Ретроспектива. «Вратарь республики» Кассиля 77 лет спустя
В школе мы более-менее привыкаем читать книги, которым 100+ лет. Как-то это входит в нашу жизнь (в чью-то легче, в чью-то труднее), что есть великая русская литература XIX века – и мы ею гордимся, даже порой не любя, а она сурово и мудро взирает на нас, как чардрево в богороще Винтерфелла. Есть могучая русская литература истерзанного XX века вроде Домбровского или Шаламова, которая, в общем, существенно ближе и по временной оси, и просто по ощущениям. И во все времена есть книги, которые написаны для своего времени и там остаются.
1937-й год подарил миру выдающуюся повесть Джона Стейнбека «О мышах и людях», издательство Allen&Unwin выпустило «Хоббита», а Лев Кассиль написал спортивный роман «Вратарь республики».
Как ни странно это прозвучит, но «Вратарь республики» сейчас воспринимается примерно в том же фэнтезийном ключе, что и «Хоббит». Где-то на Волге (в Шире) к молодому грузчику-арбузнику (хоббиту) наезжают футболисты из Гидраэра (гномы) и зовут его в Москву, играть в футбол (ну, вы поняли). Наш «хоббит» 188 сантиметров росту отправляется в путь и находит, конечно, не Кольцо Всевластья, но вполне сносную замену: статус лучшего вратаря СССР и мира.
На этом свое вольное сравнение я, пожалуй, закончу, потому что если «Хоббит» – великое произведение детской литературы, то «Вратаря республики» вряд ли можно назвать книгой, которая прошла проверку временем. Это любопытный документ эпохи, на который современный читатель именно так и смотрит. Литературная эстетика соцреализма – объект занятный прежде всего для филологов и историков. А читать это сейчас не то чтобы трудно – трудно воспринимать такой текст как предмет литературный, хотя он и не лишен определенного очарования,
Наверное, литературовед (вот хоть Андрей Платонов, который в 39-м крепко роман приложил, написав, что язык Кассиля – «некая смесь сахарина с пухом одуванчика») мог бы рассказать про эту книгу больше и интереснее. Я не литературовед, поэтому обратил внимание непосредственно на футбольные сцены романа. Было любопытно наблюдать, как советский писатель 77 лет назад представлял себе футбол.
О фанатской критике
«– А у вас это разве игра? Яички на пасху так катают. Эх, в Уругвай бы вас. Там вот на матче у зрителей шестнадцать тысяч револьверов отобрали (перед финалом ЧМ-1930 Уругвай – Аргентина у зрителей изъяли порядка 1600 пистолетов и револьверов – прим. Sports.ru). А у нас народ смирный, терпит, как вы мажете. Свечки да свечки… Панихида, а не игра!»
О классификации болельщиков
«Тут надо сказать, что посетители футбольных матчей делятся на две враждебные партии: уважающих авторитеты и любителей неожиданностей. К первым относятся большей частью люди, не шибко смыслящие в игре. Соблазненные своими родственниками, они иногда появляются на трибунах. Но они хотят, чтобы деньги платили недаром, чтобы справедливость восторжествовала. Чемпионы побеждают, авторитет укрепляется. Познания их в этой области скудны: они знают три-четыре имени. Эти имена должны оправдать себя в их глазах. Иначе придется менять кое-какие приобретенные воззрения на этот счет, запоминать новые имена. Истые же любители, коренные болельщики, большей частью принадлежат ко второй группе. Они всегда на стороне слабых. Они всегда жаждут поражения чемпиона. Среди них имеет своих приверженцев каждый мало-мальски шлепающий мяч игрок. Болельщики этого класса не признают авторитетов. У них есть свои неведомые любимчики».
О футболе с точки зрения обычного человека
«Лишь ворчливая мама Фрума из общежития гидраэровцев не могла постичь это шумное и утомительное времяпрепровождение. Двадцать два здоровых вспотевших обормота старательно гонялись друг за дружкой, всячески пакостили друг другу, пихали, валялись, били по очереди ногами мячик, кричали и вообще что есть силы старались умориться. А один этот умник, слава богу уже пожилой человек, бегал со свистулькой и не давал убивать до смерти. Что тут было интересного, за что люди платили деньги, мама Фрума решительно не могла понять».
О приглашении иностранных тренеров
«С командой поехал специально приглашенный заводом известный тренер, выходец из Австрии, Мартин Юнг. <...>
— Только помните, детишки, не надо долго вязаться с мячом. Это не годится. Много ходить тасовать — таш-таш-таш, а потом потерял. Опять буду повторять: наш главный принцип — техника и тактика. Не отдельный красивый трюк, а корпорация. Это понятно? И, пожалюста, играйте с душком… как это говорится?.. да, да, с душой. Рассержайтесь вы, кашалоты, растоптайте их, сглотайте их с головой. Мы побьем их, детишки, это как пить дать. <...>
— Детишки, — сказал он мягко, — я очень удивляюсь. Это очень весьма удивительно… Они совсем проигрывают, а вы не хотите выиграть. Вначале вы работали весьма отлично. Я уже смотрел: у Кандидова душка ушла в бутсы. Он сдрейфил. Но потом вы немножко перестали играть в футбол, а стали думать, что это загородная прогулка по свежей травке… Мяч имеет свой натуральный характер. Он не кланяется вам в ножки: «Ах, вот и я!» За ним надо бегать, надо работать, играть надо!»
О тики-таке?
«Мяч ни на секунду не задерживался у ноги гидраэровцев. Едва дойдя до бутсы одного игрока, он мгновенно переходил к ноге другого. К этому прибавлялся необычайный напор Фомы, Баграша и Бухвостова. Крепкая тройка неудержимо неслась к воротам Антона. Не оглядываясь назад, гидраэровцы пяткой отдавали мяч своим, и действительно там, на месте, стояла подоспевшая полузащита. Она посылала мяч свободному игроку, и атака продолжалась. Гидраэровцы обладали большой «видимостью» на поле. Это был термин Баграша, летный термин. В суматохе игры футболист видит обычно только небольшой участок поля — мяч, свои ноги и ближайшего противника. Баграш на тренировке добивался, чтобы футболист видел как можно больший район игры».
О судьях
«Но вот вышел судья, рефери. Верховный правитель игры, страж ее законов. За ним шагали четыре помощника, четыре флагмана-лайнсмена — судьи на черте Генеральный матч Спартакиады профсоюзов судил старшина судейской коллегии Севастьян Севастьяныч Буровой. Седой бодряга! Публика приветствовала его появление. Севастьяныча уважали. Его авторитет одинаково признавался как на поле, так и на трибунах. Это был старый замоскворецкий клубмен, один из зачинателей российского футбола. Когда-то он сам («О-го-го-го!») игрывал в известной «Стрекозе», как фамильярно называли «СКЗ» — спортивный клуб Замоскворечья. Потом он планировал, администрировал, строил пролетарские стадионы, организовывал и вел заводские кружки. Он был тонким знатоком игры, но терпеть не мог выступать на всяких диспутах с глубокомысленными темами вроде: «Бегать ли судье по полю или стоять?», «Нужно ли держать свисток во рту все время?..» Матерые чемпионы вроде Цветочкина недолюбливали его. Он не давал запрофессионаливаться, зачемпиониваться. Он знал все повадки и уловки мастаков. Ни один офсайд не ускользал от него: ни подножка, ни коробочка, ни .рубчик, никакой потайной номер не мог пройти в его судейство. Он не суетился, но поспевал распутывать все узлы состязаний. Он свистел редко, скупо, но безошибочно. К черту гнал он с поля ковал и костоломов, как он называл грубых футболистов. Однако Севастьяныч не был сторонником вегетарианской игры. Известно было, что он явился защитником знаменитого параграфа 22, допускавшего некоторую резкость нападения».
О комментаторах
«— Нет, — говорил он в микрофон, оглядывая с радушным любопытством зрителей, — нет, это не разнузданная чернь римских цирков и не экзальтированные ротозеи рыцарских турниров. Это не кровожадные любители боя быков. <...> Это не тихие созерцатели битв на шахматной доске и не осатанелые игроки бегового тотализатора. Зритель наших стадионов — он пришел по билетам заводской заявки. Он по-хозяйски оглядывает свой стадион. Он бескорыстен и великодушен, шумлив, но дисциплинирован. Хотя ему чертовски хочется, чтобы наши не подкачали… Северная трибуна прохладна и сдержанна. Неисправимые болельщики предпочитают более дешевую, южную трибуну. Она напротив нас. Южная трибуна ослеплена солнцем и пристрастием. Круглая трибуна справа от нас не страдает подобной однобокостью. Часто она объединяет мнения двух других трибун и громогласно резюмирует их. Зрители ее горласты, непочтительны, но по-пролетарски справедливы. Круглая трибуна с одинаковым рвением свистит и хлопает своим и чужим».
О борьбе на трансферном рынке
«— Это что же за петрушка такая? — спросил Кандидов у переводчика, тщедушного горбатого человечка.
— Это тренер футбольной олимпийской команды Ватикана, — скромно отвечал переводчик.
— Стойте-ка! — воскликнул пораженный Кандидов. — Ватикана!.. Это где папа римский квартирует? Вот так номер!.. А разве папаша стукает в футбол? Здурово! И приличный стадиончик в вашем монастыре?
Переводчик растолковывал Кандидову, что ватиканская команда тренируется к олимпиаде. Но у нее слаб голкипер. Ватикан решил сменить своего вратаря. Это решение санкционировано святым отцом. Католицизм обязательно победит и на футбольном поле. Команда наместника Христа должна играть на нуль, всухую. Талант и непобедимость русского чемпиона известны. Воззрения его так же. Не все ли равно для атеиста — числиться православным или католиком? Важно хорошо брать мяч, не правда ли? Брать мяч и сто тысяч лир жалованья. Ну, а святой апостол Петр, как известно, является вратарем рая. Божественный символ! Благодать снизойдет на голову Кандидова…»
О футболе за рубежом
«Церковники за границей часто используют приверженность к футболу своих верующих. Не так давно в английском городе Кингстоне, в церкви Св. Павла, для привлечения публики алтарь был заменен футбольными воротами, а попы служили в майках и трусах».
В 1936 году, кстати, вышел основанный на романе Кассиля фильм «Вратарь», песня из которого вам наверняка знакома.
http://www.sports.ru/tribuna/blogs/roiter/200013.html
В послесловии Акимова есть хорошая история еще:
«О популярности и доходчивости этого романа говорит одно любопытное его «издание». Это маленький, немногим больше ладони, томик в твердом, тисненом переплете, на котором во вдавленном медальоне изображен вратарь, в прыжке достающий мяч, с цветной суперобложкой, с многочисленными красочными иллюстрациями, каждая из которых проложена вклеечкой из прозрачной папиросной бумаги. Чрезвычайно мелкий, но очень разборчивый шрифт. Томик поражает своей компактностью и изяществом. На обороте титульной страницы, там, где помещают так называемые выходные данные, можно прочесть нечто такое, что заставит вас поразиться, больше всего. Там написано тем же четким мельчайшим шрифтом:
«Оформление, переплет и суперобложка работы А. Коврижкина, ученика 7-го класса 209-й школы. Текст переписан с „Пионерской правды“. 1937 — 1939 гг.»
И картинки шикарные.
С "матчами смерти".
Очень много взаимоисключающей информации о тех событиях.