Элис Купер: «Леннон был настоящим голливудским вампиром!»
Элис Купер
"А про цыпленка мы совсем забыли», — разводит руками Элис Купер, который принимает Rolling Stone в номере нью-йоркского отеля.
В этом сентябре исполнится 45 лет с того момента, как Элис Купер стал тем Элисом, которого все мы прекрасно знаем. Тогда он впервые вышел на сцену на концерте Rock'n'Roll Revival, причем после его выступления должен был играть Джон Ленннон.
Как гласит легенда, именно в этот момент кто-то швырнул птицу на сцену, а Элис, думая, что она взлетит («Я же из Детройта, никогда не был на ферме»), кинул ее обратно в толпу — как оказалось, чтобы впоследствии увидеть, как аудитория разрывает мясо на куски.
«Когда я осознал, что первые пять рядов составляют люди на инвалидных колясках, все стало выглядеть совсем уж макабром», — вспоминает Купер. Оглядываясь назад, образцовый рок-фронтмен утверждает, что именно в этот день на сцене он стал именно тем, кем остается по сей день.
«Я понял, что публика охоча до насилия, — говорит Купер, который по прежнему одевается сплошь в черное и носит кожаные штаны. — И им нужен был настоящий садист и палач. И кто же его сыграет для них лучше, чем я?». В последние месяцы Куперу как следует пришлось покопаться в воспоминаниях. Делал он этого для документального фильма «Super Duper Alice Cooper», который обещают выпустить в прокат до конца весны.
В фильме кого только нет — Элтон Джон, Берни Топин, Джонни Роттен, Игги Поп, мама Купера, ну и, конечно, сам Купер. «Super» популярно объясняет, почему воспитанный парень из Детройта Винсент Фурнье с шестидесятых годов воплощает на сцене свои ночные кошмары и выпустил такую классику как «Love It To Death» и «Billion Dollar Babies».
Стильная документальная картина, производством которой занимались те же люди, что и фильмом про Rush «Beyond The Lighted Stage», комбинирует анимацию, архивные съемки, а также изучает вопрос того, как Купер добился всеамериканской известности и как выдуманный персонаж получился даже еще более ярким, чем сам Элис.
Разумеется, сюжет касается встреч певца с Сальвадором Дали, его алкогольных похождений на гастролях и того, почему он до сих пор так верен христианству. Это увлекательный рассказ о выживании, человеческой выносливости и вложенной в них энергии.
Теперь, когда документальный фильм завершен, у 66-летнего Купера есть возможность начать новую главу своей жизни.
В данный момент Элис записывает сборник кавер-версий, куда войдут песни Гарри Нильссона, T. Rex, Джими Хендрикса, TheDoors и других.
«Таким образом, я говорю: давайте посмотрим правде в глаза: 80 процентов из наших собутыльников — «голливудских вампиров» (Купер имеет в виду Hollywood Vampires, объединение рок-знаменитостей 70-х, куда входил и он сам, имевшее статус закрытого клуба и скандальную славу: чтобы попасть в ряды членов, нужно было просто-напросто перепить всех участников — прим. RS), с которыми мы пили каждый вечер — отправились на тот свет, — сообщает Купер.
— Есть еще множество музыкантов, кавер-версии на чьи песни я хотел бы сделать. Еще интереснее то, кто из артистов появится на пластинке. Я еще не имею права об этом говорить, но точно обещаю вам супер-группу». И как же будет называться диск? «Я хотел бы, чтобы он именовался «My Dead Drunk Friends», но что-то мне подсказывает, что не стоило бы, — смеется Купер.
— Возможно, назову «Hollywood Vampires». Там определенно будет часть первая и часть вторая. Чертова уйма этих песен для каверов накопилась». Но перед тем, как вернуться к масштабной работе, Элис рассказал RollingStone, как «Super Duper Alice Cooper» обрел свою приставку «супер».
Ну и каково видеть пролетающую перед вашими глазами жизнь?
Прикольно, потому что я не живу прошлым. Я отлично знаю, что людям интересно, как у меня все в жизни устроено, как все начиналось. Это очень поучительная история. Но для меня было так же забавно вернуться к истокам.
Мне не за что особенно извиняться. Все развивалось во времена «золотого века», когда кто-то упоминал Джими Хендрикса или Джима Моррисона, а у тебя в голове сразу: «Да я же бухал с ними!». И это еще более интересно потому, что ты пил с ними не из-за того что они знаменитости, а чтобы уйти в запой. Думаю, что на «потерянном уикенде» я как раз работал барменом, поэтому и выжил.
Когда вы перебираете в голове истории о людях вроде Хендрикса и Моррисона, что первым всплывает в памяти?
Чему я научился от них — за исключением Джона Леннона, потому что это совсем другая и отдельная история — это тому, что сгореть легко. Джим Моррисон, Джими Хендрикс, Дженис Джоплин, Кит Мун — у них у всех голова работала по принципу «Бери, что видишь, потому что я не хочу заниматься тем же самым после 30».
А у меня по-другому тогда работала голова: «Мне нужно отделить себя от того персонажа на сцене, иначе это убьет меня» (смеется). Для меня нужно было проделать путь из точки «а», которой для меня была серая обычная жизнь, в точку «б», где Элис мог бы иметь собственную жизнь и ни о чем не сожалеть.
На фото: Мисс Пигги и Элис Купер
В документальном фильме вы определяете Элиса Купера как эдакого аристократического злодея — типа Мориарти из «Шерлока Холмса». Но когда группа начала выступать, вы надели женское платье. Как вы работали над образом?
На самом деле, я все осознал про этого героя много позже. Изначально Элис как персонаж — это жертва. Он представлял интересы детей-изгоев. Тех, кто даже мэйстримовые радиостанции не слушал. Были же дети, которых травили в школе. А все происходило из-за того, что они были артистичны. Были дети, которые не хотели в своей жизни ничего упрощать. И таких было очень много.
Когда я стал вести трезвую жизнь в 1982 году, то сказал себе: «Я в этом больше не участвую». Но мой персонаж таковым не был, так что же ему оставалось делать? Я хотел, чтобы он был самовлюбленным злодеем.
Но ведь злодеи могут меняться? И я изменил его полностью. Теперь он больше не говорит публике «спасибо», погромыхивая цепями. И залу это нравится. Им по душе идея, что парень ответил за все свои жуткие поступки и был закован. Но в нем еще и есть такой элемент Инспектора Клузо. Он может перерезать вам глотку, а может и на лиане прокатиться (смеется).
Мне вообще нравится юмор, которым наполнен этот персонаж. И мне до сих пор нравится изображать Элиса, хотя я больше уже не могу подавать его как жертву. Он вообще уже не хнычущий мальчик. Теперь он любит доминировать! (смеется).
В документальном фильме вы говорите о Боге и религии. У Элиса как персонажа тоже была вся эта история за спиной?
До сегодняшнего дня я все время задавался вопросом: «А хочу ли я, чтобы Элис дошел до церкви?». Мне нравится идея, что у Элиса есть темы, которых он не желает касаться. Элис никогда не богохульствует, он считает, что это не круто. И это, кстати, придает ему особую элегантность.
Когда я говорю, что он как Мориарти, я имею в виду тонкий ум профессора и его изощренность. Но он ведь также еще и пришел из мира хард-рока, он никогда не забывает давать это понять. Кстати, до сих пор есть некоторые старые песни, которые я не могу петь от лица Элиса. Мне не хочется заставлять Элиса промоутировать это барахло.
На фото: Элтон Джон, Элис Купер и Роб Зомби
Вроде каких? Знаешь, если я буду петь песни вроде «Bed Of Nails» или «Spark In The Dark», это по-своему будет забавно. Они работают, и они и правда представляют собой смешные песенки для тинейджеров. Но сейчас, когда я думаю о них, в голове только одно: «О нет, это так банально».
Но я всегда любил их. Всегда же найдутся какие-нибудь христиане правого крыла, которые скажут: «Да как ты можешь изображать Элиса Купера!». А я отвечу: «Если я буду Макбета играть на сцене, это будет лучше?». — «Конечно». — «Так Макбет в 10 раз хуже, чем Элис Купер». Это прямо колдовство какое-то.
То есть, если Шекспир написал это, то все круто. Так или иначе, всегда можно парировать любые упреки по теме религии. Христианство — это твои отношения с Богом один на один.
Ты не обязан чтить церковь. Ты чтишь то, за что стоит церковь. За что стоял Иисус. Ты никогда не получишь претензий от буддистов по специфике своей работы. Вместо них обязательно придут христиане и будут стараться врезать тебе в глаз.
А ведь вы все еще поете «I Love The Dead».
Ну да, пою, просто я думаю, что многие воспринимают эту песню слишком серьезно. Я не думаю, что в 2014 году публику еще можно чем-то шокировать. Если я отрежу себе руку и съем ее, тогда окей — вполне вероятно, это кого-то шокирует. Но ты же не можешь провернуть этот фокус дважды (смеется).
Лучше уж устроить большой концерт. Мне понарошку отрубают голову на гильотине во время каждого шоу. Но ты можешь включить CNN, и увидеть, как там все то же самое проделывают по-настоящему. Хорошо, меня можно вздернуть на сцене. Но опять-таки, я могу включить телевизор и посмотреть, как там вешают Саддама Хуссейна. Так что я действую по другим правилам: «Ну все, ребята, теперь времена шок-рокеров кончились, давайте просто развлекать публику».
Говоря о повешениях и вашей гильотине: вы никогда не думали, что практическая сторона этих постановок может быть для вас опасной?
Никакой слишком уж сильной опасности не было, но было много моментов в духе ленты «Это — Spinal Tap!». Когда я посмотрел этот фильм, то подумал про себя: «Ох, ну ни фига ж себе!». А в реальности у меня всего пару раз, наверное, ушла душа в пятки. Но были разные предложения.
Например, «Давайте выстрелим Элисом из пушки!». Мы купили пушку, все шло по плану. Я забирался в жерло, потом незаметно вылезал, и пушка стреляла чучелом. А я к тому моменту уже перебирался на другой конец зала, и получалось, что я действительно все это расстояние пролетел. Это была иллюзия, но выглядело все круто.
Но ничто не было слишком опасным. У гильотины 40-фунтовое лезвие, и оно проходит мимо меня в шести дюймах на протяжении последних сорока лет. Та же штука с повешением. Используется часть пианино для того, чтобы тебя не удавило по-настоящему, и нужно только молиться насчет того, чтобы сетку проверяли каждый вечер.
Когда ты появляешься с питоном на сцене, 99 процентов говорит за то, что все пройдет нормально. Но что если однажды ему взбредет в голову что-нибудь выкинуть? Мне всегда нравилась идея: а что будет, если все вот так и случится?
В документальном фильме есть эпизод про концерт в Торонто, где фанаты кидают цыпленка на сцену — вы кидаете его обратно, а они там начинают его рвать на части. Это же был ваш выход перед Джоном Ленноном. Он когда-нибудь говорил вам о том, что подумал на этот счет?
Да, он зафанател от этого момента! Джон Леннон же был настоящим Голливудским Вампиром. Он был отличным собутыльником. Но когда Джон Леннон и Йоко устраивали свои перформансы, они никого не изображали. Они были самими собой.
Короче, и Джону, и Йоко вся эта штука с курицей понравилась. «Да, это очень круто!», — говорили они. Леннон считал, что случился реально прикольный момент. И к тому же, я ведь не убивал курицу. Но в тот вечер на меня снизошло вдохновение, насколько кровожадными могут быть люди на фестивале, пропагандирующем мир и любовь. Тогда ведь как раз и был такой. А эти ребята в зале без проблем отправили на тот свет цыпленка!
Раз уж мы заговорили о рокерах, то в фильме есть интересная сцена, в которой вы встречаете своего менеджера Шепа Гордона в отеле «Landmark» и отправляетесь с ним в номер, где тусуются Дженис Джоплин, Джими Хендрикс и Джим Моррисон. Там же от марихуанового дыма можно было хоть топор вешать. Это вас впечатлило?
Ну, тут надо учитывать, что в то время мы были всего лишь молодой группой из Аризоны и мы могли себе позволить накуриться только в конце недели, потому что у нас на большее просто денег не хватало. И тогда ты попадаешь в комнату, где на расстоянии условно от меня до тебя ничего не видно от дыма.
Когда же дым рассеивается, все такие (переходит на шепот): «Эй, смотри, вон там Джими Хендрикс». А наш менеджер Шеп в это время открывает их ящик с марихуаной и берет оттуда горстями. «Вот это менеджер! — думаем все мы. — Все у нас будет классно!». Те годы в 68-м и 69-м были самыми крутыми.
Хотя тогда мы этих ребят и побаивались. Самое забавное состояло в том, что у нас вся группа сосала пиво. Это было очень странно для группы с дурной репутацией. The Mamas And Papas, Джексон Браун и все остальные тогда бахали героин. Все обстояло совершенно иначе, нежели сейчас можно представить. The Monkees, например, все время были на кислоте. А мы тянули себе Budweiser (смеется).
В документальном фильме Берни Топин кается, что подсадил вас на кокаин как раз тогда, когда вы завязали с выпивкой. Он лично перед вами извинялся?
Нет, Берни был моим хорошим другом. А кокаин в то время в Лос-Анджелесе, кажется, висел в самом воздухе. Не знаю никого, кто бы его тогда не нюхал. Может, я был единственным, кто до знакомства с Берни этого не делал.
Поскольку я быстро на все подсаживаюсь, это было самое худшее, что я мог попробовать. Но у меня уже был опыт по уходу в завязку, потому что бросить пить было сложнее всего. Слезать с кокаина уже было не так тяжело. Надо было просто жестко сказать себе: «Ну все, довольно с меня этого». А главная проблема с алкоголем (и самая тяжелая для меня) была в том, что он продавался легально.
На фото: легенда хоррора Винсент Прайс и Элис Купер
В фильме про вас есть откровения от Элтона Джона, Игги Попа, Джонни Роттена. Вас что-нибудь удивило из того, что они сказали?
Мы выросли в Детройте. И никогда своими себя в Лос-Анджелесе не чувствовали. Нам не было знакомо понятие «мир и любовь». И нас ничто не могло остановить от того, чтобы вносить в свое шоу элементы насилия. Хиппи это просто ненавидели. Они были против Вьетнама, против садизма, а мы, такие: «Насилие отлично смотрится на сцене.
Маленькая «Вестсайдская история» еще никому больно не сделала!». А потом мы возвращались в Детройт, и там все шло идеально. Мы делали то, что хотели, а людям было по душе. С Игги мы вообще вместе выросли. Я столько с ним играл, даже не сосчитать.
А что насчет Джонни Роттена? Вы чувствуете влияние Элиса Купера на панк?
Тема с Роттеном очень интересна, потому что мы тоже были панками в своем контексте — в нашем звучании было много грубого и сырого, но все равно, вся панк-традиция в музыке шла от The Yardbirds и The Who.
Мы девять часов в день тратили на музыку и только час — на театральную составляющую. Музыка всегда для нас была главным. А панк — это вообще не про музыку. Это всегда показуха, представление. И вообще я думаю, что люди слишком серьезно воспринимали этот панк. Надо было просто немного включить чувство юмора.
А что касается Sex Pistols, то я их понимал как никого другого. Они делали все в точности как The Monkees. У них даже ритуал принятия в группу был точно таким же. И Джонни, конечно, просекал это все. Он говорил: «Эй, ребята, давайте играть в группе. Но мы будем не просто группой, участники которой столкнулись на улице друг с другом.
Малькольм Макларен собрал всех нас как новых The Monkees. Только мы будем панк-Monkees». Все это мне близко и понятно. Так что, когда я послушал их первый альбом, я сразу сказал: «Отличная пластинка». Потому что у The Monkees диски, между нами, тоже были просто на пятерку».
