Карра: Моя автобиография. Часть десятая
Глава 5. Улье
Мы с Улье разговаривали на одном футбольном языке. Он лишь делал это с выразительным иностранным акцентом. Критики называли его французом, но Жерар был лучшим британским тренером, с которым мне когда-либо доводилось работать.
Он не стал применять новомодные континентальные методы, а лишь сосредоточился на совершенствовании традиционных принципов английского футбола. Упорная работа, строжайшая дисциплина, физическая и психологическая устойчивость, а также командный дух – на этих китах держалась вся его философия. Он собирался выполнить своё обещание и вернуть Ливерпуль к былым победам. Благодаря курсу строгой модернизации старых добрых традиций, он выиграл несколько значимых трофеев и вернул нас в Лигу чемпионов. Однако ему не удалось привести Ливерпуль к золотым медалям Премьер-Лиги, и для многих этого оказалось достаточно, чтобы признать его карьеру на "Энфилде" провальной. Это единственная вершина, которая ему не покорилась, но ведь не ему одному.
Проблемы с сердцем жестоко лишили его тех качеств, благодаря которым клуб так стремительно прогрессировал. Но в течение первых трёх лет он был замечательным тренером. Когда-то с этим утверждением никто бы не поспорил. Но сейчас фанаты Ливерпуля наверняка задаются вопросом: насколько хорош был Улье? Не буду судить о нём только по его двум последним сезонам. Я благодарен ему за всё, что он сделал для меня и Ливерпуля. Я помню времена, когда Мишель Платини советовал Улье купить Салифа Диао, и помню, как он наступал на горло собственной песне, когда настаивал на том, что Игор Бишчан должен играть в центре обороны. Я не удивлюсь, если когда-нибудь на его надгробной могиле напишут: "Здесь лежит человек, который когда-то купил в Ливерпуль Салифа Диао, Брюно Шейру и Эль-Хаджи Диуфа".
Улье заслуживал большего, но футбол – это суровый бизнес.
Своей успешной карьерой я во многом обязан ему, Улье. Поэтому я всегда готов вступить в спор, когда кто-то начинает критиковать период его правления. Вспомните, где мы находились до его прихода в 1998 году, и сколько выиграли финалов спустя шесть лет. А теперь сравните это с восьмилетним мрачным периодом до его появления. Наше возрождение началось именно с приходом Жерара Улье.
Улье мне сразу же понравился. Слова вроде: "Джейми, я собираюсь предложить тебе новый контракт", всегда звучат чертовски приятно, и Улье произнёс их спустя месяц после того, как стал единоличным хозяином тренерского штаба. Неплохой способ заручиться моей поддержкой. "Мне нравятся такие игроки, как ты, – говорил он мне. – Хотелось бы иметь в команде больше футболистов вроде тебя".
Помню, как мы с ним обсуждали слабые места в игре Ливерпуля, и я постоянно кивал в ответ. Эти беседы ничем не отличались от моих разговоров с друзьями после каждого матча. Мы играли недостаточно агрессивно; не все игроки выкладывались по полной; некоторые футболисты не любили вступать в борьбу; Шон Данди не должен был играть в Ливерпуле. Все эти наблюдения были не новы для Мелвуда. Ронни Моран, чья отставка после прихода Улье огорчила меня больше всего, также твердил, что команде не хватает агрессии. Он говорил игрокам, что они действуют чересчур мягко. Но никто не обращал внимания на его слова, расценивая это как очередной бред старика. Построить мост между пропастью поколений не удалось даже такой легендарной личности, как Ронни. К 1998 году казалось, что английские футболисты больше доверяли иностранным тренерам, тогда как бедняга Ронни стал жертвой континентальной революции английского футбола. Когда в команду пришёл Улье, и начал говорить всё то же самое, все слушали его с открытым ртом, будто он был гуру футбольной философии. Мне было всё равно – был он родом из Бутла, или из Бордо. Он втолковывал нам дельные мысли и это всё, что имело значение на тот момент.
С момента образования Премьер-лиги, все почему-то считали, что иностранные тренеры лучше разбираются в своём деле, особенно когда это касалось технических и тактических аспектов игры. Это миф, раздутый средствами массовой информации на примере блестящего Арсена Венгера. Он возглавил Арсенал в сентябре 1996 года и в течение двух лет завоевал с канонирами Кубок Англии и золотые медали Премьер-лиги. С тех пор каждый топ-клуб захотел видеть у себя в команде иностранного тренера, чтобы попытаться повторить тот успех. Британским специалистам в поисках работы приходилось несладко. Но на каждого зарубежного тренера уровня Арсена Венгера всегда находился свой Ален Перрен.
Ливерпуль решил последовать примеру Арсенала, пригласив в команду Улье. Но я был поражён его британским подходом к тренировкам, благодаря которому период адаптации к новым тренерским методам прошёл для меня безболезненно. Люди ожидали, что я буду поддерживать тесные взаимоотношения с Роем Эвансом, учитывая наше общее происхождение. Но я не проработал с ним достаточно долго. Зато с самого начала я сблизился с Жераром Улье. Мы оба были одержимы футболом. После игры он возвращался домой и по нескольку раз пересматривал видеозапись матча, а на следующий день объяснял каждому футболисту, в чём тот был прав, а в чём нет. Он часто проводил со мной персональные беседы в Мелвуде, где мы вместе просматривали видео и он указывал мне на мои ошибки. Некоторые игроки терпеть этого не могли, но мне это нравилось. Скрупулёзное внимание к деталям хоть и выглядело немного странным, но вдохновляло большинство футболистов. Если в следующей игре мне удавалось доказать тренеру, что я усвоил его урок, и он начинал меня хвалить, я чувствовал себя окрылённым.
Главным козырем Улье был его навык работы с персоналом. Он мог быть строгим – однажды он запретил нам пользоваться мобильными телефонами, чтобы создать на тренировках строго рабочую атмосферу (меня это не касалось, поскольку в то время у меня не было мобильника) – и мог быть мягким в равной степени. Похвала от тренера всегда придавала дополнительную мотивацию игрокам, будь то Майкл Оуэн или молодой резервист. Улье понимал, что нужно поощрять эго футболистов, когда это необходимо, и в то же время осуждать тех, кто не выполняет своих обязанностей на поле. Пол Инс не даст соврать. Он невольно стал жертвой самого жестокого публичного нагоняя из тех, что мне доводилось лицезреть на "Энфилде".
На протяжении 90-х годов Ливерпуль находился в тени Манчестер Юнайтед. Для меня манкунианцы связали воедино два периода правления Улье: моя вера в него зародилась после душераздирающего матча против Юнайтед в 1999 году, и умерла, опять же, после поездки на "Олд Траффорд" пять лет спустя. Выезды на "Олд Траффорд" могли серьёзно повлиять на репутацию футболиста. Если игрок забивал победный гол или проводил блестящий матч – его запоминали на века. Но если игра не ладилась, футболист рисковал потерять доверие тренера и болельщиков. У Улье был чёткий план – не допустить появления единоличных лидеров в команде. С тех пор даже капитан не мог спокойно довольствоваться своей властью. Однако к тому времени, как он покинул команду, его авторитет был основательно подорван именно по той причине, что нашему нынешнему капитану хватило смелости поставить под сомнение его методы и убеждения. Так или иначе, именно две встречи с Манчестер Юнайтед послужили катализатором в символической смене власти.
Через неделю Улье собрал команду, чтобы подбодрить нас и установить задачи на последние месяцы той тяжелой кампании, которая изобиловала травмами. К тому моменту у Инса накопилось немало вопросов и, как капитан команды, он решил, что настал момент предъявить претензии Улье.
"Наши тренировки недостаточно эффективны, – сказал он. – Нападающие недостаточно практикуются над завершением атак".
Ответ Улье оказался весьма впечатляющим. За считанные секунды он восстановил в памяти все даты, когда нападающие команды работали над техникой исполнения ударов. Майкл Оуэн и Робби Фаулер подтвердили сказанное Улье. Затем он повернулся лицом к Инсу.
"Сколько тренировочных мини-матчей ты выиграл с тех пор, как я стал тренером команды? – спросил он. – А я скажу тебе – четыре матча за шесть месяцев".
Инс, как и все мы, был поражен памятью Улье и его вниманием к мельчайшим деталям. Большинство игроков не помнят и того, сколько всего мини-матчей они сыграли за сезон, не говоря уже о результатах тех игр. Но тренер и не думал заканчивать.
"А сейчас, может быть, объяснишь всем, что случилось с тобой в Манчестере на прошлой неделе?".
Если вы считаете, что атмосфера на "Энфилде" во время матчей европейских турниров зашкаливает, то я могу сказать вам, что во время дерби с Манчестер Юнайтед этой атмосферой можно без труда обеспечить энергией все осветительные прожекторы.
"Когда моя команда в кубковом турнире проигрывает на "Олд Траффорд" со счетом 0:1, я хочу целиком и полностью рассчитывать на своего капитана, а не наблюдать за тем, как он, прихрамывая, покидает поле из-за травмы, – продолжил Улье. – Если покинуть поле действительно необходимо, то я хочу видеть, как игрока уносят с поля на носилках, а затем забирают в госпиталь на карете скорой помощи".
Инсу было нечего ответить.
Как только мы с Мо покинули комнату, он повернулся ко мне и невольно прочитал мои мысли, сказав: "Надо же, какой у нас тренер". Мы оба находились в состоянии шока.
Перед началом следующего сезона Инс был одним из тех, кого Улье продал. Лично для меня тот факт, что он пожертвовал одним из своих звездных футболистов ради блага всей команды – признак по-настоящему одаренного тренера. Мне нравился Инси, и я старался брать с него пример. Я относился к нему, как к наставнику, потому что мы оба действовали на одной позиции: я, играя за молодежную сборную до двадцати одного года, а он – за национальную команду. Но, даже учитывая мое отношение к Инсу, я находился под впечатлением от нашего нового, деловитого тренера.
Это был первый, но не последний раз, когда Улье указывал игрокам на их место, когда они пересекали грань дозволенного. Ему было плевать на их репутацию. В случае с Инсом, тот факт, что Пол являлся сильной и авторитетной личностью, предоставил Улье идеальную возможность продемонстрировать всем, кто в доме хозяин. Нельзя также сказать, что новоприбывшие футболисты попадали в рай и наслаждались поблажками. Нашего немецкого защитника Маркуса Баббеля однажды заставили объясняться на глазах у всей команды за интервью одной из газет, в котором он заявил, что его ставят не на ту позицию, и он должен играть в центре обороны. Баббель совсем недавно прибыл из мюнхенской Баварии и обладал огромной репутацией, но спустя несколько недель он осознал, что Улье не оставит без внимания ни один из его проступков.
"Помни об уважении к своим одноклубникам, когда беседуешь с журналистами, – сказал ему Улье. – Как думаешь, что чувствовали Сами Хююпия и Стефан Аншо, читая этот бред?".
Именно в этом нуждался наш клуб. Идея тренерского тандема провалилась. Отныне мы знали, что есть лишь один босс.
Предсезонная подготовка под руководством Улье была особенно захватывающей. За несколько дней в тренировочном лагере в Швейцарии он тщательно продумывал планы на год вперед. Всем игрокам доступно объясняли, чего от них ждут на футбольном поле и за его пределами. В беседах с коллективом Улье был действительно силен. Он был харизматичным оратором. В один из дней он читал нам лекции о стиле футбола, который мы проповедуем, в другой – разговор заходил о нашем поведении. После этого мы выслушивали длинные монологи о том, что следует и чего не следует говорить прессе. Когда в 2000 году в команду пришел Гари Макаллистер, он был поражён настолько педантичной и тщательной подготовкой к сезону. Это был значимый комплимент от невероятно опытного игрока.
Нельзя сказать, что Улье активно участвовал в тренировочном процессе. Когда речь заходит об Улье, слово "менеджер" является ключевым. Разница между ним и Бенитесом состоит в том, что Рафа – настоящий тренер в прямом смысле этого слова, тогда как Жерар руководил всей структурой менеджмента. В то время как Рафа управляет тренировочной сессией и лично уделяет внимание всем аспектам игры команды, Улье в этом плане делил полномочия с другими лицами. Он присутствовал на тренировках, но больше наблюдал, нежели инструктировал. Я не до конца понимаю, что подразумевают под собой должности технического менеджера и футбольного директора, но полагаю, Улье идеально подходит на эти роли.
Недавно я прочитал автобиографию Клайва Вудворда, в которой он рассказывал о том, как привел сборную Англии по регби к золотым медалям чемпионата мира. И знаете, я нашел сходства его методов с методами Улье. Как только Вудворд окружил себя правильными людьми, он смог раскрыть их таланты. С нами также работали специалисты, которые докладывали о результатах главному менеджеру. Среди них – старший тренер Патрик Берже и его ассистент Сэмми Ли, тренер защитников Фил Томпсон, а также тренер вратарей Джо Корриган. Позже к ним присоединился Иэн Раш, который отвечал за подготовку нападающих.
Проблема подобного метода заключается в том, что менеджер становится зависим от качества подготовки его ассистентов. То есть их деятельность будет отражаться на успехах или неудачах главного тренера. Берже был высококлассным коучем, но когда в 2001 году он перебрался в Ланс, на его место пришли Жак Кривуазье и Кристиано Дамьяно, которые так и не сумели достойно заменить своего предшественника. И когда дело дошло до публичных обвинений, хуже всего пришлось Улье.
Находясь на вершине иерархической структуры, Улье был организатором, менеджером и вдохновителем, направляя свое всевидящее око на все, что связано с футбольным клубом Ливерпуль. В то время как его ассистенты выполняли свою работу на тренировочной площадке, он перестраивал клуб и проникал в умы своих игроков. На какое-то время пристальный взгляд его ока сосредоточился на том, чтобы вылепить из меня настоящего профессионала. Если игроков вроде Инса, по мнению Улье, было уже не исправить, то к остальным футболистам, которые вышли за грань, но были готовы усвоить урок, он относился словно к блудным сыновьям. Когда я совершал ошибки, меня спасали молодость и неопытность, но предупреждения были недвусмысленными, особенно когда дело коснулось довольно частой и щекотливой проблемы.
Тема алкоголя была близка Улье. Он был решительно настроен держать наших заядлых гуляк подальше от спиртного. " Если будешь безмерно употреблять алкогольные напитки, твоя карьера закончится к двадцати шести годам ", – гласило его сообщение на бутылке. Он был в ужасе от так называемой английской культуры питья. По его мнению, я находился в группе риска. Он рассказывал мне об игроках, которые, достигнув пика своей карьеры, переставали следить за своей физической формой. Ему нравилось приводить в качестве примера Пола Гаскойна, но когда речь заходила об опасностях демонического напитка, он держал в уме и Робби Фаулера. Улье считал, что незначительные травмы являются следствием чрезмерного потакания капризам игроков и их неправильному рациону питания. В качестве жертвы чрезмерного потребления алкоголя упоминался даже Рой Кин, который, по мнению Улье, мог стать ещё лучше, если бы держал себя в форме.
Однажды я заявился на тренировку, когда от меня несло запахом несвежего пива. Улье потребовал объяснений.
"Мы с отцом решили побаловаться выпивкой", – сказал я.
Он был шокирован.
"С отцом? – закричал он. – Не могу поверить!".
Жерар не был знаком с моим отцом, и у него в голове не укладывалось, как футболист может употреблять алкоголь не просто с разрешения члена семьи, но и при его непосредственном участии. После этого он всерьёз заинтересовался моей личной жизнью.
Большинство молодых парней постоянно подвергаются насмешкам со стороны друзей и родителей на тему поиска второй половинки. В моем случае, именно Улье был заинтересован в том, чтобы я вкусил семейной жизни и остепенился. Его теория заключалась в следующем: чем раньше я найду себе постоянную спутницу жизни, тем меньше вероятности, что я буду постоянно бухать с друзьями. "Нашел себе девушку?", – расспрашивал он меня.
Я удивлен, что дело не дошло до того, что он не взял все в свои руки и не нашел мне пару самостоятельно. Иногда я врал и говорил, что нахожусь на свидании, чтобы он не просёк, что я выпиваю после игры. И ради чего? Только чтобы через несколько недель сообщить ему, что мы с мистической девушкой "не сошлись характерами". К тому моменту, как я встретил свою будущую жену, Николу, Улье, должно быть, полагал, что я сменил больше девушек, чем Джордж Бест, но все это только ради того, чтобы скрыть "улики".
Надо сказать, что я давал ему много поводов для беспокойства.
Например, рождественская вечеринка игроков Ливерпуля в 1998 году привела к тому, что мое доселе неизвестное никому имя оказалось на первой полосе газеты News of the World. Таблоиды представили это, как очередной пример того, что футболисты злоупотребляют богатством и славой. Естественно, всё было преувеличено. На праздничной вечеринке двадцатиоднолетний скаузер напивается в стельку и его застают в шокирующей позе со стриптизёршей. Если вчитаться, то ничего особенного в этом нет.
Ну, хорошо, если добавить сюда национальных героев чемпионата мира того года, история становится немного колоритней.
Я вспоминаю фотографии в различных ракурсах, где я одет в костюм Квазимодо, а рядом пританцовывает голая женщина. К сожалению, горб красовался не только на моей спине. Хотя, в целом, я думаю, редактор той газеты оказался порядком разочарован, что со спущенными штанами застали лишь меня. Окажись на моем месте Майкл Оуэн или Пол Инс, этому событию посвятили бы целое издание, а не пять страниц, как в моём случае.
На самом деле, спустя несколько минут после "инцидента" Мо начал переживать за меня.
Это мероприятие проходило в пабе, который назывался "Пэн энд Уиг", и находился в самом сердце Ливерпуля. С тех пор владельцы этого заведения, используя дурную славу и масштабность того события, превратили свое заведение в стриптиз-бар. Возможно, это произошло из-за того, что постоянные клиенты этого паба полагали, что подобные вечеринки будут проводиться еженедельно. Я удивлен, что они не установили мне памятник на том месте, где я отличился. Мо заметил в углу пожилую пару, которая вела себя весьма подозрительно, и предположил, что они являются репортерами, либо извращенцами – либо, как это часто бывает с людьми, которые гоняются за сенсациями, объединили в себе обе эти ипостаси. Когда он направился к ним, чтобы поговорить, то обнаружил камеру. Мо рассвирепел, и в следующую секунду камера была разбита. Но радость была преждевременной. В баре находились репортеры-шпионы.
"Это подстава", – сказал Мо. Он был прав, и крайних нашли быстро.
Улье пытался повесить вину за случившееся на моего друга Вилли Миллера, известного комика и радио ди-джея из Ливерпуля, который организовывал наши рождественские вечеринки. Но я никогда не поверю, что ответственность действительно лежит на нём. Он бы никогда так не поступил с парнями, и если был такой игрок, которого бы он не подставил ни при каких обстоятельствах, это был я. Он мог заработать намного больше, рассекречивая места отдыха других звезд футбола, но никогда подобными вещами не занимался. Мне было жаль Вилли, потому что после всего случившегося Улье закрыл ему доступ в Мелвуд на некоторое время.
В рождественский период мы возвращались домой на клубном автобусе после выездного матча с Мидлсбро. Одному из парней позвонил его друг, который работал в сфере средств массовой информации. Он сообщил нам новость, которую мы все с ужасом ждали: статья о наших похождениях вышла на страницах газеты News of the World.
"О чем статья? ", – спросил я его.
"Прости, дружище, вся статья посвящена тебе", – ответил он.
До полуночи я просидел в гараже, ожидая первые тиражи воскресных газет, чтобы лично оценить урон своей репутации. Статья была ужасной и забавной одновременно.
Я предупредил своих родителей об этой публикации и невольно задумался над тем, какие отговорки придумывали мои товарищи, объясняясь перед своими жёнами. Я втайне рассчитывал на загадочное исчезновение всех экземпляров газеты News of the World на Мерсисайде. Несмотря на то, что в центре всех объективов находился я, на одном из снимков отчетливо просматривался другой игрок в причудливом наряде с полуголой девушкой и улыбкой до ушей… да, именно в таком порядке. Небольшая часть статьи была посвящена футболисту, который был одет в стиле Эйнсли Хэрриота и развлекался с танцовщицей в углу бара. Уверен, тот парень потратил немало времени, убеждая свою супругу в том, что не он один находился в таком состоянии. Моей маме, которая вышла на работу в том же пабе на следующий день, досталось намного больше, чем мне. Я переживал за неё сильнее, чем за себя, хотя, думаю, что дело ограничилось простыми добродушными подшучиваниями.
На тот момент я по-прежнему был холостяком. К счастью, моя будущая жена Никола, с которой я успел сходить на несколько свиданий, и ее семья, отнеслись к той статье с изрядной долей юмора. Вся эта история в баре была некой шуткой, розыгрышем, который традиционно устраивали старшие своим молодым товарищам на протяжении уже более пятидесяти лет. Уверяю вас, подобные ритуалы до сих пор имеют место быть, даже учитывая то, что рождественские вечеринки на " Энфилде " впоследствии стали намного спокойнее.
На следующее утро я отправился на тренировку, дрожа от страха и волнения. Как я и ожидал, Жерар и Томмо вызвали меня прямо к себе в офис. Страх рассеялся сразу, когда я увидел их улыбающиеся лица.
"Не переживай, сынок, – сказал Томмо. – Через всё это я уже проходил" (I've been there).
Если эти строки читает супруга Томмо, то не думаю, что он использовал это выражение в буквальном смысле (выражение I've been there дословно означает – Я был там).
Затем Улье сказал, что подбросит меня на "Энфилд", и как только Томмо покинул офис, улыбка исчезла с лица Жерара. По пути на стадион Улье зачитал мне заранее заготовленную проповедь.
"В клубе есть шесть футболистов, которых я ценю и хочу видеть в команде в следующем сезоне, – сказал он. – Ты, Майкл, Джеррард, Бергер, Хеггем и Рэднапп. Если ты со мной, то нужно вести себя аккуратнее".
Мне бы хотелось сказать вам, что я прислушивался к Улье и никогда не пересекал грань дозволенного, но у меня не всегда это получалось.
Скажу вам по секрету, я переживал, что на страницах печатных изданий всплывет другой инцидент со стриптизершей, который произошел несколькими месяцами ранее описываемых мною событий. Я находился в пабе на Док Роуд в Ливерпуле со своими друзьями Гари "Сигги" Сигривзом, Джоном "Притчем" Притчардом и парой стриптизёрш. Притч с довольным лицом кружил вокруг танцовщицы, после чего решил снять свою куртку, под которой была надета одна из моих клубных футболок "Каррагер 23". На тот момент это было забавно, но мне бы было не до смеха, если эта история всплыла бы сразу после той злополучной статьи. На протяжении месяцев я жил в страхе, что еще одна супружеская пара сидела в углу того бара и снимала всё на скрытую камеру, потирая руки в предвкушении сенсационного заголовка. Одному Богу известно, как бы на это отреагировал Жерар.
Несмотря на то, что в сезоне 1998/99 я получил клубную награду "Игрок года", неприятности преследовали меня по пятам. Когда Пол Инс в честь тридцатилетия своей супруги организовал вечеринку в окрестностях Виррала, он не учел того факта, что на ней будут присутствовать парни из Бутла. Там мы наблюдали за игрой Англия – Польша, который проходил в рамках квалификации к Чемпионату Европы, и пьянка продолжалась весь день. В результате попойки с Притчем и Сигги, мне буквально снесло крышу, и я стал провоцировать беспорядки. На какой-то момент мне показалось, что вести себя как настоящий пьяница вовсе не зазорно. Разумеется, нас тут же вышвырнули. За наше испорченное настроение дорого заплатил роскошный автомобиль одного из гостей, припаркованный неподалеку. Полиция прибыла настолько быстро, что им бы позавидовал отряд спецназа, и нас с Сигги тут же повязали, а Притчу удалось сбежать.
"Имя? ", – спросил полицейский."Пол Каррагер", – ответил я.
Отвечая на вопросы, я увидел возвращающегося Притча. Он решил, что проще ввести в заблуждение офицера полиции, чем прятаться за кустами в надежде, что собаки не учуют его запах. Он подошел к офицеру и по причинам, известным только ему, стал имитировать фальшивый аристократический акцент, присущий жителям округа Виррал. Это был худший акцент, который я когда-либо слышал.
"Здравствуйте, офицер. Надеюсь, всё в порядке? Я подвозил домой свою даму и услышал звуки тревожной суматохи". Непривыкший к такому новому лексикону, он постоянно запинался, и при этом едва держался на ногах.
Копу не нужно было быть Коломбо или ищейкой, чтобы распознать бред сивой кобылы.
"Где вы проживаете?" – спросил он.
Этот допрос был не самым дотошным в криминальной истории Мерсисайда. Но в сложившейся ситуации, даже такой простой вопрос мог выдать его с потрохами.
"Я живу неподалёку… в Честере", – сказал Притч.
"В машину", – ответил коп.
Притч не сдавался. "Я не буду ни с кем разговаривать до тех пор, пока не увижусь с адвокатом",– сказал он.
"Кто именно вам нужен?", – спросил коп."Вы не могли бы вызвать Рекса Макина? – не унимался Притч, требуя услуги самого известного в Ливерпуле адвоката.
Через пару часов мы проснулись с ужасной головной болью и обнаружили себя в полицейской камере.
"Рекс Макин хочет поговорить с вами по телефону", – сообщили Притчу."Да ладно, чёрт с ним", – ответил он.
К этому времени копы прознали, что я назвался именем своего брата. В следующий понедельник мне предстояло объясняться не только перед Улье, но и перед исполнительным директором Ливерпуля, Питером Робинсоном. Клубный адвокат, Кевин Дули, был экспертом в утаивании различных историй от прессы. "Я только что вернулся из Эвертона, – сообщил он мне. – Один из их звёздных игроков вновь был пойман со спущенными штанами. Но я сумел предотвратить появление подробностей этой истории в средствах массовой информации". В моём случае ему не сильно повезло, тем не менее, он пытался убедить руководство клуба в том, что история была утрирована журналистами в рамках заговора против Ливерпуля в национальной прессе. Все было не совсем так. Больше всего я переживал о том, как буду оправдываться перед Улье, которому обещал взять на ту вечеринку свою несуществующую подружку. "Она была там, но ушла пораньше", – соврал я.
Терпению Улье пришёл предел. В ноябре 1999 года он не включил меня в заявку команды на выездной матч против Сандерленда из-за того, что какой-то фанат сообщил руководству клуба, что в день игры Англия – Шотландия видел нас с Робби Фаулером в состоянии алкогольного опьянения.
В тот день мы отправились посмотреть матч в "Бюро Бар" с нашим общим другом Джеймсом Калшоу. У Джеймса была своя фишка, которую он обычно демонстрировал после нескольких пинт пива: он выкручивал свою механическую ногу и ставил ее на барную стойку. При должной поддержке друзей, он использовал ее в качестве бейсбольной биты и сокрушал всё на своем пути, включая фонарные столбы. С нашей точки зрения, это было жутко смешно, но многие фанаты Ливерпуля были удивлены тем, что двое звёздных игроков клуба подстрекают инвалида крушить столбы уличного освещения. Тем более, многие из них понятия не имели, что он является нашим хорошим другом.
"Но Жерар, ведь не я был тем парнем без ноги", – оправдывался я.
Для Улье подобные инциденты стали слишком частым явлением. Один из моих лучших друзей, Дэвид Томпсон, получал те же предупреждения, что и я. Чем чаще он попадал в неприятные ситуации, тем быстрее продвигался к надписи "выход". В конце концов, там он и оказался. Последствия были очевидными. Я изо всех сил старался показывать на поле достойный футбол.
В феврале 1999 года я получил дисквалификацию за удаление в матче против Чарльтона, и учитывая календарь игр того сезона, был вынужден находиться вне футбола сорок дней. Улье очень переживал, что я вернусь к пьянкам, и распорядился, чтобы я проводил по две тренировки в день – утром и после обеда. Сорок дней и сорок ночей без футбола и выпивки – можно сказать, что это подходящее наказание за моё разгильдяйство.
Уверен, Улье был готов сослать меня в пустыню, чтобы избавить от ненужных соблазнов. "Перестань посещать ночные клубы, будучи игроком, – твердил он. – Купишь такой, когда завершишь карьеру". (Я уверен, что он гордился мной, когда узнал, что вместо этого я приобрел спорт-кафе здорового питания). Но все его страхи касательно того, что я могу стать заядлым алкоголиком, были преувеличены. Я выпиваю только в компании друзей, хотя девиз "пей в разумных количествах" явно не для меня. Если я и иду выпивать, то до потери пульса. Я пью не ради вкуса, а для того, чтобы расслабиться и забыться. В молодости я имел репутацию пьяницы из-за стычек и потасовок, но они происходили потому, что я, скажем так, не знал меры.
Нескольких подобных инцидентов хватило, чтобы обо мне сложилось неприятное впечатление, но вы никогда не найдёте алкогольные напитки в моем доме, равно как и не увидите меня с бокалом вина во время обеденной трапезы. Я не заядлый пьяница. Алкогольные вечеринки я посещаю все реже и реже, и я никогда не позволял себе ни капли спиртного в матчевую неделю. Я не буду врать, что никогда не выпиваю в течение сезона – конечно, выпиваю – но в настоящее время я отношусь к алкоголю с умом. Возможно, доктора со мной поспорят, но лучше уж игрок хорошенько оторвется несколько раз за сезон, чем будет срываться на пьянки каждую неделю.
Я считаю себя одним из самых профессиональных футболистов в Премьер-лиге. У меня вошло в привычку следить за собой как на поле, так и за его пределами. Я хотел, чтобы моя карьера продолжалась настолько долго, насколько это возможно. Это влияние Улье. Я прислушивался к его советам и передавал их своим товарищам. Я регулярно посещал сеансы массажа и принимал ледяные ванны чаще, чем кто-либо ещё. Некоторые одноклубники считают, что я помешался на том, чтобы постоянно находиться в хорошей форме, но скорость, с которой я восстанавливаюсь после травм, доказывает мою правоту.
Вне всяких сомнений, своему здоровому образу жизни я обязан Улье. Я усвоил его уроки, и в те моменты, когда я пытался его провести, он не покупался на мои уловки. Последний случай, когда я выпивал за несколько дней до матча, произошел в ноябре 2000 года, когда мы проиграли Лидсу со счетом 3:4. И хотя Марк Видука оформил покер, я показал хорошую игру. Той ночью я решил выпить и на следующий день проснулся со страшного похмелья. На следующий четверг Ливерпуль играл в Чехии против крепкой команды Слован в рамках Кубка УЕФА. Моё выступление было позорным, и во втором тайме я провел на поле лишь десять минут.
"Ты не болен, Джейми?", – спросил Улье. Думаю, он пытался унюхать запах пива – настолько отвратительно я выглядел.
Он не произнес больше ни слова, но всё понял. Ему не требовалось снова вызывать меня к себе в офис и выносить очередное предупреждение. Я сам больше никогда не хотел вспоминать об этом чувстве позора на футбольном поле. И мы с Улье понимали, что послужило этому причиной. Мои привычки изменились, и я начал ощущать это физически. Я был лучше подготовлен к играм, когда не праздновал победы в баре, и не пытался забыть о поражениях при помощи спиртного.
Я часто слышал, как бывшие игроки Ливерпуля жестко критиковали Улье за ярко выраженную антиалкогольную политику, и пришел к выводу, что их точка зрения устарела и выглядела неубедительно. Те люди, которые говорят о том, что Ливерпуль 60-х, 70-х и 80-х годов стабильно демонстрировал качественный футбол, при этом балуясь алкоголем каждую субботу, не учитывают одного ключевого факта – точно так же поступали их конкуренты. На поле играли двадцать два футболиста, каждый из которых наверняка употреблял пиво несколькими днями ранее, так что игра проходила на равных условиях. В составе Ливерпуля выступали лучшие игроки, и благодаря этому клуб находился на вершине. В 90-х годах Ливерпуль не мог избавиться от этой традиции до тех пор, пока к власти не пришел Улье.
Я уверен, он рассматривал меня, как некий вызов. Он понимал, что если сможет изменить мои привычки, то остальные последуют моему примеру. Спустя несколько сезонов я окончательно перестал бояться того, что моя фамилия появится на первых страницах национальных изданий. Я вырос под руководством Улье. Он направил меня на путь истинный. Он поработал над моим поведением и обеспечил мне долгую и успешную карьеру на "Энфилде".
В 2004 году, в день своего рождения, я попросил Улье о том, чтобы перед тренировкой мне поаплодировал весь коллектив.
"По какому поводу?", – спросил он.
"Сегодня мне исполнилось двадцать шесть. Как видите, моя карьера еще не закончилась".
Но работа над образом жизни игроков – это одно. Революция клубных идей и возвращение чемпионского титула – совсем другое. Всякий раз, когда меня спрашивают о том, кого нужно преследовать в первую очередь: Манчестер Юнайтед, Челси или Арсенал, я отвечаю: "Хороших игроков". Каждого тренера судят по его подписаниям. Когда Улье приобретал качественных игроков, команда показывала достойные результаты, игра радикально менялась в лучшую сторону, фанаты и сами футболисты доверяли ему. В ранние годы его пребывания в Ливерпуле он отметился парой бесполезных трансферов, но чаще оказывался прав, пополнив команду величайшими футболистами в новейшей клубной истории.
Приобретение центральных защитников – Стефана Аншо и Сами Хююпия – стало невероятным успехом. Трансфер Сами изначально рассматривался, как авантюра. Улье хотел сделать его моим сменщиком. Сезон 1999/00 мы начали в паре, потому что Стефан прибыл из Блэкберна с травмой паха. Аншо, стоивший клубу четыре с половиной миллиона фунтов, расценивался как наиболее ценное приобретение, в то время как Сами, который был куплен у малоизвестного голландского клуба, особого восхищения не вызывал. Я полагал, что, в конце концов, Стефан вытеснит Сами из основного состава, и мы образуем долговечную связку в центре обороны.
Но уже в который раз Манчестер Юнайтед вмешался в мою карьеру и развернул ее в совершенно другом направлении. На раннем этапе того сезона мы встречались с манкунианцами на "Энфилде", где я умудрился два раза поразить собственные ворота и внести свой вклад в их победу. Все надежды, которые возлагал на меня Улье, как на центрального защитника, рассыпались, как карточный домик.
Я не знал, куда спрятаться той ночью, поэтому направился за пределы города, в Формби. Я нашел подходящий паб вдали от болельщиков, обсуждающих мой редкий дубль, сел и позвонил отцу.
"Ты где?", – спросил я.
"Я в пабе "Грейпс", в Формби, сын. А ты?".
Можете называть это шестым чувством Каррагеров, но мы оба оказались в одном и том же пабе.
Словно приговоренный к смертной казни, я залпом выпил несколько кружек пива. Вновь центральным защитником я стану только через пять лет.
Я все еще вспоминаю, как Улье часто менял своё мнение относительно лучшей для меня позиции. Хорошее впечатление о предыдущем сезоне оказалось размыто одним кошмарным таймом. На протяжении сезона 1998/99 я удостаивался восторженных отзывов, несмотря на большую конкуренцию. Также хочу сказать, что большую часть той кампании я играл с болью, которая была вызвана переломом запястья. Мне была необходима операция, после которой я должен был пропустить шесть недель. После того как Улье узнал о диагнозе, он позвонил мне домой и стал уговаривать меня не ложиться на операционный стол. Я согласился не раздумывая. Я до сих пор не могу как следует согнуть запястье, потому что так и не залечил ту травму. Но, знаете, когда тренер говорит тебе, что ты единственный центральный защитник, на которого он может положиться, не очень хочется его разочаровывать. Как же быстро он поменял свое решение. Следующие несколько лет я отчаянно боролся за место на левом и правом флангах обороны.
Поначалу я был немного недоволен стремительным прогрессом Сами, чего не ожидал никто, включая Улье. Его новый тандем со Стефаном в центре обороны был лишь делом времени. Но даже когда команду преследовали травмы или дисквалификации, я по-прежнему не рассматривался на роль центрального защитника. На этой позиции Улье предпочитал мне Диао, Бишчана и Траоре. Кроме того, прямо перед тем, как покинуть клуб, он хотел приобрести в пару к Бишчану Жана Бумсонга, а затем и Филиппа Мексеса из Осера. Фил Томпсон уговаривал Улье дать мне еще один шанс в центре обороны, но менеджер был неумолим до последнего месяца своего правления, заявляя, что мне не хватает пары дюймов роста, чтобы играть на этой позиции.
Еще одним значимым игроком, который присоединился к нам вместе со Стефаном и Сами, стал Дитмар Хаманн, хотя его подписанию мы во многом обязаны счастливому случаю. Изначально Диди планировал перебраться из Ньюкасла в Арсенал, а Улье, в качестве замены Инсу, рассматривал кандидатуру Марка-Вивьена Фоэ. В итоге сделка сорвалась, и в лице Диди мы заполучили одного из лучших опорных полузащитников Европы, равно как и лидера в раздевалке.
Надо сказать, что один из трансферов меня абсолютно не устраивал – это Сандер Вестервельд, который был призван заменить Дэвида Джеймса. Мы не особо ладили, и так и не смогли найти общий язык. Я считал его обыкновенным среднестатистическим голкипером, который возомнил себя Гордоном Бэнксом. В то время многие голландские игроки имели репутацию зазнаек, и он подходил под это определение. Совершая ляпы – которые, между прочим, происходили все чаще с каждым годом его пребывания в клубе – он находил нелепые оправдания. Оплошность в матче с Мидлсбро он списал на заледеневший мяч, но самую грубую ошибку он совершил в поединке против Челси, когда его перепрыгнул и перетолкал малогабаритный Деннис Уайз. Он заявил, что на нем нарушали правила, но никто из нас не стал протестовать по поводу назначенного штрафного.
Миссис Вестервельд также не гнушалась высказывать своё мнение, когда никто ее об этом не просил. Короче, после того как я оформил два гола в собственные ворота в матче против Манчестер Юнайтед, игроки со своими жёнами и подругами организовали ужин в "Блю Бар" на Альберт Док. Неожиданно супруга Вестервельда возомнила себя главным представителем интересов "Копа".
"Это позор, – сказала она мне. – Учитывая твою игру сегодня, я удивлена, что ты осмелился выйти в свет. Тебе не место в команде".
Я окинул ее суровым бутловским взглядом и зарычал: "Уё*ывай обратно в Голландию".
Если она считала мою игру позорной, то представляю себе, какие истерики она закатывала мужу, когда он стоял в воротах. Вестервельд был частью команды в том сезоне, когда мы оформили требл, но наша оборона действовала настолько хорошо, что облажаться было невероятно сложно. Были матчи, когда он вообще не вступал в игру. Я ни капли не удивился, когда Улье бесцеремонно избавился от него спустя несколько месяцев после завоевания кубкового требла. Многие фанаты симпатизировали ему. Не могу понять, почему. Слабое звено покинуло нас, но напомнило о себе годом позже. Когда у заменившего его Ежи Дудека возникли проблемы, кто бы вы думали первым помчался трезвонить об этом прессе? Разумеется, Сандер. И все бы ничего, но его приятель, Маркус Баббель, по-прежнему доставал ему билеты в комнату, где наши игроки отдыхали после матчей.
"Маркус, на пару слов, – обратился к Баббелю Томпсон. – Передай своему дружку, Сандеру, что отныне ему здесь не рады".
Одни приобретения беспокоили меня потому, что я считал их бесполезными, другие – потому что боялся за свое место в команде. При всем моем уважении к Улье и, несмотря на его положительное влияние на меня, я стал жить в сущем кошмаре. Я был убежден, что мне придётся покинуть клуб, и мои будущие дети вырастут без скаузерского акцента. При одной только мысли о том, что Каррагеры-младшие вернутся в Бутл, разговаривая на кокни или вуллибэке, меня бросало в холодный пот. Каждое лето на протяжении пяти лет мое будущее находилось под вопросом. Защитники приходили и уходили, но я никогда не был до конца уверен в том, что "переживу" появление в команде игроков, вроде Кафу или Паоло Мальдини, которых требовали фанаты.
Конечно, я бы огорчился уходу из Ливерпуля, но меня также беспокоили вопросы, которые могли возникнуть впоследствии. Я мысленно составлял список клубов, куда могу перейти, принимая во внимание не столько их класс, сколько вопрос, придется ли мне жить вдали от своих мерсисайдских корней. Я сочувствую Майклу Оуэну – и не только потому, что в итоге он оказался в Ньюкасле, но и потому, что ему пришлось записать своих детей в местную школу. Вполне возможно, что они станут говорить на местном акценте – боже мой, ради всего святого. Я бы этого не вынес. Я слишком люблю родные стены.
Автор перевода: DaniK TwiX
Продолжение следует...
Фото: Getty Images
