10 мин.

Как я устроилась на Универсиаду. И почему уволилась

225

Слово «Универсиада» я (как, вероятно, и многие россияне) впервые услышала в 2008-м, когда по центральному телевидению с торжественными закадровыми комментариями показывали трансляцию из Брюсселя. Там в ходе голосования Международной федерации университетского спорта (FISU) Казань получила право проведения летней Универсиады-2013.

Казань убавила в провинциальности, обросла дорожными развязками, новыми торговыми центрами и спортивными объектами. Фото: РИА Новости/Алексей Даничев

Помню, что у нас в городе все радовались и гордились, хотя до этого самого дня, даже если и слышали об олимпиаде для студентов, вряд ли считали ее сколько-нибудь значимым и интересным событием. Я, будучи ученицей старших классов, тоже искренне гордилась, радовалась и представляла, как буду стараться в университете, интенсивно учить язык, чтобы через пять лет устроиться работать на это масштабное мероприятие, которое — как же мне повезло! — пройдет в моей родной и на тот момент еще такой провинциальной Казани.

За прошедшие с того дня пять лет Казань убавила в провинциальности, обросла дорожными развязками, новыми торговыми центрами и спортивными объектами. Остановки в общественном транспорте (а также вывески и навигацию) перевели на английский, газоны и парки высадили импортными цветами и деревьями, в общем, одно слово: цивилизация.

Правда, все как-то очень быстро перестали гордиться и радоваться, в народе стало модным поносить проклятую Универсиаду на чем свет: дороги, мол, строят слишком медленно, поэтому пробки, а стадионы и бассейны строят слишком быстро, поэтому долго они точно не простоят.

Как это всегда бывает, вокруг события, к которому готовятся с таким размахом, ходят самые разные слухи — каждый второй утверждает, что ему доподлинно известно, кто и сколько своровал, и какой объект, построенный из-за распилов ненадлежащим образом, рухнет первым. Те, у кого знакомые в околополицейских кругах, охотно делятся якобы замалчиваемыми в сводках сведениями о количестве строителей, погибших на скоростроях. И во все эти заявления поверить совсем не сложно, достаточно было просто в течение последних пяти лет внимательно смотреть по сторонам.

Кроме того, Универсиада для Казани стала мероприятием, так сказать, градообразующим — практически в каждой семье есть кто-то, так или иначе имеющий к ней отношение, а если нет, то такой знакомый точно имеется у любого. А слухи из первых рук — это, чего уж там, почти чистая правда.

Повзрослев на пять лет, я тоже перестала радоваться и гордиться, школьная мечта поработать на масштабном мероприятии сменилась смутным отвращением к происходящему — от беспрецедентных пробок и окончательно убитого исторического центра города до бесконечного шума, строительного мусора, усиленных нарядов полиции и постоянных досмотров сумок в метро. Теперь просто хотелось оказаться во время События где-нибудь не здесь. Впрочем, как выяснилось вскоре, здоровое студенческое желание подзаработать летом и подтянуть разговорный английский оказалось сильнее.

На Универсиаду я устроилась почти случайно. Написала знакомая, сказала, что им срочно требуется набрать штат ресепшионистов, которые будут работать со спортсменами в корпусах Деревни Универсиады (далее — ДУ). Работа не пыльная, зарплата для казанской студентки более чем достойная: за полтора месяца обещали около 40000 рублей. Дело оставалось за малым — пройти собеседование на английском, что было не сложно: во-первых, работодатель спешил, во-вторых, всех казанцев с безупречным английским уже разобрали работать переводчиками на более ответственные должности, поэтому королевского британского от нас никто не требовал, достаточно было просто уметь объясняться.

Мама, узнав о том, куда я устроилась, грустно покачала головой и многозначительно сказала «Универсиада? Ну, смотри сама». Меня лишь немного насторожило, что по договору мы должны были выйти на работу 5 июня — почти за месяц до заезда первых гостей в Деревню Универсиады, но мы простодушно предположили, что всё это время будем обучаться премудростям новой профессии.

В первый день всех работников стойки ресепшн (нас оказалось чуть более 200 человек, подавляющее большинство — студенты старших курсов) собрали на установочное совещание, перед нами торжественно выступало руководство. Самой долгой, пламенной и, как предполагалось, вдохновляющей была речь мэра Деревни Универсиады (а есть и такой!) Фарида Абдулганиева. Смысл ее сводился к тому, что нам всем такие невероятно повезло работать на этом важнейшем для республики и, чего там, всей страны мероприятии, и мы должны гордиться, что имеем уникальную возможность наблюдать за событиями, разворачивающимися в святая святых — ДУ, куда на время игр будет закрыт доступ даже представителям прессы.

Тут следовала поучительная история о том, как один из сотрудников выложил в соцсети фотографию недостроенного объекта на территории святая святых, подписал под ней забавный комментарий и превратился в бывшего сотрудника. Потом Фарид Султанович строго сказал, что всем придется нелегко, где-то случится недоесть, а где-то — недоспать, но он совершенно не видит в этом угрозы для наших молодых и здоровых организмов. В третьей части своего выступления мэр вывел формулу «Универсиада как одно из самых ярких событий нашей с вами жизни», после чего последовало подписание договоров. Я свой договор читала внимательно, что впоследствии и стало причиной увольнения, но об этом ниже.

После всех речей вдохновленные, как предполагалось, мы стали оценивать фронт работ. Оказалось, что вызвали нас так рано совсем не для того, чтобы учить — просто гости должны вот-вот приехать, а в корпусах ничего не готово. Кровати стоят не так, где-то не хватает стульев, где-то их, наоборот, слишком много, вентиляторы, которые по международному стандарту размещения спортсменов (а есть и такой!) должны быть в каждой комнате, лежат в подсобках несобранные, мини-бары ещё не привезли и т.д. Все еще держа в голове формулу «Универсиада как одно из самых ярких событий нашей с вами жизни», мы поинтересовались, какое будет наше первое рабочее задание. Заведующая домом принесла нам несколько связок ключей и пронумерованных брелоков и недоверчиво (вдруг мы бездари какие) сказала: «ну, попробуйте вдеть». Попробовали. Захватывающе. Показательно, что в наш первый рабочий день в корпусе стойки ресепшн не было в принципе — не собрали.

Нам сразу заявили: ваш дом один из самых неготовых, а значит, работы у вас будет больше остальных. А еще сказали, что заселить к нам должны 600 японцев и двоих гондурасцев, а японцы, цитирую, «очень дотошные», поэтому готовиться тоже придется тщательнее, чем остальным. И надо же такому случиться, что в самый неготовый дом, да ещё и в наш всего-то второй рабочий день, должна была приехать официальная японская делегация — посмотреть, в каких условиях предстоит жить их спортсменам. Известно об этом стало почему-то лишь накануне (тогда такая неорганизованность с непривычки еще казалась нам возмутительной), заведующая домом, услышав новость, изменилась в лице и осталась в тот вечер ночевать в корпусе.

За ночь для японцев приготовили один образцово-показательный этаж — туда стащили мягкую мебель со всего дома, в комнатах на скорую руку навели относительный порядок. Нам сказали прийти в официальной одежде, а девочек, которые немного знают японский, попросили подготовить и выучить для гостей небольшую речь о том, как им здесь рады и как они через месяц не узнают это место, ведь мы продолжаем работать над его благоустройством.

Японцев встречали, выстроившись в живой коридор и положив левую ладонь на правую, — так было нужно для отрепетированного поклона. Меня научили говорить «добро пожаловать» на языке Басе, подразумевалось, что эту фразу мы хором скажем, стоит гостям пересечь порог нашего дома, что мы и сделали, правда, довольно нестройно, но зато заставив японцев рассмеяться чуть ли не в единственный раз за время всего визита. Как нам сказали потом, корпус делегации понравился, зато охранники на въезде в ДУ сильно подпортили общее впечатление, потому что долго не хотели пускать официальных гостей, мотивируя это грубоватым «кто такие? Ничего про вас не знаем, пропуска у вас нет, в списки вас не включили, пускать не положено». Судя по словам начальника нашего кластера, такое происходило не впервые — не так просто въехать в потёмкинскую деревню!

Проводив японцев, мы приступили к сборке вентиляторов. Во всем чувствовалась бережливая рука начальства — попадался откровенный брак, некоторые дефекты удавалось своими силами устранить, детали царапали руки, к концу дня практически у каждого была хотя бы одна трудовая мозоль. Японцев должно было заехать много, поэтому китайскую технику собирали без малого три дня.

Тут надо сказать, что коллектив ресепшионистов моего корпуса состоял из шести барышень хрупкого телосложения, включая девочку-менеджера, которая, несмотря на статус, делала то же, что и мы, и одного молодого человека, на которого и ложилась вся основная физическая работа. Худенькие студентки гуманитарных факультетов, собирающие вентиляторы, а впоследствии таскающие стулья, двигающие мебель, проверяющие работоспособность электронных сейфов — это зрелищно и по-своему забавно. Будучи единственными в России грузчиками и разнорабочими, проходившими собеседование на английском, мы отдирали плёнки с медицинских столиков, заготавливали лед для спортсменов, расклеивали картонные постеры с фотографиями ужасного качества на рельефные стены, с которых часть этих картинок тут же благополучно отваливалась, выгружали довольно тяжёлые мини-бары из картонных коробок.

Не то чтобы в Деревне нет профессиональных грузчиков, просто, как нам объяснили, их человек 15 на все корпуса, и за ними очередь. Кроме того, заведующая нашим домом постоянно сетовала на их бестолковость и предпочитала лишний раз не стоять в очереди и перепоручать все нам. Также на нас частично сваливали работу горничных — в обход всех санитарных норм мы, не имея на руках медкнижек и не пройдя ни одного обследования, получили доступ к постелям спортсменов. Таскали одеяла, подушки, пледы и наматрасники, а знакомые из других корпусов рассказывали, что им даже поручали штамповать и складывать постельное бельё. Когда я сказала, что у меня аллергия на пыль, ко мне отнеслись с пониманием и отправили на альтернативную службу: двигать диваны. Уж лучше пыль!

В работе проявляли изобретательность: например, когда развесили душевые шторки, выяснилось, что карниз в некоторых из ванных комнат прикручен слишком высоко и занавеска не дотягивает до края ванной. Тогда было высказано предложение разрезать несколько запасных шторок и степлером прикрепить к уже висящим недостающий кусок.

От всех заданий веяло российской армией, славящейся абсурдными приказами: так, туалетные ершики и мусорные корзины нам пришлось сначала расставлять по комнатам, на следующий день собирать обратно, так как начальство решило, что они недостаточно эстетичны, а потом расставлять снова, когда постановили, что, в принципе, и так сгодится.

На дурацкие условия работы мы отвечали откровенным саботажем: во время рабочего дня, пока не дали нового задания, сбегали поспать в одну из комнат, где не было камер наблюдения (потому что всю ДУ облетел слух о девочке, которую уволили за то, что она уснула прямо под камерами), задерживались на обеде, делали всё намеренно медленно.

Монотонный физический труд раздражал, но гораздо больше раздражало то, что работодатель обманул нас дважды: первый раз — умолчав на собеседовании о том, чем нам придётся заниматься до приезда гостей, второй — заключив с нами договор, в котором чётко прописано, что мы обязуемся исполнять. В этот список входило множество разных дел: заселять и выселять спортсменов, отвечать на телефонные звонки, реагировать на просьбы, оставлять заявки для слесарей, плотников и уборщиц в специальной книге, даже следить за работой ледогенератора (а есть и такой!). Но там, естественно, ни слова не было о вентиляторах, мебели, пыльных постелях и туалетных ершиках. Маму надо было слушать.

Думать об увольнении я начала с первого же рабочего дня (всего продержалась 10). На восьмой потеряла банковскую карту, являющуюся составляющей частью аккредитационного бейджа, который служит пропуском на объекты. Выяснилось, что за перевыпуск самой обычной пластиковой карты Ак Барс Банка мне нужно будет заплатить 2000 рублей, и пока я не восстановлю её, на работу в Деревню меня пускать не будут. К слову, футляры бейджей сделаны таким образом, что карта выпадает без всяких усилий с вашей стороны, и когда я ходила по ДУ в поисках потери, выяснила, что я такая далеко не первая. Но я, конечно, не могу утверждать, насколько умышленным был такой производственный «брак».

Мне показалось, что платить за право входа на территорию армейского театра абсурда — это уж слишком. По документам деньги, которые я успела заработать, должны выдать в течение 10 рабочих дней, но когда я подписывала акт, Регина Аширова, главная по ресепшионистам, скептично сказала: «Сейчас Универсиада, всем не до тебя. Через месяц — в лучшем случае. И не смотри на меня так. И телефон бухгалтерии не дам».

Недовольство выражали многие, но всех грела мысль о заветных сорока тысячах, собственно, поэтому, насколько мне известно, мои теперь уже бывшие коллеги продолжают трудиться на Универсиаде и сегодня. Говорят, сейчас гости заехали, все перешли к своим обязанностям, прописанным в договоре, и стало немного легче. Правда, ещё говорят, что перед этим пришлось пережить полторы недели нервного и зачастую сверхурочного труда.

Самое смешное и грустное в этой истории, что здесь она никого не удивляет. Все знакомые мне сотрудники Универсиады, независимо от департамента и занимаемой должности, отвечая на вопрос «как на работе?» обязательно вздыхают и выдают одни и те же фразы: «ничего не готово», «никто не знает, что делать», «никто ни за что не отвечает», «нам зарплату опять задержали». Когда я рассказываю, что уволилась, на меня смотрят даже с какой-то завистью.

Универсиада-2013, которую власти города позиционировали как праздник для всех казанцев, началась. Любимый город кормится слухами, боится обрушения спортивных объектов, ждёт гостей и зарплат. Но еще сильнее ждет, когда все это кончится.

Елена Чеснокова, «Эхо Москвы»

logoУниверсиада