13 мин.

«Atoms For Peace»: «Мы же британцы. Мы как с другой планеты»

212

Никогда, ни при каких обстоятельствах не называйте Atoms For Peace супергруппой, особенно в разговоре с Томом Йорком. «Если я услышу от кого-нибудь подобное определение, — предупреждает вокалист Radiohead со злобной усмешкой, — то я ему все зубы выбью к чертовой матери». Йорк сидит в кафе манхэттенского отеля с продюсером Найджелом Годричем, его главным соратником по новой группе, чей дебютный альбом «Amok» вышел в феврале после трехлетней алхимической работы в студии. Оба находятся в приподнятом настроении: Йорк и Годрич, которые сотрудничают с середины 90-х в работе над альбомами Radiohead, любят подшучивать друг над другом.

В июле группа, в состав которой также входят басист Red Hot Chili Peppers Фли, бразильский перкуссионист Мауро Рефоско и барабанщик Джоуи Варонкер, отправится в свой первый с 2010 года тур. Несколько сентябрьских концертов на американских аренах станут частью турне. Разные гастрольные графики редко позволяют всем пяти музыкантам встретиться в одном месте, и к середине марта они все еще не знали, когда начнутся репетиции. «Мы не имеем понятия о том, как все сложится», — признается Йорк.

Впрочем, некая неопределенность может стать секретным оружием Atoms For Peace. «Так же было и в прошлый раз, — говорит Годрич, имея в виду первые удивительные совместные джем-сейшены, которые стали толчком к совместной работе. — Мы действительно не знали, что произойдет, — до тех пор, пока не собрались все в студии. Это потрясающе».

«Amok» получился в результате создания музыки с новыми людьми», — с улыбкой поддерживает Йорк, — «Мне интересно, что будет дальше». Даже в преддверии большого тура Йорк так или иначе продолжает работать над новым материалом. «В настоящий момент я опять пишу электронную музыку, очень простую, без наворотов, — говорит он, — Любопытно, во что это выльется».

-Вы будете играть на больших площадках в предстоящем туре, вроде Barclays-centre в Бруклине. Вы ждете с нетерпением этих концертов, или они несколько пугают вас?

Том Йорк: Ну, во всяком случае, гигантских площадок у нас не будет. Roundhouse (концертный зал в Лондоне, где группа выступит в июле — прим. RS), например, небольших размеров. Все должно быть здорово. Я понимаю, что могу звучать глупо, но для меня это абсолютно новая группа, понимаете? Даже несмотря на то, что мы на втором месте. (Atoms For Peace заняли второе место по продажам альбома с сайта Amazon.com, уступив Бруно Марсу)

Найджел Годрич: Кстати, мы на втором, потому что у Бруно Марса есть связи в Amazon.

Т.Й: Кто вообще такой этот Бруно Марс? Извините, я просто оскорблен.

Н.Г: Но это решение Amazon.

Т.Й: Amazon кидает нас каждый раз. Они там сбивают нам цену.

Н.Г: Они просто хотят привлечь людей на свой сайт. Это современный маркетинг в цифровую эпоху.

Т.Й.: Так что на самом деле мы на первом месте.

Н.Г: В любом случае, это именно то, что я сказал своей маме.

 

-Что вам нравится больше всего в совместной деятельности в Atoms For Peace?

Т.Й.: В техническом плане группа звучит удивительно хорошо. Когда мы играем, вокруг скапливается огромная энергия — да, конечно, Фли невероятно мощен, но и все остальные тоже по-своему источают энергию. Особенно это видно, когда мы выступаем на концертах. Еще все смотрят на меня, ожидая каких-либо указаний, к чему я не привык. Хотя, вру — вообще-то, привык. (Оба начинают смеяться).

Н.Г: Я знаю Джоуи уже много лет. У него потрясающее чутье по поводу того, как играть музыку. Он тот человек, которого ты зовешь в студию на запись своего альбома, потому что он может сыграть все, что угодно. И он давно знает Мауро, так что между ними есть «химия». Они вместе отлично справляются со сложными с технической точки зрения вещами. Такое ощущение, что заниматься тем, что они делают, — их настоящая мечта. А я просто парень, который полтора года работал в программе ProTools, так что я прекрасно знаю, как все должно звучать.

Т.Й.: Он действительно знает все эти механизмы, а я нет. Я слишком рассеян.

Н.Г: И к тому же, не нужно забывать, что мы с Томом — британцы. Мы как с другой планеты.

Т.Й: Это действительно важно. Мы записываем музыку и репетируем в Лос-Анджелесе, там всегда тепло и солнечно. У нас там куча друзей, с которыми мы часто проводим время. Никто из нас не говорит: «Ну вот, пора идти на работу» — мы проводим время как на каникулах. Надеюсь, так и дальше будет продолжаться. И я боюсь, чтобы все это вдруг не превратилось в обременительную работу. Но пока вроде к этому не идет..

Н.Г.: Когда я впервые приехал в Лос-Анджелес из Великобритании, у меня было такое ощущение, что я попал в Страну Оз. Потому что все вокруг невероятно талантливы и технически одаренны. Ты пользуешься самым лучшим оборудованием, которое ты когда-либо держал в руках. Ты работаешь с единомышленниками, которые, как и ты, получают удовольствие от того, что делают.

Т.Й.: Но мы-то с тобой привносим долю цинизма в любую ситуацию. (смеется)

Т.Й.: Мы вдвоем развенчиваем слишком радужные взгляды остальных парней из Atoms For Peace.

Найджел, в первую очередь ты продюсер, работающий в стенах студии. Как ты себя чувствуешь, выступая с группой на сцене?

Н.Г: Я уже давно решил для себя, что хочу сидеть ночами за закрытыми дверьми студии и работать над музыкой. Это по мне. И это то, что я до сих пор люблю делать. Я не похож на артиста. Но это так здорово — стоять перед людьми, которые слушают то, что ты создаешь, понимаете? Больше всего я был шокирован, когда мы записали альбом и стали исполнять его на концертах, а толпа начала петь слова. Тогда я действительно убедился в том, что они его слушали!

Т.Й: То же самое было, когда Radiohead только начинали. Когда выходила запись, мы были в туре, и Найджел приходил на концерт и был несколько расстроен.

Н.Г: «Несколько расстроен» — это преувеличено. Но суть в том, что я больше не считаю себя музыкальным продюсером, потому что я вообще не думаю, что такая профессия существует сейчас. Вся музыкальная индустрия изменилась. Так что сейчас я просто хочу делать то, что люблю, с людьми, которых я люблю, и с которыми мне нравится работать, и заниматься этим как можно дольше. Я чувствую себя очень удачливым, ведь я просто любитель в этом деле. А вот Том на сцене уже около 20 лет.

Т.Й.: Да уж, приятель, я профессионал! (смеется)

Н.Г.: Так и есть! Я-то уж точно знаю, что говорю. Выступать с людьми, которые знают свое дело, оказалось легче, чем я предполагал. Я знаю, что никто не следит за мной. Я просто стою на сцене сзади всех и делаю, что хочу.

-Вы оба выступали в качестве диджеев в последние годы. Повлияло ли это как-нибудь на процесс написания музыки?

Н.Г: У меня есть друг-диджей из Лос-Анджелеса, познакомивший меня с компьютерной системой Virtual Vinyl, которая перевернула мое сознание, когда я узнал, что ее можно использовать при написании музыки. Ты берешь любое аудио, любой звуковой файл, все что угодно, записываешь это на виртуальный винил и управляешь с помощью рук.

Т.Й.: Многие годы мы обсуждали с Джонни (Гринвудом, гитаристом Radiohead — прим.RS) возможность обрезать треки с винила и соединять их, но мы никогда так не делали. А потом вышла эта система.

Н.Г: В действительности очень сложно работать с обрезанием треков. Я помню реакцию продюсера, когда мы говорили о том, чтобы сделать эффект заедания. Он сразу отнекивался: «Ребят, я что-то очень плохо чувствую себя сегодня», потому что это очень тяжело!

Т.Й.: Сначала мы задумывали сделать «The Gloaming» с помощью этого эффекта заедания, но в результате мы сошлись на многодорожечном монотонном звуке.

Н.Г.: Так или иначе, диджейство позволяет посмотреть на создание музыки с другой стороны. И на то, как один стиль музыки взаимодействует с другим. Это переворачивает все с ног на голову и заставляет, что важно, быстро реагировать на те изменения, которые происходят вокруг.

Т.Й.: Это абсолютно новый и довольно интересный способ обратиться к людям, не используя традиционную музыкальную игру.

Н.Г.: Да, ты как бы общаешься с кем-то, и именно ты решаешь, свернуть ли разговор или, может, испортить всем настроение какой-нибудь репликой.

Т.Й.: Я должен признаться, что мне не очень нравится то, что сейчас делают диджеи. Я не в восторге от того, что диджей получает огромные деньги и приходит отыграть свой сет, который, конечно, получается неплохим, потому что он знает, как работает аппаратура, и прилагает некоторые усилия. Но иногда хочется сказать: «Что? Чувак, ты серьезно считаешь это творчеством?». Мой любимый диджей — Гасламп Киллер, он потрясающий. Он просто смешивает стили, и ему плевать на все. Когда я был в Австралии, Марк Притчард говорил мне, что для большинства диджеев стоять за пультом — единственный источник дохода, так что они делают то, что понравится публике, потому что в ином случае им перестанут поступать заказы. Поэтому они не рискуют. Но он рассказывал мне, как в берлинском баре Panorama, например, или в лондонском Plastic People, или в Low End Theory (в Лос-Анджелесе) люди просто играли все что им взбредет в голову. Они совмещали стили, и в этом и есть весь смысл диджейства!

Н.Г.: Том находится в курсе всего происходящего и знает всех этих людей!

Т.Й.: Мне просто нравится работать над чем-то новым. Чаще всего это очень трудно, но когда ты попадаешь в колею, — это непередаваемые ощущения!

-Что ты можешь назвать своим лучшим открытием за последнее время?

Т.Й.: Сейчас мне очень нравится творчество Actress, которым я буквально одержим. Мне нравится его лоу-фай музыка. Еще я слушал его интервью, которое меня поразило, потому что он использует те же механизмы, что и я, когда работаю в своей домашней студии. Но он использует их так, что мне хочется сказать: «Какого черта? Как у тебя это получается?». Для тех, кто еще пишет музыку, важно осознавать, что есть материал, который может быть неплохим, слушая который ты думаешь: «Каким образом он это сделал?». Это любопытство заставляет нас двигаться дальше.

 

-Как вы сказали, диджейство сейчас — большой бизнес. Это расстраивает вас?

Т.Й.: Это зависит от того, как к этому относиться. Если быть предельно честным, я не понимаю 90 процентов из того, то создается в диджейской культуре. Я просто не понимаю этого, и я готов уже обезуметь, когда промоутер с Ибицы присылает нам письмо на электронную почту с вопросом: «Хотите ли вы принять участие в том-то?», и я отвечаю ему: «Нет!». В то же время, одно из самых удивительных событий последнего времени произошло со мной, когда Флайин Лотус потащил меня в клуб Low End Theory впервые. Чуть ли не пинками погнал — потому что я не хотел идти, я был тогда немного отсталым. И это было полнейшее сумасшествие! Там между всеми присутствующими было полнейшее понимание, потому что они все знали друг друга. Это совсем не было похоже на то, к чему я привык. Это была не просто клубная тусовка, там было чертовски громко и чертовски весело, понимаете? Очень многие там помешаны на музыке. Например, на хип-хопе. Он действительно абстрактен, но это вид искусства. Когда мы играли в Берлине, Anstam выступал перед нами, и его сет был просто сорокаминутным произведением искусства. Люди танцевали под его музыку, растворялись в ней, барабаны были очень громкими, но при прослушивании того, что он играл, в голове у меня крутилась мысль: «Это очень трудно понять». Это как еще более усложненный прог-рок.

Н.Г.: Электронная музыка становится все более странной, потому что она становится частью мейнстрима, чем-то модным. Теперь в ней есть некий авангардный элемент — что-то в стиле главного кутюрье, который всем рассказывает об этом, особенно в узких кругах как, например, в лос-анджелесском Low End Theory. Но когда этот авангардный элемент присутствует в мейнстриме — это ужасно, и сейчас в этом сущность всей диджейской культуры.

Т.Й.: Они переделали всю истинную сущность, отполировали ее и поставили на автотьюн. Пусть катятся к черту!

Н.Г: Вам может нравиться или нет, но есть известные хиты Дэвида Гетты или Кельвина Харриса, а также прочая дрянь. Все это — как Mark & Spencer из мира музыки.

ЙОРК: (довольно ухмыляется)

Н.Г.: Так и есть! Это H&M от музыки. Вот как это работает: сначала там одевались оригиналы и новаторы; а потом вдруг эти причудливые шляпки из магазина стали копироваться всеми подряд.

Т.Й.: По-моему, несправедливо говорить так про всех, ведь не поэтому мы занимаемся этой музыкой. Например, Дафни записал альбом в таком стиле, потому что он считал, что в диджейской культуре есть нечто большее. Он хотел сыграть определенную музыку, но ее не существовало — поэтому он просто решил придумать ее самостоятельно. Именно поэтому мы заинтересованы всей этой темой. Именно поэтому я сам пишу музыку — потому что нет готовой, которую я мог бы использовать. Я слышу это у себя в голове, но не могу ее нигде найти.

-Что вы думаете о социальных сетях? Том, у тебя же нет аккаунта в твиттере, да?

Т.Й.: Нет, пока нет, но я собираюсь завести. Мы со Стэнли (Донвудом) ведем страницу на Tumblr, которая называется «What Have You Done To My Face», это цитата из «Симпсонов».

Н.Г: Удивительно! Я не знал об этом, но мне уже нравится.

Т.Й.: Как там его зовут, отца Барта... Гомер Симпсон! Он что-то кричал с экрана, как раз когда я пытался придумать названия для Tumblr. И каждый чертов никнейм был занят. И в это время Гомер сказал: «What Have You Done To My Face?».

-Что интересного за последнее время вы увидели по телевизору?

Т.Й.: Я постоянно смотрю фильмы. «Линкольн» был ничего. «Неприкасаемые» — французский фильм — очень хороший и очень смешной. Но я не совсем понял тот, который получил «Оскар» как лучший фильм. Как он называется?

Н.Г.: «Операция «Арго»

Т.Й.: Хотя да, он был тоже ничего, получше, чем многие.

Расскажи о книге, которую ты принес с собой. Это биография Мишеля де Монтеня?

Т.Й.: О да! Моя жена подсадила меня на Монтеня. Она говорит, я должен начать с этой книги. Почему-то я прошел мимо него, никогда не читал его произведений, так что теперь наверстываю. Мне нравится, как то, о чем он пишет, находится в связи с тем, что происходит сегодня.

-Ты упомянул, что пишешь новую музыку. Может, скажешь еще что-либо, чего стоит ожидать?

Т.Й.: О...

Н.Г.: Время записывать кантри-альбом, я думаю.

Т.Й.: Да, это то, о чем я думал. Сказать по правде, что я делаю? Очередную электронную чепуху. (смеется)

Н.Г.: На протяжении всех лет, что я его знаю, все, что он делает, — это пишет какие-то вещи, придумывает некоторые музыкальные куски. Со временем они складываются в нечто цельное.

Т.Й.: Или я делаю просто что-то простое и целостное. Как, например, в былые времена с «Black Swan» — шестиминутной ерундой.

Н.Г.: Девятиминутной!

Т.Й.: Девятиминутная ерунда, в которой нет ничего, кроме этого сочного повторяющегося бита. Он будто говорит: «Это бит. Наплюй на остальное». Обычно я делаю все примерно в таком духе.

Н.Г.: Ты очень откровенен.

Т.Й.: Да, приятель, я думаю, мне нужна пауза. Я перешел от Radiohead сразу к этому всему. Мне нужна передышка дня на три. Это то, что мне нужно больше всего.

Н.Г: Эта передышка заставит тебя написать расслабляющую музыку. (смеется)

Думали ли вы о том, когда сможете начать работать над новым альбомом Radiohead?

Т.Й.: Нет, я не думал, правда. Мы говорили про один год, но я считаю, что нам понадобится немного больше, потому что я всерьез хочу сделать паузу. На три дня (смеется). Я действительно не знаю, когда мы начнем работать, и мне это нравится. Не то чтобы мы с музыкантами сказали друг другу: «Иди к черту! Увидимся когда-нибудь», но было здорово, наконец, взять нормальный отдых. Мы никогда не делали этого раньше.

А что насчет песен, которые Radiohead записали в студии Джека Уайта прошлым летом? Говорилось, что одна из них называется «Identikit», верно?

Т.Й.: Да, мы просто провели несколько часов в студии. Я решил, что настало время для записи «Identikit», пока она не наскучила нам, что происходит довольно часто. Мы записали еще одну песню, из которой может то-то выйти, но «Identikit» — главная.

Трек закончен или к нему еще нужно будет вернуться?

Т.Й.: Нет, он не закончен, это как недоделанная домашняя работа.

Н.Г.: Прибереги ее для твоего выходного.