Встревоженный Ули
Ули Хенесс – не плохой человек. Ули Хенесс – хороший человек. Ули Хенесс – очень хороший человек. Это я пытаюсь в сжатом виде передать послания, которые в последнее время старательно транслируют в мир некоторые немецкие газеты и журналы.
Самый весомый аргумент в защиту Хенесса: он жертвовал на благотворительность гонорары за свои публичные выступления, – а берет он, между прочим, по 30 тысяч евро за ангажемент. В одном из номеров еженедельника Sport Bild эта цифра – 30 тысяч евро – была напечатана три раза на четырех соседних страницах, но в дальнешем Sport Bild снизил ее содержание до одного раза в номере, чтобы не утомлять читателя.
Немецкая пресса готова предоставить и другие факты, доказывающие, что президент «Баварии» – хороший человек, хотя и укрывал от налогов на анонимном швейцарском счете миллионы евро. Однажды, например, Хенесс сумел на спор сбросить 16 кг живого веса. Ему случалось защищать от злого ван Галя чувствительного Рибери («Если бы не Хенесс, любимца публики в Мюнхене уже не было бы»). Как-то раз он образцово наорал на 18-летнего Швайнштайгера за то, что тот привел на базу подружку и купался с ней ночью в бассейне. Не стоит забывать и о том, что Хенесс материально помогал некоторым проигравшимся на бирже футболистам. Впрочем, последний факт тут наименее удивителен: очевидно, что способность человека к эмпатии возрастает, когда он сталкивается с людьми, имеющими схожие проблемы. Успешный алкоголик скорее даст опохмелиться алкоголику-неудачнику, чем уступит дорожку наркоману.
Почему некоторые немецкие издания с таким рвением взялись за спасение не рядового Хенесса – отдельный разговор. Мне вот, например, намного интереснее другое: с какой это стати президент «Баварии» вдруг взял, да и признался в своих финансовых злодеяниях? Кажется, есть два возможных сценария. Первый: все существо Хенесса протестовало против уклонения от налогов, но не уклоняться он не мог. Он уклонялся, и ему было стыдно. Уклонялся он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза. И вот Хенесс снова просыпается глубокой ночью в слезах, потому что ему опять приснились те самые, живущие впроголодь бедняки, о которых он однажды так красиво сказал: «Мне все равно, сколько налогов платить: 20, 50 или 100 процентов, я забочусь о простых людях». Хенесс понимает, что так он дальше жить не может, полночи корпит над заявлением о своей виновности и уже в 5 утра занимает очередь в нужное учреждение. Второй: у Хенесса звонит телефон и знакомый голос одного из его многочисленных высокопоставленных друзей виновато говорит: «Ули, там ребята кое-что на тебя накопали. Мы, к сожалению, не в России, поэтому больше я для тебя ничего сделать не могу. Так что беги, скорее, куда следует, доноси на себя сам, и если успеешь до начала официального расследования, тебя не посадят».
Приятно, что Хенессу хватает ума не произносить фраз, вроде: «У меня практически нет счетов за рубежом». Да и наблюдательный совет «Баварии», вроде бы удержался от овации в ответ на благородное предложение Хенесса уйти с президентского поста. Но с другой стороны, Хенесса попросили остаться, и понятно почему.
Да, Хенесс на людях вел существование высоконравственного человека, совершал красивые поступки и получал за них разнообразные награды, а оставшись в одиночестве тут же начинал лихорадочно отправлять в Швейцарию миллионные переводы. Но пусть Даум, о романе которого с кокаином именно Хенесс доложил общественности, теперь злорадно изображает потрясение, – поступок президента вполне вписывается в кодекс поведения «Баварии», который с давних пор хранится в сейфе на Себенер-штрассе.
В «Баварии» как-то принято говорить в телекамеру: «У нас нет цели ослабить конкурентов», одновременно набирая в кармане СМС: «Марио, или подписываешь сейчас на 12 млн евро в год, или мы покупаем Неймара». В «Баварии» не видят ничего предосудительного в том, чтобы заявить: «Хайнкес решит сам, останется ли он еще на сезон», – а пока Хайнкес решает сам, слетать в Нью-Йорк и подписать контракт с Гвардиолой. В «Баварии» считается совершенно нормальным за пару дней до матча «Боруссии» с «Реалом» позвонить в газету и измененным голосом прохрипеть: «Летом Гетце перейдет в Мюнхен за 37 млн евро, инфа 100 процентов». И уж совершенно излишним «Бавария» считает сообщать руководству очередного клуба, из которого она уводит игрока, о том, что она с ним обо всем уже договорилась.
Нет ничего противоестественного в том, что футбольный клуб стремится быть успешным и готов ради этого пожертвовать некоторыми приличиями. Впрочем и в том, чтобы по возможности избегать совместных ужинов с руководителями этого клуба, как это теперь делает шеф «Боруссии» Ватцке, ничего противоестественного тем более нет.
https://twitter.com/krivokharchenko
Текст был опубликован в июньском (№10) номере журнала PROспорт.
Одна из основных претензий руководителей других клубов к Баварии заключается именно в том, что она не сообщает им, что ведет переговоры или уже достигла договоренности. Именно так было с Гетце, - о чем говорил Ватцке. Точно так же было с Кирхоффом и с Роде. Об этом говорили руководители Майнца и Айнтрахта. И это, как минимум, некрасиво.
Что касается истории с Гетце, то Бильд подтверждал немецким медиа, что узнал о переходе не от Баварии. Немецкий журналист, пишущий для Гардиан, Рафаэль Хонигштайн цитировал свои источники - новость про Гетце слил кто-то из Боруссии.
То есть Бавария была уверена, что в финале обыграет Реал, а вот насчет Боруссии сомневалась?
И поэтому делать из него монстра не стоит- такой же человек, как и каждый из нас. Но как минимум: при всем при том, не лишен благородства – по его инициативе игрались ведь матчи, доходы от которых отдавались бедным немецким командам. Не Ассауэра, Ватцке или кого-то еще. При всем к ним уважении…
Ну и конечно, несмотря на эпатажность: менеджер просто великолепный, сила нынешней Баварии зиждется и на его управленческом таланте и не признавать это- значит быть неадекватом.
Поэтому, мне, честно говоря, не хотелось бы, чтобы его увольняли. Лучше путь оштрафуют на крупную очень сумму, чтобы неповадно было