«Я думал, в Гронингене мне установят статую. Вместо этого фанаты сжигали мои футболки»
Новый отрывок автобиографии Луиса Суареса – о дебютном сезоне в Европе, разногласиях с тренером и скандальном переходе в «Аякс».
То, что после расставания со страной я начал чувствовать себя уругвайцем еще больше, чем раньше, отразилось и на том, что я стал в обязательном порядке смотреть матчи родного «Насьоналя». «В 8 часов игра, меня не трогать». Так было поначалу. Со временем я перестал смотреть матчи полностью, довольствуясь тем, что узнавал результат. Ты постепенно отрываешься от этого. Печально, конечно, что расстаешься с частичкой себя, но это неизбежно.
Когда Себастьян Коатес перебрался в «Ливерпуль», он говорил: «Нет, в 8 часов никаких других планов, я буду смотреть игру». Я сказал ему: «Это ненадолго». Я ведь уже прошел через это.
Я до сих пор поддерживаю связь с Бруно Сильвой. Это очень важный для меня человек. Он вернулся в свой родной город в Серро-Ларго и до сих пор играет, но до этого он последовал за мной в «Аякс». Я перешел в августе 2007 года, он – в январе. В клубе интересовались у меня по поводу Бруно, и, конечно же, я тепло о нем отзывался, рассказывая, как сильно он помог мне в «Гронингене». Причем, не только он, но и его семья.
Также мы вместе играли за сборную Уругвая. Я не говорю, что его вызывали только из-за моей рекомендации, но когда меня спросили, я сказал, что Сильва – очень хороший футболист. Главный тренер Оскар Табарес понаблюдал за ним и взял в команду. Бруно ценил мою поддержку, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он сделал для меня в Голландии. Он помог мне, и я никогда бы не подумал, что человек, который едва знает меня, окажет мне такое внимание.
Когда я переходил в «Ливерпуль», Бруно переживал непростые времена. Он не слишком удачно перенес операцию на плече. «Я возносился на небеса, а потом спускался обратно», – вот так он ее характеризовал, настолько плохо все прошло. Сейчас он шутит по этому поводу, но тогда все было очень серьезно. Попала инфекция, и из-за осложнений его жизнь была под угрозой.
Бруно также хорошо знает, каков я на поле. Когда я спрашиваю его: «Видел, какой я забил?», он отвечает: «Успокойся, мальчик, я помню, кем ты был, когда только приехал в Голландию». Он до сих пор пишет мне сообщения время от времени: «Надо было сильнее крутить мяч на том штрафном». Также он многое рассказал мне об Уругвае, ведь я в юном возрасте уехал из Сальто в Монтевидео, а он жил в Серро-Ларго и знал о провинции гораздо больше. Я и Софи много чего узнали о людях вне столицы.
В футболе сложно найти себе друзей, но Бруно стал для меня таким. Он до сих пор относится ко мне так же, как и в первый мой день в Гронингене. Мне это по душе. Я ценю ту дружбу, которую завел, когда только начинал делать себе имя в футболе.
Голландский футбол великолепен. Игры всегда получались яркими, в стране замечательные стадионы, и я постепенно начал находить себя на поле. Правда, сначала у меня произошел серьезный конфликт с тренером. Сентябрь 2006 года. В отборочном раунде Кубка УЕФА мы встречались с «Партизаном» и в первой игре уступили 2:4. Я вышел со скамейки на последние 15 минут и забил. В ответном матче я вышел в стартовом составе, но при счете 0:0 в середине второго тайма Янс меня заменил. Мы были близки к вылету из турнира. Поле я покидал не в лучшем настроении. Не люблю когда меня меняют, к тому же еще шел дождь. Я еще не знал голландских обычаев, что нужно пожать тренеру руку, уходя с поля. Жестом я дал ему понять: «Не собираюсь подавать тебе руку». В порыве злости я взметнул руку вверх. Разгневанный тренер в ответ на мое неуважение в ярости швырнул на землю свой зонтик и сломал его.
Таким образом, я был виноват, что счет был 0:0, я был виноват в том, что зонтик сломался, и, наверное, в том, что шел дождь, тоже была моя вина.
Наш конфликт всех расстроил, но мне не пришлось долго ждать, чтобы искупить свою вину. На следующей неделе мы встречались с «Витессом». После того, как мы открыли счет, соперник перевернул все и вышел вперед 3:1. Мы отыграли один гол на 82-й минуте – я заработал пенальти. За минуту до конца я сравнял счет, казалось, что мы вырвали очко, но все только начиналось. В добавленное время после навеса с правого фланга кто-то скинул мяч головой мне вдоль линии вратарской. На замахе я обманул защитника и голкипера и левой ногой отправил мяч под перекладину. Этот гол стал победным. Стадион сходил с ума.
В «Гронингене» была традиция после каждой победы делать круг почета, аплодируя болельщикам. Это была моя лучшая игра спустя два месяца после перехода. Фанаты радовались, все внимание камер было сосредоточено на мне. Янс вышел и подарил мне свой зонтик. Все знали, что произошло за неделю до этого, и обсуждали этот инцидент перед игрой. Свой круг почета я продолжил с зонтиком в руках и сияющей улыбкой на лице.
После игры у команды состоялся ужин. Руководители клуба, приезжавшие за мной в Уругвай, признались Бруно Сильве, что, наконец, вздохнули с облегчением. Деньги, вложенные в мой трансфер, начали оправдываться. Они серьезно рисковали, но все постепенно окупалось. Не забывайте – они увидели только один матч с моим участием в Уругвае. Случай с зонтиком стал переломным. Я стал играть чаще, все были нами довольны, и мы тоже были рады нашей новой жизни. Дни, когда я, не набрав форму, оставался вне состава, были позади. Болельщики «Гронингена» очень хорошо ко мне относились, и я хотел дарить их лицам улыбки в ответ.
Чтобы еще сильнее познакомиться с футболом в стране, я начал учить голландский. На поле же мне пришлось освоить кое-что очень непривычное – не падать в штрафной площади при малейшем касании.
В Уругвае другой футбол. Там я падал, и никто не спорил. Это было естественно. На первых порах в Голландии на мне ставили пенальти, которых не было. Но затем судьи перестали назначать пенальти в эпизодах, когда нарушение действительно было. То же самое произошло со мной много лет спустя в Англии. Я не пытался «нырнуть», придумав фол. Скорее, я просто заваливался, почувствовав малейшее касание. Я начал адаптироваться, причем адаптация продолжилась и в премьер-лиге. Мне пришлось смириться: тренер даже велел Бруно поговорить со мной о том, что я не мог постоянно «нырять» и спорить с судьями. Так там не делали. Моя манера отличалась от той, к который там привыкли.
Я начал учить голландский, чтобы общаться на тренировках. Сами голландцы это очень ценили. Я давал интервью на голландском. Получалось у меня или не очень, дело другое, но для них было важно мое стремление. Возможно, мне следовало начать изучать английский, как поступало большинство иностранцев в Голландии, особенно в крупных городах. Это помогло бы мне в будущем в некоторых ситуациях, когда я оказался в «Ливерпуле». Но я выбрал голландский, и даже сейчас приятно удивить человека из Голландии, который и подумать не мог, что я выучу язык.
Но уроки далеко не сразу дали эффект, поначалу я ничего не понимал. Рон Янс рассказывал все Бруно Сильве, который переводил мне. Помню, в одном не лучшем моем матче тренер в перерыве пытался объяснить, что я плохо играю. Я сказал: «Sí, la concha de tu madre». На испанском это очень грубая фраза о чьей-то матери.
«Не моей матери, а твоей», – ответил мне тренер на чистом испанском.
Судя по всему, языковой барьер пытались преодолеть обе стороны.
Я играл вместе с Эриком Невландом, который позже выступал за «Фулхэм», и он очень помог мне. Он был звездой команды на тот момент, и на поле он всегда подсказывал мне, как это в «Ливерпуле» делал Стивен Джеррард.
Я также благодарен «Гронингену» за то, что на меня обратили внимание в национальной сборной. В феврале меня вызвали в команду. Это было невероятно. Переходя в «Гронинген», я думал, что обо мне забудут навсегда. Я думал, что сборной мне не видать, так как никто не знает о существовании такой команды в Уругвае. Когда я узнал об интересе «Гронингена», мы сразу же с братом на приставке нашли эту команду, чтобы посмотреть, что за игроки в ней играют. Ни об одном из них мы не слышали. Скажите уругвайцу «Голландия», и он расскажет вам про «Аякс», «Фейеноорд» или ПСВ. Про остальных никто ничего не знает, даже про АЗ или «Твенте», которые побеждали в чемпионате. «Гронинген» был в том же ряду команд, о которых я никогда не слышал, вместе с НАК, «Родой» или «Валвейком». Я не мог выговорить их названия, не говоря уже о том, чтобы рассказать о чем-то.
Поэтому я считал, что и тренерский штаб сборной ничего не знает о «Гронингене». Но я ошибся. Я начал натыкаться в Интернете: «Луис Суарес забил за «Гронинген». Что ж, если это вижу я, то, может и в Уругвае обратят внимание. Так и случилось – меня, 19-летнего форварда «Гронингена» вызвали в сборную Уругвая. На последних минутах моего дебютного товарищеского матча за сборную против Колумбии я был удален за вторую желтую карточку. Меня удалили за споры с арбитром. Я спорил с судьей, и на 85-й минуте терпение Хорхе Эрнана Хойса лопнуло. Табарес остался недоволен, но, тем не менее, я дебютировал за сборную, и помог мне в этом «Гронинген».
В клубе были мною довольны, и я хотел отплатить ему тем же. Я обычно не даю обещаний, сколько забью за сезон, но на моей презентации в центре поля перед болельщиками исполнительный директор спросил, сколько голов от меня ждать в первом сезоне. Я был ребенком, это был мой первый трансфер, поэтому я оказался в затруднительном положении. Что я должен был сказать? Я выпалил: «Пятнадцать мячей». Затем, пытаясь перевести все в шутку, добавил: «Пятнадцать мячей… но за пять лет».
В итоге мы остановились на отметке в 15 голов. Невероятно, но к концу сезона я выполнил свой план. Я забил 12 мячей по ходу регулярного сезона, и впереди нас ждали матчи плей-офф за участие в еврокубках. Еще две игры. Два мяча я забил в полуфинале, добавив еще один в финальной встрече. Вот так я набрал свои 15 голов.
Я играл настолько успешно, что ведущие клубы страны обратили на меня внимание, посчитав, что им нужен такой нападающий. В таких ситуациях, безусловно, хочется остаться верным своему клубу, но еще сильнее хочется продолжить развитие своей карьеры, поэтому я не мог отказаться от варианта с «Аяксом».
Переход из «Гронингена» в «Аякс» получился непростым. Мне пришлось бороться, чтобы уйти из клуба. «Гронинген» приобрел меня за 1,4 миллиона евро, «Аякс» был готов заплатить пять миллионов. Мне предлагали зарплату в шесть раз больше, чем в «Гронингене», и, на тот момент, я уже, конечно, знал про вычет налогов.
В Голландии есть правило, что если более сильный клуб, выступающий в Лиге чемпионов, предлагает игроку зарплату в два раза больше нынешней, клуб, владеющий правами на футболиста, должен принять предложение и отпустить его. «Аякс» предлагал «Гронингену» в три раза больше, чем они в свое время за меня заплатили. На бумаге «Гронинген» был обязан отпустить меня, но в итоге все дошло до арбитражного суда. Агент сказал мне: «Они не хотят тебя продавать, хотят сработать более грамотно».
Поэтому мне пришлось направиться в суд и выслушать своего адвоката. Проблема заключалась в том, что «Аякс» еще не квалифицировался в Лигу чемпионов.
Янс сказал мне: «Луис, клуб не хочет продавать тебя, но я хочу помочь».
Я признался ему, что не хочу упустить шанс всей своей жизни поиграть за сильнейший клуб Голландии. Думаю, он меня понял: «Да, я знаю, но руководство не желает отпускать тебя».
В течение пяти дней суд должен был принять решение. Я пока должен был продолжать тренироваться с клубом. Вы, наверное, можете представить, как отзывались обо мне болельщики. В один день мне сообщили, что мы проиграли дело. Впереди у меня были две тренировки, но я не мог двигаться. Я был подавлен, мои мысли были совсем в другом месте.
Янс спросил: «Луис, ты не хочешь тренироваться?»
Я заявил ему, что после последних новостей у меня нет желания заниматься. Я был не в состоянии работать. Чувствовал себя разбитым. Хотелось приехать домой и порыдать. Я не мог поверить, что клуб так со мной поступал.
Тогда технический директор «Гронингена» Хенк Вельдмат сказал мне: «Езжай домой, не переживай. Я все улажу, ты сможешь уйти».
В полдень я поехал домой, а в пять часов мой агент Фонсека позвонил мне с новостью: «Луис, все решено, «Гронинген» продает тебя за 7,5 миллионов. Готовься к переезду в Амстердам».
Затем меня набрал руководитель «Гронингена»: «Луис, поздравляю, ты переходишь в «Аякс». Спасибо за все».
Клуб хотел заработать на моем трансфере как можно больше и в итоге добился чего хотел.
В Голландии, когда футболист уходит из команды, для него организовывают специальную прощальную встречу с болельщиками. Но болельщики вряд ли хотели ограничиться простым «до свидания». Они кричали мне «huurling» (наемник), обвиняя меня, что я уходил только ради денег.
На самом деле я решил уйти, чтобы играть за самый успешный клуб страны, но фанаты сжигали футболки, шарфы и баннеры с моим именем. Никакого прощального матча не было.
В апреле 2008 года я впервые вернулся в Гронинген вместе с «Аяксом», эмоции зашкаливали. Болельщики в рамках акции против меня пришли в специально подготовленных футболках и скандировали: «Наемник». На трибунах были баннеры и флаги, на которых был изображен значок доллара.
Бруно на тот момент тоже перешел в «Аякс», перед игрой он сказал мне: «Ух, будет сложно».
На стадионе «Гронингена» автобус обычно оставляет игроков перед главными воротами, откуда ты заходишь внутрь и направляешься в раздевалку. На этот раз пришлось парковаться на территории арены, иначе целыми мы бы до раздевалок не добрались.
На разминке болельщики продолжали оскорблять меня, баннеры были повсюду. Когда мы выходили на игру перед стартовым свистком, люди вывалились на поле, потому что на трибуне начался пожар. На поле бросали файеры и бумагу, которая начала гореть. Пластиковые сиденья тоже загорелись. Арена покрылась густым дымом, началась паника. Двадцать человек получили травмы. Нам пришлось быстро возвращаться в раздевалки, но у нескольких болельщиков «Гронингена» была такая же идея.
Коридор по дороге в раздевалку был наполнен разгневанными фанатами: «Луис, почему ты ушел?». Они начали просить у меня автографы и совместное фото. В итоге, после организованного пожара на стадионе и оскорблений в мой адрес они стали желать мне удачи и просили сувениры. Это характеризует болельщицкую страсть – ярость может в одно мгновенье сойти на нет.
Софи присутствовала на игре вместе со своим отцом, и я поверить не мог в то, что творится. Матч был отложен и состоялся спустя четыре дня. Я забил, но не праздновал. После этого я забивал им еще в трех или четырех матчах. Гол в домашней игре я отпраздновал, но достаточно сдержанно. По началу болельщики «Гронингена» хорошо относились ко мне, и я был благодарен клубу за возможность перебраться в Европу.
В конце концов, отношение ко мне поменялось, но этого стоило ожидать. Только перейдя в клуб, мне пришлось вернуться в Уругвай, чтобы подписать некоторые бумаги. Софи осталась одна в нашей квартире в центре города на четыре дня. Не зная, чем занять себя, она купила пару фотоальбомов и несколько свежих газет, начав коллекционировать фотографии и отчеты о матчах. Она продолжала делать это, пока я выступал за «Гронинген». Хорошо, что она начала заниматься этим в самом начале моего пути, потому что не все истории заканчивались удачно.
В центре Гронингена стоит статуя какому-то существу, напоминающему курицу. Когда мы только приехали, я в шутку говорил Софи, что курицу заменят моей статуей. На деле все вышло иначе. Вместо этого фанаты сжигали мои футболки. Тем не менее, я прошел серьезнейший этап своей карьеры – первый европейский клуб. Клуб, в который я перешел, чтобы быть ближе к любви всей моей жизни. Когда я был ребенком, меня спасли две вещи: футбол и София Бальби. В 2007 году мы вместе собирались в Амстердам. В город, в котором мы поженились, и где родился наш первый ребенок. В этом городе я стал капитаном одного из самых великих клубов европейского футбола.
«Я, наконец, понял, чего хочу от жизни и карьеры: я хотел играть в Европе, чтобы быть вместе с Софи»
Продолжение уже совсем скоро, так что подписываемся, дальше будет еще интереснее.
Фото: Fotobank/Getty Images/VI Images, Bryn Lennon
Но деньги опять не при чем. Тут два варианта с одной целью: либо маркетинговый ход Барсы, либо у Луиса накипело. А цель - показать какой Луис не только снаружи, каким его выставляют, но и внутри, дабы изменить общее представление о нем в положительную сторону.
А по поводу того, что Суаресу не о чем писать - думаю все согласятся, что он может написать про себя побольше, чем мы все здесь вместе взятые. И не нам его критиковать.