«Я был в депрессии всю карьеру». Интервью-исповедь Тьерри Анри
Тьерри Анри пришел на подкаст The Diary of а CEO – получился двухчасовой разговор, похожий на сеанс с психологом. Француз поделился откровенными историями из детства.
«Не наделай ошибок, не создавай проблем». О родителях, которые отправились во Францию за мечтой
Я вырос в скромной семье – и для меня то время было лучшим, потому что у меня не было возможности сравнивать. Я вырос в атмосфере, когда на столе всегда есть еда – и этим мне как бы говорили: «Я люблю тебя». Эти чувства выражались не объятиями или словами.
Поскольку мои родители родом с Карибского бассейна (Гваделупа и Мартиника – заморские департаменты Франции), то переезд на континент был для них французской мечтой. В их голове сидело: когда приедешь во Францию, постарайся не допустить ошибок. Убедись, что ты хорошо говоришь по-французски и не говоришь по-креольски (традиционно в метрополии и даже в среде говорящих на креольских языках жителей преобладает пренебрежительное отношение к креольской речи как к неправильной, испорченной, непрестижной).
Убедись, что мы соответствуем, что про нас не подумают лишнего. Не делай этого, не делай того. Мы хотим сохранить дом, работу, мы не хотим, чтобы нас отправили обратно на Карибы. Для меня это было не так важно, потому что я родился во Франции. Но у них всегда была эта фраза наготове: «Смотри, не наделай ошибок. Я не хочу, чтобы кто-то говорил, что мой сын был таким-то. Не создавай проблем. Ты же знаешь, мы приехали сюда работать и жить лучше».
«Я путешествовал без путешествий». О районе из детства, в котором не хотел бы воспитывать детей
Это обычный район. Если я могу употребить слово «обычный» ко всему, что с ним связано: банды, наркотики, драки, счастье, разнообразие, разная еда, разные религии. Для меня это было лучшим способом понять, что такое мир. Как это соотносится с улицами, на которых растут мои дети? Ха-ха-ха-ха. На каких улицах? Это сад, там нет бетона. Я сделал все, чтобы они не росли в таких условиях.
Но лично я бы прошел через это снова, потому что такой опыт помог мне многое понять, научил взаимодействовать и сосуществовать с разными людьми. В моем классе учились люди с сенегальскими, малийскими, карибскими, североафриканскими, азиатскими, итальянскими, польскими, португальскими корнями. Я путешествовал без путешествий: как будто объехал весь мир, оставаясь в одном и том же месте.
«Когда я обнимаю маму, это кажется странным». О неумении выражать чувства
Родители развелись, когда мне было 7-8 лет: в какой-то момент папа ушел из дома. Он присутствовал на тренировках, играх или иногда заходил ко мне, но формально я рос с мамой. Даже когда они были вместе, я не видел много любви, привязанности, объятий. Я не жалуюсь, но любви и правда было немного. Я не знал эту эмоцию, а когда ты растешь в таком районе, это еще больше усиливает происходящее дома. Мне кажется, у нас говорилось больше о грубости и гневе: «Ты мужчина. Будь сильным. Не плачь».
Если у меня возникала проблема, я не знал, как начать разговор об этом. У меня просто нет такой опции. Даже сейчас, когда я обнимаю маму, это кажется странным. Я не знаю как с этим бороться. Осознавал ли я вообще это? Я понял только тогда, когда начал ходить в гости к другим семьям. Или когда разговаривал с кем-то и они тебе говорили, что обсуждают с родителями что угодно. Я такой: «Что?» Но пойми меня правильно: я не знал, что нужно разговаривать с людьми, чтобы чувствовать себя хорошо. Так что я не могу сидеть здесь и говорить, что тогда я этого хотел.
«Мы выиграли 6:0, я забил шесть голов. На обратном пути мы ехали в полной тишине». О жестких требованиях отца, которые помогли Тьерри как спортсмену, но не человеку
Когда отец впервые взял меня на руки, то сказал: «Этот ребенок станет невероятным футболистом». Он не сказал, что сын похож на него или не похож. Что у него большой лоб или губы. Он сказал, что этот ребенок станет потрясающим футболистом.
Можете представить, что произошло дальше. Он собирался исполнить пророчество. Я был запрограммирован на успех. Все остальное не имело значения. Он отправил меня на поле, когда мне было 5-6 лет, и с этого момента у меня появилась миссия – осуществить его мечту, доставить ему удовольствие. Не знаю, насколько сильно я любил играть в футбол, но знаю, что не ненавидел его. Это был совершенно не мой выбор. С другой стороны, посмотри, чего я добился.
Я знал, что единственный способ осчастливить отца – футбол. Это самое сложное, что мне когда-либо приходилось делать. Когда я был маленьким, отец никогда не говорил мне, что у меня хорошо получается. Мне нужно было его одобрение. Но он всегда говорил, где я промахнулся, что сделал не так. До недавнего времени я всегда хотел получать одобрение людей, потому что в детстве я этого не получал.
Некоторое время методы отца работали. Это позволяло мне не терять голову и говорить себе, что каждый день я должен становиться лучше. Но это не помогло Анри-ребенку. Это помогло спортсмену. Я ощущал счастье или грусть через других людей. Я не знал, что меня расстраивало или наоборот. Я был... не скажу мертвым, но мне было очень сложно выражать эмоции, не считая гнева и ярости.
Когда мне было 15, мы выиграли игру 6:0 – я забил все шесть голов. И на обратном пути мы ехали в полной тишине. Я мог определить настроение отца, даже не глядя на него. И решил разбавить обстановку болтовней. Он сказал: «Получается, ты счастлив?» Я не знал, что ответить. И он начал перечислять, где я провалился, не добежал и так далее.
Я не знаю, почему он это делал. Он никогда не читал, никогда не путешествовал. Он знал только один способ действий – тот, которому его научили. Если сравнить мое образование и его, это огромная пропасть. Не стоит обижаться на того, кто делает все возможное из доступных ему инструментов. Сегодня у меня не такой метод, как у него, в моей коробке больше инструментов. А у моих детей будет еще больше.
«Я хотел побежать за дочерью, но не смог». О решении завершить карьеру и адаптации к жизни после спорта
В тот день моя дочь была дома, в Нью-Йорке. Я более 10 лет страдал от проблем с ахиллом на обеих ногах. Я испытывал боль каждое утро, настоящую боль.
Боль не проходила весь день, болели оба ахилла. Иногда я чувствовал себя немного лучше, иногда хуже, но каждое утро мне было больно, днем, ночью, в течение 10 лет.
Итак, я был дома с дочерью. Она подходит ко мне вплотную, дотрагивается до меня и говорит: «Ты водишь!» И убегает. Я хотел побежать за ней, но не смог. Просто не смог. Я посмотрел на нее и сказал: «Эй, ты победила». А затем остановился и спросил себя: «Что ты делаешь?» Она побежала, а я не мог пошевелиться. Именно тогда понял, что больше не могу выносить боль.
Вот что это такое. Тебе нужно любить боль, чтобы быть спортсменом. Это реальность, тебе нужно любить боль. Если не получается, оставайся там, где ты есть. Я был в некотором смысле счастлив от того, что закончил. Люди прощались с игрой из-за травм или по другим причинам, а я ушел на собственных условиях. Я знал, что все еще могу играть, но перестал.
Правда, я не знал, что будет дальше. В 13 лет я покинул дом, чтобы попасть в Клерфонтен (главная футбольная академия Франции). Это оказывает влияние на человека, потому что у тебя нет нормального детства. Когда ты спортсмен, ты концентрируешься только на спорте: может быть трудно, но все понятно и расписано. Но когда карьера заканчивается, ты сталкиваешься лицом к лицу с проблемами и перестаешь чувствовать себя как дома.
Мы не привыкли к нормальной жизни, ведь у меня ее не было с 13 лет. Пойми меня правильно: я не жалуюсь, просто говорю как есть – спортсмены не приспособлены для жизни в этом мире. Эта часть меня [футбольная карьера] умерла и никогда не вернется. Певец может петь, а я больше не могу играть. Тебе придется смириться с этим, и это трудно.
«Я плакал почти каждый день без причины. Это слезы молодого Тьерри». О депрессии во время пандемии
Был ли я счастлив после удачных игр? Да, ненадолго, а потом все начиналось заново. Гаэль Клиши недавно вспомнил: «Тьерри, ты помнишь, что ты сделал однажды?» И он рассказал, что после чемпионского сезона с «Непобедимыми» он подошел ко мне и сказал, где будет вечеринка. Я ответил, что не собираюсь ни на какую вечеринку. Он сказал: «Но все идут». И получил такой ответ: «Да, но я не такой как все». Я остался дома, сказал, что концентрируюсь на Евро. Так что, как правило, я не получал удовольствия от игры. Правильно это было или нет? Не знаю.
Должно быть, всю карьеру я был в депрессии. Понимал ли я это? Нет. Я что-то с этим сделал? Очевидно, нет. Но я определенным образом адаптировался. Я очень долго лгал, потому что общество не было готово услышать то, что я хотел сказать.
Все нахлынуло разом, особенно во время ковида. Я знал это и раньше, но я лгал себе. Чтобы убедиться, что эти чувства не зашли слишком далеко, я надевал «накидку». Но когда завершаешь карьеру игрока, ты больше не можешь надеть эту «накидку».
Мы склонны убегать от проблем вместо их решения, это то, что мы делаем постоянно. Мы стараемся чем-то занимать себя, стараемся избежать проблемы или не думать о ней.
Случился ковид, и я спросил себя: «Почему ты бежишь, что ты делаешь?» Я был изолирован, и мне было тяжело не видеть детей в течение года. Мне даже не нужно это объяснять.
Что-то подобное должно было случиться со мной, чтобы я понял, что такое уязвимость, эмпатия, слезы. Понять, что эмоции – это эмоции. Что гнев – это нормально, но не нужно становиться озлобленным. Что зависть – это нормально, но не нужно быть завистником.
В пандемию я плакал почти каждый день без причины, слезы текли. Не знаю почему, но, возможно, они очень долго ждали. Я смотрел фильм, в котором даже нет ничего грустного, но плакал. Не знаю, нужно ли это озвучивать. Это было странно, но в хорошем смысле. Были вещи, которые я не мог контролировать и даже не пытался.
С детства дома или на работе говорят: «Не надо быть таким, не показывай уязвимость. Если ты заплачешь, что о тебе подумают?» Я плакал, но на самом деле это плакал молодой Тьерри. Он плакал из-за всего, чего не получил.
***
История Анри напомнила ведущему подкаста о грустной статистике: «Каждые 90 минут в Великобритании кто-то совершает самоубийство: 76% из них мужчины, на каждую смерть приходится 25 попыток. Самые распространенная причина смерти мужчин в возрасте до 45 лет – самоубийство».
После услышанного Анри сказал: «Не хочу звучать как сексист, но я должен сказать, что быть мужчиной нелегко. Это настоящее давление, и статистика подтвердит это.
Я не пытаюсь сказать, что думал о чем-то подобном [самоубийстве], нет. Но меня спасли дети. После пандемии нам разрешили вернуться домой (Анри тогда тренировал «Монреаль»). В какой-то момент я собрал вещи и собрался уезжать. Положил сумки, собирался прощаться и увидел, что все плачут: от няни до детей. Помнишь, я говорил, что в детстве никогда не чувствовал любви от близких, кроме того, что у нас была еда?
И здесь маленький Тьерри почувствовал это: о, они видят меня. Не футболиста, заслуживающего почестей, а человека. Они плакали не из-за спортсмена, а из-за меня. Маленький Тьерри почувствовал, что такое любовь. Я поставил сумки на пол и ушел из «Монреаля». Дети любят Тьерри. Не Тьерри Анри. Вот почему я остался дома. Я не знаю, что случилось бы со мной в психологическом плане, если бы я уехал. Но тот день для меня особенный».
Величие Тьерри Анри. Зидан называл его самым техничным в истории
Фото: Gettyimages/Minas Panagiotakis, Stuart MacFarlane / Kontributor, Ben Radford; instagram.com
Гораздо проще стать инженером, чем спортсменом.