14 мин.

Тафгайские байки. Марти Максорли

392

После Майка Пелузо и Роба Рэя своими историями делится прославленный телохранитель Уэйна Гретцки Марти Максорли.

О саморегулировании в хоккее: «Для меня самый важный аспект кодекса, по которому мы живем, это честность и уважение. Без этого все превратится в Дикий Запад и ни к чему хорошему это не приведет. Если кто-то играет нечестно или неуважительно, то за это нужно расплачиваться, так уж заведено. Хоккей – это игра, которая регулирует сама себя. Большинство болельщиков будет шокировано, но почти каждый раз, когда два тяжеловеса сбрасывают перчатки, не они являются виновниками драки. Это начинается с мелочей, нарастает, и в конце концов им нужно с этим разбираться. Может быть, новичок решил проявить себя и сделал какую-то глупость, или кто-то из провокаторов поднял клюшку выше, чем следует, да все что угодно. Серия событий ведет к тому, что бойцам нужно покончить с этим, чтобы игра снова успокоилась. Так работают наши правила. И по окончании драки становится тихо, все снова играют в чистый хоккей. Вот этим нам и приходится заниматься: присматривать, чтобы парни играли чисто, иначе дело может принять довольно неприятный оборот».

О совмещении хоккея и драк: «Мне кажется, что самое сложное в профессии бойца то, что твое тело и руки разбиты в кровь, а после этого тебе еще надо выходить и играть в хоккей. И то, и другое по отдельности достаточно сложно, а совмещать хоккей и драки каждый день – вот что было для меня настоящим сражением. Иногда ты настолько измотан психологически и физически, что это может сказываться на том, как ты действуешь на льду».

О профессии тафгая: «Знаете, силовики, как правило, самые милые парни в команде – они самые простые и самые веселые в общении. Они хорошо справляются с этой ролью, потому что привыкли заботиться о своих товарищах, это вообще, возможно, самое бескорыстное амплуа во всем профессиональном спорте. Они хорошие люди. Их можно сравнить с полицейскими на дежурстве, или с отцом семейства, присматривающим за теми, кто не способен себя защитить. Некоторые любят представлять бойцов как животных и порождение ада, но когда вы знакомитесь с ними поближе, то понимаете, что в этом нет ни капли правды».

О психологическом преимуществе: «Если вас ненавидят на выездных матчах – значит вы хорошо делаете свою работу. Если болельщики нервничали, кричали или бранились, когда я выходил на лед, я воспринимал это как комплимент. Они наблюдали за мной и надеялись, что я не буду трогать их любимцев, таковы уж болельщики. Это было весело, стыдиться тут нечего. Если тебя воспринимали в гостевых матчах как злодея, это значит, что тебя уважали и даже боялись, что может дать огромное психологическое преимущество для тебя и твоей команды. Дома же, наоборот, тебя почитали за героя, и это делало жизнь интереснее.

Иногда я специально делал такие вещи, чтобы свести с ума болельщиков противника, и получал от этого удовольствие. Я помню мы играли в Чикаго, где под конец гимна Дени Савар всегда начинал нарезать круги по своей зоне, заводя болельщиков. Однажды у нас с ними был важный матч и незадолго до того, как Савар должен был начать кататься по своей зоне, я стал делать то же самое на нашей половине площадки. Господи, местные болельщики еще никогда не были в таком бешенстве. Это было весело. Мои товарищи по команде еле сдерживались, чтобы не засмеяться. Да, иногда приходится делать такие вещи, чтобы вывести противника из себя, не дать ему показать свою игру. Если они начинают думать о тебе, то перестают думать о хоккее. Изображать из себя злодея было весело, в особенности когда дело касалось болельщиков».

О Broad Street Bullies: «Брод Стрит Буллис» могли все вместе побить кого угодно. Такая у них была стратегия. Им было наплевать, кем вы являетесь. Они одинаково рубили как техничных игроков, так и тяжеловесов, именно так они заработали свою репутацию. Особенность «Филадельфии» тех дней была в том, что вам никогда не удавалось драться с кем-то одним, разбираться приходилось со всей командой. Если ты начинал драться с одним, на тебя могли наброситься остальные. В каждой игре они знали, что их 20 парней в целом были круче, чем 20 парней у противника. Как только начиналась драка, все разбивались на пары, и даже если вы снайпер, то вам мог достаться кто-то вроде Бобби Кларка, который был злобным как черт. Много парней нервничали из-за этого. «Летчики» туго знали свое дело и многие команды их просто боялись. А как только ваш противник начинает бояться, можно сказать, что вы уже победили до начала матча».

О «заявлениях»: «Помнится, когда я еще был в «Эдмонтоне», мы играли против «Виннипега», и там был такой игрок Дуг Эванс. Он слишком часто цеплял клюшкой Уйэна Гретцки, что сильно уменьшало наши шансы на победу. Он был довольно маленького роста, но очень раздражал своей манерой игры, так что я его хорошенько приложил. Я заработал четырехматчевую дисквалификацию, но оно того стоило. Команда не заплатила за меня штраф, и не возместила потом эту часть зарплаты, но я считаю, что поступил правильно. Моя работа – присматривать за тем, чтобы никто не позволял себе вольности в отношении наших игроков, и защищать их. Именно это я и сделал. Нужно ли говорить, что после этого он оставил Уэйна в покое, и игра стала значительно чище. Люди часто жалуются о жестокости в хоккее, но не понимают, на что направлены такие «заявления». Это сразу отбивает охоту заниматься грязными штучками, которые могут привести к травме, и делает игру чище для всех. В общем, я хотел, чтобы противники ответили за свои действия в отношении наших игроков».

Об устрашении: «Главное в драках – это устрашение. Надеюсь, что мое присутствие на площадке не давало другим грязно играть против наших игроков. Я миллион раз видел как драки успокаивают и очищают игру, а еще чаще никаких драк и не требуется – все решается на словах или просто за счет появления тебя на скамейке для запасных. Я никогда не забуду, как в «Эдмонтоне», если игра становилась грязной, Дэйв Семенко, один из самых жестких игроков в истории, мог подъехать к провокатору, который доставал Мессье или Гретцки, и, глядя прямо на него, очень спокойно сказать: «Хорошо, сейчас кое-кому будет больно». После этого все грязные приемчики пропадали, с этим парнем дурить никто не хотел. Он очищал игру так, что большинство людей даже не могут себе представить».

О защите своих игроков: «Если говорить о чужих разборках, то я называл Тони Грэнато «Хоккейным Доном Кингом», потому что он был настоящим устроителем драк. Тони был очень жестким и колючим игроком, провокатором, который мог начать нагнетать обстановку ни с того, ни с сего, после чего парням вроде меня приходилось выходить на лед и разгребать его «грязное белье». Помню как в одной из игр мы вели 4:1 в конце третьего периода, и тафгаи противника находились на льду, стараясь при этом помочь своей команде забить гол. Ничего серьезного в игре не происходило, и все было довольно чисто. Но тут Тони вышел на лед и безо всякой причины начал клюшкой рубить одного из их здоровяков. Парень, понятное дело, вышел из себя, и мне пришлось выходить на лед, спасать Тони от смерти. Я подъехал к этом парню, но он не захотел драться, потому что ничего против меня не имел. Тони, тем временем, даже понятия не имел как близок он был к тому, чтобы быть избитым тем парнем. Это важная часть хоккея – стараться сохранять равновесие. Мы с Тони были хорошими друзьями, я очень уважаю его стиль игры. Ему многое приходится терпеть, противник его не жалеет и не упускает случая задеть или ударить. Это очень тяжело. Он блокирует броски, играет в обороне, борется в углах, толкается на пятачке, зарабатывает удаления и всегда завершает силовые приемы. Тафгаю всегда нужно защищать таких игроков, потому что они отдают всего себя команде.

Что меня действительно раздражает, это когда твой товарищ по команде бьет кого-то клюшкой после свистка или делает еще какую-нибудь глупость. Это меня просто сводит с ума. Зачем они это делают? Иногда они просто не отдают себе отчет о последствиях. Не то что бы я не хотел драться – это желание у меня всегда присутствует, но нужно понимать разницу между «правильным» удалением и «плохим» удалением. Также нужно делать правильные «заявления» и задавать правильный тон игре. Это все очень важные факторы. Я должен вступиться за своего, чего бы мне это ни стоило. Я должен помогать своей команде, и это моя роль в игре. Я понимаю и принимаю ее. Когда ситуация накаляется, ты уже на автомате должен выпрыгивать на лед и бежать к тафгаю другой команды, иначе ты не продержишься долго на своем месте. Это суровая реальность нашей работы».

О подготовках к дракам: «Я ходил в спортзал где бил по мешку и боксерской груше, чтобы держать себя в форме. Немного занимался с тренерами по боксу, но больше всего времени уделял обычным тренировкам. Я никогда не смотрел записи боев. Некоторые присылали мне кассеты с моими драками, но даже их я смотреть не мог. Просто не хотелось. Мог бы начать слишком глубоко анализировать свои поединки, и думать, что я сделал не так в том или ином эпизоде. Вместо этого я старался сосредоточиться на том, чтобы как можно лучше быть готовым физически и психологически. Для меня гораздо сложнее были игровые тренировки, потому что бойцом я и так был неплохим. Я отрабатывал катание, броски и передачи, чтобы я мог помочь своей команде всеми возможными способами».

Об отказе от драки: «У меня была одна уловка, когда наша команда теряла шайбу в чужой зоне и нам грозила контратака, я просто хватал ближайшего соперника и начинал с ним толкаться. Это была наша последняя надежда, но судьям ничего не оставалось как свистеть и останавливать игру. Я не собирался ни с кем драться, просто немного побороться, чтобы не получить 2 минуты как зачинщик драки. Мы оба получали по малому штрафу за грубость, и ни одна из команд не оставалась в меньшинстве. Однажды мы играли в Миннесоте, и я собрался проделать подобный прием против защитника «звезд» Дуга Змолека, который вообще не считался бойцом, но мне деваться было некуда, и я схватил его. Дуг решил, что я собираюсь с ним драться, скинул перчатки и со всей силы двинул мне в челюсть, выбив зуб. Я был в шоке. Я же не хотел с ним драться, а тут он меня чуть не уложил. Мы немного помахались, но нас быстро растащили. Позже во время матча я хорошенько впечатал его в борт и постарался вызвать на матч-реванш. Дуг просто снял свою перчатку и показал мне перевязанную руку, которую он поранил об мои зубы. Конечно, он не мог драться. Это было смешно, потому что у меня зубы болели чертовски, да и ему руку пришлось зашивать, так что мы были вроде как в расчете. Я не стал настаивать на драке, потому что нельзя драться с травмированным игроком. Дуг никогда не был грязным хоккеистом, поэтому мы просто забыли про это и продолжили играть в хоккей.

Сейчас некоторые парни используют отказ от драки как преимущество, и это раздражает. Некоторые говорили мне, что они травмированы и не могут драться со мной, и я уважал их состояние. Но через некоторое время те же самые игроки начинали драться с нашими средневесами, и это просто выводило меня из себя. Таких ребят я заносил в специальный список, и им как правило доставалось по заслугам».

Об игре через боль: «Помню как один раз в Тампе шайба попала мне в губу в самом начале матча и серьезно поранила. Наш врач быстро наложил несколько швов, и я вернулся в игру. Я знал, что после матча мне понадобится как минимум 12 швов, но мог потерпеть. Тем временем, их тренер Терри Крисп во время моей первой смены выпустил на лед своего тафгая. Это было низко. Я не отказался от драки и победил этого парня. Но швы разошлись и я все залил кровью. Когда отправлялся на скамейку для штрафников на большом экране показали все мое лицо в крови и болельщики просто сошли с ума. Они думали, что их игрок победил, потому что мое лицо было в таком виде. Нужно ли говорить, что практически никто из них не знал, что мне 20 минут назад шайба разбила лицо. Такие вещи тяжело переносить, и это очень подло со стороны тренера – идти на такое. Он должен был дать мне больше времени прийти в себя, но это хоккей, и именно за это нам платят деньги. Мои товарищи по команде и я сам знали, как все было на самом деле, а остальное уже было неважно».

Об уважении: «Все игроки разные, и, когда ты на льду, на их действия реагировать тоже нужно по-разному. К примеру, когда я выходил против Петера Форсберга, то знал, что он меня точно хорошенько обстучит клюшкой. В результате, мне еще больше хотелось ответить ему тем же, и я никогда не жалел об этом. С таким как Петер вы никогда не сбросите перчатки, но вы можете играть против него немного жестче, потому что он сам не стеснялся в выборе приемов. Принимая это во внимание, могу сказать, что, если бы я когда-нибудь дотронулся клюшкой до Джо Сакика, то после игры обязательно подошел бы к нему и извинился. Я не говорю, что Форсберга я специально бил клюшкой, но если бы сделал это, то перед ним не стал бы извиняться и не жалел потом об этом».

О драках с друзьями: «Я знал большинство парней, с которыми дрался, но для меня это не было проблемой, работа такая. Повторюсь, все замешано на честности и уважении. Я помню, дрался один раз с Кенни Баумгартнером, который был моим другом и бывшим партнером по команде. Его обменяли, так что нам пришлось разок пересечься. Это была наша работа, и мы ее сделали, таков уж хоккей. Мы оба зарабатывали этим на жизнь, так что ничего личного. Каждый хотел выиграть и помочь своей команде, больше ничего. Что было, то было. Если ты дерешься честно и с уважением, тогда все в порядке. Боксеры выходят на ринг и делают все возможное, чтобы побить своих противников, но они понимают, что это всего лишь работа. Они хотят, чтобы их противники дрались честно и относились к ним на ринге с уважением. Я считаю таких парней как Боб Проберт и Ларри Плейфэйр своими друзьями, испытываю к ним большое уважение и получаю наслаждение от драк с настоящими воинами. Я получал удовольствие, когда видел их на льду, было очень приятно с ними соперничать. Они играли в правильный хоккей, с уважением друг к другу».

О жизни вне льда: «Нет вопросов, иногда это бывает очень тяжело. Перейти из заряженного состояния в расслабленное, готовиться ко сну. Самое трудное – это когда два матча идут подряд, и ты не можешь нормально заснуть. Я часто ловил себя на мысли, что уже 3 часа ночи, а я смотрю телевизор или читаю книгу. Прошедший матч все еще крутится у тебя в голове, в особенности если у тебя был тяжелый бой, в котором ты себя не слишком хорошо показал. Можно еще думать о следующей игре и о том, с кем там придется драться. С таким стрессом непросто справиться. И беспокоишься не только о драках, но и о других гораздо более важных аспектах игры – если пропустили дурацкий гол, когда ты был на площадке, или если нахватал кучу минусов. Постоянно думаешь «А что если?» и проигрываешь эти эпизоды у себя в голове, представляя, что бы ты мог сделать лучше. Я ненавижу проигрывать и иногда отрицательные эмоции могут накапливаться и накапливаться. Невозможно отключаться и включаться по команде – это так не работает. Для меня было преимуществом, что я не женился во время своей карьеры – мне не надо было беспокоиться о жене, детях и разных семейных заботах. Никаких проблем мне это не доставляло и помогало сосредоточиться на своей работе».

О карьере тафгаев: «Иногда приходится проводить по четыре матча за пять дней на выезде с очень непростыми командами, и ты можешь поучаствовать в пяти, шести или даже семи драках. Это очень много, и это огромная нагрузка на организм. Если ты как тафгай продержался в лиге около десяти лет, то это очень хороший результат. Значит ты побеждал чаще, чем проигрывал, иначе тебя уже тут не было бы. Эта работа забирает очень многое из твоей жизни. Я испытываю большое уважение к этим ребятам, они настоящие воины. Много молодежи добивается успеха на ранних этапах, но большинство из них не может долго продержаться на этом уровне. Психологическая и физическая мясорубка хоккея перемалывает и выплевывает тебя, так что продолжительная карьера тафгая для меня нечто особенное».

О судьях: «Некоторые судьи очень хорошо понимают хоккей и то, как развивается игра. Помню в одном матче Мэттью Барнэби лупил меня клюшкой каждый раз, когда я проезжал мимо него. Я понял, что он хочет спровоцировать меня на удаление, но не не того напал. Однако он упрямо продолжал делать свое дело. В конце концов, арбитр Терри Грегсон подъехал ко мне и сказал: «Эй, прекращай это». На что я ответил: «Я ничего не делаю. Это Барнэби провоцирует меня на нарушение. Присматривайте лучше за ним». Он так и сделал, и вскоре Барнэби подъехал ко мне и снова стал задираться. Грегсон вернулся к нам и сказал Барнэби: «Хорошо, если ты еще раз выкинешь что-то подобное, я скажу своим помощникам отвернуться на время и предоставить возможность Максорли выбить из тебя всю дурь». Лицо Мэтта стало белым как у призрака и он сказал: «Ты этого не сделаешь», на что Грегсон ответил: «Еще как сделаю. Смотри у меня». Нужно ли говорить, что весь остаток матча Барнэби ближе чем на три шага ко мне не подходил»?