Василий Уткин: «За последние три года я трижды обращался к врачу из-за депрессии»
Специально для газеты «Ведомости. Пятница» Виталий Суворов провел полтора часа в компании главного русского комментатора. Полная версия интервью – только на Sports.ru.
Шац, Радимов
– Совсем скоро на «НТВ-Плюс» состоится премьера вашей новой программы. Расскажите о ней.
– Есть несколько идей, которые жили и пересекались довольно долгое время. Я всегда считал, что среди российских футболистов моего поколения есть два футболиста, из которых получатся идеальные комментаторы. Первый – это Валерий Карпин, который выбрал другую стезю. Второй – Владислав Радимов, мой близкий друг. Когда Владислав завершил карьеру, и стало понятно, что какого-то резкого форсажа на тренерской или административной должности не будет, я долгое время склонял наше начальство к тому, чтобы сделать ему достойное предложение. А Владислава склонял к тому, чтобы он его принял. И надо же такому случиться, что когда все вот-вот могло срастись, он стал главным тренером «Зенита-2”. Понятно, что это тоже нельзя назвать резким форсажем, но когда ты работаешь в системе клуба четвертый год и тебе предлагают стать главным тренером одной из команд, глупо считать, что твоя карьера бесперспективна. Так что разговор о телевидении сам собой прекратился.
Второй момент: многие из таких разговоров проходили в квартире Михаила Шаца – и я, и Владислав с ним нежно дружим. И в какой-то момент мне показалось, что если собрать такую занятную и парадоксальную пару, как Шац и Радимов, и прицепить к ним ведущего вроде меня, который понимает, в какую сторону все это двигать, может получиться довольно необычно. Мне кажется, что российские программы о футболе слишком серьезны – даже если речь идет об эпатаже. А я считал, что нужно смотреть в сторону жанра инфотеймент. Когда стало ясно, что Владислав не сможет принять участие в этом проекте, я долго думал, стоит ли продолжать эту историю, потому что он был совершенно незаменимой фигурой. А потом мне пришла в голову парадоксальная идея о том, что третьим ведущим может быть мой давний партнер по «Эху Москвы» Антон Орехъ. Но как раз в этот момент случилась проблема, которая привела к переносу старта программы – на данный момент мы планируем запустить ее в конце августа.
– Этой весной главный конкурент «НТВ-Плюс» – телеканал Россия-2 – затеял тотальную смену формата. Как вы на это отреагировали?
– Я очень боюсь, что это будет воспринято, как некий манифест, но это не манифест: я очень мало смотрю каналы ВГТРК. Я главный редактор структуры, в которой десять каналов, так что у меня просто не очень много времени для того, чтобы отслеживать деятельность России-2. Тем не менее я хорошо знаю цифры рейтинга и понимаю, что они вполне могут быть ими не довольны.
– ВГТРК совсем недавно купил права на показ чемпионат Франции. Для «Плюса» – это потеря?
– Мы не показывали его в прошлом году, так что ничего не потеряли. Кроме того, во-первых, если чемпионат будут показывать на ВГТРК, его увидят и зрители нашей платформы – потому что канал ВГТРК входит в пакет. Во-вторых, наша задача – продавать то, что мы делаем. У нас практически идеальный пакет на ближайшие несколько лет – Англия, Испания, Италия, Германия, Россия и еврокубки. С коммерческой точки зрения больше ничего не нужно. Практически все контракты на три года. Так что даже если Навальный придет к власти и запретит финансировать спортивные каналы, эти деньги все равно придется заплатить.
Навальный, корпоратив
– На прошлой неделе вы ходили на Манежку (интервью состоялось 23 июля – прим. Sports.ru). Какие у вас впечатления от митинга?
– У меня впечатление делится на две части. Во-первых, было, конечно, очень приятно, что пришло столько людей. Для меня это ощущение почти профессиональное. Иногда ты задаешься вопросом: для чего нужно все то, чем ты занимаешься? Мой любимый журналист – Игорь Свинаренко – однажды ответил на этот вопрос так: «Когда я пишу, считайте, что я машу людям, чтобы показать, что они не одни». Именно это ощущение меня накрыло на Манежной. Мне очень хотелось понять, сколько же народа всего пришло, так что я, когда уходил, даже раза три объехал площадь. Убедился в том, что людей очень много и с чувством выполненного долга поехал дальше.
Но это только половина впечатления – половина серьезная. А есть половина комическая. Дело в том, что я ехал один – без друзей, без знакомых. И никого там не встретил. Поэтому все то время, что я там стоял, со мной говорили о футболе. Если честно, через час мне это осточертело. Я понял, что никого уже не встречу, и решил уйти.
– Ради этого митинга вы отказались от корпоратива.
– Да, мне пришлось вернуть задаток.
– Вы сильно жалели об этом следующим утром?
– Следующим утром – нет. А вот с тех пор я каждый день немножечко жалею – все-таки я человек среднего достатка, а это были хорошие деньги… (Улыбается) У меня же и кредиты, и родственники, как у всех. Но не в деньгах счастье. Я считаю, что это абсолютно нормальный случай.
– Как часто вы вообще ведете корпоративы?
– Я немножко вышел из корпоративной формы – на меня сейчас не налезает ни один мой костюм. Так что веду я достаточно редко. И всегда предупреждаю: учтите, господа, я не в самом парадном виде.
– Вернемся на Манежку. Вы как-то сказали, что к Навальному у вас сложное отношение. Расшифруете?
– У меня буквально вчера был разговор на работе с молодыми коллегами о Навальном. Дольше всего мы обсуждали такой вопрос: «Достаточно ли хорошо я знаю его лично, чтобы за него голосовать?» Я думаю, сейчас многие задаются похожей проблемой, понимают, что у них с Навальным, скажем, не в точности совпадают взгляды. Но мне кажется, мы немного отвыкли выбирать. Допустим, происходят президентские выборы в Америке. В конце концов остаются два кандидата. Не может же быть такого, что у одной половины страны родственные чувства к одному кандидату, а у другой – к другому. Это не тот парень, которого мы хотим видеть дома каждый день и к которому мы поедем на выходные. Нужно искать пересечение интересов.
Я человек политически плохо ориентированный. Если бы меня попросили изложить свои взгляды как систему, я бы не смог этого сделать. Само по себе это прискорбно, что Навальный – единственная надежда. Потому что это, получается, ставка. Но тем не менее, Навальный – это действительно единственная надежда на то, что все более-менее вернется к нормальному функционированию системы выборов. Для меня это очень важно. Для меня это самое главное. Тем более, что я просто не вижу другой возможности.
Сам Навальный во многом вызывает у меня симпатию – потому что, на мой взгляд, не может не вызывать симпатию человек, который опирается на свои силы и рискует собой. При этом я стараюсь изучить его взгляды, и многие из них мне категорически не близки. В частности, идея пересмотра итогов приватизации, или идея люстрации... А вот вчера я, например, прочитал нечто вроде манифеста, посвященного национализму. Какие-то идеи мне очень близки. Я не могу назвать себя националистом, но я не боюсь этого слова как такового. Для меня националист – это не тот, кто мочит таджиков в Измайловском парке. Это на самом деле идеология, очень разнообразная. Но главное – это, конечно, борьба с коррупцией. В моем представлении, коррупция – это именно то, что не дает нормально функционировать системе.
– Последний раз, когда вас касалась коррупция?
– Не скажу. Касалась совсем недавно. К сожалению, в последнее время нет таких трех месяцев, когда бы она меня не касалась. Она рядом.
– Накануне митинга вы написали в «Твиттере»: «Одно у меня желание: Владимир Владимирович, будь здоров, живи долго! Прям до суда». Затем, отвечая на вопрос в конференции, вы сказали: «Бояться не стыдно. Мной вообще двигает страх». Страх чего?
– Страх того, что нормальной жизни больше не увидим. Я не считаю, что сделал что-то, достойное обсуждения. Это все, в общем, мелочи. Обсуждения достойно то, что случилось на Моховой и на Тверской.
– На другой вопрос – «Вот живем мы в нашей, всеми любимой стране и не знаем, когда ваш, мой, его черед. Если захотят посадят любого» – вы ответили так: «Скоро наш черед. Не знаю, как вы, я не обольщаюсь». Что вы имели в виду?
– Ну, я не имел в виду ничего конкретного, конечно. Я, естественно, не думаю, что меня могут посадить за воровство в «Кировлесе». Но если у какого-нибудь даже не слишком важного человека возникнет желание испортить мне жизнь, я думаю, у него это легко получится. В первую очередь потому, что негде будет искать защиту. Я уже не юный человек, поэтому у меня нет ощущения, что как-нибудь все переживем. Я принадлежу не только сам себе, у меня куча обязательств перед близкими людьми. Но вместе с тем, я знаю, что есть вещи, от которых я данный момент не хочу отступаться. И на этом стыке со мной, безусловно, может произойти все, что угодно.
– Финальное про политику: несколько месяцев назад вы заявили, что собираетесь баллотироваться в мэры Москвы. Многие не поняли, что это шутка?
– Вы что, мне из двадцати газет позвонили! У меня канал НТВ интервью брал! А Слава Хаит сказал: «Неправильно не согласовывать такие поступки с друзьями, которые должны составить твой избирательный штаб».
Карпин, воробей
– Правда ли, что, прочитав текст о «Квазаре», вы решили перечислить на счет клуба 50 тысяч рублей?
– Я связался с Артемом, но встречи пока не было. Я с симпатией отношусь к этому проекту, но меня невероятно удивила реакция на мой звонок: «Как же я буду с вами встречаться, вы же с Карпиным дружите». (Разводит руками) Ну, может, мне еще рисунки раннего Гитлера нравятся. Какое это вообще имеет отношение к делу? Поэтому я, честно говоря, остолбенел. Мы с ним поговорили, но я на этой неделе, к сожалению, занят, пока ему не перезванивал.
– Сколько в том интервью правды?
– Правды о чем?
– О Кокорине, о Попове, об Асхабадзе.
– Ну, слова про Кокорина мне показались неубедительными. Во-первых, он сейчас вообще не в том возрасте, когда важно – 22 ему или 25. Я понимал, когда говорили про Прудникова – он действительно крепкий для своего возраста. Но, кстати, я абсолютно убежден, что он правильного года рождения, могу даже сказать почему. Где-то через полгода после молодежного Евро-2006 я оказался в одной компании, где познакомился с его мамой. Если считать, что Прудников переписанный, она должна была родить его лет в 14. Это совсем молодая роскошная женщина. Для меня этого вполне достаточно. Кроме того, его уже столько раз проверяли – обязательно бы что-нибудь нашли.
– В том интервью, среди прочего, был абзац о Валерии Карпине, который «пришел в «Спартак» и все развалил».
– Мне неважно, что он говорит о Карпине. Какая мне разница? Ну, смотрите, мы сейчас сидим на веранде. Представьте, что сюда прилетает наглый воробей, и я кидаю ему корочку хлеба. А потом выясняется, что когда-то этот воробей накакал на голову Карпину. Какая разница, боже мой? Я не вижу здесь никакой связи. Есть проект, который показался мне симпатичным. Если я смогу недели через две залатать дыры в своем бюджете… Я же все-таки еще и лишился крупной суммы денег на той неделе, вы не забывайте (улыбается). В общем, я с удовольствием этому проекту помогу. Я иногда делаю различные пожертвования.
– Например?
– Например, в фонд Чулпан Хаматовой. Я несколько раз помогал, проводил благотворительные аукционы. Это единственный фонд, в который я стараюсь делать пожертвования регулярно, потому что у нас, к сожалению, очень мало организаций, про которые можно сказать: я знаю, что деньги пойдут именно туда, куда планируется. Я вообще очень крутой ведущий аукционов, поверьте.
Я однажды, например, продал мост – за три или четыре тысячи долларов, сейчас не вспомню. Это в Нескучном саду на набережной было. Там есть мост – то ли Николаевский, то ли Андреевский. Я почему не помню – потому что продал его то ли Николаю, то ли Андрею. Там вообще картины продавали, но как-то не шло, и я предложил: «А давайте мост продадим, забрать вы его, конечно, не сможете, но все будут знать, что он ваш».
Андронов, проституция
– Позавчера вы попросили Алексея Андронова и Константина Генича прекратить спор в «Твиттере». Почему?
– Это мой долг. Я могу ошибаться, но сейчас очень тонкая грань между публичным и не публичным. Мои коллеги, да и я порой, забываем: то, что можно обсудить в sms-переписке, необязательно обсуждать в «Твиттере».
– Многие не поняли, откуда вообще взялся пункт в вашем контракте с РФПЛ о том, что клуб может наложить вето на работу одного комментатора.
– Я не могу вспомнить, кто его предложил, но дело вот в чем: у лиги было два предложения. Одно наше, другое – ВГТРК. ВГТРК предлагал РФПЛ такие условия, которые раньше предлагали мы. То есть, лига получает фиксированную сумму денег, а мы дальше как хотели продавали бы рекламу и так далее. А наше новое предложение заключалось в том, что «НТВ-Плюс» становится подрядчиком, а лига сама занимается маркетингом, сама занимается рекламой и становится полноправным партнером, то есть сама управляет заработками и они могут быть любыми. Переговоры были очень подробные и ужасно длинные, около полугода. Люди из лиги говорили: «Это история, в которую мы вкладываем много сил, денег, а в итоге от нас ничего не зависит. Нам это не нравится». И на каком-то этапе возник этот пункт.
Вообще это нечто вроде легализации проституции. Проституция и так есть, но она вне законного поля. Поэтому женщины – рабыни, пятое-десятое. Логика людей, которые выступают за легализацию, не в том, что они хотят, чтобы проститутки везде стояли. А в том, чтобы им можно было сделать профсоюз и чтобы с этого платились налоги. Наш случай, конечно, с проституцией ничего общего не имеет, но смысл тот же самый.
Вот так и здесь. Вы можете себе представить, как часто приходится разруливать какие-то конфликтные ситуации? Временно кого-то откуда-то убирать? Это же на каждом шагу, когда всерьез, когда по мелочи. Недовольство клубов нельзя игнорировать, потому что взаимопонимание крайне важно, футбольный мир тесен. Ему и поддаваться нельзя, но это диалог! Так зачем его скрывать? И сейчас все прозрачно: считаешь, что к тебе предвзято относятся – можешь забанить одного комментатора, но открыто.
Конечно, мы никогда не согласились бы включить этот пункт, если бы считали, что это как-то влияет на профессиональные возможности журналистов. Есть уйма передач и других трансляций, где ты можешь давать любые характеристики кому угодно. Хоть «Спартаку», хоть «Амкару», хоть черту в ступе. Поэтому бессмысленно рассуждать о свободе слова. Я могу сказать другую вещь. Такие проблемы у клубов возникают исключительно с Алексеем Андроновым. В последние три года ни с кем другим именно таких проблем не возникало. И я, являясь поклонником таланта Алексея и относясь к нему, как к доброму приятелю, должен сказать, что ему тоже пора над этим задуматься.
Яшин, гей
– В мае прошлого года журнал «Афиша» готовил футбольный номер, и планировалось, что вы сделаете интервью с Романом Широковым. Правда ли, что встретиться с Романом не удалось во многом из-за вашего текста про Марата Измайлова?
– Когда выяснилось, что разговаривать с Романом нужно будет в гостинице, где живет сборная, я подумал: если мы будем общаться на глазах у всех, могут возникнуть проблемы – и уж точно не для журнала «Афиши» и не для меня. С Романом-то я без проблем поговорил бы. Поэтому я связался с Ильей Красильщиком и предложил, чтобы на интервью поехал Юра Дудь.
– Вообще отношения с футболистами сборной после того текста испортились?
– Дело в том, что у меня нет каких-то слишком близких отношений с игроками. Я со всеми нормально общаюсь, но время, когда футболисты могли быть моими друзьями, прошло. Они уже не мои ровесники. У меня достаточно хорошие отношения, например, с Сергеем Игнашевичем. Или с Игорем Акинфеевым. Причем, последние три раза мы с Игорем встречались в продовольственном магазине. Судя по всему, как два закоренелых холостяка, потому что дважды это было по ночам. С Романом Широковым я тоже неплохо знаком, но с тех пор, как Радим завершил карьеру, мы не встречались в по-настоящему хорошей компании. Плюс, конечно, Саша Кержаков, с которым мы очень тесно общались, еще когда он играл в Испании. Сейчас он в Питере, уже несколько раз менял телефон. Так что общаемся мы, как правило, когда он оказывается рядом с Серегой Шнуровым. Сереже звонит мне и говорит: «А вот Кержаков тут рядом стоит».
– Около месяца назад вы написали текст о фильме «Легенда 17», а потом заявили: «Надеюсь хотя бы в фильме про Яшина на главную роль не выберут гея».
– Вчера я написал в «Твиттере», что не имею оснований утверждать, что исполнитель роли Харламова, Данила Козловский – гей.
– Изначально это вообще было довольно странное заявление.
– Я совершенно не гомофоб. Но я считаю, что Льва Яшина не может играть гей.
– Почему?
– Я уважаю тайну личной жизни и не имею в виду, что актер должен сдавать какой-то там тест. Но понимаете… Вы смотрели «Тихий Дон» Бондарчука? У вас не возникает чувство недоверия к главному герою, когда вы знаете, что актер – Руперт Эверетт – открытый гей? Это не вопрос гомофобии. Это вопрос органики.
Я вспомнил сейчас одну историю. Может быть, вы помните, была такая замечательная танцевальная пара в фигурном катании Марина Климова – Сергей Пономаренко. На Олимпиаде в Альбервиле, где они стали чемпионами, их конкурентами была совершенно потрясающая французская пара – Изабель и Поль Дюшене, сестра и брат. Мне очень запомнилось, когда их тренер, Кристофер Дин, сказал: «Понимаете, мы были очень ограничены в средствах. Мы не могли изображать любовь, потому что все знают, что они брат и сестра». Вот, что я имел в виду. Я абсолютно терпимый человек, но Руперт Эверетт в главной роли испортил мне все впечатление от фильма, который в целом мне ужасно нравился.
– Последний российский фильм, который вас впечатлил?
– Если чисто хронологически – я только недавно посмотрел сериал «Сваты». Совершенно гениальный сериал. Те полторы недели, которые я его смотрел, у меня было великолепное настроение. Кроме того, я болельщик Феди Добронравова. Мы же с ним вместе репетировали «День выборов», когда он еще не был таким известным. Он там всю свою роль от начала до конца придумал, я на него смотрел и вникал, что это на самом деле такое – быть актером.
Это’О, автограф
– Недавно вы познакомились с Самюэлем Это’О. Как это вышло?
– У «Анжи» был командный ужин перед сезоном – тот самый, где новички залезают на стол, кукарекают и прочее. И меня туда пригласили.
– Кто к кому подошел?
– Это’О подошел ко мне. Он мне до этого пару кричал из-за другого конца стола: «Базиль!» Я не допускаю мысли о том, что он следит за моим телевизионным творчеством – хотя, может быть, это и так. Просто пришел незнакомый человек, он, наверное, спросил, кто это такой. Может быть, Гус ему сказал. Подошел, вежливо спросил: «Как дела?» Поговорили, в том числе, о «Барселоне». Он невероятно харизматичный парень. Я ему даже сказал, что однажды у него автограф брал.
– Когда?
– В 2006-м, на чемпионате мира. Незадолго до чемпионата я как раз был ведущим реалити «Капитал», где сидели шесть капиталистов. Я там познакомился, в частности, с Евгением Чичваркиным, и он мне рассказал, как устроен его благотворительный фонд. Я сейчас всех деталей не помню, но помню, что были какие-то смешные вещи – скажем, Шнур ему какую-то корову расписал. И я подумал, что если я соберу на чемпионате автографы, эту коллекцию можно будет как-нибудь интересно продать. Из этого ничего не получилось, я все раздарил, а автограф Это’О я так и не придумал, кому подарить и оставил себе.
Одиночество, счастье
– Вы были поклонником «Доктора Хауса». Я около года хотел задать вам этот вопрос, но у меня не было возможности: как вам концовка сериала?
– Последний кадр мне очень понравился – когда они под ковбойскую песенку уезжают на мотоциклах. Но последнюю серию меня не тянет пересматривать. На самом деле, меня очень расстроило, что эта зараза Кадди отказалась сниматься в последнем сезона. Я вот не понимаю, почему. Неужели лучше сыграть проститутку в «Элементарно»?
– Вы говорили, что у вам много общего с Хаусом. Хаус несчастен. Вы – счастливы?
– Это интимный вопрос, но, конечно же, нет. Мне кажется, очень самонадеянно считать себя счастливым. Я упустил ситуацию со своим здоровьем. Я одинок. Я не могу сказать, что я несчастен, но я не счастлив.
– Вы страдаете от одиночества?
– Не могу так сказать. Меня больше занимает тот факт, что я абсолютно привык к этому одиночеству. Я совершенно не представляю, как у меня в квартире может появиться новый человек и жить со мной. Это самое непонятное и самое, пожалуй, безысходное.
– Последний раз, когда вы были абсолютно счастливы?
– Может быть, вы сочтете, что моя жизнь скудна, но, пожалуй, во взрослой жизни я никогда не был так счастлив, как летом 2008-го года на стадионе в «Базеле», когда Россия выиграла у Голландии. Я не могу сказать, что меня способно осчастливить лишь нечто в футбольном смысле, но, понимаете… Мы же месяц на этом турнире жили, работали с утра до ночи на этом чемпионате, другого в жизни в этот момент нет. И тут это чудо! Я же весь матч сидел за спиной Хиддинка. В метре от него, в метре! Мне казалось, что меня на замену могут выпустить. Это было настоящее всеобъемлющее счастье.
Еще вот мы недавно сыграли очень удачный спектакль. Я сейчас перестал играть в спектаклях – мне моя форма не позволяет. Я вкладываю много сил, эмоций в работу, которая занимает довольно большое место в моей жизни, но только в театре эти эмоции моментально к тебе возвращаются. Ты сразу же видишь по реакции зала, хорошо ты сыграл или плохо. И когда получается хорошо, значит, что это был славный вечер.
Была и пара личных историй, но про них я не хотел бы рассказывать.
– Глупый вопрос, но все же: может ли мужчина, у которого нет женщины, быть по-настоящему счастлив?
– Геи бывают счастливы, я знаю.
– Я сейчас не про них.
– Наверное, может. Но у меня не очень получилось.
– Когда у вас была последняя депрессия?
– Я не буду говорить, когда она была, потому что найдутся люди, которые, к примеру, захотят пролистать мою конференцию за это время и потом мозг мне вынесут. Но я скажу, что не стесняюсь в таких случаях обращаться к врачу. За последние года три я обращался три раза.
– Вы не считаете это слабостью?
– Я рассматриваю депрессию, как болезнь, поэтому не знаю, как это можно назвать слабостью. И мне вообще кажется, что слабости – это то, что и делает человека индивидуальным. К примеру, я был очень неплохой шоумен. Но я растолстел, и сейчас не хочу даже пробовать работать в этом качестве. Я это могу, но сейчас этого не делаю. А чего я не мог раньше, я и сейчас не могу.
– Вы азартный человек?
– Довольно азартный – из-за этого я в какой-то момент перестал играть в азартные игры. Я ничего не проигрывал, просто у меня нет над этим контроля. Играл-то я как раз удачно порой.
– Например?
– В начале 2000-х мне страшно хотелось заиметь свой угол. Я долго копил, откладывал, стал профессором этого дела. Но понимал, что двигаюсь очень медленно. И однажды я всю ночь просидел в казино, и мне невероятно везло. Я выиграл очень крупную сумму денег, завладев которой, я понял, что если еще немножко займу у товарищей, я смогу купить квартиру. И я ее купил.
Енот
– Самая громкая телевизионная новость последних месяцев: Василий Уткин купил енота. Объясните, зачем вам енот?
– В детстве я очень любил читать книги английского натуралиста Джеральда Даррела. И мне очень запомнился рассказ про носух – это такие ближайшие родственницы енота. А потом я вдруг неожиданно узнал, что их можно завести в наших краях, и заинтересовался приобретением пары носух. Таких животных надо заводить летом. В прошлом году я не мог этого сделать, потому что все лето был в командировках. Тогда я решил, что сделаю это в этом году и начал готовиться, много всего читать. И параллельно прочел какие-то вещи про енотов. И понял, что енот – это гораздо круче. Носухи не более, чем забавны. А енот – он занимателен. Он живет своей жизнью. Мне очень нравится, что енот в принципе является собакой, но при этом его поведение – абсолютно кошечье. Он не раболепен, как псы. Я кошатник, мне нравится, что коты независимые. И он совершенно независим.
Я нашел питомник в Краснодаре, пустил в ход личное обаяние, и мне продали енота. Сейчас он живет на даче с моими родителями. Маленький, ручной и очень крутой.
Sports.ru рекомендует к прочтению газеты «Ведомости» и «Ведомости.Пятница»
Фото: РИА Новости/Александр Вильф; Твиттер Михаила Моссаковского
=================================================
По правде говоря, на этом моменте впервые в жизни мне стало его жаль.
Спасибо большое
Даже разговор не помещается никуда.