«Прилетел в Германию на операцию, прожил три дня в аэропорту». Удивительная история Льва Березнера
Бывший лидер новороссийского «Черноморца» рассказал Роману Муну, как жил в немецком аэропорту, зачем выбрасывал ковер из окна гостиничного номера и почему голосовал за «Единую Россию».
Сегодня Лев Березнер – бизнесмен и политик: владеет сетью аптек в Обнинске (Калужская область) и депутатствует в местной городской думе. В 90-х Лев Березнер был одной из главных звезд новороссийского «Черноморца» Олега Долматова и носил славу игрока, который лучше всех в чемпионате России зарабатывает пенальти. Mercedes CLS 350 Березнера подбирает меня на обнинском вокзале и везет в кафе. Лев заказывает американо с молоком и рассказывает более или менее обо всем – начиная с эпического (почти) дебюта в «Динамо-2».
«Динамо-2»
– Мне дали шанс, я поехал с «Динамо-2» в Смоленск. Полный стадион народу, команда отбивается, где-то на 89-й минуте Олег Васильевич (так Березнер называет Олег Долматова – прим. Sports.ru) решает сделать тактическую замену. Стою у бровки, судья подошел боковой, я ему шипы, щитки уже показал. С трибуны кричат: «Кого вы обыграть не можете, у меня х… толще, чем у него руки». Я понимаю, что это мне орут.
Тут раздается финальный свисток. Так я и не успел выйти на поле. В следующих играх меня выпускали на замену. Долматов с самого начала с каким-то трепетом ко мне относился, чем-то симпатизировал я ему. А тут еще Владимир Шалин уехал в «Факел» и я стал игроком основного состава «Динамо»-2. Поехали в Калугу и Тулу, шлепнули и тех, и тех. Потихоньку появилась уверенность в себе.
– Почему не попали в основной состав «Динамо»?
– Я в армию в 89-м ходил. Вернулся, сыграл за дубль «Динамо», потом за первую команду в Кубке Федераций против «Спартака». А потом, думаю, просто оказался морально не готов к атмосфере, в которую попал. Из теплой, дружеской атмосферы «Динамо-2» я попал в атмосферу дубля. Почувствовал тоску, одиночество, начал ходить к ребятам на базу «Динамо-2». На какой-то тренировке меня «переехали». В итоге мне говорят: «Давай обратно в «Динамо-2».
У нас потом почти вся команда играла в высшей лиге – Сергей Овчинников, Андрей Чернышов, братья Морозовы, Александр Смирнов, Андрей Алексаненков, Аркадий Красавин. Это было время бескорыстной любви к футболу. Долматов потом назвал период своей работы в «Динамо-2» самым счастливым в своей тренерской карьере.
– Что в те годы мешало юным футболистам раскрываться?
– Многие проходят огонь и воду – испытания, работу – а вот медные трубы, когда тебе в 17-18 начинают петь дифирамбы, сравнивать с Пеле… Взять сборную СССР 16-летнюю, ставшую в 86-м чемпионом мира. Я почти всех ребят знал, многие так и не заиграли. Встречал их потом, они продолжали жить воспоминаниями о чемпионате мира. В юношеской команде ты звезда, тебя тренер облизывает, тебе можно все. Кроме того, выбор в те годы был сумасшедший. Близко нельзя сравнивать с тем, что сейчас. Советский Союз – спортивная нация, гораздо больше людей занималось спортом, чем сейчас.
– Каким был 18-летний Сергей Овчинников?
– В плане какой-то хорошей безбашенности, эмоциональности он не изменился. Мы с ним постоянно били пенальти. Смысл такой: я должен был забить ему 5 из 5, например. Не забиваю – мою ему правую бутсу. Забиваю – он мне моет. В основном я ему бутсы мыл. Овчинников был фанатом: его не надо было заставлять, он не уходил с тренировок по свистку. В юношах он стенку не ставил, если был 18-19 метров штрафной, говорил, мяча не видно. Боец был. Хотя, конечно, и он чудил. Я помню, играли с Костромой, он имитировал несколько раз вброс мяча, издеваясь над нападающим соперника. В итоге сам себя перехитрил, у него мяч свалился с руки, нам ввалили гол в пустые ворота, 0:1 проиграли.
Я и потом за ним следил. Дисквалификация эта, когда он чуть судью не задушил, – я нисколько не удивлен. Он такой, понимаете? Это не позерство. Лицо б ему маской закрыли, и спросили у меня: «Кто из вратарей в России может так сделать»? Я б сказал: «Сережа может так сделать, никто другой». Знаете, он из категории системообразующих людей. Такие люди нужны команде, они сплачивают коллектив.
«Динамо» Сухуми
– Чем запомнилась команда из Сухуми?
– В том «Динамо» было много талантливых, незаурядных футболистов. Но, к сожалению, многие из них так и не заиграли. Были ребята, которые по своим данным должны были играть в топовых клубах. Им ментальность абхазская не дала себя реализовать.
– Что за абхазская ментальность?
– Людей было невозможно заставить вкалывать 365 дней в году. Человек опаздывает на тренировку. Грубое нарушение. Авария – неуважительная причина. В пути обвалилась скала, ты не смог проехать – неуважительная причина. Сломал ногу – неуважительная причина. Но если ты за день до этого был на свадьбе, посидел, выпил, проспал – все нормально, уважительная причина. Люди жили в какой-то своей ментальности. Ребята были с другими привязанностями в жизни. Они любили футбол, им дано было играть в футбол. Но пахать, выкладываться по полной – как-то это было не в их сильных сторонах. Хотя столько ребят одаренных. Мало кто помнит такую фамилию – Саид Тарба. Когда он пришел в дубль тбилисского «Динамо», Чивадзе сказал: «Ну все, я могу заканчивать». Его в 88-м Бышовец из второй лиги звал в московское «Динамо» со словами: «Поедешь в «Динамо», поедешь на Олимпиаду».
– Поехал?
– Нет.
– Почему?
– А ему хорошо в Абхазии. Они такие люди куража. «Динамо» Сухуми дома и «Динамо» Сухуми на выезде – две разные команды. Я помню сезон 1991 года в Союзе. Мы после первого круга шли на четвертом месте. Во втором круге на выезде набрали одно очко. У людей на выезде были немножко другие цели. Понимаете, все равно это строгая республика со своими нравами. Выезд в российские города, украинские города был как на отдых. Хотя у нас был такой человек, капитан команды, Даур Ахвледиани – единственный человек из своих, которого я боялся на поле. Просто зверь был. Два высших образования – юридическое и экономическое. Я только потом понял, что на самом-то деле он очень хорошо ко мне относился. Когда у нас уже прошло больше половины чемпионата, дали 2-3 дня выходных, он мне говорит: «Лев, ты домой не летишь. Мои родители очень хотят с тобой познакомиться. Поэтому на эти три дня мы едем в гости ко мне в Пицунду». Там я познакомился с его родителями, его друзьями. Когда Союз развалился и «Динамо» распустили, его позвали в «Уралан». Квартиру дали, подъемные, машину. А потом началась война в Абхазии. Он пришел к руководству, вернул ключи от квартиры, ключи от машины, деньги, что не потратил. И уехал на войну. Погиб.
– В Сухуми играли братья Аджинджалы, у них получилось.
– Они рано уехали из Абхазии. Причем Руслан считался более одаренным. Для меня он входит в пятерку самых недооцененных футболистов России. Если бы чуть раньше попал в топовый клуб, его футбольная карьера сложилась бы по-другому. Смотрите, ему 39, в своих командах он лучший. Это говорит о том, что у него были большие возможности, и об уровне чемпионата России. Человек, который в 25-26 не был звездой, а в 37-39 лет ею стал – это минус уровню чемпионата.
– Что помните о городе Сухуми?
– Интересный город. Две футбольные команды – одна играла в чемпионате Грузии, одна – в чемпионате СССР. Многонациональный, но проблем в общении не было никаких. Исторически столица Абхазии – город Гудаута. Я часто с ребятами туда ездил, нас принимали как национальных героев. Я был на зарплате у человек трех. Иду по улице, меня спрашивают: «Сколько получаешь?». Я говорю: «800 рублей». Мне: «Тебя не обидит, если я тебе буду каждый месяц платить 400 рублей, а если тебя спросят, ты скажешь, что да, этот человек мне платит деньги?». Я говорю: «Да не вопрос». Потом другой подходит: «А правда, что тебе тот 400 платит? Давай я буду тебе 600 давать». Я говорю: «А у того я брать не должен?». Мне: «Бери, только я буду 600 давать, ты об этом говори». Потом третий подходит, он мне 650 или 700 давал. Они каждый месяц приходили.
Премиальные тогда платили с выручки от продажи билетов. За ними надо было ходить в кассу. Пока ты доходил до кассы, надо было пройти через толпу болельщиков. А люди богатые: мандариновые короли, чайные короли. Пока до кассы дойдешь, денег от людей часто собирал больше, чем давали премиальных. Ты идешь, тебя обнимают и за футболку кладут деньги. Минимум – 50 рублей, могли дать 100-200. Первый раз когда мне дали, я Даура в раздевалке спрашиваю: «Может, надо было отдать?». Он мне говорит: «Если тебе нужен враг до конца дней своих, иди отдай». Человек тебе от чистого сердца, если ты отдашь, то просто оскорбишь». Я говорю: «Понял, мне деньги не лишние».
В Сухуми утром просыпаешься, рядом с базой море. Весь день после игры проводишь на пляже, плаваешь, расслабляешься, теннис, теннисбол. А местные ребята могли в день игры бутылочку шампанского раздавить для куража. Чтоб веселее было. Я ж вообще в Сухуми непьющий приехал. Сухуми – это что-то теплое. Сухуми – это улыбка.
«Буковина»
– Как вас занесло в «Буковину»?
– Поехал на просмотр к Виктору Прокопенко. Он принял одесский «Черноморец» и поехал смотреть матч «Динамо» Сухуми с «Тилигулом» из Тирасполя. У меня уже был почти что готовый контракт с «Тилигулом». Выхожу из раздевалки, мне тираспольцы говорят: «Идем, поговорим». Одесские им говорят: «Секунду, сейчас с ним Прокопенко поговорит, потом, может быть, и вы поговорите».
Прокопенко говорит мне: в клубе курс на омоложение, приезжай. Приехал в Одессу, потренировался дня три-четыре, потом снова в Сухуми. Турнир хороший проводился, «Турнир дружбы народов Кавказа». С застольями, пирогами. И мне Долматов говорит: «Оставайся, мы тебе вот это, вот это дадим». Потом разваливается Союз, из «Динамо» Сухуми всех выгоняют. Мы тогда были на сборах в Сочи, Долматов звонит из Москвы, говорит: «Ничего не получилось, в чемпионате не будем, ищите себе команды». Сидим в гостинице, самолет через пять дней. Приезжает «Текстильщик», нам говорят, что Павлов поговорить хочет. Поехали к нему с Андреем Жировым. Павлов говорит, что видит меня нападающим.
– Что ответили?
– Что нападающий – это не мое. И ухожу. Жиров спрашивает: «Ты что ему сказал?». Я говорю: «Сказал, не поеду». Жиров говорит: «И я не поеду, давай вместе поедем». Ему 20, мне 21. Два дурака.
А из Черновцов в гостинице жил начальник команды. Говорит: «Если не привезу тебя, мне труба». Я: «Мы с Жировым только вдвоем». Поехали вдвоем. Мне Школьников, тренер «Буковины», говорит: «На поле делай что хочешь, только на своей половине не обыгрывай». И все.
– Что помните про Черновцы?
– Черновцы – очень красивый город. Много красивых людей, красивых девушек. Жуткая смена ментальности. В Абхазии люди – душа нараспашку, из последних 200 рублей 150 отдадут. В Черновцах по-другому. Однажды ветеран спрашивает: «Сигаретки нет?». Я открываю пачку, он берет пять и говорит: «Я четыре тебе должен». В Сухуми счет приносят в ресторане – кто-то один может заплатить. В Черновцах посмотрят, кто столько потратил. В Сухуми я у всех футболистов в гостях был. У Аджинджалов сто раз был. Мне мука была с их папой разговаривать, потому что он считал, что хорошо говорит по-русски. Жуткий акцент. Я Беслану говорил: «Бес, я сейчас с ума сойду». В Черновцах я ни у кого в гостях не был, меня никто не пригласил.
Но в чем хохлам не отказать, в том, что они будут пахать, будут убиваться на тренировке. Ментальность в крови такая, будут биться до последнего. Это всегда отличало украинские команды. Тем не менее я в какой-то момент понял, что удовольствия от футбола не получаю, хоть Школьников и разрешал что угодно на поле делать. И многое устраивало – чисто, красиво, аккуратно, да и, бывало, чудили с ребятами. Как-то ковер в окно выкинули из гостиничного номера.
– Зачем?
– Залили его чем-то непонятным. Оставлять так в номере было нельзя. Убрали ковер в шкаф – он вываливается. Не нашли ничего лучше, чем выкинуть в окно с третьего этажа. Потом уверяли, что ковра в нашем номере не было, а что за ковер лежит на улице, мы понятия не имеем.
– Я правильно понимаю, что курить разрешали?
– Конечно, по голове никто не погладит. Но ты же тоже не курил в открытую перед тренером. Тем более мои тренеры не шпионили, не стучали, в номера не заглядывали. Помню, в Новороссийске у нас был покер-клуб, могли после игры собраться. После игры же долго заснуть не можешь. В комнате пять-шесть человек и все курят. Начальник команды возвращается из бани, а у нас из комнаты дым коромыслом. Он влетает и кричит: «Эй, вы, кто здесь?». Накурено было так, что не видно, кто сидит в комнате.
Курит человек. Что его, в 25-27 лет отучать? Ты внаглую дым не пускай только. Я рад, что Олег Васильевич не имел страсти к шпионству за игроками. Ловили, конечно, людей, но они сами попадались. Возвращался игрок с пьянки, повис на заборе, не смог перебраться. Или в час ночи идет пьяный, а Долматов идет из бани. Игрок в него втыкается и такой: «Олеееегвасилич…».
– Почему уехали из «Буковины»?
– Игра на Кубок с «Днепром» в гостях. Сидим с Андрюшей в гостинице, картишки после игры. Звонок. Снимаю трубку – там Долматов: «Ребята, наконец-то я вас нашел!». Как он нас нашел в Днепропетровске, в гостинице… Он: «Собирайте вещи, пока отношения между чемпионатом России и Украины не узаконены. Я принял Новороссийск. Тут есть спонсор, есть фанаты, задача – высшая лига».
«Черноморец»
– Вы приехали в Новороссийск, что дальше?
– Это был 1992 год. 1992 год для меня потерян как для футболиста. Я поиграл в союзной первой лиге, поиграл в высшей украинской лиге. Приезжаешь после такого в бывшую команду второй лиги и думаешь, что ты сейчас всех на одной ноге. А когда ты так себе говоришь, то начинаешь деградировать. 1993 год – наоборот. Все вокруг играли 4-4-2 с последним защитником и персональщиком, а мы перешли на 3-5-2. Потом ЦСКА Газзаева с этой схемой выиграл Кубок УЕФА.
Сменили мы схему вынужденно. У нас два живых защитника осталось. Олег Васильевич перед игрой меня приглашает и говорит: «Будешь играть последнего защитника». Я говорю: «Очень интересная мысль». Он: «Футболист центральной оси должен играть на любой позиции. Какая разница, опорного играть или последнего. Суть одна и та же». Объяснил мне, где стоять на стандартах, пригласил еще одного защитника, говорит: «Все, ребята, играем 3-5-2». Обыграли Липецк на выезде, вернулись домой, шлепнули прямых конкурентов, потом шлепнули «Ростсельмаш» из высшей лиги в Кубке. Прошли до конца бульдозером, забили 120 мячей. Столько никто не забивал в первой лиге и никогда не забьет. Потом был переходный турнир, и мы облажались.
– Что случилось?
– Мы приехали с желанием всех порвать и выйти в высшую лигу. Другой мысли не было. Оказалось, что все команды приехали к нам и предложили ничью. Мол, давайте с нами ничеечку, тех-тех шлепнете и проходите. Мы отказались. Всем сказали, что всех шлепнем.
Первая игра с «Тюменью» – не забили пенальти, потом забили, потом создали кучу моментов. Судил судья Овчинников, мы позже узнали, что у него была задача на ничеечку. Минут за восемь до конца нам забивают с грубейшим фолом, а потом их нападающий с невероятной траектории попал в «девять». Потом играем с Самарой. Первый тайм – 0:0. На трибуне Бесков. Бесков посмотрел первый тайм и говорит: «2:0 «Черноморец» выиграет». И ушел. Мы проиграли 0:3. В игре с «Лучом» судья не засчитал три мяча. На 82-й минуте забиваем. Потом наш вратарь решил обыграть нападающего, потом стандарт – сгорели 1:2.
Шок, непонимание. Просто были безумно самоуверенные. Прошли по первой лиге бульдозером, думали, дальше так и продолжится. Еще в сентябре 1993-го был убит президент футбольного клуба Владимир Георгиевич Бут. Все эти беспредельные судейские моменты по отношению к нам… При нем бы такого не допустили. Это был просто нереальный человек, для него футболист был больше, чем сын.
– За что его убили?
– Дело не раскрыто. Я могу только догадываться.
– Это отец Владимира Бута, который потом играл в «Боруссии»?
– Да. Его рано начали подпускать к команде, уже в 16 он начал выходить на поле. Меня поселили с ним в один номер. Я спрашиваю у отца: «Как воспитывать?». Он говорит: «Что угодно делай, только ногами в живот не бей». Я мог приехать, оплеух ему надавать, подзатыльник дать. Вот уж кто был талантище – левая нога, видение поля. Но это не тот человек, который будет упираться 365 дней в году. В 1997-м забивал в Лиге чемпионов, а потом Невио Скала ушел – и все, начался у Володи закат.
– В 1994-м «Черноморец» все-таки вышел в высшую лигу.
– Да, а для меня футбол в 94-м закончился на два года. Шли в первой лиге на первом месте. У нас тренировка. Иду в обычный, не жесткий стык, чувствую, у меня что-то с коленом. Мне говорят: «Все, скорее всего, у тебя мениск». Долматов говорит: «Колено сейчас сухое, либо играй, либо доламывайся».
– «Доламывайся»?
– Ну да. Мол, не страхуй себя, делай все как делаешь. Если у тебя что-то там есть, это вылезет наружу.
– Звучит диковато.
– В то время это было абсолютно нормально. Тогда играли на обезболивающих, на уколах, с жуткими травмами… Воспитание-то было советское. Надо выходить на поле и погибать: «Доктор, мне обезболивающего сюда подколи». Да и зарабатывали только за счет премиальных за победу.
Пошел, в общем, я на тренировку, сделал «вертушку» на больной ноге. Мне показалось, что на весь стадион было слышно, как мое колено хрустело. Идет упражнение: проход с фланга, подача. А я лежу на углу вратарской. Олег Васильевич такой: «Доктор, дрова унесите за поле».
Поехал я в диспансер на Курской. Меня посмотрел хирург Балакирев. Он вообще не разговаривал с пациентами: заходил в палату, повернись-отвернись. При этом очень хороший врач и человек. Он подошел и как надавил, у меня глаза на лоб. Говорит: «На стол его, операция через три дня». Я пришел в сознание прямо на столе – с наркозом не рассчитали, бывает. Очнулся в момент, когда мне только закончили зашивать и делали повязку. Чуть с ума не сошел от боли – хрящики отрезали, коленную чашечку распороли.
Потом отвезли в палату на восемь человек. Жуткие боли, кровь прет в сустав, все распирает. Меня должны были подкалывать наркотическим препаратом, но, видимо, его кололи тем, кому нужнее было. Вместо этого кололи аспирин с димидролом, никакого эффекта. Был человек, которому делали операцию на локоть, ему друзья привозили алкоголь, он разносил водку. Пили стаканами – не вставляет. Боль была такая, что ничего не глушит. Только на третий день пришла медсестра. Я говорю: «Сейчас с ума сойду». Она сделала укол, так стало хорошо. Ничего не болит. Проходит какое-то время, она еще укол мне сделала. Я пошел в туалет, там вырубился – три дня не ел.
– Что потом?
– Приехал в Новороссийск, а команда без меня выходила в высшую лигу. Начинается сбор. Олег Васильевич привез молодых дарований. Говорит: «Молодые ребята, талантливые, очень до побед голодные. Будут доказывать». Вот одно молодое дарование на моем колене это и доказало. Потом стало чуть получше. Поехали на сборы в Германию, играем с фарм-клубом «Боруссии». Закрываю мяч, удар приходится в левое бедро. Никакой грубости, но к вечеру у меня колено опухает, температура. Врач говорит: «Думаю, разрыв крестообразных связок». Приехали в Москву, поехал в ЦИТО, меня смотрела Зоя Миронова – это легенда. Она говорит: «У тебя люфт в три стороны». В России тогда делали только искусственные лавсановые связки, руководство Новороссийска отправляет меня в Германию. Визу сам делал. Это не как сейчас, когда за футболиста все делают. Торчал пару дней у германского посольства. При разрыве связок можно спокойно ходить. Просто колено люфтует, нет стабильности. Получил визу на две недели.
– Что было в Германии?
– Мне сказали, что меня встретят. Я денег взял немного, долларов 500. Прилетаем, купил сигарет в аэропорту, маме парфюм, папе подарок какой-то, фотоаппарат купил. Осталось долларов 300-400. Выхожу в аэропорту, думаю, сейчас кто-то стоит с табличкой «Херр Лев Березнер». Никого. Думаю: ну задержался человек, пробки не только в Москве бывают. Взял себе дорогущего кофе. Время проходит, звоню в Новороссийск, говорю, что никого нет. В общем, никто меня не встретил, и получилось так, что я прожил три дня в аэропорту.
– Ого.
– Я домой звонил, говорил: «Звоните в Новороссийск, узнайте, что происходит!». Родителей чуть не убил за то, что у нас определитель номера был. Их дома нет, у меня деньги улетают. Спал в зале ожидания. В одну из ночей открываю глаза, рядом негр здоровый и поляк. Смотрю, а они открывают мою сумку, которая под головой у меня лежит. Я понимаю, что если подам вид, то получу в бубен. Мне поляк что-то говорит, я тоже говорю: «Что происходит, кто такие?». Он мне: «Ты русский? А я поляк». Они встали и ушли. Потом нашли товарища, он работал в Новороссийске водителем, затем уехал в Германию. Приехал в аэропорт, забрал меня. Приехали к нему домой, начали звонить по всем номерам, что нам дали. Никто не берет трубку.
И тут начиналась эта их европейская Пасха. Мне говорят: «Лев, мы собирались к нашим друзьям поехать в лагерь переселенцев на границе с Чехией. Не оставлять же тебя здесь». Я через всю Германию поехал с ними в этот лагерь. Там вроде какого-то кибуца, где люди карантин проходят. В итоге у меня виза заканчивается, мне улетать скоро. Я себе говорю: «Если мне операцию не сделают, играть в футбол больше не буду. Значит, не судьба». Приезжаю в аэропорт, прохожу контроль, ну и говорю напоследок товарищу: «Иван, позвони еще раз». Он звонит, там берут трубку. Как выяснилось, руководство «Черноморца» никуда не звонило. Оно отправило факс, что едет такой-то, встречайте такого-то. А в Германии автоматический факс. У нас думали: раз приняли, значит, прочитали. Девочка-секретарь потом сказала, что случайно в офис за документами заехала и увидела. На следующий день меня прооперировал очень хороший хирург в очень хорошей клинике. Получилось так, что я сыграл в официальном матче в конце июля 1994-го, а следующая моя официальная игра случилась только в апреле 1996-го.
– Сложно было вернуться в футбол?
– Ну, сначала меня отчислили из «Черноморца» в начале 1995-го.
– Как?
– Приехал я в Новороссийск на несколько дней врачу показаться. Всей командой, после победы над «Ротором», встретились на дискотеке в клубе. Долго веселились, радовались. Приехали на базу, а я с собой двух друзей пригласил. Их ночью встретили начальники команды. Спрашивают: «Кто такие? Что здесь делают?». Они им: «А нас Лева пригласил». Я утром просыпаюсь, заходит Долматов в номер и говорит: «Собирай вещи, ты отчислен». Я такой: «А что я сделал?». Он мне: «Коллектив разлагаешь. Не было же никакого нарушения режима. Вот ты приехал – все, сразу пьянка. Отчислен». В итоге потом сам восстанавливался. Утром на лечебную гимнастику, упражнения разные, массаж. Бегал. Бассейн. Везде ездил только на велосипеде. И так с мая по октябрь.
– Вы думали бросить футбол, когда у вас не получилось с операцией. Почему не бросили, когда остались без клуба?
– Любому человеку даются испытания в жизни. Звонки тревожные уже были, когда чудили, зажигали. Сначала легкая травма – ты плюешь, думаешь, все нормально. И после какого-то очередного «нарушения режима» ты вдруг получаешь такую травму, что может поставить крест на твоей дальнейшей карьере. Сразу ведь по голове никогда не бьет. Сначала звоночки, их слышать надо. В общем, когда я начал восстанавливаться, была злость. Ты был игроком команды высшей лиги, не ушел в 1993-м, когда звали в другие российские клубы, звали в Израиль на очень хорошие деньги. Зол был. На то, что так со мной поступили. На себя. Хотел доказать.
– Как вернулись в «Черноморец»?
– Осенью 96-го после очередного крупного поражения от московского клуба, произошел конфликт. Долматов хотел несколько человек отчислить. Команда написала письмо: мол, их отчислят, на поле не выйдем. В итоге уехал Долматов. Задача сохранения места в высшей лиге уже решена была. Он приехал в Москву, через какое-то время говорит: «Давай встретимся. Будут большие изменения в команде. Я бы хотел, чтобы мы забыли обиды. Мне нужны бойцы. Все, что тебе по контракту причиталось, тебе выплатят». Снова начал тренироваться с Новороссийском.
– Расскажите про Новороссийск. Что такое жизнь в портовом городе?
– Портовый город – жесткий город. Там очень много бизнес-интересов. Где есть бизнес-интересы, там бизнес-конфликты. В Новороссийске было много группировок: армянская группировка, грузинская группировка, греческая группировка, русская группировка, чеченская диаспора нефтяные портовые дела курировала. Но к футболистам всегда было хорошее отношение. Чеченская диаспора помогла команде. У нас начальник команды был из Чечни Авалу Шамханов. У него кличка была «Долмат». Он младше был Олега Васильевича и кумиром у него в детстве был именно Долматов.
В общем, город был – не забалуешь. С одной стороны, много где можно расслабиться. В то же время настороже себя держать приходилось. Что угодно могло случиться. Могли в заведении отбить голову. Однажды я поздно возвращался, сел в такси, очнулся с шишкой на голове за городом. Там выходные были, я домой не полетел, чтоб родителей не пугать. Много шпаны. Громкие убийства были заказные. Портовый город со своим колоритом. Лихие 90-е очень лихо прошли в Новороссийске.
– Правда, что у вас был спор с Борисом Поздняковым на сто бутылок шампанского?
– Да. Май месяц, у меня ни одного мяча, ни одного пенальти не заработано. Мы сидели компанией, я говорю Позднякову: «Восемь-то своих забью». Он говорит: «Какие восемь?». Альберт Догузов говорит: «А я верю, что Левчик забьет». Поспорили на сто бутылок шампанского. В итоге забил девять, заработал шесть пенальти.
– Отдал?
– Ну, по-другому рассчитались. Просто он чуть раньше уехал в Австрию. Я потом был в Австрии, он меня встретил. Говорит: «Готов отдать». Я говорю: «Ну как я на себе их повезу домой». А были бы в Новороссийске, пришлось бы выпивать дня три.
– Вы помните Тчуйсе?
– Тчуйсе играл за «Горячий Ключ». Это первенство Краснодарского края. Дубль «Черноморца» тоже там играл. Вторым тренером тогда был Сергей Бутенко, он приехал, говорит Долматову: «Олег Васильич, камерунец есть один. Школы нет, бить не умеет, головой не умеет, но быстрый и один в один его никто не может обыграть». Купили его за 10 тысяч долларов, а через полтора года он играл в «Спартаке».
Футбол 90-х
– Вас считали одним из главных симулянтов чемпионата России. Судя по старым интервью, вы нормально к этому относились.
– Меня за интервью «Спорт-Экспрессу» Долматов чуть не убил. Интервью по телефону давалось, некоторые вещи исказили. Я бы не сказал, что я был симулянтом. Но были команды, которые обижались. У каждого же своя правда? У каждого своя работа. Если эти пенальти кому-то казались сомнительными – ну это же не моя проблема?
Как-то играл за «Динамо» Сухуми с «Факелом». В «Факеле» братья Морозовы, близкие мои друзья. В первом тайме им поставили три пенальти, два на мне заработаны. Леша Морозов говорит: «Еще раз упадешь, я тебя в Обнинске убью». Я говорю: «Леш, ну я причем здесь? К судье иди».
Вот первая лига союзных времен – это жесть. Выезды были: Майкоп, Черкесск, Нальчик, Грозный, Владикавказ, Элиста. Людям, которые рассказывают мне про беспредел в Новороссийске, хочется ответить: «Вот у вас были бы эти шесть выездов за один сезон, у вас в жизни не было бы претензий ни к судьям, ни к кому, ни о чем».
– Кого вы считаете симулянтом?
– Канищева и всю «Аланию» тех времен. Летали, валились в штрафной на ура. Канищев – это вообще. Один из главных симулянтов того времени. Но поверьте, это тоже элемент футбола и большое искусство.
– Тогда правда больше симулировали, чем сейчас?
– Раньше были Колыванов, Кирьяков, Добровольский, Мостовой, Кечинов, Цымбаларь, Бузникин и многие другие. Дриблеры, индивидуально интересные игроки – потому и зарабатывали больше пенальти. Сейчас откуда взяться пенальти, если обыграть один в один для российского футболиста проблема? Халка обвиняют в симуляциях. Да, у него несколько раз получилось обмануть судей. Потому что он берет мяч и лезет – на двоих, на троих. Возникают сложные ситуации для судьи. Поди, увидь через частокол ног.
– Кажется, вы не очень довольны современным российским футболом.
– Я не в восторге от современного российского футбола, хотя безусловно в каждой команде есть игроки, которые мне интересны. Например, Игнашевич мог бы играть в любом топовом европейском клубе. При этом вокруг него нет ажиотажа. Семак, по-моему, недооценен. Зырянов сумел всем все доказать. Из молодых – братья Комбаровы, Шатов, Файзулин, Глушаков. Вечно молодой Руслан Аджинджал.
– Кто вам не нравится?
– Про Денисова говорят, что он игрок европейского уровня. Звезда. Стоит 20 миллионов евро. Давайте сравнивать. Сами Хедира. Хаби Алонсо. Мартинес. Швайнштайгер. Уилшер. Бускетс. Эссьен, Макелеле в лучшие годы. Где они и где Денисов? Давайте просто футбол смотреть. Он достаточно одарен физически, не обсуждается. Хотя объем работы уже не тот. Достаточно чистый на мяче. Что дальше? Забрать у защитника, отдать ближнему? Остроты зеро. Когда не обороняются всей командой и начинаются разрывы, эпизоды один в один, так из него порой клоуна делают.
Аршавин же в моем понимании нанес непоправимый вред российскому футболу. Своим отношением, поведением, высказываниями. Фраза «Я никому ничего не должен» – фраза неадекватного человека. На самом деле одаренный футболист превратился в персонажа для пародий. Вы можете представить себе такого Яшина или Харламова? Язык его этот высунутый… Детей сейчас отучить не можем, чтоб они сейчас язык не высовывали, когда гол забивают.
– То есть футбол 90-х все же лучше?
– Футбол 90-х – это другой футбол. Современный футбол с точки зрения тактики ушел далеко вперед. Но то поколение индивидуально было однозначно сильнее. А когда в чемпионате много техничных игроков, то и защитники становятся лучше. Если смотреть матчи из 90-х, можно сойти с ума от той же «персоналки», похихикать над тактикой. Но если посмотреть темп – он же просто несопоставим. Недавно смотрели матч из 90-х, «Нант» против «Текстильщика». Не «Реал» с «Барсой», а я был шокирован темпом, отдачей, уровнем борьбы, желанием. От этого мы отвыкли в современном российском футболе. Таких скоростей у нас сейчас нет. Футбол 90-х, он честнее был. В том плане, что сейчас все настолько перегрето – ценники, зарплаты, неадекватный пиар. Когда у нас 18-летнему столько денег дают сразу… В моем понимании человек должен сначала что-то сделать. В российском чемпионате больше 90 человек зарабатывают больше миллиона евро. Ни в одном европейском чемпионате такого нет. А команды первой и второй лиг банкротятся.
«Черноморец». Конец карьеры
– Как закончилась ваша карьера?
– Печально. Огонь прошел, воду прошел, медные трубы не прошел. На каком-то этапе сносит крышу. Тебе кажется: если что-то не получается, виноват тренер. Тебе кажется, что здоровья столько же, сколько в 23. Можно нарушать и не режимить.
– У вас был конфликт с Владимиром Федотовым, когда он пришел в «Черноморец».
– Приходит Федотов, приводит много своих футболистов. Мы вылетаем, а ребята отдыхать приехали. Начался у меня конфликт лично с Федотовым. Он говорит руководству: «Березнера надо убирать, он плохо влияет на атмосферу». В какой-то момент подходит ко мне: «Все, я тебе и тренироваться не дам». Я так понимаю, руководство клуба пришло на тренировку, увидело меня и говорит: «А почему вот этот не играет?». У нас тренер вратарей был олимпийский чемпион Мельбурна Разинский. Он спрашивает: «Лева, я смотрю, что ты делаешь на тренировках, твое место в составе не обсуждается. У тебя что-то болит?». Я сказал, что ничего не болит, он все понял.
– Но вы еще могли оказаться в ЦСКА?
– Разинский мне говорит: «Я устрою тебя в Южную Корею или Израиль». Я отвечаю: «Израиль подойдет, у меня брат там». Он говорит: «Надо потренироваться, ближе к Новому году будут дозаявки, будь готов». Позвонил Долматову, попросил потренироваться в ЦСКА. Он согласился. Приезжаю, тренируюсь, подходит Долматов, говорит: «Я смотрю, у тебя в голове что-то переменилось. Нафиг тебе Израиль. Оставайся. Только я тебе место в составе не могу обещать». Я говорю: «Васильич, с вами в огонь и воду». Начинаются сборы и я чувствую: что-то не идет. Не клеится. Прилетаем со сборов, должны лететь в Португалию. Я утром открываю газету и узнаю, что у меня с Навоченко «предложения из-за границы». Я все понял, хотя Олег Васильич не позвонил, ничего не сказал. Я собрал вещи, уехал домой.
– У вас правда было предложение из «Анжи»?
– Мне сказали корреспонденты «Спорт-Экспресса»: если даешь добро, Гаджиев тебе позвонит. А «Анжи» играл в линию. «Черноморец» и ЦСКА Долматова и «Анжи». Переучиваться не надо. Но как раз неспокойно стало, мама отреагировала, я сказал: «Не надо». Из первой лиги звонили, но я за два года до этого заявил: «В первую, вторую лигу не поеду. Почувствую, что все – закончу». Мне никто не поверил. Я сказал это, когда в 33 лучших попал.
– И все? Почувствовали и закончили?
– Я подумал: «Может, пора искать себя в чем-то другом»?
– Вы ушли из футбола в 29. О чем вы жалеете?
– Наверное, жалею, что не всегда вовремя слышал эти звонки судьбы. Все произошло не в один момент. Все равно своим отношением к делу начал предавать профессию. Болячки накапливаются, но ты понимаешь, что все не просто так. Нельзя предавать футбол. Поздно лег, плохо размялся, пошел гулять вместо восстановления. Люди зажигали и отрывались. Это предательство. Футбол такого не прощает. Я не исключение.
Долматов
– Можно еще одну историю про Долматова?
– Помню, под конец сезона в Сухуми Олег Васильевич затосковал, а мы в покер у него в номере играли. Он хорошо очень играл и говорит: «Лева, я постоянно у тебя сигареты беру. Я знаю, что у тебя блок всегда лежит. Дай пару пачек, я что выиграю у тебя в покер, тебе отдам». Как-то раз сидим, время часов 11, он такой: «Ладно, давайте последнюю и отдыхать. Завтра игра». Я ему: «Васильич, игра послезавтра». Он мне: «Как послезавтра? Так мы еще одну распишем!». Утром лежим, спим, Долматов заходит: «Что такое? Почему спите? Быстро встали!». Помчались на завтрак, быстро перекусили, и он: «Ну что, сели, партеечку сыграем?». Вообще старая гвардия хорошо играла. Вдумчивые были, хитрые.
– Но история с ЦСКА вас задела?
– Меня больше всего смутило, что он мне не позвонил и ничего не сказал. У него трагедия была в семье, наверное, это повлияло.
– Осталась обида на Долматова?
– Знаете, у него недавно был день рождения. Я ему позвонил и сказал: «Олег Васильич, никаких обид. При вас я футболистом стал, при вас и закончил». Как Тарас Бульба: «Я тебя породил, я тебя и убью». Значит, так должно было произойти.
Бизнес и политика
– У вас есть аптечный бизнес.
– В начале 90-х моему отцу понравилась идея создания аптеки. В 96-м – 98-м были приличные вложения и от меня. Я тогда реально очень хорошо заработал. Переподписание контракта, подъемные, премиальные, выигрывали много, бонусы за голы. Может, в какой-то степени это меня и погубило, ведь когда ты знаешь, что за спиной нет плацдарма, многих вещей себе не позволяешь. В общем, получилась аптечная сеть «Фито-Фарма». В 2000-м я сел за парту, ГУУ, обнинский филиал. В 2003-м, получив кое-какие знания в ВУЗе, я возглавил предприятие. Сейчас я на этапе продажи бизнеса, договариваемся с федеральной аптечной сетью «Ригла». Это как с футболом. Ты понимаешь, что точка роста пройдена. Надо идти дальше, искать себя в чем-то другом.
– Почему многие футболисты, закончив играть, быстро остаются вообще без денег?
– Я не знаю, что было бы с моими деньгами, если бы они не были вложены. Когда я закончил играть, у меня в кэше денег почти не было, они были в бизнес вложены. Зачастую люди просто не готовы к новым реалиям жизни. Футболист живет на базе, читает газету, его кормят-поят-одевают-возят. Я сам приезжал в Обнинск, не знал, сколько стоит хлеб, молоко, творог, мясо. Просто не ходил по магазинам никогда. Первые три года после футбола – это был кошмар. Ты отрываешься от жесткой дисциплины. Тебе не надо рано вставать. Тебе не надо идти на взвешивание. Тебя не накажут, если ты где-то зависнешь на два дня. В 2003-м я понял, что хоть и учусь в институте, живу бесцельно, потихоньку деградирую. Три с половиной года не пил после этого. Вообще ни грамма. Я понял, что алкоголь ведет в другую сторону. Многие из-за алкоголя и остаются у разбитого корыта. Куча друзей, девочки, это все затягивает. И в какой-то момент ты смотришь, а у тебя нет ничего.
– Самый известный бизнесмен российского футбола – Сергей Галицкий. Как вы к нему относитесь?
– С огромным уважением. Он зарабатывает не на продаже углеводородов, металлов или госконтрактах, а за счет грамотного построения бизнеса. С РЖД, «Газпромом» и «Лукойлом» бороться сложно. Хотя, возможно, на каком-то этапе он предпримет попытку. Но на данном этапе с тем количеством денег, которое, как он говорит, он готов тратить на футбол, задачу чемпионства ему не решать.
– Как вы оказались в политике?
– Случайно. В 2005-м, когда были выборы, я решил: лучше пойти и не пройти, чем не пойти и пожалеть. Мы к тому времени уже полтора года работали с лекарственным обеспечением льготных категорий населения. Для меня этот поход в политику означал: пусть люди дадут оценку моей работе. Огромное количество достойных людей шло на выборы. Мне казалось, попасть в пятерку по округу нереально. Видимо, люди оценили работу.
– Думаете, если б вы не были знаменитостью, вас все равно выбрали?
– Я шел по Старому Городу (район Обнинска – прим.Sports.ru), где очень много ветеранов, пенсионеров, думающих людей. Наличие футбольной карьеры в той ситуации не было решающим фактором.
– Уважаемый вами Галицкий говорит, что политика – ложь.
– Есть глобальная политика, на федеральном уровне. Ее даже комментировать не хочется. У нас в городе многие депутаты – люди, которые состоялись, которых знают. Они искренне хотят сделать что-то хорошее. В это мало кто верит. Я одному человеку сказал: «Даже если за пять лет депутатства ты каждый год будешь помогать 2-3 людям, это уже неплохо». Я уже восемь лет депутат. Считаю, много хороших дел сделано. Мне себя не в чем упрекнуть.
– Вы изменились, став депутатом?
– Богаче я точно не стал. Стал ли я как человек лучше? Думаю, что нет. Стал циничнее, наверное. Начинаешь понимать, что всем помочь нельзя.
– Что люди просят у депутата Березнера?
– Многих волнует проблема ЖКХ. Многие обращаются за финансовой помощью. Нуждающихся людей с больными детьми, больными родственниками, тяжелыми заболеваниями очень много.
– Вы готовы провести всю политическую карьеру, помогая нуждающимся людям?
– Я отдаю себе отчет: то, где я сейчас нахожусь, это мой потолок. Не потому, что я не хочу больше, я просто адекватно оцениваю. Я такой человек: могу что-то скреативить, но системно каждый день приходить – это для меня мука. Уходя выше, ты попадаешь в систему. На местном уровне есть депутаты-самовыдвиженцы. Они идут не от партии, за них голосуют как за человека, а не как за партию. Попадая в Законодательное Собрание области или еще выше, ты уже идешь от партии. Раз ты от партии, значит, решают за тебя. Ты можешь высказывать свое мнение, но ты не можешь голосовать против позиции партии. Идти туда, где придется голосовать за позицию большинства, даже если она мне не нравится, мне не хочется.
– Я так понял, что вас не все устраивает в нынешней политике государства.
– А кого все устраивает? Понимаете, если у человека относительно все хорошо – в спорте, бизнесе, политической карьере – это не значит, что он идиот. Что он не видит, что в стране происходит – Сердюков, «борьба с коррупцией», 20% населения за чертой бедности, проблемы образования, здравоохранения, огромные госрасходы. Раньше люди хотели идти в бизнес, теперь они хотят в чиновники. Что-то не то в «королевстве датском».
– За кого вы голосовали?
– За Путина и «Единую Россию». Альтернативы нет. Впервые голосовал за «ЕР». У меня много друзей в Обнинске, которые искренне вкалывают, много помогают людям и состоят в этой партии. Я далеко не во всем согласен, но если я отдам голос в другую сторону, я проголосую против них. Я вижу нашу оппозицию – голосовать за них? Графа «против всех» необходима. Люди могут показать свое отношение. Я голосовал за «ЕР», потому что не мог голосовать против своих друзей. Я вижу, сколько они делают, я вижу оппозицию – это просто цирк, а не оппозиция.
– В общем, страна в тупике?
– Страна не может быть в тупике. Тупик – это конец пути, а мы на распутье.
«Мы получаем деньги, которых не стоим». Как закончить карьеру в 25 лет и стать нормальным человеком
Алексей Еременко: «Болельщики с битами ворвались на тренировку и загнали нас в раздевалку...»
Фото: РИА Новости/Владимир Федоренко/Максим Богодвид, Фото: fc-kaluga.ru, iobninsk.ru
P.S. Роман Мун, общение с интересными собеседниками у тебя получается несравнимо лучше, чем, разрывающие мозг, попытки самостоятельного творчества. Так что делай ты лучше интервью, а не занимайся дичайшим графоманством
" Графа «против всех» необходима."
Однозначно в цитатник...отличное вью, интересные 90-е =)