Правила жизни Валерия Непомнящего
Авторитет тренера намного выше, чем авторитет родителей.
Моя мама была репрессирована, и какое-то время я воспитывался в детском доме. Мы учились вместе с городскими детьми, так они на нас с завистью смотрели: мы были сыты, одеты лучше их.
Может, я и маменькин сынок — когда она вернулась, то через какое-то время стала работать главным бухгалтером, я был полностью обеспечен, отрочество и юность у меня были вообще сказочными.
На трубе я в последний раз играл в 1968 году. До того занимался лет двадцать, в детстве деньги так зарабатывал, иногда даже больше, чем мама. С импровизацией у меня совсем было плохо, хотя я играл джазовые вещи. А вот по нотам — да.
В СССР почти не было беспартийных главных тренеров в командах мастеров. Но я видел, что люди вступали в партию для того, чтобы пробиться по службе, и сделал для себя вывод: лучше работать с детьми, чем вступить в КПСС.
Не все начинают играть в 17 лет, некоторые раскрываются в 20, некоторые и попозже.
В разных странах к тренерам относятся по-разному. Например, в Турции тренера называют не «муалим» — учитель, а «ходжа» — наставник. А в Корее игроки даже не позволяют себе задавать тренеру вопросы.
В Камеруне бывало, что в душе — ни капли воды, игроки мылись в бочках по очереди. Приехали на сбор перед чемпионатом мира: у нас 4 мяча для тренировок и ни одного комплекта формы. Игроки сами покупали таблетки от головной боли.
Перед матчем с Аргентиной Марадоны мы договорились играть как можно жестче. Не грубо, но жестко. Мы хотели их напугать (в 1990 году сборная Камеруна обыграла действующих чемпионов — аргентинцев. — Esquire).
Если у тебя в руках талантливые люди, они не должны быть зажатыми, они должны быть свободными.
Один камерунский футболист сказал: «Непо не мешал нам играть». Я считаю, что это комплимент.
Я жил на вилле министра молодежи и спорта, в районе напротив дворца президента. В первую же ночь нас обчистили — даже несколько яиц из холодильника утащили. Нам потом подсказали: надо взять местного боя, тогда будут относиться хорошо.
В России работать легче.
Только после того как появились кондиционеры, я вдруг почувствовал, что у нас бывает страшная жара.
О политике я не сужу, но в то время был один наш дорогой государственный деятель, а сейчас таких пятнадцать.
Как только приходит пора выборов — футбольный клуб почему-то нужен. Выборы прошли — все, никому не нужен.
Я не понимаю, что значит «нет мотивации».
Футбол везде примерно одинаков, даже в Германии бывали договорные матчи. Потому что люди везде похожие.
Я не могу давать обещания миллиарду болельщиков, а потом их не выполнять. Поэтому отказался тренировать сборную Китая.
Китайцы — шалопаи, разгильдяи. Самые талантливые игроки в Азии — китайцы, разнообразие там такое, которое, может, только в Советском Союзе было. Но китайцы взяли все плохое, что было у нас.
Китаец заработал миллион — думает, как бы его потратить. А японец или кореец заработал — думает, как второй заработать.
Самый богатый человек в футболе — из довольно бедной страны.
Я не чиновник. Когда мне предлагают в какую-то комиссию войти, я говорю: «Ребята, вы что, какой из меня член?»
В чужой стране желательно питаться местной пищей. Кухня всегда рациональна: приспособлена к образу жизни и климату.
Ко мне в Японию приезжала внучка: три года, ничего не ест. Завернули рис в водоросли — как начала есть, аж за ушами трещало.
Я знать не знал, что такое джин-тоник. А в Камеруне мне Василий Нечай, волейбольный тренер, объяснил, что это отличное средство для профилактики малярии. Я стал с удовольствием принимать каждый вечер по одной порции и почти не болел. А жена, которая как-то не очень к этому относится, страдала несколько раз.
Не могу крепкие напитки пить — почему-то никак проглотить не получается.
