Как сын Есенина вышел из тени отца и нашел себя в футболе, изменив спортивную журналистику

Нелюбовь отца, война, статистика и стадионы.

«Надо сказать, что носить фамилию Есенин довольно хлопотно. Я в основном придерживаюсь двух принципов. Первый из них: нося фамилию Есенина, стихов не писать, а тем более не публиковать. Как бы ты ни писал, их будут сравнивать со стихами отца, – пишет Константин Есенин в воспоминаниях «Через волшебный фонарь». – Второй – горьковский: «Если можете не писать – не пишите». Вот о футболе я не писать не могу и пишу. А стихи... Так, раз в три года».

Эти принципы определили жизнь Константина Есенина, сына поэта Сергея Есенина. Оказавшись перед выбором – пойти за родителем или же реализоваться в чем-то ином, – он предпочел второе: не стал связывать жизнь с поэзией, а занялся спортивной журналистикой, превратив увлечение детства в профессию. Чтобы найти себя, Есенин прошел небыстрый путь с потерей родных, войной и другими испытаниями.

Этот текст – совместный проект с Яндекс Книгами. В сервисе можно прочесть или послушать поэзию Есенина, воспоминания современников о поэте и еще тысячи других книг и комиксов на любой вкус. Сервис использует новые технологии, чтобы сделать чтение максимально удобным. Например, можно переключаться между текстом и аудиокнигой одним нажатием кнопки, чтобы не прерывать чтение на прогулке или в дороге. 

«Фу! Черный!.. Есенины черные не бывают...» Сергей Есенин холодно относился к сыну и редко навещал. Роль отца взял Всеволод Мейерхольд

Константин Есенин родился в феврале 1920 года, когда Сергей Есенин и Зинаида Райх еще находились в браке, но уже не жили вместе. Они разошлись в 1919-м после многочисленных расставаний и попыток возобновить отношения, но расторгли брак только спустя два года.

О рождении сына поэт узнал по телефону: Райх позвонила и спросила, как назвать мальчика. Есенин долго подбирал нелитературное имя и остановился на Константине. Спохватился лишь после крещения: «Черт побери, а ведь Бальмонта Константином зовут». (К слову, новорожденному досталось не только литературное имя, но и литературный крестный отец – писатель и поэт Андрей Белый.)

Новость о появлении ребенка не разожгла в Есенине желание взглянуть на него. Он впервые увидел сына летом 1920-го на железнодорожной станции Ростов-на-Дону. Почти случайно. Есенин находился тогда с другом – писателем, поэтом и драматургом Анатолием Мариенгофом – в поездке по югу. Райх возвращалась с сыном в Москву из Кисловодска, куда отвозила Костю на лечение. Мариенгоф описывает эту встречу в «Романе без вранья»:

«Случайно на платформе ростовского вокзала я столкнулся с Зинаидой Николаевной Райх. <...> Заметив на ростовской платформе меня, разговаривающего с Райх, Есенин описал полукруг на каблуках и, вскочив на рельсу, пошел в обратную сторону, ловя равновесие плавающими в воздухе руками.

Зинаида Николаевна попросила:

– Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видал. Пусть зайдет, взглянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе.

Я направился к Есенину. Передал просьбу.

Сначала он заупрямился:

– Не пойду. Не желаю. Нечего и незачем мне смотреть.

– Пойди – скоро второй звонок. Сын же ведь.

Вошел в купе, сдвинул брови. Зинаида Николаевна развязала ленточки кружевного конвертика. Маленькое розовое существо барахтало ножками...

– Фу! Черный!.. Есенины черные не бывают...»

Со временем отношение к сыну не изменилось. Когда речь заходила о детях, Есенин с нежностью отзывался о дочери Тане, а в его адрес выражался грубо. В 1923 году свидетелем такого злобного выпада стал писатель-эмигрант и журналист Роман Гуль: «Никого я не люблю... только детей своих люблю. Люблю. Дочь у меня хорошая... блондинка, топнет ножкой и кричит: я – Есенина!.. Вот какая у меня дочь... Мне бы к детям... а я вот полтора года мотаюсь по этим треклятым заграницам…» «У тебя, Сережа, ведь и сын есть?» – сказал я. «Есть, сына я не люблю... он жид, черный...»

Фаворитизм проявлялся и на свиданиях с детьми: навещая их, Есенин отдавал предпочтение Тане и пренебрегал Костей. «Как все молодые отцы, он особенно нежно относился к дочери. Таня была его любимицей. Он уединялся с ней на лестничной площадке и, сидя на подоконнике, разговаривал с ней, слушал, как она читает стихи, – вспоминал Константин Сергеевич. – Я пользовался значительно меньшим вниманием отца. В детстве я был очень похож на мать – чертами лица, цветом волос. Татьяна – блондинка, и Есенин видел в ней больше своего, чем во мне». 

Несмотря на отстраненность, Костя обожал отца. «Я ведь его любил… Как это объяснить? Не просто любил, а безумно, ненормально любил. Когда он приезжал к нам на дачу, я с вечера ни о чем не думал – только о том, что папа завтра приедет. Помню, как к калитке бегал каждые пять минут, выглядывал на улицу – не идет ли?»

Детей уравнивало, что они оба существовали на периферии жизни Сергея Есенина. Он всегда носил с собой их фотографии и не упускал случая показать друзьям и знакомым, однако приходил к Тане и Косте редко, не один и без подарков. Поэт и библиограф Иван Старцев вспоминал, как по дороге к детям Есенин мог заскочить в кафе – выпить бутылку вина, – а потом просто передумать к ним ехать и оставить в заведении только что купленные игрушки. Соседи Зинаиды Райх возмущались такому отношению, а она твердо отвечала: «Есенин подарков детям не делает. Говорит, что хочет, «чтобы любили и без подарков». 

При этом Есенину было очень важно присутствовать в жизни детей – не физически, но через творчество. Однажды поэт увидел, что на детском столике нет его книг, разозлился и заявил: «Вы должны читать и знать мои стихи». Якобы после этого случая появилось произведение «Сказка о пастушонке Пете, его комиссарстве и коровьем царстве»: поэт «приревновал детей к чьим-то чужим, не понравившимся ему стихам» (исследователи считают, что среди «чужих» была «Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий» Владимира Маяковского, – из-за зарифмованного заглавия и имени героя). 

Отсутствие отца компенсировалось отчимом – театральным режиссером Всеволодом Мейерхольдом, который усыновил Татьяну и Константина и которого они стали называть «папой». 

В июне 1939 года Мейерхольда арестовали, объявив троцкистом и шпионом японской разведки, а в феврале 1940-го – расстреляли. Через три недели после ареста мужа погибла Зинаида Райх: ее нашли в московской квартире со множественными ранениями около сердца и в шею. 

19-летний Константин в это время гостил у бабушки в Рязани. О смерти матери ему рассказали следователи. Увидев фотографии с места преступления, он потерял сознание от ужаса. 

После трагедии квартиру опечатали, а Константина с сестрой выселили. Он перебрался в коммуналку. «После того как я остался один, Анна Романовна (Изряднова, гражданская жена Есенина и мать его первого сына Юрия – Спортс”) приняла в моей судьбе большое участие, – пишет Константин Есенин. – В довоенном 1940-м и в 1941 годах она всячески помогала мне – подкармливала меня в трудные студенческие времена».

Есенин полюбил футбол с детства: ходил на стадион с отчимом и Шостаковичем, играл на юношеском первенстве и рисовал таблицы в тетради

«Знаете, как Костя дорожил своим футбольным архивом? – передает слова внучки Всеволода Мейерхольда Марии Валентей спортивный журналист Лев Филатов. – Когда его после ареста Мейерхольда и гибе­ли матери в двадцать четыре часа переселяли из их квартиры в восьмиметровую комнатушку, он ни о чем не заботился кроме своих старых газет, многим прене­брег, а их все до одной вывез».

Есенин впервые попал на стадион с отчимом и композитором Дмитрием Шостаковичем в 1927 году. Это был матч сборной команды ЛГСПС (первенства Ленинграда по футболу) и «Команды английских рабочих» на стадионе имени Ленина (ныне – «Петровский»). Ленинградцы тогда победили – 1:0.

Константин играл и сам. В 15 лет пытался стать профессиональным футболистом: пробовался в школу чеха Антонина Фивебра, дошел до финальной игры, но не подошел тренеру. Год спустя участвовал в юношеском первенстве Москвы.

Не меньше, чем играть, Есенин любил следить за матчами, анализировать их через цифры и вести статистику. Этому увлечению немало способствовала семья. Однажды дед купил ему физкультурный журнал «Спартак», издававшийся в Ленинграде. Таблицы на страницах издания настолько поразили мальчика, что он стал рисовать в тетрадях свои, используя самые разные показатели: забитые и пропущенные мячи, очки, сыгранные матчи и др. А Всеволод Мейерхольд не только показал пасынку большой футбол, но и привозил ему из-за границы программки и справочники. «Чудно, как нас дела выбирают, – говорил Константин Есенин. – Это сейчас молодые люди из подражания цифирью балуются, а что меня заставило? Понятия не имею. Но с тех пор, с малолетства, два часа ежедневно над гроссбухами. Придумал себе службу, а? Без выходных, без отпусков...»

В 1938 году Есенин выиграл конкурс прогнозов среди болельщиков, который устраивала газета «Красный спорт» (будущий «Советский спорт»). Он угадал победителей всех матчей – четвертьфиналов, полуфиналов и финала Кубка СССР-1938. «Спартак» взял первый кубок в истории, а Константин попал на страницы газеты:

«Кто же выиграл конкурс? Единственным победителем его оказался москвич Константин Есенин – слушатель первого курса инженерно-строительного института им. Куйбышева. Тов. Есенин <...> принимал участие в таком же прошлогоднем конкурсе «Красного спорта», но не угадал: любимая его команда – московского «Спартака» – тогда подвела его. На этот раз тов. Есенин совершенно правильно указал все результаты, и премия присуждена ему».

Не забывал о футболе даже на войне. Однажды сбежал из госпиталя в халате и тапочках на матч

В ноябре 1941 года студент четвертого курса Константин Есенин ушел добровольцем на фронт. Демобилизовался в августе 1946-го в звании старшего лейтенанта. За это время он защищал блокадный Ленинград, воевал на Карельском перешейке, пережил три (по другим данным – четыре) ранения, двенадцать раз ходил в пехотную атаку и четыре раза – в танковую, даже был заживо похоронен.

Война на пять долгих лет изменила жизнь Есенина, но не изменила отношение к футболу. «Во время войны я шестнадцать раз поднимал людей в атаку и никогда не кричал и не ругался. А говорил спокойно: «Ну что, пошли, друзья, вперед», – вспоминал Есенин. – Думаю, поэтому и уцелел, и вместе с вами болею за «Спартак».

Любовь к московскому «Спартаку» согревала Есенина и стала оберегом. «У каждого за спиной в те дни было «дыхание Родины огромной», но и свой дом, своя улица, товари­щи, друзья. У меня за спиной был «Спартак», – делился Есенин и вспоминал такие строки, написанные в блокадном Ленинграде: 

День придет, и перламутром шелка

В бирюзе, сверкающей росой,

Замелькают красные футболки

С знаменитой белой полосой.

Футбол был настолько всепоглощающим, что однажды Есенин сбежал на матч из госпиталя, а ведь незадолго до этого едва не погиб.

Летом 1944-го Константин получил в бою тяжелое ранение – разрывная пуля раздробила ребра и пробила легкие. Ночью его – всего в замерзшей крови, но живого – обнаружили санитары из другой части и повезли в медсанбат, а оттуда срочно отправили в Ленинград. Сослуживцы, не найдя младшего лейтенанта на поле боя, сочли его погибшим. Вскоре сестре Татьяне пришла похоронка, а 9 декабря 1944 года в газете «Красный Балтийский флот» появилась заметка «У самого синего моря», в которой говорилось о гибели Константина Есенина. 

Пока все считали Константина погибшим, он восстанавливался в Ленинградском военном госпитале, где ему провели сложнейшую трехчасовую операцию. (С того момента у него остался 17-сантиметровый шов на спине.) В один из дней Есенин узнал, что «Зенит» играет с бакинским «Динамо» в четвертьфинале Кубка СССР. Конечно, врачи не разрешили бы ему покинуть палату и отправиться на стадион, поэтому он не спрашивал и убежал на игру через окно – в больничном халате и тапочках. «После футбольного «допинга», – потом рассказывал Константин Сергеевич, – мои больничные дела сразу пошли на поправку».

Любимый «Спартак» тоже провоцировал Есенина на экстраординарные поступки, но уже в мирное время. 

«Было это сразу после войны. Помните, тогда в нас, кто уцелел, сила играла, заново жизнь начинали. Сижу на матче, и «Спартаку» забивают. Сосед мой как вскочит, как заорет, рот до ушей, жутко противен он мне стал. И я вдруг его по физиономии сбоку как смажу! Совершенно безотчетно: раззудись плечо! Ну, думаю, быть драке. А он на миг смолк – и снова заорал, – вспоминал Константин Есенин. – Не увидел, не понял, что произошло, наверное, подумал, что его случайно задели, вокруг ведь все повскакивали. Рука у меня, надо сказать, довольно тяжелая. Уселся мой сосед, замер, глаз с мяча не сводит, а ладонью скулу ощупывает. И, знаете, я его зауважал: вот это болельщик, человек в экстазе! После того случая на ненаших я не злюсь, жду, пока наорут­ся. И как у меня рука пошла?..»

Когда война закончилась и люди вновь потянулись на стадионы, Константин Есенин заметил, что многие ветераны на трибунах болели за «Спартак»: потому что ассоциировали себя с клубом, который тоже нелегко прошел это время. В первом послевоенном первенстве, 1945 года, команда заняла 10-е место из 12, в следующем, 1946-м, финишировала шестой, однако взяла Кубок СССР, обыграв в финале тбилисское «Динамо», которому до того два раза проигрывала в чемпионате. 

«По примерным оценкам газет, в этот холодный дождливый день 70 000 человек заполнили каждое место и каждый проход на стадионе, – пишет историк Роберт Эдельман в книге «Московский «Спартак»: история народной команды в стране рабочих». – <…> Большинство посетителей того матча, во-первых, являлись мужчинами и, во-вторых, поддерживали «Спартак». Многие из них были солдатами. В то время военные госпитали, где лечились ветераны, находились в Москве. По воспоминаниям Есенина, трибуны наполнились инвалидами на костылях, многие сидели с перевязанными головами и в гипсовых повязках. Стадион словно превратился в гигантскую больницу».

На голом фанатизме создал статистику в русской спортивной журналистике и внес большой вклад в индустрию

После войны Есенин вернулся в инженерно-строительный институт и продолжил обучение. На стипендию жилось трудно, и он вынужденно продал несколько тетрадей с переписанными стихотворениями отца главному архивному управлению МВД СССР. 

Получив диплом, Константин работал прорабом и начальником строительного участка. Возводил жилые дома, школы и кинотеатры столицы, а также курировал строительство крупнейшего спорткомплекса страны – «Лужников». Затем был референтом в Совете Министров СССР по вопросам строительства и главным специалистом Госстроя РСФСР.

Родство с известным поэтом карьере не помогало – наоборот, некоторых коллег это беспокоило: «Надо сказать, что носить фамилию Есенин довольно хлопотно. Порой некоторые работники из среды моей строительной братии пугались близкого соседства с фамилией Есенин, а некоторые даже предлагали мне сменить фамилию. Но это все, конечно, от скудности мысли».

С футболом Есенин по-прежнему не расставался: на досуге играл за производственные коллективы, продолжал кропотливо заниматься статистикой, а в 1956-м начал публиковаться. 

«В спортивную журналистику Константин Сергеевич попал довольно странным образом, – рассказывает литератор Михаил Болотовский в статье «Учитель арифметики». – В один прекрасный день он прогуливался по Москве с писателем Юрием Трифоновым. <…> Настроение было шальное, и Трифонов, охваченный жаждой эпатажа, потащил Есенина в редакцию журнала «Спортивные игры». Заведя его в комнату, где сидело человек семь, Трифонов громко сказал: «Эй, вы! Человек, которого я привел, знает о футболе в три раза больше, чем вы все вместе взятые!». Сотрудники журнала обиделись и потребовали доказательств. Есенину была задана статья. Фантастическая рекомендация обязывала. И он написал».

За этой статьей последовали другие – для «Советского спорта», «Московского комсомольца», еженедельника «Футбол» (с 1967-го – «Футбол-Хоккей»). Со временем детское увлечение превратилось в дело жизни: в конце 1960-х Есенин пережил инфаркт и оставил основную работу, сосредоточившись на спортивной журналистике.

Главный редактор еженедельника «Футбол» Лев Филатов так описывает значимость статистических исследований и упорядочивания данных, которыми занимался Константин Есенин: «Едва я как редактор начал готовить материалы в печать, меня поразил разнобой в фактах. Многое писалось наобум, в фамилиях, датах, цифрах путаница, одно и то же событие излагалось то так, то этак, гол приписывали то одному, то другому форварду. <...> Я просто прикинул, что футбольная проза выиграет, если обопрется на точные сведения. И по­звал Константина Есенина. <...> Каждый автор, дорожащий достоверностью, получил возмож­ность опираться в своих рассуждениях не на туманные воспоминания, а на точные сведения».

А вот слова спортивного историка и статистика Акселя Вартанян из интервью Вадиму Кораблеву: «Цифрами занимались тот же Перель, Ваньят, Фролов и некоторые другие, но я не могу их назвать статистиками в классическом понимании. Они публиковали голые цифры и факты в том виде, в каком они существовали. А статистики используют цифры как стройматериал – для постройки здания. Анализируют, ищут закономерности, забавные совпадения. Есенин находил интересные ходы и рассказывал о цифрах хорошим языком, делал статистику популярной и доступной. Цифры же могут быть скучными, а он их оживлял, опоэтизировал, привлекал к ним интерес».

При этом не все данные Есенина безукоризненны. А он и не настаивал: «Не семнадцать, а восемнад­цать? Эка важность, в следующий раз исправим. Зато идея хороша!» Нередко обращался к другим знатокам цифр и таблиц, а также прислушивался к тем, кто указывал на ошибки. Среди них был, например, Дмитрий Шостакович – не только крупнейший композитор XX века, но и большой любитель футбола и тоже фанат статистики.

Как-то раз Шостакович, прочитав очередную статью Есенина, обнаружил неточности и написал автору обо всех необходимых правках. Тот не разобрал почерк и подпись отправителя и чрезвычайно раздраженный позвонил по указанному в конце письма номеру. «Есть у вас старичок, интересующийся футболом?» – заявил Есенин. Женский голос ответил, что есть, и подозвал «старичка». Есенин долго с ним спорил, а в конце решил поинтересоваться фамилией. «Шостакович», – услышал он в трубке – и обомлел.

Вот некоторые из достижений Есенина в статистике:

• список всех матчей сборной СССР (с указанием порядкового номера);

• список ста игроков с наибольшим количеством матчей в чемпионате страны;

• создание «Клуба Григория Федотова», куда входят советские и российские футболисты, забившие за карьеру 100+ голов.

Кроме того, он написал ряда книг, в основу которых легли накопленные за много лет материалы: «Футбол: Рекорды, парадоксы, трагедии, сенсации», «Московский футбол», «Спартак» Москва» и «Футбол: Сборная СССР». 

Завоеванное признание хорошо иллюстрирует эпизод с сестрой Татьяной. В очереди за билетами в аэропорту ей с тяжелыми чемоданами помогал молодой офицер. Когда женщина, расплачиваясь, показала кассиру паспорт, офицер заметил фамилию и удивленно спросил: «Вы Есенина? Скажите, а вы не родственница футбольного статиста Константина Есенина?». Встретившись с братом, Татьяна рассказала обо всем и, смеясь, добавила: «Ты стал знаменитее отца». 

Читайте и слушайте поэзию Сергея Есенина в сервисе Яндекс Книги

Фото: РИА Новости; wikipedia.org

Реклама 18+. ООО «ЯНДЕКС МУЗЫКА»