Цитатник / Джозеф Хеллер (3)
1. Капеллан согрешил, но из этого вышло не зло, а добро. Общепринятая мораль подсказывала ему, что – врать и увиливать от своих обязанностей – это грех, а грех, как всем известно, есть зло. А зло не может породить никакого добра. И тем не менее капеллан чувствовал себя превосходно, точно он сотворил добро. Следовательно, из этого логически вытекало, что лгать и увиливать от исполнения своих обязанностей – вовсе не грешно. В минуту божественного просветления капеллан изобрел спасительную карманную философскую систему. Он был в восторге от своего открытия. Это была воистину чудесная система! Он обнаружил, что даже без особой ловкости рук можно истолковать порок как добродетель, клевету как истину, импотенцию как воздержание, высокомерие как застенчивость, грабеж как филантропию, жульничество как честность, богохульство как мудрость, жестокость как патриотизм и садизм как справедливость. Пользоваться этой системой мог любой смертный, большого ума для этого не требовалось. Таким образом, капеллан, бодро и весело расправился со всем набором поступков, безнравственных с общепринятой точки зрения.
2. ...Он был мастером на все руки и как раз по этой причине был обречен всю жизнь принадлежать к категории лиц с низкими доходами.
3. Он проповедовал бережливость и неустанный труд, а распущенных женщин, которые ему отказывали, сурово осуждал.
4. Идеалы всегда прекрасны, а люди — далеко не всегда.
5. — ...для этого вам придется заранее выпустить из палатки атеистов и впустить туда солдат и унтер-офицеров.
— Каких еще атеистов? — застыв на месте, взревел полковник Кошкарт, — У меня в полку нет атеистов! Атеизм — это же противозаконное мировоззрение, разве нет?
— Нет, сэр.
— Нет? — Полковник удивился. — Но уж во всяком случае антиамериканское, верно?
— Не уверен, сэр.
— А я уверен, — объявил полковник. — И мы не позволим кучке вшивых атеистов подрывать отправление наших священных обрядов. Они у меня не получат никаких привилегий. Пусть стоят, где стояли на инструктаже, и молятся вместе с нормальными людьми. А что еще за болтовня насчет нижних чинов? Они-то тут при чем?
— Прошу прощения, сэр, — покраснев, сказал капеллан. — Я думал, вы хотите, чтоб солдаты и унтер-офицеры тоже присутствовали на молебне — ведь задание-то они будут выполнять вместе с офицерами.
— Еще чего! У них есть собственный бог и свой капеллан — разве не так?
— Нет, сэр, не так.
— О чем вы толкуете, капеллан? Значит, по-вашему, они молятся тому же богу, что и мы?
— Да, сэр, тому же.
— И он их слушает?
— Надо полагать, что да, сэр.
— Дьявольски занятно! — весело изумился полковник.
6. Где-то на самом низком уровне высокоцентрализованной организации, которой я руковожу, сидят люди, которые делают всю работу, и дело идет вполне гладко без особых усилий с моей стороны. Я полагаю, это происходит оттого, что я – хороший работник. Фактически в своем огромном учреждении мы не делаем никакой особо важной работы, спешить нам некуда. С другой стороны, необходимо поддерживать у людей впечатление, что мы заняты по горло, и вот это – очень важная работа. Если вам потребуются дополнительные сотрудники, дайте мне знать. Я уже послал заявку на двух майоров, четырех капитанов и шестнадцать лейтенантов, чтобы у вас был свой аппарат. Поскольку мы не занимаемся никакой важной работой, очень важно, чтобы мы делали как можно больше этой не важной работы.
7. Поскольку ему не удавалось хорошо пожить, он хорошо учился. В университете своего штата он занимался так серьезно, что гомосексуалисты считали его интеллектуалом, а интеллектуалы — гомосексуалистом. Он специализировался в английской истории, и это не прошло ему даром.— Английская история? — разгневанно изумился сенатор их штата с густой серебряной гривой и сомнительной репутацией. — А почему не американская? Может, он думает, что она хуже других?
Незадачливый студент мигом переключился на американскую литературу, но ФБР уже внесло его в списки неблагонадежных.
8. Да закругляйтесь наконец с этим чертовым инструктажем, пока не кончилась война.
9. Вы страдаете гипертрофированным отвращением к возможности быть ограбленным, обобранным, обманутым и униженным. Нищета вас угнетает. Коррупция возмущает. Невежество ужасает. Насилие оскорбляет. Жадность отвращает. Гонения подавляют. Трущобы удручают. Преступления терзают. Словом, нормальная жизнь вызывает у вас депрессивное состояние.
10. Сколько высокопоставленных избранников народа продаст за гроши свою душу подонкам и у скольких вообще не окажется души?
11. Это был внимательный, приятный, утонченный, человек, чутко реагирующий на любые, даже самые ничтожные ошибки окружающих, только не на свои собственные.
12. Боже мой, подумать только, какой это был бы грех - спасти жизнь полковнику Кэткарту! Нет, таким преступлением я не хотел бы запятнать свое доброе имя.
13. — Ты псих! — заорал Клевинджер, с лютым ожесточением глядя на Йоссариана и вцепившись обеими руками в столешницу.
— Клевинджер, ну чего ты пристаешь к людям? — устало спросил его Дэнбар, перекрыв на мгновение невнятный гомон офицерского клуба.
— Псих, — упрямо повторил Клевинджер.
— Они стараются меня убить, — рассудительно сказал Йоссариан.
— Да почему именно тебя? — выкрикнул Клевинджер.
— А почему они в меня стреляют?
— На войне во всех стреляют. Всех стараются убить.
— А мне, думаешь, от этого легче?
Клевинджер уже дернулся, полупривскочил со стула — глаза мокрые, губы выцвели и трясутся. Как и обычно, когда начинался спор о святых для него принципах, он был обречен закончить его, яростно задыхаясь от негодования и смаргивая горькие слезы неразделенной веры. Клевинджера переполняла вера в святые принципы. Он был псих.
— Да кто «они»-то? — удалось все же выкрикнуть ему сквозь гневную отдышку. — Кто, по-твоему, старается тебя прикончить?
— Каждый из них.
— Из кого «из них»?
— А как ты думаешь?
— Понятия не имею!
— А раз понятия не имеешь, так откуда ж ты знаешь, что они не стараются?
— Да ведь они… ведь я… — брызгая слюной, закудахтал Клевинджер и безнадежно умолк.
14. Господь бог дал нам, добрым фермерам, две могучие длани, дабы загребали мы ими обеими все что можно.
15. Сколь богата страна, обильная бедняками!
