Архив «Rolling Stone» : Ник Кейв: «Я полностью исчерпал убийство как метафору», 1996
Для человека, только что выпустившего альбом песен, полностью посвященных зловещему искусству убивать, у Ника Кейва не слишком большой опыт обращения с оружием и трупами. Мертвое тело он видел вблизи вообще лишь раз, когда еще был школьником в родной Австралии, и то — тот случай не произвел на него особого впечатления. «Я ехал на велосипеде домой из школы и увидел на обочине дороги труп какого-то чувака, — вспоминает Кейв, прихлебывая чай с молоком в своем гостиничном номере на Манхэттене. — Я поглазел на него, а потом вернулся в школу, чтобы рассказать о находке учителям».
Что касается пушек, у Кейва был одно время пистолет, когда он жил в Германии несколько лет назад. «Драгдилер отдал мне его в зачет долгов, — невозмутимо сообщает Ник. — Я что-то не придумал, как его использовать, так что потом кому-то его подарил. Надеюсь, моей пушке нашлось применение».
Два раза Кейв оказывался в ситуации, когда ствол пистолета был направлен на него, и такая роль ему не слишком понравилась. «Это было в Лос-Анджелесе. В обоих случаях я пытался купить наркоты, и меня кидали. Я передавал деньги, а мне говорили: «Отлично, а теперь пошел на хрен». Крайне унизительная ситуация».
Тем не менее, все это детские игры по сравнению с реками крови и градом пуль, обрушивающихся на слушателя со свежего альбома Кейва «Murder Ballads». Это десятая пластинка его постоянной группы The Bad Seeds и, пожалуй, наивысшая точка (выше, кажется, некуда) увлечения Кейва самым смертным из грехов. Трупов здесь столько, что легко сбиться со счета: альбом состоит из семи новых треков, двух переработок фольклорных песен — мрачная колыбельная «Henry Lee» (дуэт с Полли Джин Харви) и бодрый блюз «Stagger Lee». К финальному издевательски торжественному каверу дилановской «Death Is Not The End» Кейв отправляет на тот свет больше шестидесяти мужчин, женщин и детей. Смерть у Ника всегда насильственная и безвременная, и, например, только в одной убийственно заводной польке «The Curse Of Millhaven» трупов штук двадцать. А герой-ублюдок из эпической 14-минутной композиции «O'Malley's Bar» укладывает из пистолета свою дюжину жертв так быстро, что непонятно, о чем Ник собирается петь в оставшейся половине песни.
Кейв, которому сейчас 38, пишет и поет о насилии, страданиях и мизантропических страстях с начала 80-х годов, когда он стал фронтменом и инфернальным голосом небезызвестной австралийской группы Birthday Party. Солирующие позиции Ника укрепились, когда он собрал The Bad Seeds и выпустил в 1984-м депрессивный шедевр «From Her To Eternity». На только что вышедшем альбоме изощренное в своей мрачности звучание создается не только экспрессивной манерой игры на гитаре Бликсы Баргельда, но и самими текстами Ника Кейва. «Я сунул ей ствол под подбородок, и ее лицо окаменело от ужаса», — Кейв почти выплевывает слова «O'Malley's Bar». Затем лирический герой спускает курок: «Ее голова плюхнулась в раковину посреди грязной посуды».
«Когда речь заходит о насилии, я начинаю говорить особым языком, — объясняет Ник Кейв, выглядящий в своем темно-синем приталенном костюме каким-нибудь ушлым дельцом из романов Диккенса, и невозмутимо продолжает, — просто мне нравится вдаваться в подробности».
Однако, главная особенность «Murder Ballads» заключается в безумной гениальности переходов Ника Кейва от одной крайности к другой. Австралиец придает традиционной американской блюзовой истории «Stagger Lee» такой садистcко-гомоэротический оттенок, который заставит покраснеть даже Geto Boys (одна главных рэп-групп, известная своими скабрезными текстами, — прим. RS), после чего невозмутимо переходит к слащавым ужасам «Where The Wild Roses Grow» — великолепного дуэта кейвовского макабрического крунер-вокала с чувственными вздохами австралийской поп-певицы Кайли Миноуг. И тут же пускается в почти комические признания некой Лотти, серийной убийцы из «The Curse Of Millhaven»: «Они спрашивают меня, раскаиваюсь ли я? / И я отвечаю: «Да, конечно! Можно было бы столько всего еще сделать, если бы они меня не остановили».
«Если бы моя семья стала жертвой маньяка-убийцы, я бы не смог записать столь легкомысленный альбом, — признает Кейв. — В этом смысле эта запись может быть оскорбительной для многих людей, которым пришлось напрямую столкнуться с подобным опытом». Но при этом Ник настаивает на том, что он намеренно делал альбом оскорбительным: «У Боба Дилана был диск «Self Portrait», по поводу которого люди говорили: «Так, что это за куча дерьма?» Я бы хотел, чтобы про мой альбом говорили так же, но, на самом деле, мой альбом получился совсем не таким». К большому неудовольствию Кейва, «Murder Ballads» стал в Европе большим хитом. Насчет перспектив альбома в Америке он не строит особых иллюзий, но замечает: «Американцы же любят поржать? Вот и покупайте мой альбом. Он очень смешной».
«Murder Ballads» мог стать более серьезной, философской работой, если бы Ник записал его тогда, когда замысел альбома впервые возник у него в голове — десять лет назад, во время работы над диском 1985 года «The Firstborn Is Dead». Он написал жуткую, гимноподобную композицию на тему мести «Crow Jane», на основе которой у него появилась идея записать сборник своих «greatest hits» на тему убийства. «Я бы написал еще пару новых песен и добавил бы к ним несколько старых, — ухмыляется Ник Кейв. — Уже тогда у меня было достаточно композиций про убийства, чтобы составить из них целый альбом!».
Но к моменту, когда идея этого альбома начала воплощаться в жизнь («O'Malley's Bar» была написана во время студийной работы над концертником 1993 года «Live Seeds», «Song Of Joy» появилась во время записи альбома 1994 года «Let Love In»), отношение Кейва к теме изменилось. «Меня перестала интересовать тема убийства как средство познания человеческой природы, — объясняет музыкант. — Я полностью исчерпал убийство как метафору. И в результате эта запись получилась очень легкомысленной».
Лично я дал бы этому альбому категорию «16+», а в качестве описания предложил бы формулу: «Айсберг Слим (американский писатель, отсидевший в тюрьме за сутенерство, — прим. RS) встречает Сэма Пекинпа (известный кинорежиссер, основоположник жанра «нового вестерна», — прим. RS)». Однако надо признать, что и авторский эпитет «легкомысленный» тоже подходит ко многим песням. Например, к тому же «Stagger Lee». «Это тот случай, когда вы пытаетесь затмить своей версией все то, что создавалось до вас больше полувека, — не без бахвальства заявляет Кейв. — Я как-то читал сборник стихов Одена и наткнулся на его вариант — он великолепен. Я даже удивился, что Оден взялся за этот сюжет. В его версии Стэгга Ли попадает в ад, сражается с Сатаной и побеждает. То есть, вы понимаете, что Стэгга Ли — настоящий ублюдок».
Настоящий ублюдок — это то, что вполне можно сказать о самом Кейве образца 80-х. В то время он крепко подсел на героин, а его выходки на сцене и вне ее времен Birthday Party стали притчей во языцех (согласно одной легенде, как-то раз Ник ехал в лондонском метро: ему срочно понадобилось написать письмо и, так как пишущих принадлежностей под рукой не оказалось, он вставил в вену шприц, набрал крови и стал писать ею). К 1989 году Кейв справился со своей наркотической аддикцией и перенаправил свою разъедающую энергию на создание блюзового нуар-репертуара с небольшим привкусом провинциальности своего соло-проекта The Bad Seeds, а также написал нервический роман «И узре ослица ангела божия», в котором смешал воедино свои религиозные метания, экспрессивный характер и любовь к аллегориям.
Когда Кейв создавал ключевую для романа сцену убийства, он, по его признанию, переписывал ее много-много раз. «Главный герой убивал девочку одним и тем же образом, но мое описание полностью менялось от версии к версии. В конце концов мне пришлось просто остановиться и наконец выбрать какой-то один из вариантов». Таким же образом Кейв переработал на днях «O'Malley's Bar»: для живого исполнения на манчестерском радио он дописал 20 новых строф, пока ехал на поезде из Лондона. «Произошли новые события, так что пришлось убить еще несколько человек, — жизнерадостно добавляет он. — Мне писалось очень легко».
Но что если Кейву записать цикл баллад о, скажем, изнасилованиях? Восхищались бы мы так же кейвовскими метафорами и монологами? Или он все-таки признает хоть какие-то рамки морали, за которые не рискует выходить?
«О, это действительно сложный вопрос, — признает Ник и долго думает, прежде чем ответить. — С одной стороны, очень любопытно попытаться сделать такой альбом. С другой, я бы не смог этого сделать, просто потому что у меня нет подобных переживаний. Бывают моменты, когда я чувствую, что сейчас могу пойти и прибить кого-нибудь. Натурально. Но у меня никогда не возникало желания изнасиловать женщину, никогда». Тем не менее, Кейв тут же добавляет: «Меня жутко бесит, когда мою музыку — и творчество в целом — пытаются вогнать в рамки какой бы то ни было политкорректности. Я считаю это оскорбительным. Это фашизм. Я считаю, что когда я сажусь что-либо писать, я делаю это предельно честно. Мне нелегко написать очередную женоненавистническую песню, я каждый раз испытываю реальные, очень болезненные переживания».
Вопреки своему имиджу, Николас Эдвард Кейв вырос отнюдь не в семье алкоголиков и каторжан. Он родился в маленьком городке Варракнабил в австралийском штате Виктория; его отец — преподаватель математики и литературы, мать — библиотекарь. Кейв рассказывает, что когда он был тинейджером, отец прочитал ему первую главу «Лолиты» Владимира Набокова и сказал: «Вот смотри, это и есть литература». В другой раз, вспоминает Ник, отец зачитал ему сцену убийства из «Преступления и наказания». И добавил: «Знаешь, зачем читать всякий трэш? Тут речь идет об убийстве, но зато как прекрасно написано». «И действительно, так и есть, — резюмирует Кейв. — И до сих пор это две самые мои любимые книги».
Сейчас Кейв живет в Лондоне, один с пятилетним сыном Люком (с женой Вивиан Ник давно развелся), и уже приступил к работе над новым альбомом: это будут песни о любви. Кейв говорит об этом прямо и без какой-либо иронии. Более того, нахально добавляет: «У меня получились великолепные песни о любви. Я больше всего люблю писать песни, когда влюбляюсь, а сейчас я как раз влюблен».
«Не думаю, что я когда-нибудь буду писать прямолинейные романтические песни в том смысле, что у них будет оптимистическое настроение. У меня совершенно не такие отношения с любовью. С самого начала моих романов я всегда чувствую, чем они закончатся. Всегда есть такие маленькие трещинки в отношениях — предвестники конца. И это ощущение передается в моих песнях».
Но по сравнению с «Murder Ballads» новый альбом будет, как говорит Ник, «действительно прекрасным». «Очень личным». То есть никто не умрет? Ник делает паузу, потом улыбается. «Пока, вроде, нет».
rollingstone.ru
"Дикая роза" наверное самая популярная
Но "Henry Lee" все равно лучшая
