Владимир Коротков: «Шесть матчей забить не мог, подошел к Бескову: отчисляйте из команды»

Владимир Петрович Коротков – человек удивительный. Легенда «Локомотива», по-настоящему большая личность с яркой, интересной судьбой. Каждый раз при встрече с ним можно надеяться услышать какую-нибудь совершенно убойную историю о жизни клуба, в котором он в разном качестве трудится уже несколько десятков лет. Пройтись с таким человеком по его насыщенной биографии – это особое удовольствие, потому и его интервью «Нашему «Локо» не могло получиться неинтересным.

9 мая, фотография, интеграл

– Вы родились в Ногинске в первый год войны. Она затронула вашу семью?

– В войне участвовали мой отец и три его брата: дядя Леша, дядя Саша и дядя Ваня. Дядя Ваня погиб на Курской дуге: он был водителем, возил снаряды. Дядя Саша был летчиком, прошел всю войну, дядя Леша был танкистом. Отец был зенитчиком при обороне Москвы. Ему искра в глаз попала, зрение ухудшилось, и его командировали в тыл – на измайловский завод по ремонту танков. Всю войну он провел здесь. Мой старший брат жил с ним, а я – с мамой.В Ногинске тогда работал подземный завод, готовил снаряды, пули. Вот прямо рядом с нашим домом в лесу. Там было очень много окопов, ведь Гитлер по плану замыкал кольцо вокруг Москвы именно в Ногинске и с самого начала войны искал этот завод. Сильно и много бомбил, но так и не уничтожил.

– Бомбежки помните?

– Нет, какой там. Из военного времени у меня почему-то отложилось в памяти такое: меня только постригли, мама моет меня в корыте, и в воде плавают волосы. Вот эта картинка запомнилась на всю жизнь. А потом от мамы я узнал, что это было 9 мая 1945 года.

– Как в вашей жизни появился футбол?

– Есть у меня фотография: мне восемь-девять лет, родители отправили меня в пионерский лагерь дневного типа. Когда я показываю ее, то говорю: найдите меня. А как найти? Там человек 80 детей. Но только один я с мячом – вон там, в правом нижнем углу. Вот как-то так любовь к футболу и зародилась. Я даже, прежде чем отправиться в лагерь, спрашивал у мамы: там в футбол играют? Если да – тогда поеду.

На местном Глуховском комбинате было так называемое Буденовское поле, моя школа с ним граничила – и дом рядом. Пропадали мы на этом поле до самого вечера. Вообще играли везде: и в лесу, и во дворах. Я даже как-то палец в лесу сломал, мне поставили гипс, но потом с этим же гипсом я все равно выходил играть – ну потому, что нельзя было не играть!

В нашем доме жил Иван Сергеевич Полозов, тренер Григория Федотова, тот к нему часто приезжал. Нас катал на своей «Победе». Именно Полозов научил меня правильно бить по мячу: резко выпрямлять голень – и мяч тогда уже выше не пойдет. Еще я набирал человек шесть-семь ребят и один играл против них. Тогда не придавал значения, а оказалось – дриблинг тренировал.

– В общем, футбольное образование у вас было уличное?

– Абсолютно, ни в каких футбольных школах я никогда не учился. Соответственно и обычное образование у меня было, как у всех. До восьмого класса вообще учился отлично, хотел даже потом поступать в Московский энергетический институт. Был уверен, что пройду. Немецкий и физику сдал на пять, сочинение нормально написал, а на математику пришел – и преподаватель говорит: то, что положено, вы знаете, а вот возьмите-ка интеграл. А мы это даже не изучали – я только слово такое слышал. Ну, он мне: «Как же вы хотите – надо было вне программы заниматься, готовиться». И влепил мне «тройку». Я пошел работать помощником каменщика и параллельно за эту же строительную контору играл в футбол.

«Щука», Яшин, Старостин

– И потом попали в ногинский «Труд».

– Не сразу. Год закончился, и, чтобы не идти в армию, я поступил в авиационное училище и за него играл. Порядки там были армейские, но директор училища был большой фанат футбола, так что давал мне определенные поблажки. Я мог отлучаться в город, мог спать днем, но вообще военную подготовку там прошел: после окончания училища мы месяц стажировались на атомных бомбардировщиках «Щука». Не знаю, были ли то муляжи, но я своими глазами видел атомные бомбы. А как училище закончил, меня позвали в Ногинск.

Там, правда, была трудность. Мне по закону нужно было отработать два-три года по разнарядке. Уже потом, когда в 1964-м пригласили в «Спартак», из Ногинска меня не отпускал директор местного комбината Соболев. Помню, он при мне звонит Николаю Петровичу Старостину: «А вы знаете, что Коротков разыскивается прокураторой?» Тот – что, мол, случилось? Соболев рассказал, а Старостин говорит: «Не волнуйтесь, мы с этим делом ему поможем». А «Спартак» ведь раньше был под кураторством Министерства гражданской авиации. Вот и все, мне дали свободный диплом.

– Что запомнилось в «Труде»?

– Тот самый Соболев, директор текстильного комбината, который мы представляли, был страшным фанатом футбола. Денег тогда особенных ему не выделяли, но для команды он старался делать все. Премии мы порой получали тканями: ситец, перкаль, постельные материалы. Деньги если и выдавали, то по 20-30 рублей – и то это считалось шиком.

Запомнился мне еще один момент. Играем против лидера нашей зоны – «Звезды» из Серпухова. Выигрываем у них 2:0, я дубль сделал. И был еще у нас такой футболист Лева Кондратьев – по юношам подавал надежды наравне со Стрельцовым. Вот он в первом тайме как дал в перекладину – и мяч под охи трибун улетел далеко за территорию стадиона. В перерыве заходит к нам Соболев, возбужденный такой. Я-то думаю – хвалить сейчас будет за два гола, а он подходит к Леве: «Лева, пес с ним, с голом! Ты лучше еще раз в штангу, в штангу долбани!» Настолько был азартный, эмоциональный человек.

Кстати, тогда в «Труде» вторым тренером работал Игорь Семенович Волчок, который позже возглавит «Локомотив». Его тогда пригласили в Караганду помощником, и он с собой забрал четверых наших. Хотел и меня взять, но в тот момент я уже практически перешел в «Спартак».

– Что нужно было сделать тогда, чтобы из третьего по значимости дивизиона попасть в «Спартак»?

– Да ничего не нужно было – я в футбол играл. Кончился сезон – ко мне подходит наш тренер. «Володя, тебя приглашает «Динамо». Я собираю вещи – и поехал. Приезжаю на стадион, написал заявление о приеме, пошел в подтрибунку получать форму. Захожу в кладовую – а там Яшин сидит, покуривает. Я аж обомлел. Смотрю дальше – Владимир Ильин, легендарный динамовский футболист.

Форму у него получил, поехал домой. Проходит день-два – за мной приезжают. Из «Спартака»: давай, мол, мы тебя приглашаем. Приезжай на Курский – там тебя встретят. Я опять собираю вещи, сажусь на электричку. Приезжаю на вокзал – там Николай Петрович Старостин стоит. Помню, долго шли с ним от вокзала по Москве. Был январь, мороз жуткий, а он – ботиночки легкие, кепочка, пальто осеннее, шарф. Пришли в колонный зал Дома союзов, где находился отдел футбола профсоюзных команд. Раньше ведь деление было на ведомственные команды: «Динамо», ЦСКА – и профсоюзные: «Труд», «Буревестник», «Спартак» и так далее. В то время этим отделом руководил Николай Петрович Морозов, который через год на чемпионате мира со сборной СССР займет четвертое место. Он на меня с порога: «Вы за какое общество играли?» – «Ну, как – «Труд» Ногинск». – «Ошибаетесь, вы играли за профсоюзное общество. На каком основании вы пошли в ведомственную структуру? Вы поступили неправильно, вас дисквалифицируют. Вот пишите заявление о приеме в «Спартак». Ну, я и пишу заявление (смеется). Потом из-за этих двух моих заявлений небольшая шумиха поднялась, но конфликт быстро урегулировали.

– В «Спартаке» вы пробыли недолго. Почему так получилось?

– Я там толком не играл: всего один тайм против уругвайского «Пеньяроля» в «Лужниках». Загрустил, мне хотелось больше выходить на поле, а я все в запасе да в запасе. Ко мне приезжали из многих команд, заманивали. И я решился на такой безрассудный, непорядочный поступок: перед выездом команды на игру в Киев зашел в автобус и перед всей командой заявил, что не хочу играть в «Спартаке». На переднем сидении – Николай Петрович Старостин, и я фактически в глаза ему сказал такое. Мне так посоветовали сказать – дескать, тогда тебя освободят, и я, несмышленыш, ляпнул. И вот этот грех за мной тянется всю жизнь. Старостин сразу вывел меня из автобуса под руку – иди, говорит, у тебя наверняка здесь где-то друг с вещами. Бери чемодан и полетели. А мне подсказали не брать чемодан – взял бы, может, и остался бы в «Спартаке». После Киева я пришел на тренировку, мне тренер Николай Тимофеевич Дементьев: «Володя, ну оставайся, ты что». Мы сидели с ним, и я так заревел… В итоге «Спартак» меня отпустил, но только обратно в Ногинск – знали они, что меня конкуренты звали.

«Шинник», Бесков, гол «Зениту»

– Отыграв еще полгода в «Труде», вы перешли в «Шинник».

– С «Шинником» мы должны были в элиту входить: не хватило совсем немного. Я тогда стал лучшим бомбардиром, забил 25 мячей. А на одной из игр присутствовал Борис Аркадьев – и пригласил после матча меня в «Локомотив». Меня тогда, правда, зазывали постоянно: машины ко мне в Глухово (район Ногинска) приезжали чуть не ежедневно. Особенно усердствовал ленинградский «Зенит». Помню, вся родня меня отговаривала: да ты что, мол, там сыро, влажно, заболеешь. В итоге я свой выбор остановил на «Локомотиве».

– В «Локомотив» вы попали к Аркадьеву?

– Нет, тренером команды тогда был выбран Константин Иванович Бесков. Я как узнал об этом – обрадовался страшно и ни секунды больше не сомневался. Мы с ним еще побеседовали, и я понял, что он верит в меня.

– Какой Бесков в личном общении?

– Я даже не ожидал, что он такой легкий в беседе человек и совсем не такой страшный. Мы как-то поехали на сборы в Югославию, и там недалеко проходил чемпионат мира по хоккею. А в «Локомотиве» трое ребят дружили с тройкой хоккеистов Локтев – Альметов – Александров. И вот Бесков нас к себе приглашает и говорит: «Ребят, завтра финал чемпионата мира. Я решил наших троих футболистов отпустить, чтобы они вместе со своими друзьями-хоккеистами отпраздновали победу». Назад их привезли в соответствующем состоянии, но Бесков даже такие моменты учитывал. Часто на построении спрашивал: «Кто ходил в баню?» Поднимается рука – в одну сторону. «Кто злоупотреблял?» В другую сторону. Все боялись – думали, сейчас даст какие-то жесткие нагрузки, а он наоборот – давал облегченные занятия. Правда, все равно встретиться с ним где-то вне тренировок было бы большим смущением. Ореол бесковский был очень серьезный.

Анатолий Машков: «Бесков всегда знал: кто после игры напьется – тому нагрузку поменьше»

– В «Локомотив» вы перешли в год открытия нового стадиона в Черкизове.

– Да, помню матч открытия против киевского «Динамо». Подъезжаем мы к стадиону, и уже перед въездом на территорию к нам в автобус подсаживаются три женщины: дочь, жена и теща нашего вратаря Полякова. И в итоге получаем три гола (смеется).

– Обычно открытие стадиона положительно на результатах сказывается.

– В этом смысле не скажу, что сильно что-то изменилось. Такие команды, какой был тогда «Локомотив», обычно бывают помечены злым роком. Нереализация моментов была порой просто кошмарной. Я в одном матче с Донецком четыре раза выходил один на один и ни разу не забил. И еще был момент. В мой первый год играем в Кутаиси. Ведем 1:0. Убегаю с центра поля, в голове: «Вот сейчас забью мяч, в «Советском спорте» напишут, в Глухове прочитают!» Бью по мячу, а тот скакнул чего-то – и мне неудобно ложится на ногу. Я бью сильно выше ворот, а во втором тайме мы получаем три мяча.

– Вообще «Локомотив» 1960-х – что это была за команда?

– Бесков фактически начал создавать новую команду, отпустив многих старых игроков. И если в первом круге мы долго не могли выиграть, набрали девять очков, то во втором, когда Константина Ивановича уже «сняли», взяли вдвое больше – 18 очков.

Я тоже, кстати, тяжело вкатывался в тот сезон. Только пришел в команду – и никак не могу забить. Шесть матчей так отыграл – даже подошел к Бескову, мол, отчисляйте меня из команды. Он меня, конечно, поддержал. И вот седьмой матч – против «Зенита». К 15-й минуте мы проигрывали 0:2 – Бесков даже не успел подняться на свое место, он из комментаторской кабины смотрел за игрой. Заходит в перерыве в раздевалку: «Ребята, вы не пропускайте так быстро. Дайте мне хоть подняться наверх, чтобы потом ошибки разобрать!»

И после перерыва у нас пошло. Забили два, сравняли счет, а потом я дал по мячу с дальней дистанции – и получилось. Радости было!

– После Бескова «Локомотив» возглавил Валентин Бубукин – чемпион Европы. Рассказывал что-нибудь про тот чемпионат?

– Про это – нет. У Бубукина был достаточно раскрепощенный стиль, много игровых упражнений на тренировках, плюс, любил он беседовать с футболистами. Он же недалеко от нас по возрасту ушел – лет на десять максимум, поэтому дышалось нам полегче, чем с Бесковым. Комок в горле не стоял уже. Анекдотами Валентин Борисович был насыщен под завязку, это все знают. Такой был, например. «Две женщины едут на юг. Встречаются в тамбуре поезда: одна веселая, а вторая такая грустная. Та, что веселая, спрашивает: «Девушка, вы на юг едете, в Сочи? – Да. – А что же у вас такой вид? Езжайте с удовольствием! – Да я, – отвечает, – с мужем еду».

Политубежище, Красноярск, мастика

– «Локомотив» в те годы регулярно ездил за границу: в турне и на сборы. Не было хоть раз соблазна остаться жить там?

– Нет, скорее наоборот. Мы как-то раз играли в Германии, и нас с Володькой Радионовым пригласили прокатиться на машине. Привезли куда-то под Гельзенкирхен и говорят: «Не хотите ли принять у нас политическое убежище?» Мы сразу в один голос – да мы комсомольцы, не позволим, туда-сюда, но лично я перепугался страшно. В душе все опустилось, мыслей никаких – ужас один. В один голос закричали: «Отпустите нас! Отвезите назад в гостиницу!» А немцы все какую-то бумагу совали – я увидел только, что по-русски было написано.

Потом уже, в 90-е годы, я мог устроиться в Германии. Туда в то время повалил большой поток из России, и в нем можно было легко затеряться. Но у меня всегда слишком сильной была любовь к дому. Мы как-то с «Локомотивом» приехали туда на сборы, и я смотрю: стоят на бровке двое, мужчина и девочка. Я к ним подошел, разговорился. Они переехали из Караганды, где отец был заведующим ОблОНО. Переехали в Германию, он стал механиком. Все, говорит, нормально, получил кредит на дом, скоро выплачу, но жить здесь не могу. Почему? «Владимир, здесь не играют в домино». А девчонка плачет, просится назад. Она в своей школе вроде изгоя, отношение к ней второсортное. Вот и я не представляю, как бы жил там.

– «Локомотив» вы покинули в 1969 году после тяжелой травмы. Следующей вашей командой стал красноярский «Рассвет».

– После травмы запасным в «Локомотиве» я быть не хотел. Меня пригласили в Красноярск, дали хорошие материальные условия, но играть там было невозможно.

– Почему?

– Неинтересно просто. Ребята в команде были собраны неспортивные, команда плохо выступала, плюс, с семьей жить там было сложно. Сыну еще трех лет не было, а нас поселили в гостинице на стадионе. Белье не постираешь, детское питание купить – надо в город далеко ехать. И жена говорит: не могу так, уезжаю. Ну, и я через месяцок за ней собрался и вернулся в Ярославль.

– Еще где-то за время карьеры вы встречались с плохими бытовыми условиями?

– Помню такое. Каждый раз, когда мы приезжали играть на Кавказ, в гостинице все время жгуче пахло мастикой. Они говорили, что намазывали ей номера якобы для борьбы с тараканами – только «боролись» с ними они исключительно перед матчами. Вот и ходили мы все время с опухшей головой.

Школа, РФС, обморок

– В 1975 году вы завершили карьеру и вернулись в «Локомотив», возглавив юношескую команду 1964 года. С ней вы впервые в клубной истории стали чемпионами СССР.

– Когда я их только принял, мы проигрывали всем. Пропускали по пять-шесть мячей. У меня ребята были юркие, техничные, но «малыши», а в других школах набирали в основном габаритных игроков. К тому же играли мы на все поле. Я хотел уменьшить его размеры, чтобы у ребят общения с мячом было побольше, но мне навстречу не пошли. Руководство школы меня прессинговало – подбирай, мол, ребят поздоровее. Я все выдержал, а вскоре мы стали чемпионами – и с этого момента «поперло». Уже пошел обратный процесс: мы стали выигрывать у всех, забивать по много.

– Расскажите подробнее про ту победу с юношами.

– Предварительный раунд в Ижевске мы выиграли довольно легко. Вышли в финальную часть, которая проходила в Крыму. Наш администратор пошел на судейское совещание, и там сходу дали нам оценку: у вас, мол, ребята, будет шестое место. А мы взяли и всех переиграли в своей группе – в том числе московское «Динамо» – и в финале вышли на «Зенит». Основное время закончилось вничью 1:1, а по пенальти выиграли. Был у меня хороший вратарь Леша Сосов – жаль только, по футбольному пути дальше не пошел. Помню, перед финалом у меня такой был мандраж! А когда серия пенальти началась, я вообще на поле смотреть не мог: глаза закрыл руками. Судейство, к счастью, было в целом объективным, хотя арбитр был завучем в школе «Зенита».

– Вы упомянули про вратаря, который не дошел до большого футбола. Были еще таланты, не сумевшие заиграть?

– Был один парень – Вадим Татауров. До 15 лет его отмечали все: ну просто талантище, такие надежды подавал! К сожалению всех, кто видел его игру, судьба у него повернулась по-другому. Что-то произошло в семье, он перестал посещать занятия и завязал с футболом.

– После школы вы возглавили дубль «Локомотива».

– Да, в 1983-м работал с дублем, а уже в следующем году пошел учиться в ВШТ. Там я проучился два года, в команду мастеров не попал, и меня порекомендовали в Российский футбольный союз: руководить отделом детско-юношеского футбола. В 1988 году «Локомотив» выходит в высшую лигу, и меня зовут обратно. Зампредседателя спорткомитета Копылов мне говорит: «Володя, оставайся, мы будем готовить тебя на самый верх». Ответил, что подумаю, но в итоге решил вернуться в «Локомотив».

– Что успели за время работы в РФС?

– Я проехал всю страну от Владивостока до Москвы. Месяц летал, смотрел за работой основных школ страны, проводил беседы, знакомился с уровнем тренеров.

– Интересное что-то было?

– Помню один момент. Во Владивостоке проводил серьезную беседу. Задавал вопросы тренерам школы: по политической и по спортивной части. А там уже пошла молва, что чиновник из Москвы чуть ли не с экзекуцией едет. И вот за этой беседой один тренер от страха прямо за столом – бум, в обморок. В каком-то другом городе меня встречают – и давай в ресторан. А я говорю – нет, спасибо, я буду есть в столовой, у меня, дескать, и денег таких нет. И вот я иду в столовую, беру поднос, а за мной в очереди еще пять-шесть человек местных. Они, может, в ресторане бы предпочли покушать, а я в столовую пошел – пришлось им идти со мной.

Живот Гарина, Галлиани, Веллитон

– Все бывшие футболисты, с которыми я разговаривал, говорят о «Локомотиве» как об особенном, семейном клубе. Вы много лет проработали с командой. Охарактеризуйте ту атмосферу какой-нибудь историей.

– Ну, как можно охарактеризовать семью? Мы помогали друг другу в сложных ситуациях, собирались вместе после матчей, была какая-то атмосфера постоянных шуток, подначек. Ведь если отношения в коллективе нездоровые, шутить никто не будет.

Взять Олега Гарина. Он всегда был полноватым, и ребята шутили, что он обманывал защитников: живот у него в одну сторону – а сам Олег с мячом в другую. Или Андрей Соломатин – его в команде называли «Данилычем». Я спрашиваю у ребят, почему вдруг Солома стал Данилычем? Так он же любимец у Гершковича, говорят (смеется). Михаил Данилович, будучи тренером сборной, симпатизировал Андрею.

Андрей Соломатин: «В «Кубани» было три тактических схемы: «подсолнух», «скрепка» и «капкан»

– Вместе с «Локомотивом» вы пережили много ярких побед. Что вспоминается?

– Сразу – 1993 год, матчи с «Ювентусом». Первый раз попали в еврокубки, и тут же на такого гранда. Это была сказка. Запомнились еще встречи делегаций других клубов, чиновников УЕФА накануне матча. Мы-то еще не были грандами, а тут вдруг к нам приезжают руководители лучших клубов Европы.

– Кто оставил самое яркое впечатление?

– В 2003 году к нам приехал «Милан». Мы были на вечере, спрашиваем у их вице-президента Галлиани: как, мол, господин Берлускони достиг таких высот? И Галлиани все рассказал, как они шли рука об руку по жизни еще со студенческих времен. И еще интересный момент. Первая женщина, с которой я встретился на таком уровне, была президентом «Райо Вальекано». Незадолго до этого умер ее муж, который до этого руководил клубом, и она приняла правление. А в Москву приехала вместе с тремя дочерьми. Наблюдать за ними было очень интересно. Вот они пришли на обед – мы им вручаем подарки. Принято как: президенту даришь позначительнее, остальным – что-то поменьше. Потом они приходят домой, разворачивают – все довольны. А испанцы начали с шумом распаковывать свои подарки тут же, за столом. Я сижу и думаю: господи, вот я попал – как бы сейчас те, кому досталось похуже, не обиделись на нас! (смеется).

– Что еще расскажете из еврокубковых воспоминаний?

– Играли мы с турецким «Коджаэлиспором» в 1996-м. А я в тренерском штабе отвечал за вратарей. И вот перед матчем мы с Хасаном Биджиевым тренируем ловлю мяча из-под опорной ноги. Я ему бью туда – он ловит. И, надо же так, именно этот элемент пригодился нам уже в ответном матче. В Москве мы выиграли 2:1, конец ответной игры, счет 0:0. Соперник выходит один на один и точно, как я на тренировке, бьет Биджиеву под опорную. Хасан раз – и ловит! После игры радости у нас с ним было!

– Вы принимали непосредственное участие в переходах игроков в «Локомотив» в 1990-х и 2000-х. Что можно сейчас рассказать?

– Был один сорвавшийся переход – фактически на моих глазах. Мы пригласили Веллитона, сделали ему годовую визу, он уже летел к нам – и вдруг оказался в «Спартаке». Приглашение на получение его визы у меня хранится до сих пор. Примерно та же ситуация произошла с Сережей Горлуковичем, кстати. Тоже ждали мы его из дортмундской «Боруссии», а в итоге он перешел в «Спартак». Вот за Сережку было действительно обидно.

А один раз я вообще попал. Поехал в ростовский СКА за Веретенниковым. Пришел на матч, они выиграли 4:0, он забил два. Болельщики стоят за воротами, празднуют – и я туда подхожу, переговорить с Олегом. Фанаты увидели меня с дипломатом – и пошли толпой на меня. «У него там деньги! Он хочет Олега переманить!» Хотели ко мне даже, так сказать, физическое насилие применить, отнять дипломат. На мое счастье, вышел Юрка Пшеничников, мой знакомый еще по игровой карьере, он тренировал тогда там. Конфликт он уладил, и я смог поговорить с Веретенниковым. Но не получилось.

Ложа прессы, приметы, тетради

– Домашние матчи «Локомотива» вы почти всегда смотрите из ложи прессы. Откуда это повелось?

– Когда я перестал сидеть на скамейке запасных, то размышлял, где бы лучше всего смотреть матчи, и мне вспомнилось, что Николай Петрович Старостин всегда наблюдал за играми «Спартака» из ложи прессы. И я, можно сказать, пошел по его стопам. С тех пор всегда начинаю смотреть игру оттуда. Правда, если в первом тайме матч складывается не в нашу пользу, я ухожу и ищу какое-то другое место. Хожу, брожу в перерыве и могу оказаться где угодно. И очень часто в этом случае в игре наступает перелом. Мне бы хотелось верить, что в том числе благодаря мне.

– Помимо просмотра матчей в ложе прессы, вы наверняка еще можете рассказать с десяток характерных примет «Локомотива».

– Расскажу про свои приметы. Много лет я старался перед матчем опередить команду, зайти в раздевалку до нее. И это работало. Но вдруг эта примета перестала действовать, так что в этом сезоне я стал чередовать: на один матч приду в раздевалку, на другой – нет. Результат вы видите (улыбается).

Еще момент. Когда сажусь в ложу прессы, до начала активных действий на поле я должен успеть по памяти заполнить протокол «Локомотива» в своем блокноте, причем не глядя на напечатанный вариант. Потом, должен успеть сделать расстановку игроков соперника – тут я очень тороплюсь, потому что мне кажется, что иначе команда начнет проигрывать. Ну, ясно, что перед игрой нельзя бриться, принимать душ. В день игры нельзя ни в коем случае тратить деньги. Что еще… А, ну вот. В футбольный отсек я всегда прохожу не через дверь, а через ворота юго-западного пилона. Захожу в раздевалку и оставляю там свою тетрадь – ту, в которой я потом буду писать состав и расстановку. У меня этих тетрадей уже 27 штук. И только когда из раздевалки уже ушла вся команда, ушел тренер – тогда я забираю тетрадь и иду в ложу прессы.

Сергей Томилов