Большое интервью Павла Маслова
«МЫ ЕЩЕ НЕ В ФИНАЛЬНОЙ ТОЧКЕ, НО ИГРА "СПАРТАКА" СМОТРИТСЯ!» / ПЕРЕД МАТЧЕМ С «ФАКЕЛОМ» НАШ ЗАЩИТНИК ПОДРОБНО РАССКАЗАЛ О СВОЕМ ДОЛГОМ ВОССТАНОВЛЕНИИ ОТ ТЯЖЕЛОЙ ТРАВМЫ, ПОРАССУЖДАЛ О ЗНАЧЕНИИ ПОНЯТИЯ «ТАКТИЧЕСКИЙ ХАМЕЛЕОН», ОБЪЯСНИЛ, ЧЕМ ЕГО ПРИВЛЕКАЕТ «ФОРМУЛА-1» И ПОЧЕМУ РАЗОЧАРОВАЛА FIFA.
«ТРОЙКА» ЗА МАТЧ С «УРАЛОМ»
— Концовка матча с «Уралом» получилась эмоциональной. Соболев даже в свой день рождения не забыл снова пошутить, что у него не 42, а 43 гола за «Спартак». А тебя долго не отпускало чувство несправедливости?
— Я к этому сразу отнесся спокойнее. Не вижу смысла думать о том, чего уже не изменить.
— А как оценил матч с точки зрения своей игры?
— Давно не принимал участия в официальных встречах, при этом вышел на замену в экстренной ситуации. Поставил бы себе за матч «тройку».
— Джикия пропускал игру из-за дисквалификации, и, когда ты заменил Чернова, ваш дуэт с Дуарте в центре обороны получился объективно экспериментальным. Как тебе игралось с Алексисом?
— Дуарте не владеет английским, я не знаю испанского, поэтому общались междометиями и на языке жестов. Судя по тому, что пропустили два мяча, получилось не очень. Но хочу отметить, что Алексис старается поскорее освоиться в новой для себя среде, это видно. А я, со своей стороны, выучил пару испанских слов. Слева — izquierda, справа — derecha.
— Нам снова предстоят матчи с «Уралом», на этот раз в Кубке. Что нужно исправить, чтобы добиться лучшего результата?
— «Урал» — хорошо организованная команда, которая точно знает, чего хочет: обороняется низким блоком, использует длинные передачи, опасна на контратаках. Не думаю, что в Кубке их игра изменится.
Ну а нам нужно использовать свои моменты. И нельзя пропускать такие простые голы, как в случае с мячом Бикфалви. Не было никаких предпосылок для такого развития событий, когда игрок «Урала» убегал по флангу. Я задержался, соперник избежал попадания в офсайд, а потом последовала продольная передача и удар с линии вратарской… Слишком просто.
— А что скажешь о «Факеле»? Нас ждет уже четвертый за сезон матч против воронежцев.
— Четко прослеживается главная идея команды — играть дисциплинированно и компактно. Да, возможно, без прессинга и резких выдвижений, но они ждут ошибок соперника. «Факел» проповедует «простой» футбол с двумя нападающими, которые борются за все мячи. Даже за те, что нельзя сохранить. За счет этого стараются выжать свой результат.
— Твоя родная Тюмень — далеко не самый теплый регион России, так что к холоду ты привык. Но не рановато ли возобновлять сезон в двадцатых числах февраля?
— Конечно, при отсутствии еврокубков мы могли бы стартовать позже. Если взять, например, матч с «Уралом», то на поле температура переносилась довольно комфортно. Но каково болельщикам на трибунах? И не стоит забывать о полях. Это своего рода живой организм. Когда мы играли ответный матч Кубка дома, газон был хороший. Но погода не позволяет траве расти оптимально, чтобы дерн держался. Если бы мы начинали позже, при более щадящих погодных условиях, думаю, поля дольше находились бы в хорошем состоянии. А это, конечно, напрямую влияет на качество футбола.
«ТАКТИЧЕСКИЙ ХАМЕЛЕОН» — ЭТО НЕ ПРО СХЕМЫ
— В начале сезона одной из своих задач Абаскаль назвал превращение команды в «тактического хамелеона». Как ты понимаешь эту идею?
— Мне кажется, многие вложили в слова Гильермо несколько иное значение. Речь не о том, что команда должна иметь возможность играть в три центральных защитника, потом в два, дальше с ромбом, после этого с тройкой или двойкой в нападении. В моем понимании суть иная. Можно все время использовать, к примеру, схему 4-4-2, но игра будет смотреться совершенно по-разному за счет движения и идей. Должна быть одна основная линия: доминирование, прессинг, контроль мяча, взаимозаменяемость. То есть футбол должен быть «ртутным».
Некоторые команды используют одинаковую формацию, но их футбол от матча к матчу кардинально меняется. Думаю, привязка к схемам уже становится архаичной. Есть определенные стереотипы: например, игра в пять защитников — это оборонительный стиль, хотя зачастую команды таким образом становятся более атакующими. Или наоборот: посмотрите на «Атлетико» Симеоне, который серьезно защищается, действуя по схеме 4-4-2.
— Насколько наша команда близка сейчас к превращению в «тактического хамелеона»?
— По моему мнению, футбол «Спартака» серьезно поменялся. Существующая идея куда более сложная и в понимании, и в исполнении, чем задача сделать длинную передачу на высоких нападающих и смотреть, что из этого выйдет. На такой футбол можно перестроиться в течение недели. А нам нужно постоянно находиться в движении и на три–четыре шага вперед понимать, что сделают партнеры. Процесс идет, мы явно не в финальной точке, но игра «Спартака» смотрится даже сейчас — с учетом непростых погодных условий и качества полей. У нас постоянно есть желание играть активно, много двигаться, быть взаимозаменяемыми и готовыми предложить друг другу несколько вариантов для принятия решений.
— В этом сезоне нередко случалось так, что два тайма в матчах получались слишком разными. С чем ты это связываешь?
— Нет единой причины. Все зависит от конкретной игры. В любом случае мы еще довольно молодая команда, которой где-то может не хватать стабильности. И нужно помнить, что иногда, выбирая «сложный» футбол, можно перемудрить. Особенно когда соперник максимально упрощает игру.
Конечно, нужно стремиться к грандам и их духу победителя: они всегда «добивают», не останавливаются даже на четырех, пяти, шести мячах. Но если внимательно взглянуть, не так много клубов в мире имеют подобную ДНК. Зачастую команды, тотально доминируя, забивают один гол и «садятся»; рисунок игры довольно сильно меняется. В такие моменты никогда нельзя забывать о сопернике. Одна команда «откатилась», ты имеешь много пространства и используешь свои сильные стороны, получаешь удовольствие, ловишь кураж… Но потом соперник пропускает мяч и... оп! — та же команда начинает действовать совершенно по-другому, выдает вещи, которых ты от нее вообще ждал, что опять же меняет рисунок игры.
«АБАСКАЛЬ СКАЗАЛ, ЧТО РАССЧИТЫВАЕТ НА МЕНЯ»
— До твоей травмы «Спартак» играл в основном по схеме с тремя центральными защитниками, теперь мы чаще действуем с двумя. Тебе легко дался этот переход?
— Чувствую себя одинаково комфортно. Основная разница — в объеме движений и моем функционале. При игре в три центральных приходилось намного больше двигаться. Тогда мы, по сути, оборонялись втроем и нужно было перекрывать всю линию, при этом чаще подключаться вперед, совершать забегания.
— С учетом игры в два центральных, конкуренция за место в составе возросла…
— Она осталась прежней. Раньше было шесть кандидатов на три места, теперь — четыре на два.
— Однако в прессе писали, что ты рассматривал вариант ухода в аренду, но Гильермо Абаскаль убедил тебя остаться. Так и было?
— Да. К сентябрю я вернулся в общую группу после года восстановления, но отголоски травмы и боли оставались. Не мог полноценно двигаться, часть движений доставляла дискомфорт. Понимал, что мое тело не в нормальном состоянии. Просидел в запасе несколько матчей и пришел к тренеру, чтобы узнать его мнение о сложившейся ситуации. Он сказал: «Есть конкуренция, но я вижу твою работу, рассчитываю на тебя и считаю, что тебе лучше остаться здесь».
— На этом тема была закрыта?
— В последующем общались только на футбольные темы. Например, когда я попробовал себя в роли комментатора, а матч был с участием не чужой для Гильермо «Барселоны». Мне опыт очень понравился.
— Что было самым сложным?
— Уровня погружения в тему хватало, но часто матчи проходят не в обоюдоострой борьбе: игра подолгу статична, никакого экшена не происходит. В такие моменты комментатор должен уметь заполнять пустоту, но так, чтобы не уходить в дебри и не нести ерунду. Для меня в этом плане топ в своей сфере — Алексей Попов, который много лет комментирует «Формулу-1». За счет тембра, слога и интересных околоспортивных фактов он увлекает зрителя в паузах, которых в многочасовых гонках предостаточно.
«ФОРМУЛА-1» ВМЕСТО АПЛ
— Как часто тебе удается смотреть международный футбол, чтобы подпитывать свою базу комментаторских знаний?
— Заметно реже с тех пор, как начались сложности с доступом к трансляциям. Например, до английского чемпионата теперь сложно добраться. Пиратские трансляции — так себе решение, к тому же они не радуют качеством картинки. Поэтому сейчас ограничиваюсь Лигой чемпионов.
Кроме того, когда восстанавливался от травмы, в какой-то момент понял, что переизбыток футбола не дает полноценно отвлечься и разгрузить голову. А это риск перегореть. В жизни нельзя концентрироваться только на чем-то одном.
— И чем сейчас занимаешь это освободившееся время?
— Больше гуляю, читаю, люблю квесты и стараюсь саморазвиваться. Ну и в компьютер играю. Только опять же не в FIFA, потому что она стала игрой, где для достойного уровня своей команды ты должен либо вкладывать много реальных денег, либо отдавать ей вообще все свободное время. В этом плане Counter-Strike и Dota кажутся мне честнее: там нельзя просто взять и купить себе преимущество. А еще я как раз увлекся «Формулой-1».
— Чем тебя привлекли «королевские гонки»?
— Все началось, когда посмотрел на «Нетфликсе» сериал «Формула 1: Драйв выживания». Причем первые сезоны были только с субтитрами, это стало отличной практикой английского. Если говорят, что футбол — это спорт больших денег, то «Формула-1» — огромных денег. Не секрет, что это спорт для богатых, и мне было очень интересно узнать, как устроена психология изнутри. Ведь там в порядке вещей не взаимоуважение, а нескрываемое желание показать, что именно ты лучший. Это борьба индивидуальностей даже внутри одной команды. А еще затянуло то, насколько много деталей учитывается при подготовке машин.
— Кто твой фаворит в «Формуле»?
— Мне всегда нравился «Ред Булл», но сейчас это прозвучит ужасно, потому что команда претендует на третье подряд чемпионство. Буду выглядеть как классический глорихантер. Так что назову Ландо Норриса из «Макларена». (Смеется.)
ОСОБЕННЫЙ АНГЛИЙСКИЙ МОЗЕСА
— Ты неплохо знаешь английский язык. О чем говорите с Мозесом, раз ты стал реже смотреть Английскую Премьер-Лигу?
— А Вик сам вообще футбол не смотрит, как мне кажется. Мы больше говорим о жизни, хотя мой уровень английского не настолько прекрасен, чтобы я мог подискутировать на любую тему. Но я старался общаться с легионерами еще до прихода Мозеса: важно было преодолеть барьер и избавиться от страха говорить. Ведь на деле оказалось, что главное — пытаться. Если что, половину накидаешь жестами. Через живое общение словарный запас расширяется нереально. Но английский Виктора отличается от привычного нашему уху, у него «уличный» лондонский акцент. Поначалу мне нужно было минуты три послушать Мозеса, чтобы уловить хоть что-то. Зато минут после пяти думаешь: ого, ну я в порядке, начал понимать!
— У Пола Эшуорта, наоборот, классический английский.
— Да, так и есть. Но самое классное, когда он начинает говорить по-русски! Как будто герой из нашего ситкома, который пытается имитировать британский акцент. Вообще, Пол веселый, открытый и улыбчивый человек. Абсолютно точно не угрюмый. Может пошутить, чтобы разрядить обстановку. Он ненавязчив, с ним комфортно и легко. Нет ощущения, что перед тобой «биг босс». При этом он, конечно, не такой резкий и шебутной, каким был Лука Каттани.
— На днях вы с Бальде, Классеном и Литвиновым провели время за игрой в падел-теннис. Чья это была идея?
— Предложил Руслан. Классная подвижная игра, при этом порог входа в нее явно ниже, чем в большом теннисе: не нужно настолько владеть техникой. Мы увлеклись паделом на сборах, играли в дни восстановления после товарищеских матчей. Оптимальный вариант. Просто в России он пока не так популярен.
— После твоей тяжелой травмы не было рекомендаций быть аккуратнее с нефутбольными активностями?
— Никаких ограничений нет. На тренировках я в полном объеме выполняю все необходимые упражнения, включая прыжки и работу с весами. Просто стараюсь до и после занятий дополнительно уделять внимание своей индивидуальной программе. По большому счету сейчас меня ничего не беспокоит. Ну разве что колени ломит, когда погода резко меняется.
— Что за индивидуальная программа?
— Для укрепления и стабилизации. Базовые моменты, которые прописал для меня доктор из финской клиники. Я продолжаю постоянно выполнять эти упражнения, ведь именно они помогли мне избавиться от большей части болей. Думаю, это еще и психологический момент, потому что я даже не хочу представлять, что будет, если я вдруг брошу эту программу.
«САМЫМ СЛОЖНЫМ ПРИ ВОССТАНОВЛЕНИИ БЫЛО НЕ ВИДЕТЬ ПРОГРЕССА»
— Ты проходил курс реабилитации в Финляндии, но год назад сотрудничество с клиникой резко оборвалось. Это усложнило процесс восстановления?
— Конечно, усложнило. Спасибо нашему медицинскому штабу, который делал все возможное, но у меня была довольно редкая травма сухожилия, и поначалу лечение шло муторно, сопровождалось сильными болями.
После зимнего сбора с Ваноли я поехал в финскую клинику. Буквально за две недели там произошел серьезный скачок, и я стал чувствовать себя намного лучше, хотя до этого меня уже посещали мысли, что, например, никогда больше не смогу полноценно присесть.
Когда уезжал домой, мы договорились, что продолжим работу в Москве, уже на поле, с мячами. Доктор должен был приехать из Финляндии неделей позже. Но в конце февраля он сообщил, что его визит в Россию теперь невозможен. Не знаю, как бы оно в итоге сложилось. Но, думаю, минимум полгода я из-за этого потерял.
— Чем так хороша эта финская клиника?
— Она имеет богатый опыт работы именно с такими специфическими повреждениями. Даже далекие от медицины люди уже представляют, что такое разрыв крестообразных связок. А тут речь о сухожилиях, где при восстановлении нужен особый подход.
Когда я вернулся в Москву и стал самостоятельно выполнять эти упражнения, то выглядел со стороны очень странно. Например, ходил по залу на носочках, потом — на стопах, подняв пятки, согнув колени, при этом максимально медленно, растягивая каждый шаг. Помню, Ваноли смотрел и явно не понимал, что я делаю. Смотрелось легко, но Паоло попробовал — и с ходу выполнить такое не смог.
— Сложно было осознать, что именно тебе досталась такая редкая травма?
— Конечно, было неприятно. Но я понимал, что в этом есть и моя вина. Мне в то время хотелось играть, боялся упустить возможность. Вероятно, двух недель паузы было бы достаточно, чтобы избежать дальнейших проблем. А я терпел больше полугода.
— Твой агент Герман Ткаченко рассказывал, что на определенном этапе речь шла даже о возможном завершении карьеры. Что помогло тебе не сдаться в той нижней точке?
— Мысли о завершении карьеры меня не посещали, но ситуация в определенный момент действительно была очень тяжелой. Конкретную нижнюю точку не назову, но самым сложным было упереться в стену. Поначалу сроки лечения были совсем размытые. Доктор сказал: «Потребуется от пяти до девяти месяцев». Конечно, я был уверен, что вернусь за пять. На энтузиазме тренировался, тренировался… Дома, на базе. Сказали, что на первом этапе нужно заниматься не больше четырех раз в неделю. Но я настаивал, что нужно пять, шесть тренировок. И не по три часа, а по пять. Пахал и поначалу видел прогресс. А по факту это пошло только во вред…
В какой-то момент я вдруг уперся в то, что не мог сделать какие-то элементарные вещи. То есть прошло полгода, а у меня даже не получалось ходить не хромая. Тело просто уже не возвращалось к своим прежним возможностям.
Меня не угнетала монотонность работы, потому что я изначально принял эти правила. Во многом это вопрос самодисциплины. Наверное, мне было бы легче осознавать: здесь я не довел до конца, тут недоработал. Тогда хотя бы можно было винить себя и искать причины в этом. Но вот когда ты месяцами честно все выполняешь, правильно питаешься, соблюдаешь режим, дополнительно тренируешься, а все равно стоишь на месте — это очень тяжело.
— Кто из близких особенно помогал в этот период?
— Моя семья и девушка. Мне прооперировали две ноги сразу, но с правой ситуация была сложнее. Первый месяц я ходил в ортезе, и вся работа заключалась в том, что нужно было постоянно поднимать одну ногу, а другую — «морозить». Ты толком не можешь двигаться, заниматься элементарными бытовыми вещами. Одна нога не выпрямляется, вторая перемотана… По большому счету ты как обуза. И я очень благодарен своей девушке за то, как мы прошли этот тяжелый период. В такие моменты и проверяются отношения, как мне кажется. Для меня самое ужасное — это проявление жалости. И моей девушке удалось сделать так, что я подобного не ощущал. Прекрасно осознавал всю степень помощи, но при этом не чувствовал себя якорем.
«ТЕПЕРЬ ПОНИМАЮ, ПОЧЕМУ ЖЕЛАЮТ СЧАСТЬЯ И ЗДОРОВЬЯ»
— Когда и как случился прорыв?
— Эта поездка в Финляндию была как огромный глоток свежего воздуха. Я поверил, что какие-то положительные сдвиги возможны. Обратно вернулся с ощущением, что стал другим человеком. И вот мы уже продумываем дальнейшую работу, прикидываем примерные сроки… И тут — бах! Финны отказываются продолжать работать из-за невозможности приехать в Москву.
Да, они расписали программу, я начал ее выполнять, но понял: не то. Снова начался процесс стагнации. Зачастую шли методом проб и ошибок. Искали со спартаковскими врачами разные варианты и в итоге выбрали то, что помогало и избавляло от боли. Да и все-таки время лечит. Каждый искренне старался помочь мне. Но, возможно, сейчас мы действовали бы по-другому, потому что тогда для всех этот процесс был в новинку.
— Ты вышел на поле спустя 447 дней после предыдущего официального матча. Задумывался, насколько это внушительный срок по меркам не только футбольной, но и обычной жизни?
— Прошел огромный период времени, по-другому не скажешь. Этот отрезок пришелся на «золотые» молодые годы, когда тело позволяет тебе работать практически на износ, прогрессировать. К тому же команда участвовала в еврокубках, за это время сменились два тренера, с которыми мне так и не удалось поработать, перенять их футбольный опыт и какие-то элементы человеческого общения. Да, конечно, я был рядом с командой. Но, по сути, моим коллективом в течение полутора лет был медицинский штаб. Да и завоеванный Кубок России, считай, прошел мимо: на этом празднике жизни я был пассажиром. Но в тот момент, когда вернулся в игру, ощутил удовлетворение от того, что все-таки смог это сделать. Можно назвать это победой.
— Насколько ты сейчас в оптимальной форме, по собственным ощущениям?
— Не могу сказать, что на данный момент эта история окончательно ушла в прошлое. Понимаю, что мое тело уже не будет прежним и что нужно заново заслужить место в стартовом составе. Тогда, в том числе при постоянной игровой практике, организм позволит минимизировать последствия травмы. Если говорить исключительно о «физике», то вернулся к своим оптимальным кондициям процентов на восемьдесят.
— Когда возвращался на поле, были какие-то страхи или психологические блоки?
— Абсолютно нет. При этом я теперь по-другому оцениваю значение футбола в своей жизни. Раньше всегда смеялся, когда на праздниках желали «счастья, здоровья». А оказалось, что это хоть и банально, но очень жизненно. Здоровье и счастье — это неразрывные величины. Ты можешь полноценно двигаться, и это уже огромный повод для радости!
