставочных матчей, но меня все же отправили в фарм-клуб. Сезон 1963/64 предстояло начать в Сент-Луисе, где меня и встретила Линда.
В том году меня и Бум-Бум Карона было не удержать. 16 января 1964 года нас «подняли» в «Чикаго». На тот момент мой отрыв в гонке бомбардиров был настолько велик, что даже пропустив 38 матчей, я все равно финишировал третьим с 26 голами, 54 передачами и 80 очками. Бум-Бум завершил сезон на первом месте с 77 голами, 48 передачами и 125 очками.
Хорошо помню свой последний матч за «Сент-Луис». Мы играли против «Сент-Пола». Даг Харви был тогда играющим тренером «Файтинг Сэйнтс». Я стоял перед воротами и ждал передачи, как вдруг Харви выбил из-под меня опорную ногу и сказал: «Добро пожаловать в профессиональный хоккей, пацан». В следующей смене я выиграл у него единоборство и забил гол, после чего бросил ему: «Добро пожаловать в младшие лиги, Даг». Его карьера уже близилась к завершению, и я считал, что весьма остроумно пошутил.
В третьем периоде я подрался с Трэйси Прэттом. Нас разнимали, но мы не останавливались, и в итоге нас обоих удалили до конца встречи. Я сидел в раздевалке, и услышал, как диктор объявил по арене: «Врача убедительно просят пройти в раздевалку команды «Сент-Пол». Потом выяснилось, что я сломал Прэтту нос и челюсть. Он мне поставил пару фингалов, но мне это казалось неплохим разменом.
Тем же вечером Гас Кайл вызвал меня к себе в номер около половины первого ночи.
– «Чикаго» поднимает тебя на завтрашний матч с «Монреалем», – сказал он.– Ого! Сыграю за «Чикаго» в Монреале.– Да. Мы уже взяли тебе билет на самолет. Вылетаешь завтра утром.
В «Чикаго» меня подняли за 27 игр до конца регулярного чемпионата, поэтому мы решили с Линдой, что она поедет домой в Су-Сент-Мари.
Я позвонил ребятам из команды и рассказал, что улетаю утром. Это был мой первый полет. Ко мне подходили человек пять, и каждый из них сказал одно и то же: «Садись в самый конец, вот прям на самый последний ряд у окна. Сиди там в углу и застегни ремень потуже».
В те времена мы летали на самолетах модели DC-9S. И те, кто сидел в хвосте, чувствовали вибрацию. Буквально каждую воздушную ямку чувствовали. Но я-то этого тогда не знал. Поэтому я как балбес попросил место как можно ближе к хвосту. Меня посадили у окна в последнем ряду. Когда самолет взлетел, я только и слышал, что шум мотора – и все это под бесконечную вибрацию! Я до смерти испугался. Между мной и проходом спокойно спали два человека, так что я даже в туалет сходить не мог. Поэтому я просто сидел и проклинал своих партнеров по команде – понятное дело, что мне досталось наихудшее место в самолете. Я нервничал и испытывал клаустрофобию. Я даже не знал, что там можно кондиционер включить. Это было одно из самых худших путешествий в моей жизни. Когда мы сели в Монреале, я стремглав понесся в туалет. И отливал там минуты две.
Потом я встретился со своими новыми партнерами по «Чикаго», и рассказал им о том, как долетел. На что Бобби Халл сказал: «Мда, Фил, знатно они тебя нае**ли».
С тех пор я никогда не сажусь у окна. Когда мы летали с Бобби Халлом, он всегда садился посередине и уступал мне место у прохода. Если же мы ехали на поезде, то он уступал мне нижнюю полку, а сам забирался на верхнюю. «Мне плевать. Я где угодно усну», – говорил он.
Когда меня подняли в «Чикаго», Меррея Холла опустили в «Сент-Луис». И его седьмой номер перешел мне по наследству. В раздевалке «Чикаго» меня посадили между Бобби Халлом и Чико Маки.
В своей первой игре, против «Монреаля», я сидел на скамейке до самого конца третьего периода. Но потом Чико выписали 10-минутный штраф (это произошло в середине второго периода – прим. ред.). Тогда Билли Рэй выпустил меня на лед, и я играл в центре минуты три или четыре.
Наш следующий матч был против «Детройта» на стадионе «Олимпия» (после «Монреаля» «Чикаго» встретился с «Рейнджерс», «Торонто», «Бостоном», и только потом с «Детройтом» – прим. ред.). В те времена раскатки были короткие. Оделся, вышел на лед, бросил пару раз вратарю, развернулся – вот тебе уже и стартовое вбрасывание. А не так, как они сейчас катаются по 20 минут.
И снова в первых двух периодах я вообще не играл; сидел на скамейке. Ботинки я носил 47 размера, а коньки – 45-го. Ноги у меня ужас как болели, и поэтому я сидел на скамейке с незавязанными шнурками. И тут в середине третьего периода Рэй как заорет внезапно:
– Эспозито, выходи на смену с Халлом и Флемингом. Но на точку встанет Халл.– Кто? Я?!– Да, ты.
Я наспех завязал шнурки и вышел на лед.
– Билли сказал, чтоб ты встал на вбрасывание, – сказал я Бобби.
Я занял свою позицию – напротив меня стоял Горди Хоу. И Бобби крикнул мне:
– Держишь этого старпера?– Держу, держу! – ответил я, и Бобби улыбнулся.
Я огляделся вокруг. На льду были будущий член Зала славы Билл Гэдсби, будущий член Зала славы Алекс Дельвеккио, будущий член Зала славы Тед Линдсэй (Эспозито путает: в сезоне 1963/64 Линдсэй уже четыре года как завершил карьеру. А вот годом позже он вернулся в хоккей на еще один сезон – прим.ред.), одни ворота защищал будущий член Зала славы Глен Холл, а противостоял ему будущий член Зала славы Терри Савчак. Еще там был будущий член Зала славы Пьер Пилот, Мус Васко и будущий член Зала славы Бобби Халл. Я откатился чуть назад и выдохнул. Я очень нервничал.
Судья ввел шайбу в игру, и Горди Хоу сразу зарядил мне локтем в область рта – прямо между носом и верхней губой. У меня до сих пор шрам остался. Я почувствовал, как у меня пошла кровь, и увидел звезды. Я закинул голову назад, потому что на глаза наворачивались слезы, и зарядил ему клюшкой. В те времена мы били не по голове, а по бедрам. Вот я и зарядил ему туда. Причем хорошо так зарядил. Подкатил линейный арбитр, встал между нами и зарычал на Хоу: «Засранец ты старый, говна кусок!». Я кровоточил, как фонтан. В те времена швы накладывали только после игры. Мне в итоге наложили шесть швов.
Нас вместе с Горди отправили на скамейку штрафников. Тогда между игроками в штрафном боксе всегда сидел либо полицейский, либо сотрудник арены, и представитель команды соперника, не знаю уж кто он там по должности. Я зашел туда первым, поскольку мы играли на выезде. Взял полотенце и прижал его ко рту, пытаясь остановить кровотечение. Горди сел чуть подальше. Я нагнулся, чтобы полицейский не загораживал меня, и крикнул ему:
– А ты ведь был моим кумиром, сука ты е***ая!– Че ты сказал, макаронник? – повернулся он ко мне.– Ничего, мистер Хоу. Абсолютно ничего.
(Красивая, но – байка. Если что-то подобное между Эспозито и Хоу произошло, то не в этой игре. А если в этой – то не на скамейке штрафников. Так как ни Горди, ни Фил в том матче удалений не зарабатывали. Кроме того, свою первую шайбу Эспозито забросил во втором периоде, так что с тем, что он полировал лавку два с половиной периода, он тоже преувеличивает. Ну и, раз уж на то пошло, эту шайбу, описываемую двумя абзацами ниже, он забросил с передачи Флеминга и Васко; Халл в ассистентах там не значится – прим. ред.)
Следующим летом мы сидели с Горди, свесив ноги со сцены одного банкетного зала на Острове принца Эдварда (Prince Edward Island – одна из провинций Канады, прим. пер.), и он сказал, что если б я ему тогда не ответил так, как я ответил, он бы не давал мне спуску всю свою – или мою – оставшуюся карьеру. Он признался, что так проверял всех новичков. «Ты мне ответил, – сказал он. – Ты огрызнулся. И после этого, если ты заметил, я оставил тебя в покое». Что, конечно, было не совсем так. Потом он еще добавил, что был потрясен до глубины души, когда я назвал его своим кумиром, и не знал, что на это ответить.
В том же матче я забросил свою первую шайбу. С первых дней, как только начал играть в хоккей, я всегда во время раскатки изучал вратаря соперника, пытаясь вычислить его уязвимые места – так же, как вратари изучают полевых игроков. Тогда в лиге было всего шесть команд, так что если быть внимательным, то можно подметить определенные тенденции у каждого вратаря. Я заметил, что у Терри была привычка присаживаться на правое колено, когда соперник выкатывался на него один, или если он не знал, куда тот будет бросать.
Я играл в тройке с Реджи Флемингом и Бобби Халлом. Бобби получил шайбу в центральном круге вбрасывания и отдал пас вперед на меня. Я вырвался к воротам, приглядываясь к Савчаку. И как только он присел на правое колено, вонзил шайбу в верхний угол над его правым плечом. Это был мой первый гол в НХЛ.
Первый гол запоминается на всю жизнь. Много лет спустя я работал экспертом на матче «Рейнджерс», когда Рейо Руотсалайнен забросил свою первую шайбу. Сэм Роузен, с которым мы комментировали тот матч, сказал тогда: «Про него говорят, что это будущий Бобби Орр». На что я ответил: «Ага, Сэм, конечно. У них из общего, блин, только две руки, две ноги и башка». В общем, Руотсалайнен забросил свою первую шайбу, и Сэм ее объявил. Я сказал:
– Сэм, он никогда и ни при каких обстоятельствах не забудет этот гол. Он пронесет это воспоминание через всю свою жизнь.
Сэм прокомментировал эту шайбу, а я повторил еще раз:
– Поверить в это не могу. Он никогда не забудет этот гол. Он будет помнить его всю свою жизнь.
Сэм все равно так и не понял, на что я намекал. Игра возобновилась. И вот еще один свисток, и я повторяю в очередной раз:
– Руотсалайнен забросил свою первую шайбу в НХЛ. Он никогда этого не забудет, Сэм.
И тут, наконец, до Сэма дошло.
– Кстати говоря, Фил, а где ты забросил свою первую шайбу в НХЛ? – спросил он.– Не помню, – ответил я.
Сэм чуть на пол не упал со смеху.
В своем первом сезоне в «Чикаго» я забросил три шайбы, но выходил при этом лишь на одну смену за игру. Вышел на лед – это считается за полный матч. Так что всего у меня набралось 27 матчей. Если б сыграл на два меньше – на следующий год все еще считался бы новичком лиги, и мог бороться за «Колдер Трофи». По окончании сезона Бобби Халл сказал: «Они специально дали тебе сыграть эти пару матчей». Я спросил, что он имеет ввиду. Он ответил: «В следующем сезоне, если будешь хорошо играть, мог бы претендовать на «Колдер Трофи». А теперь уже не можешь».
Я убежден, что генеральный менеджер Томми Айвэн и тренер Билли Рэй специально это сделали, чтобы перестраховаться, и не платить предусмотренный в моем контракте бонус в 2 500 долларов за «Колдер Трофи».
В следующем сезоне я забросил 23 шайбы. Всего у меня было 55 очков – десятый показатель во всей лиге. Колдер Трофи в итоге выиграл Роже Крозье, но я считаю, что вполне мог бы составить ему конкуренцию. У нас в «Сент-Луисе» Роже был вторым вратарем, а в «Чикаго» тогда играл Глен Холл, и заменить Холла не мог никто. И в конце концов Роже обменяли в «Детройт».
Свой первый сезон я прожил неподалеку от Денниса Халла и Дага Джерретта на улице Вулф в городе Хиллсайд, штат Иллинойс. После тренировок мы обычно шли в бар «Док Стимакс», располагавшийся в паре шагов от моей квартиры, и пили там пиво с куриными крыльями. Заправившись пивом, мы обычно шли к кому-нибудь из нас смотреть «Three Stooges» (комедийное шоу, популярное в середине 20 века, в русском прокате «Три балбеса» – прим. пер.). Мы ели попкорн, смотрели телевизор, а потом они расходились по домам, чтобы поужинать с женами. После ужина мы порой снова собирались в баре.
С Деннисом Халлом, младшим братом Бобби, я вообще проводил много времени. Деннис был классным парнем. Он и с головой дружил, и обладал отменным чувством юмора. Его жена была его главной публикой. Однажды мы пошли к Деннису на рождественскую вечеринку, и упились в дрова. Через некоторое время его жена сказала: «Деннис, ты скотина. Я пошла, а ты оставайся». В тот день был сильный снегопад, и Деннис сказал мне: «Давай возьмемся за бампер ее машины, когда она будет уезжать, и прокатимся, как на лыжах». Как только его жена села в автомобиль, Деннис схватился за бампер и приготовился катиться по снегу, используя ботинки вместо лыж. Однако вместо того чтобы поехать вперед, жена стала сдавать назад – и Денниса потащило под машину. Увидев это, я закричал ей, чтобы она дала по тормозам. Еще секунда, и она бы его задавила. Она вылезла из авто и помогла его вытащить. «Садись в машину, придурок!», – крикнула она. Деннису повезло, что он остался в живых.
Я многому научился в дебютном сезоне. Побывал во многих городах, где раньше не был. Например, одну выставочную встречу мы проводили в Лос-Анджелесе. Они тогда еще в WHL играли. За них в то время играл этот психопат Хауи Янг. Так вот, в том матче в меня въехал своей жирной задницей Дагги Джарретт, и мне свело ногу так, что хоть кричи. В те времена у нас не было защиты на бедрах, как сейчас. У нас тогда было лишь тонкое нейлоновое покрытие спереди, а сзади вообще ничего не было. В общем, мне свело ногу, но я не стал говорить об этом нашему тренеру Билли Рэю.
Мачеха Бобби Халла жила в Малибу Бич неподалеку от Дорис Дэй, и Бобби позвал меня с собой. Мне было 20 лет, а Бобби – 24. Мы отправились на пляж, и я решил искупаться. Бедро к тому моменту у меня уже было черно-синего цвета. И ужасно болело.
Затем мы отправились на киностудию «Парамаунт» на съемки сериала «Bewitched» (в российском прокате «Моя жена меня приворожила», – прим. пер.). Там я встретил девушку по имени Лиза Шарф. И, боже, какая же она была красавица! «Ты даже не представляешь, как бы я ей вдул, братан!», – сказал я Бобби.
Я поболтал с Лизой Шарф где-то полчаса, и попытался пригласить ее на ужин. Она не соглашалась. Денег у меня не было. Одет я был в клетчатые брюки. Да к тому же еще и с щетиной, потому что за день до этого мы кутили, и утром я не стал бриться. Ко всему прочему, я еще и хромал.
И тут вдруг из ниоткуда ко мне подошла Элизабет Монтгомери. Она была одета в легкое неглиже для съемок. Элизабет была высокой и красивой. Она как будто вся светилась. Она была просто восхитительной женщиной. Я годами смотрел «Bewitched», потому что она меня заводила; да и до сих пор смотрю этот сериал в повторе.
Вернувшись в гостиничный номер, я понял, что моя нога еле ходит. Я сказал:
– Бл**ь, Бобби, я ногу даже согнуть не могу. Как я буду играть?– Так позвони Билли Рэю и скажи, что не сможешь играть.– Не хочу.
Мы выпили по паре пива, поболтали.
– Фил, ты должен позвонить ему.
В общем, я подошел к телефону, набрал Рэю и сказал ему:
– Билл, привет, это Фил Эспозито. У меня тут не нога, а п***ец!
Услышав это, Бобби заржал. И заржал он так, что даже меня заразил.
– Что у вас там происходит? – спросил Рэй.– Бобби ржет надо мной, потому что я ногой пошевелить не могу. Билли, я не смогу сыграть.
Бобби все это время ржал без остановки.
– Вы бухие что ли?– Нет, не бухие. Богом клянусь, у меня нога не шевелится.– Тогда я тебя отправлю обратно в Чикаго.– Не-не-не-не, не надо. Все не так страшно. Бывало и хуже. Я постараюсь сыграть.– Хорошо.
Я положил трубку. Бобби все еще стоял на четвереньках, уткнувшись головой в кровать, и умирал со смеху.
– Вот че ты ржешь? – спросил я его.– «У меня тут не нога, а п***ец»! Или как ты там сказал?– Ну а что мне еще было говорить?
И по сей день, когда мы встречаемся с Бобби, он встречает меня фразой: «У меня тут не нога, а п***ец».
По возвращении в Чикаго после выезда меня положили в больницу, потому что с такой травмой вообще не стоило играть. Но Билли Рэй сказал, что в противном случае он отправит меня в Чикаго, так что играть пришлось. В результате у меня в ноге стал образовываться депозит кальция, так что в больнице мне пришлось провести немало времени.
–-
Все знают, что у Бобби Халла был самый мощный щелчок в истории хоккея. А ведь как-то раз Бобби зарядил этим своим щелчком мне в задницу. У нас с ним была заготовленная комбинация для вбрасывания. Несмотря на то, что у него был левый хват, он все равно вставал на вбрасываниях под мою левую руку, справа от вратаря – чтоб я отбрасывал ему шайбу «с лопаты». Он бросал очень быстро. Моей задачей было выиграть вбрасывание и катить на ворота. В тот раз я так и сделал, и он засветил мне прямо в левую ягодицу. К счастью, шайба попала в меня плашмя, а не ребром. Я вам даже не могу описать, насколько это больно! Доктор потом сказал, что если бы шайба прилетела ребром, она бы мне всю бедренную кость разнесла.
Я покатил обратно к скамейке и присел. Я сел всем телом на правую ягодицу, подвесив левую в воздухе.
– Твою мать, как же больно! – кричал я.– Что мы можем для тебя сделать? – спросил наш физиотерапевт Ник Гэрен.– Не знаю, что вы можете сделать, но мне ужасно больно.
Через некоторое время боль поутихла, и я вернулся на лед. После игры я с трудом присел, чтобы снять коньки. Я разделся и пошел в душ через небольшую комнату с зеркалами. И тут партнеры стали смеяться.
– Чего это вы? – спросил я.
– А ты сам посмотри! – сказали они.
Я посмотрел в зеркало на свою левую ягодицу и увидел там нечёткий отпечаток логотипа «Блэкхокс».
На следующий день у меня появился огромный синяк от левого колена и почти до бедра. Дело было настолько плохо, что пришлось иголкой кровь спускать.
«ГРОМ И МОЛНИЯ: Хоккейные мемуары без п***ы». Предисловие
«Меня на больничной кровати покатили по улице в бар Бобби Орра». Вступление
«Отец зашвырнул вилку прямо в лоб Тони, и она воткнулась». Первая глава
«Нашей школе не нужно всякое хоккейное отребье». Третья глава
«Фил, у меня проблемы: я поцеловался взасос – и теперь девушка беременна». Четвертая глава
Фото: sports.mearsonlineauctions.com; en.wikipedia.org/Ralston-Purina Company (2,3); Gettyimages.ru/Bruce Bennett Studios; en.wikipedia.org/Chicago Blackhawks/National Hockey League, Milburn McCarty Associates-publicity agency
Правила у них тут только для рядовых пользователей))
Интересно тоже придумал🤔