«Ягр достал из бумажника маленькую фотографию Рональда Рейгана». Рассказ Майка Лэнджа о работе в «Пингвинз»
На протяжении 5 лет первой половины 90-х я сидел рядом с Яромиром Ягром и его великолепной шевелюрой в командном автобусе «Питтсбург Пингвинз». Я работал радиокомментатором, а Яромир только приехал в Штаты из Чехословакии, чтобы играть за «Пэнс». Он все еще был тинэйджером на тот момент и плохо говорил по-английски. До сих пор помню случай в один из первых дней, когда мы сидели вместе в автобусе, он пристально посмотрел на меня, как будто хотел что-то сказать. И тут паренек достал свой бумажник. Я не сразу понял, что происходит. Может, он хочет показать, как выглядят чешские деньги, думал я, или достает какую-то семейную фотокарточку? Ни то, ни другое. Оказалось, что Ягр хочет показать мне маленькую фотографию Рональда Рейгана, которую он там прятал. В тот момент мы не могли завязать полноценного разговора, так что он просто вытащил это фото, кивал головой и поднимал большие пальцы вверх, широко улыбаясь.
Коммунисты взяли верх в Чехословакии в 1948 году, Ягс хорошо знал историю о том, как партия реквизировала земли его деда, арестовав прежнего владельца за отказ работать в государственном колхозе. А потом случилось вторжение войск Советского Союза в 1968 году, за несколько лет до рождения Яромира. Так что он действительно любил Рейгана за его жесткую и бескомпромиссную линию по отношению к Советам в 80-х. Парень просто расплывался в улыбке каждый раз, когда упоминали Ронни. И он был так рад находиться здесь и жить своей мечтой. С первого дня он полюбил буквально все в этой стране. Все было именно так – и это было частью того, кем он являлся с той самой секунды, когда я его встретил.
Другая черта, которую я тогда заметил в Яромире, заключалась в том, что он очень умен. Большинство не думают об уме, когда речь заходит о Ягсе, но я сразу понял, что он очень, очень сообразительный парень. Он был мастером наблюдать за людьми, и слушать, и учиться на основании того, что видел. Когда он обнаружил, что я известен набором запоминающихся фраз, которые выкрикиваю после голов, то, зацепившись за одну из самых популярных, стал звать меня: «Майкл, Майкл – Мотосайкл», или коротко «Мотоцикл». Когда бы он ни натыкался на меня на арене, он всякий раз весело повторял: «Мотосайкл! Майкл – Мотосайкл!»
Ягс выучил английский без всяких трудностей, и наша дружба только крепла. Однажды в автобусе он повернулся ко мне со своей неповторимой улыбкой на лице, как будто хотел поделиться со мной секретом. «Есть идея», – сказал он с огоньком в глазах. Он спросил, может ли предложить мне свою собственную крылатую фразу, которую я буду использовать в работе на играх. Конечно, я согласился. Я протянул ему листок бумаги, и мы вместе работали, перелагая его идеи и так и сяк на смеси чешского, английского и языка картинок. И знаете, что он придумал?
…Хотя подождите.
Шестнадцатью годами ранее того, как я подружился с Ягсом, я впервые сошел с самолета в Питтсбурге и вдохнул этот запах… такой запах. В августе 1974 года я прилетел ночным рейсом из Сан-Диего на самолете тогда еще действовавшей компании «Алледжени Эйрлайнс». В те дни выходы во многих аэропортах были расположены не так, как теперь. Так что, как только самолет приземлялся и отрывал двери, вы делали несколько шагов и сразу оказывались под отрытым небом.
Я до сих пор помню тот самый момент, когда сошел с этого самолета в Питтсбурге. Я был так взволнован. В то время я работал на играх команды Западной хоккейной лиги «Сан-Диего Галлс». Однако в 74-ом стартовала ВХЛ, и наша лига прекратила существование, внезапно я оказался без работы. «Пингвинз» согласились дать мне шанс, и я не мог себе позволить его упустить. Сходя с самолета, я чувствовал, как мурашки пробегают по коже. Я сделал глубокий вдох и почувствовал этот запах… неодолимый запах. Откровенно говоря, он был просто ужасен. В тот момент я подумал: «Зачем ты сюда приехал, Майк?» В первые секунды я просто хотел развернуться и уйти обратно в самолет. «Что, черт возьми, может так вонять?»
Как оказалось, это сера на сталелитейных заводах. Когда вы живете в таком месте постоянно, это ощущается не так сильно. Но, если вы сталкиваетесь с этим запахом впервые, он бьет, словно правый хук – именно то, что я почувствовал тогда. Тем не менее, я не собирался убегать обратно в Калифорнию, испугавшись какого-то запаха. Все же «Пингвины» и город Питтсбург бросили мне спасательный круг: тогда я был готов рассылать свои записи каждой команде, готовой оценить мою работу. Так уж вышло, что «Пэнс» открыли для меня свои двери. И, о Боже, позвольте мне сказать: «Самое время ворваться в Питтсбург!»
Моим первым сезоном с командой был сезон 1974-1975, тот самый год, когда «Стилерс» выиграли свой первый Супербоул. В скором времени я уже был по уши влюблен в этот город. Все эти мосты стоят того, чтобы их увидеть. А буквально в каждом дворе были свои уникальные личности, интереснейшие люди. К тому же, вскоре после приезда, я открыл для себя тот факт, что бары здесь, вообще-то, продолжают работать даже после двух часов ночи. Сейчас уже такого нет, но в те дни, когда смены рабочих заводов поддерживали круглосуточную работу, подобное было в порядке вещей. Для меня это было в новинку. Откровенно говоря, все в Питтсбрге было в новинку. Но больше всего, конечно, люди, которые просто влюбили меня в этот город. Тогда, в самом начале, именно питтсбургцы вдохновили меня добавить немного творчества к моим репортажам.
Знаете, свой особый интерес к хлестким фразам я вынес из репортажей великого спортивного комментатора Эла МакКоя. Я пару раз использовал его «Гигантские шары огня» как дань уважения большому таланту. Но однажды, в одну из тех ночей, когда я сидел в баре, размышляя о своей работе, случилось то, что изменило все. Вошел какой-то парень, должен сказать, это был еще тот персонаж. Подойдя к стойке, он указал на сидящего рядом джентльмена и сказал бармену: «Поставь Сэму выпивку… и его собаке тоже одну». Я услышал это и просто загорелся, я спросил у него: «Можешь сделать мне одолжение? Повтори то, что ты сказал только что». Он весело прокричал: «Купи Сэму выпивку, и его собаке тоже одну!» Что-то в этой фразе цепляло, что-то типично питтсбургское. И я подумал: «Хорошо, что-то в этом есть». И записал высказывание на салфетке. Спустя пару дней, Питтсбург забил важный гол, арена просто взорвалась криком болельщиков, и это как-то само собой вылетело из меня:
– О-о-о, Купите Сэму выпивку, и его собаке тоже одну.
И знаете что произошло? Ничего, в первый раз это не выстрелило. Это был провал, никто не мог понять, к чему это было сказало. Но я продолжал слушать, я впитывал все эти выражения, шутки. Помните телешоу «Дети говорят дико смешные вещи»? Что ж, нужно сказать, взрослые тоже иногда так делают. Так что я просто повторяю все эти невероятные фразы, которые слышу.
«Поберегись, Лоретта!» – еще одна, слышанная в баре.
«Он лупит его как арендованного мула!» – от биржевого маклера.
«Кухня закрыта!» – официантка.
Спустя несколько сезонов, все эти фразы действительно стали популярны. Я даже попал в телевизор по такому поводу, так что люди начали узнавать меня и подходи прямо на улице со своими предложениями. Это добавляло немного веселья, позволяло сделать игры более интересными в те скудные на результат годы, когда команда не вылезала из подвала турнирной таблицы.
А потом, в 1984 году, пришел юноша по имени Марио Лемье и поменял все вокруг. Внезапно все стало возможным. У Марио был какой-то невероятный дар, особая аура окружала его. Он был мечтой любого комментатора. Ради всего святого, только посмотрите, как он забил свой первый гол в НХЛ в первой же смене на льду! И подобное можно видеть снова и снова на протяжении всей его карьеры. Марио был парнем, который заставлял понервничать комментаторов, поскольку делал такие вещи, что тебе приходилось следить за своими наушниками – я выпрыгивал из своего кресла так быстро, что они просто слетали с головы. Ровно то же самое было и с Ягсом.
Черт, да эти двое делали вещи, которые заставляли выпрыгивать из кресел весь город! Кажется, мы всегда отправлялись на выезды все вместе. Так что, когда я кричал что-то безумное, вроде: «Она хочет продать мою обезьянку!», или «Аллилуйя, Голливуд», или «Майкл, Майкл – Мотосайкл!», я всегда чувствовал, что фаны у себя дома тоже кричат нечто, столь же сумасшедшее. За игрой таких высококлассных игроков мы наблюдали. Люди все время меня спрашивают: «Зачем все эти выкрики? Что они вообще означают?» Что я могу сказать? Они не означают ничего, в них нет никакого смысла. Это просто выражение непонимания. Как будто ваш мозг не в состоянии осмыслить то, что происходит перед глазами, и вы просто кричите первое, что приходит в голову. Эти парни были настолько хороши, что ты не в состоянии сдержать, вызываемое ими восхищение. Слова просто сами слетали с языка.
Когда я возвращаюсь мыслями к кубковым кампаниям 1991 и 1992 годов, главное, что я помню о них, так это то, насколько особенной была группа парней, собравшаяся тогда в «Питтсбурге». Но самым (самым!) особенным среди них был тренер. На мой взгляд, все началось именно с «Барсука» Боба Джонсона. Он был настолько хорошим человеком, что поначалу игроки даже не могли в это поверить. Большинство были чрезвычайно настороженны в первое время, потому что они никогда не встречали такого тренера. В раздевалке, казалось, можно было прочитать общую для всех мысль: «Никто в действительности не может быть насколько добрым». Так что некоторое время игроки до смерти боялись, будто в какой-то момент наружу вынут большой мясницкий нож, и они получат удар, когда меньше всего ожидают этого. Но знаете что? Боб Джонсон действительно был таким жизнерадостным и отзывчивым человеком. Если он говорил: «Сегодня отличный день для хоккея!» – это не было просто слоганом. Именно это он и имел в виду, и искренне в это верил. Помню, я наблюдал за тем, как он разговаривал с молодым игроком, которого оставил вне состава на следующую игру. Боб обнял мальчика со словами: «Послушай, ты еще будешь нужен мне. Не сомневайся в этом ни на секунду. Прежде чем все будет сказано и сделано, помни, что ты будешь нам нужен». Он относился к каждому так, что любой чувствовал себя особенным. И что бы вы думали? Тот парень уходил после этого разговора, улыбаясь. Боб вел себя так и совершал такие поступки изо дня в день на протяжении всего нашего первого похода за Кубком, и каждый игрок готов был сражаться за него. Буквально каждый. Они готовы были ломиться сквозь стену ради Барсука. Без единого вопроса.
Там были Кевин Стивенс и Джо Маллен, Рон Френсис и Марк Рекки, Пол Коффи, Ларри Мерфи, Ульфи… я бы мог перечислять и перечислять их всех по очереди.
И Ягс, с самого первого момента, когда он присоединился к нашей банде, он просто впитывал в себя всю эту атмосферу. У него была невероятная жажда к учебе, он принимал советы каждого, кто стремился помочь ему стать лучше. Если быть до конца честным, когда он только пришел в лигу, у него был только один бросок, и это был бэкхенд. Чего, конечно, недостаточно для НХЛ. Так что он начал работать над собой. Рик Кихо провел массу времени с Яромиром, чтобы поставить ему хороший бросок. Но Ягс также внимательно следил за игрой других парней, беря понемногу от каждого. Он был достаточно крупным парнем, добрые 110 кг, и при всем этом поначалу был не очень хорош в траффике. Но он наблюдал за Стивенсом и научился у него расчищать себе пространство, прикрывая шайбу корпусом. Это было, типа: «Эй, тебе нужно немного места? Просто двигай своим большим задом». Звучит глупо, но это правда. Кевин научил Яромира быть старым злым сенбернаром в углах.
И, мой Бог, этот юнец следил за Марио Лемье, как ястреб за добычей. Вплоть до сегодняшнего дня он скажет вам, без колебаний, что тот парень под 66 номером – лучший из всех, кто когда-либо играл в эту игру. Ягс делал все, что было в его силах, учась у Марио, и, возможно, если бы эти двое не показывали в тот год лучшую игру, на которую они способны, наша команда не смогла бы выиграть свой первый Кубок Стэнли.
Только спустя несколько месяцев после победного парада 1991 года мы все узнали, что Барсук был смертельно болен. И прежде чем мы узнали об этом, его не стало. Люди часто спрашивают у меня, какой момент в истории «Питтсбург Пингвинз» самый трогательный, и мой ответ всегда один и тот же. Для меня это вечер памяти Барсука – 27 ноября 1991 года. Я никогда не видел таких эмоций, исходящих единым потоком от настолько большой толпы людей, как в тот вечер. Откровенно говоря, такого отклика не ожидал никто из нас. Не думаю, что кто-то из собравшихся тогда вместе на арене, мог представить, что световое шоу – световое шоу?! – может быть настолько трогательным. Но с самого первого мгновения, вы ощущаете, как некое чувство начинает расти где-то глубоко-глубоко внутри вас. И тогда, на той арене, не было ни одной пары сухих глаз. Люди рыдали – взрослые мужики, старые леди, маленькие дети – все плакали. Но собрались мы для того, чтобы отдать дань уважения его жизни, и знаете, это были слезы радости. Люди рыдали от того, что им довелось узнать, быть рядом с действительно невероятным человеком. Ничто не сравнится для меня по чистоте испытываемых эмоций с пережитым в тот вечер.
Я буду помнить этот опыт ровно столько, сколько живу.
Но время шло, и наша команда завоевала второй Кубок Стэнли в следующем 1992 году, город был просто болен хоккеем. Внезапно все стали подходить ко мне, предлагая свои крылатые фразы – бабушки, сторожа, букмекеры – буквально все. Питтсбург – город интересных личностей, у каждого есть знакомый, который может выдать какую-то невероятно безумную шутку. Почти каждый раз, когда я говорил с болельщиками, в определенный момент кто-то обязательно говорил: «Ты должен это услышать, Майк!»
Я предложил людям, которые хотели делиться своими идеями, записывать варианты на бумаге, чтобы я мог их рассмотреть и обсудить. Это было единственным моим условием. Я нашел какую-то старую коробку из-под обуви и хранил в ней все эти клочки бумаги, которые мне передавали на улицах и присылали по почте. Каждое лето я с головой углублялся в огромную кучу листовок, выбирая что-то подходящее. Многие из моих наиболее известных фраз взяты из той коробки – прямо от обычных питтсбургцев, которые хотели внести свой вклад в мои репортажи. К примеру, через друга моего друга я был знаком с одним букмекером по имени Куай. Этот парень с Южных Холмов принимал ставки с 16 лет плоть до самого дня своей смерти в возрасте 86 лет. Однажды, появившись из ниоткуда, он заявил, что у него есть пара хлестких выражений, которые я мог бы использовать. «Запиши их, – ответил я, – это должно быть записано, чтобы я мог рассмотреть их». Правила – есть правила, понимаете? Тем не менее, одной из фраз, которую он передал мне, была «Зовите Арнольда Слика из Тёртл Крика». Я рассмеялся, как только увидел эту запись. В этом имени «Арнольд Слик» было что-то особенное, самобытное, а питтсбургская манера произносить слово «creek», добавляла неповторимый колорит. Просто слэм-данк. До сих пор ко мне подходят люди спросить, где именно в Тёртл Крик живет этот Арнольд Слик. От Куая я получил еще вот это: «Поспешите занять место, бабуля, игру в бинго сейчас заведем». Кажется, что Куай такая же часть «Питтсбург Пингвинз», как и Майк Лэндж.
Но такого рода вещи случались все время. Как-то раз я должен быть принять участие в местной рекламе в офисном центре Монровиля. Я пришел туда, но никак не мог найти нужный офис. Я просто бродил там, понимая, что потерялся и не знаю, куда идти, пока не наткнулся на сидевшего за столиком охранника. Он был одет прямо как Берни Файф, с такой большой фуражкой. Что ж этот парень, его звали Сэм Манчерелла, узнал меня и помог сориентироваться. Я поблагодарил его за помощь и уже направился в сторону офиса, где была назначена встреча, но не успел сделать и пары шагов, когда он меня окрикнул: «Майк, Майк, одну минуту…» Я обернулся. «Ты еще принимаешь предложения?» Я ответил: «Принимаю. Будь другом, запиши, что у тебя есть для меня». Он повертелся немного, ища что-нибудь, на чем можно написать. Я стоял там и ждал, пока он запишет свой вариант. Я стоял напротив него и отлично видел, что он записывает, первое слово было – «почеши». Я был заинтригован таким началом
Я продолжал следить за тем, что он пишет – дальше было «мне». Получается «почеши мне», кажется, это будет нечто особенное. «Почеши мне спину» – я был весь во внимании, предвкушая окончательный вариант. Он закончил и передал мне обрывок бумаги. Там было написано: «Почеши мне спину ножовкой». Пару секунд я не мог сказать ни слова, а потом посмотрел на него: «Можешь сделать мне одолжение, подойди, пожалуйста, поближе». Его немного смутила моя просьба, но он подошел ко мне, и я крепко обнял его, как близкого друга: «Спасибо тебе, большое спасибо». Я сразу понял, что это значит. А что еще вы можете сказать, наблюдая, как Марио Лемье не просто прорывается сквозь четверых противников, контролируя шайбу крюком, но и делает это так, словно это балет, а не хоккей?
– О-о-о, почешите мне спину ножовкой!
Меня часто спрашивают, какой совет я мог бы дать молодому комментатору, который только начинает свою карьеру. Мой ответ всегда один – будьте добры к людям. Быть может, это прозвучит немного странно, но, в конце концов, когда все уже сделано и сказано, ваше главное наследие, которое вы оставите после себя, будет покоиться на том, как вы относились к окружающим. Таково наследие Барсука Боба. Таким же будет и наследие Марио. Ты можешь достичь величия и при этом оставаться славным малым. Хотите доказательств? Просто посмотрите на последнее десятилетие игры «Пингвинов», как Сидни Кросби и Марк-Андре Флери помогли команде выиграть недавние Кубки Стэнли. Вам не удастся найти более добродушных людей в современном хоккее. Если вы попросите меня перечислить самых легких и приятных в общении людей, которых я встретил за более чем сорокалетнюю карьеру в хоккее, 87-го номера я назову в числе первых. Без сомнения, он наиболее цельный и многогранный человек и игрок из всех, кого я знал. Как человек он даже лучше, чем как игрок. Он добр по отношению к каждому. Он сам по себе добрый. И Флери такой же – простой человек, честный и доброжелательный, именно поэтому к нему так хорошо относятся партнеры. Именно из-за этого его полюбили абсолютно все с самого первого дня, когда он восемнадцатилетним юнцом пришел в команду. Цветок скромен и дружелюбен ко всем вокруг. И это делает его особенным человеком, потому что это особое наслаждение – ежедневно общаться с кем-то, настолько приятным. Когда Сид, Джино, Кессел и все остальные парни пили этим летом шампанское из кубка, можете быть уверенны, несколько тостов было поднято и за Флери. Эти парни знают, чего это стоит.
Когда я оглядываюсь на 42 года жизни проведенных мною в Питтсбурге, знаете, что первым приходит на ум? Не завоеванные Кубки Стэнли, не неповторимая магия хоккея выдающихся игроков. Вспоминая эти годы, я думаю, Боже, как же я счастлив, что мне довелось быть знакомым с такими потрясающими людьми. Боже, да весь этот город счастлив этим.
Что ж моя история уже подходит к концу, но я так и не рассказал вам, что это была за большая идея, которой Яромир так хотел поделиться со мной тогда, в начале 90-х. Но прежде чем поведать ее, я должен сказать, что Ягс всегда был бескомпромиссным перфекционистом. Он приложит все силы, чтобы дело было сделано идеально. Даже если это касается какой-то глупой фразы для клубного радиокомментатора, которую он выкрикнет пару раз за матч… даже если три чертовых месяца уйдет на то, чтобы отшлифовать ее идеально. Три месяца! Именно столько времени это заняло. Понимаете, парень работал над этим без устали. Он не хотел какой-то обычной кричалки. Он хотел, чтобы она была по-настоящему хороша, такая, что выдержит испытание временем. Так что он перепробовал множество вариантов, подбирал различные слова, пытаясь точнее и ярче сформулировать то, что он хотел сказать. Говорю вам, на это ушли месяцы!
И вот, в тот день, в том автобусе он повернулся ко мне, широко улыбаясь – ох уж эта ягрская усмешка.
– Я сделал это, – повторил он несколько раз торжествующе, – я это сделал!
– Хорошо, – ответил я, – показывай, что у тебя есть. Запиши это для меня.
Как же он был счастлив! Как он был горд!
– Запиши это выражение для меня, давай, Ягс, мне нужно увидеть его на бумаге.
Он достал ручку, ища вокруг какую-нибудь бумажку.
– И напиши ее на «чехословацком».
Он нашел какой-то листочек и записал: «Vykouril si ho jako špatnou cigaretu!» Я не имел ни малейшего понятия, что это значит. Но по выражению его лица и по тому, как он просто трясся от нетерпения, я понимал, что это очень хорошо. По его виду, было понятно, что он ждет особенной реакции. Но у меня не было ни одного предположения, что бы эти слова могли означать, так что никакой реакции не было.
– Можешь произнести это, Ягс? Скажи это.
Он кивнул, прочистил горло, готовясь произнести фразу, и сказал: «Vykouril si ho jako špatnou cigaretu!»
– Не, Яромир, не… по-английски. Как это сказать по-английски?
– Он выкурил его, как дешевую сигарету! – выдержав паузу, ответил Яромир.
Услышав это, я крепко обнял его. С тех пор прошло уже 26 лет, множество крылатых фраз Майка Лэнджа прошли и забылись за это время. Но вот это его выражения, без тени сомнения, всегда будет в числе моих любимых.
Она все еще хранится в моей коробке из-под обуви.
7 апреля 2017 г., Майк Лэндж.
Источник: The Player’s Tribune
Фото: AP IMAGES/Al Messerschmidt, Keith Srakocic, Mark Lennihan; Gettyimages.ru/Tony Triolo-SPORTS ILLUSTRATED, Justin K. Aller; THE PITTSBURGH POST-GAZETTE/John Heller; hockeygods.com
