15 мин.

«Губерниев сказал: «Ты плохой футбол с академической греблей не путай». Как Первый канал рассказывает про спорт

588

Корреспондент Первого канала Александр Лидогостер рассказал Кириллу Благову, зачем делает злобные сюжеты про «Спартак», почему Бесчастных не забил Японии, и что остается за кадром.

- Первый большой турнир, на котором вы работали, и главные впечатления от него?

– Олимпийские игры в Сиднее, 2000 год. Это был совершенно удивительный праздник, потому что я и представить себе не мог, что когда-нибудь живьем увижу открытие или закрытие Олимпиады. Мы добирались больше суток – два самолета по десять часов, пересадки, переезды и так далее. Антураж запомнился даже больше спортивной составляющей: единение болельщиков и спортсменов, вокруг тебя говорят на всех языках мира, в том числе и на русском. Вообще то, что русские туда добрались, тогда казалось очень удивительным. Хотя за границей до этого я уже бывал, причем в таких экзотических местах, как Коста-Рика и Зимбабве. Но работа и туристический выезд – разные вещи, иногда даже хочется поменяться местами с болельщиками.

- Самая необычная ситуация, в которой вы оказывались?

– Япония оказалась очень тяжелой страной. Сложно общаться с местным населением: они знают только японский, да и на контакт не особо хотят идти, слишком закрыты. У них есть словечко «гайджин», которое означает «чужеземец», и произносят они его как ругательство. Место в электричке рядом с гайджином будет занято в последнюю очередь, даже если придется долго стоять – настолько они опасаются. Навигаторов тогда не было, а нам нужно было как-то находить места для съемок. Обращаешься за помощью к полицейским – они собираются в кучу, могут час что-то обсуждать, потом позвонить кому-то еще, там тоже, видимо, что-то обсуждают, и в итоге вопросы не решаются. Но мы иногда начинали действовать как они: показывали, что ничего не понимаем, хотя на самом деле это было не так. Нужно было снять сюжет про мобильные телефоны, зашли в супермаркет, подходит охранник: снимать запрещено. Я веду себя так, будто ничего не понимаю, а он не знает, как из этой ситуации выйти. Страна очень законопослушная, и если один раз что-то сказали, все сразу понимают. А тут у него в голове перегорел транзистор. В общем, минут 15 я ему улыбался, и за это время оператор снял все, что нужно.

- Мобильные телефоны – главное, что тогда удивило в Японии?

– Да, это было очень серьезно. Во-первых, удивляло то, что у всех они есть, даже у детей. Во-вторых, их отношение к этим телефонам. Японцы очень часто меняют свои вещи – машины, мебель в доме, ну и телефоны. Год, два, три – и если ты не меняешь, то что-то у тебя не в порядке. Телефоны все меняли, как только появлялась новая модель. Старые продавались по цене сувенирных значков ЧМ-2002 – лежали в больших пластиковых ящиках на улице, и никто на них даже не смотрел. Мы даже снимали кадры, как перемешиваем их в этих ящиках. Ну, и еще тогда по телевидению была реклама того, что по телефонам можно передавать видео.

Еще удивляли стадионы. Просто сумасшедшие, летающие тарелки, в Бразилии по сравнению с ними – ничего особенного, за исключением «Мараканы», у которой большая история. А там – с крышами, поле выезжает на улицу сушиться и так далее.

Со сборной России я тогда не работал, этим занимался Василий Конов, а я работал в медиа-центре в Йокогаме, снимал сюжеты о том, что происходит вокруг футбола.

- Чему еще приходилось удивляться в процессе работы?

– Русские, живущие за рубежом. Это совсем другая жизнь. В Сиднее, например, 150 тысяч русскоязычных, в Мельбурне – 250 тысяч. Они в КВН между собой играют город на город – арендуют зал, набивается куча народу. Мы проезжали мимо огромного русского кладбища в Сиднее, там стоит православная часовня, на могилах все на русском написано – вот это тогда меня почему-то очень сильно поразило.

- Как в нулевых технологически была организована ваша работа?

– Все передавалось через спутник. Поскольку я работал в телецентре, никаких проблем не было – ствол спутниковый в Москву стоял постоянно, и сюжеты перегонялись быстро. А вот на Евро-2008 мы маленькой группой работали в Базеле, и с перегонами у нас были дикие проблемы. Каждый раз нам сообщали адрес, где стоит машина со спутниковой тарелкой, в которой для нас заказано десять минут для перегона. Приехал раньше – ждешь, позже – очень немаленькие деньги выброшены в трубу. Кучу времени тогда тратили на поиски этих тарелок в окрестностях Базеля или Цюриха, потому что навигаторов опять же не было.

В Базеле еще была история – тарелка стояла у стадиона, до которого нам было пять-шесть коротких остановок на трамвае. В день матча мы повезли кассету, а нужную остановку закрыли. В итоге трамвай проехал, и потом мы полтора километра бегом бежали обратно, чтобы не пропустить свое время.

Теперь все проще. Например, сейчас нам первый раз дали чемоданчик, внутри которого семь или восемь модемов Yota – в любом месте они создают трафик до 6 Мбит/с. То есть сейчас мы снимаем тренировку сборной России, камера оператора подключена к этому рюкзаку, и нашу картинку сразу видят в Москве в прямом эфире.

- Работа с какой из сборных запомнилась больше всего?

– С хоккейной сборной мы работали все последние чемпионаты мира, жили в одном отеле. Разница в менталитете хоккеистов и футболистов, конечно, чувствуется. Не знаю, с чем это связано. Может, воспитание НХЛ, где обязаны общаться и учатся это делать. У футболистов сборной России уже очень давно считается, что общаться с журналистами – нефартово. Некоторые, как Игнашевич, не общаются вообще никогда, хотя внутри команды он балагур и юморист.

Но случилась победа над голландцами в Базеле, и у нас после этого матча было записано восемь потрясающих синхронов. Акинфеев сказал тогда: «Нас считают зажравшимися миллионерами, а мы просто любим играть в футбол». Можете представить, что это сказал Акинфеев? То есть они выиграли, почувствовали, что сделали что-то великое, расслабились – и вот, какой был результат.

- Есть ли среди спортсменов те, кого вы можете назвать своими друзьями?

– Нет, именно друзьями нет. Знакомых много – и хоккеистов, и футболистов, и волейболистов, и керлингисток. Работе это никогда не мешало. Может быть, потому что я никогда не ищу жареные факты там, где их нет, и стараюсь держаться ближе к спорту, а не к кальянам и тому, что у нас в желтой прессе появляется. Ни один спортсмен не может сказать, что я его как-то продал. Хотя я мог много раз.

- Когда, например?

– Егора Титова признали джентльменом года. Дали смокинг, кто-то сунул ему сигару, и он стал прикалываться, фотографироваться с ней, хотя даже не курил. У нас была эта съемка, но было же понятно, что если мы ее дадим, то сразу начнутся приколы в интернете. И мы сами для себя решили это не давать, то есть это была такая самоцензура. Ну, зачем?

- Можно же было объяснить, что к чему.

– Можно было, но мы решили вообще этого не делать. А какая-то желтая газета сняла его близко и опубликовала на обложке, хотя он попросил не давать эту фотографию.

- Вас потом не критиковали за то, что это появилось не у вас?

– Нет, ни в коем случае. Слава богу, на Первом канале в меньшей степени обращается внимание вот именно на такую тупую желтизну. Я бы просто не смог работать в желтой прессе, мне немножечко претит.

- Что еще вы намеренно оставляли за кадром?

– Мы ездили снимать русскую православную церковь в Сиднее. Встретились с батюшкой, и он говорит: «Как вы хорошо заглянули, сейчас приедет человек из олимпийской сборной России – креститься пожелал». Мы дождались. Это был президент одной из федераций, я не буду все же называть фамилию. Он обалдел, когда увидел камеру – подумал, что батюшка продал информацию, но я сказал, что просто совпало. Он объяснил, что специально решил делать это в Сиднее, чтобы никто не узнал, и попросил не давать в эфир. В сюжете мы об этом рассказали, но фамилию называть не стали, просто сняли план со спины. С тех пор случилась куча ситуаций с допингом, когда все отказывались от комментариев, а этот человек всегда выходил и говорил с нами. Он и сейчас продолжает работать.

- Часто вообще просят не давать что-то в эфир?

– Иногда случается. Стараюсь идти навстречу, не делать гадостей людям.

- Так ваши репортажи могут от этого что-то потерять.

– Бывает, да. Но ничего страшного. Вот ничего страшного, честное слово.

- Какие еще истории с участием спортсменов запомнились?

– Разговор с Володей Бесчастных. У меня тогда почему-то камеры не было, а он объяснил, почему не забил Японии в 2002-м. Как, спрашиваю? «Я уже собрался бить низом», – говорит. – «Ворота пустыми были, но краем глаза увидел, что защитник катится по траве, перекрывая низ». И вот он за мгновение изменил решение, стал перебрасывать, но промахнулся. Мозг не сумел среагировать на быструю смену решения, поэтому он не попал в ворота. Ударил бы низом – японец отбил бы.

- Существуют ли на Первом канале некие ограничения по тому, о чем можно спрашивать, и что потом давать в эфир?

– Спрашивать можно обо всем. Я бы не сказал, что ограничения какие-то ясные, и что есть какая-то инструкция: что давать, а что – нет. Есть инструкции по личностям: с этим надо говорить, а этот для Первого канала – нон-грата.

- Пример последних?

– Сейчас сложно сказать. В какой-то момент такой персоной был Лужков. Мы сняли матч, в котором он играл, а оказалось, что это не нужно. То есть политика все равно вмешивается в спортивную жизнь.

Но чтобы меня как-то ограничивали, такого нет. Это скорее внутренне чувствуешь. Понятно, что я не буду говорить о политике с человеком, с которым нужно говорить о футболе и хоккее. Да и у нас, в отличие от радио и пишущей прессы, очень короткие объемы, которые мы можем дать в эфир. Минута-две сюжет – значит, синхрон будет 15-20 секунд. Первое время я брал синхроны на 10 минут, выбирая оттуда в итоге 10 секунд. А сейчас я часто подсказываю человеку, что хочу от него услышать. Для моего сюжета нужна какая-то фраза, и я стараюсь подвести человека к ней, задавая правильные вопросы. Часто получается. Как только человек произносит нужную фразу, я говорю: все, спасибо. Мне не нужно больше. Зачем я его буду мучить?

- По такой логике можно вообще не говорить, сразу попросить произнести нужную фразу.

– Такое бывает. Но это скорее касается печатных СМИ. Вспоминаются командировки в Белек, где в январе были сборы у многих команд. Нам-то нужен обзорный сюжет, а газетам – каждый день полосу забивать, а выдавать нечего, как здесь, в Иту – день сурка, команда просто тренируется. Люди звонили своим знакомым футболистам, спрашивали, можно ли написать это и то. Ну, пишите, отвечают. Хорошо, спасибо. И вот пишется интервью, которого не было.

- Вы берете интервью в перерыве матчей сборных России. Почти всегда это одни и те же вопросы.

– Это тот случай, когда не нужно ни в чем копаться, а нужно получить от человека эмоции, которые он принес с собой со льда или с поля. У нас работала замечательная девушка, которая после матчей заходила в раздевалку и у всех спрашивала «Как вам это?». По-моему, это лучший вопрос – человек сразу рассказывает, как ему это. Я не шучу сейчас. Не нужно задавать длинные вопросы о тактике или истории. Эти вопросы уместны, когда идет разбор игры.

- Ваш самый запоминающийся собеседник во время флэш-интервью?

– Наверное, Илья Ковальчук. Он хорошо говорит, хорошо думает и прекрасно знает, что мне нужно. То есть он понимает, зачем я задаю тот или иной вопрос, и в ответ дает то, что мне нужно. Еще я отметил бы всех, кто выходит пообщаться после поражений. У нас не привыкли к этому, а вы посмотрите, сколько общаются со своими журналистами другие команды, даже проиграв 0:5.

- Человек, с которым пришлось сложнее всего?

– Тяжело с Овечкиным. Он человек в себе, не любит общение с прессой. Да, он останавливается и говорит, но то, что у меня проходит с Ковальчуком, с Овечкиным уже не проходит. Бывает, он даже огрызается, как во время первого матча с финнами на последнем чемпионате мира. Спросил, помнит ли он, что мы до этого семь раз проигрывали финнам на всех турнирах. «Вопрос не к месту». Но это просто говорит о нерве, который есть в игре.

Единственный прокол у меня случился на финале в Минске после второго периода. Мы выигрывали у финнов, я планировал поговорить с Малкиным, который к концу периода сидел на скамейке штрафников. Он шел в раздевалку последним, я хотел его остановить, а он отвечает: «Коньки тупые, срочно точить». Я остался вообще без интервью, и при этом оказался совершенно не готов к включению в эфир – нес в итоге какую-то пургу.

- У вас же большой опыт.

– Опыт начинает дремать, когда ничего не происходит. Пять лет подряд мы работали на чемпионатах мира, и ни разу не было срывов. Я до последнего был уверен, что интервью будет, и больше думал над вопросами. Сам смеюсь над этой ситуацией. Стыдновато, да.

- Человек, у которого вы мечтаете взять интервью?

– Все мечты уже сбылись, наверное. С Марадоной разве что еще не разговаривал. У меня была мечта в белых штанах по Копакабане пройти – вот я сейчас это сделал.

- У вас возникали конфликты со спортсменами – вроде того, что был у Виктора Гусева с Романом Широковым?

– Нет, миновало. Все, что тогда сказал Гусев: «Широков – игрок не уровня сборной». Это было сказано в сердцах. Как видим, Широков вырос в великого игрока на другой позиции. То есть и Гусев в чем-то был прав – не нужно Широкову играть в защите. И Роман был прав, что тогда обиделся, потому что в итоге доказал, что он – игрок уровня сборной. На самом деле после этого они встретились и поговорили, претензий друг к другу у них не осталось.

- Никогда не было желания попробовать комментировать?

– Я пробовал, ездил комментировать чемпионат мира по горным лыжам. И мне все время было стыдно перед самим собой за то, что я ничего не делаю. Относительно, конечно. То есть, я готовлюсь к репортажам, много читаю и изучаю. Но в десять утра я пришел, откомментировал, и до десяти утра следующего дня могу ничего не делать. А работа корреспондента – это поиск чего-то, написание текста, монтаж, озвучка. То есть постоянная работа. И на этом фоне мне кажется, что когда я комментатор, то ничего не делаю. Хотя понимаю, что на самом деле это еще тяжелее работа.

- Чем вы занимаетесь, когда Первый канал не показывает большие турниры?

– Новости спорта закадровые, которые идут в 12 часов дня в выходные и в 12 ночи в будние дни. Плюс рубрика «Вокруг спорта» в программе «Доброе утро». Это достаточно свободный график. Понятно, что главным образом спортивная редакция работает на больших турнирах. Наверное, у меня работа мечты.

- Вы говорите, что стараетесь не ориентироваться на негативные истории. Как вы отнеслись к выходу программы «Человек и закон» про кальяны?

– Меня это напрямую особо не коснулось, но была история на хоккейном чемпионате мира, когда папарацци сняли выходящего из ресторана игрока сборной с сигаретой. Ладно, в интернете выложили. Но потом у нас сделали ток-шоу на эту тему – в момент, когда сборную нужно поддерживать. После этого ни один хоккеист не остановился, чтобы дать интервью. То есть мы перестаем получать вообще любую информацию, если даем такие явно провокационные, негативные вещи.

- Это же тоже одна из сторон жизни спортсменов.

– Да, но к спорту это никакого отношения не имеет.

- Людям интересно знать, что происходит со спортсменами за пределами поля.

– Мне не интересно.

- Вашей аудитории это наверняка интересно.

– А мне не интересно. Вот правда, мне абсолютно все равно, с кем человек спит, что он пьет, и когда это делает. Я смотрю на то, что он делает на поле.

- Как часто вам приходится слышать негативную реакцию на свою работу?

– Ой, очень часто. Особенно, когда это клубные дела. Помню, был сюжет про мартовский матч ЦСКА – «Спартак». Пошел сильный снег, и на стадионе имени Стрельцова была жуть какая-то, сугробы чуть ли не метровые. Сюжет начинался словами «Мы приехали на стадион, а здесь даже конь не валялся». Естественно, я пошутил специально. Это было воспринято негативно. Наверное, в том числе и из-за того, что все знают, что я с детства болею за «Спартак». Хотя самые злобные сюжеты я делаю именно про «Спартак», потому что хочу, чтобы он играл лучше.

Так мы, кстати, познакомились с Губерниевым. Я делал один из первых своих сюжетов. «Спартак», тогда будучи еще сильной командой, сыграл 0:0 с каким-то аутсайдером. Текст был такой: «Спартак» показал скучный футбол, своей монотонностью напоминающий академическую греблю. На следующем матче подошел Губерниев: «Слушай, ты плохой футбол с академической греблей не путай. Я мастер спорта». «Извини, больше никогда».

- Как вы реагируете на то, что о вас пишут?

– Спокойно реагирую, у меня это скорее улыбку вызывает. Всем известно, что интернет – большая помойка. Практически ни у кого нет желания писать что-то положительное.

- Ваш самый запоминающийся сюжет?

– Мне нравились сюжеты из Афин, и среди них был один под названием «Эротика в большом спорте». Я спрашивал у спортсменов, какой олимпийский вид спорта они считают самым эротичным. Потом составил рейтинг и объяснил, почему так считается. Заканчивался сюжет священником, который сказал, что нет эротичных или неэротичных видов спорта. Вся эротика – в голове, а красота человеческого тела дана богом.

logoВладимир Бесчастных
logoСборная России по футболу
logoСборная России по хоккею с шайбой
телевидение
logoАлександр Овечкин
logoЧМ-2014
logoИлья Ковальчук
logoПервый канал