69 мин.

Василий Конов – новый босс «Матч ТВ». Головин спросил у него про работу на Дмитрия Киселева, завтрак с Заремой, корпоратив с Лепсом и инсайд про смерть Пеле

375

Очень веселая жизнь. 

Василий Конов – журналист, медиаменеджер, автор телеграм-канала K/On/Off (22к подписчиков). Он пришел в профессию в 1990-х и с тех пор поработал на радио («Маяк», «Радио 101», «Наше радио»), ТВ (Первый канал, «Матч ТВ»), в информагентстве («РИА Новости») и даже в печатной прессе («Звенигородские ведомости», «Русский Newsweek»).

В подмосковной газете Конов начинал интервьюером, на Первом вел «Футбольное обозрение», «Время футбола» и был корреспондентом, в РИА рулил спортивной редакцией.

В сентябре 2015-го Конов должен был стать главным редактором еще не запущенного «Матч ТВ», но отказался от должности из-за расхождений во взглядах с руководством. Через шесть лет случился камбэк. В сентябре 2021-го Василий возглавил агентство спортивной информации «Матч+», а уже через полтора месяца пошел на повышение. С 1 ноября 2021-го Конов – заместитель генерального продюсера «Матч ТВ».

Это интервью – не про «Матч» (всего несколько вопросов из сотни), но все равно стоит того, чтобы вы дочитали его до конца.

Интервью с Листьевым в 14 лет (тот сказал, что боится смерти), съемки у Сергея Бондарчука на Красной площади

– Помощник нянечки в детском саду, сборщик трав и еще куча работ. Почему все это было в твоей жизни?

– Многие работы – это летние каникулы, когда нечего делать. 

Травами занимались почти все школьники. Мы собирали подорожник, но самое дорогое – липовый цвет, на нем можно было больше всего заработать. Помощник нянечки – тоже летняя работа время от времени. Я таскал еду из кухни в группу: огромные чаны с супами, картофельным пюре и другими блюдами.

Еще была продажа яблок. У нас в саду росло много яблонь, все варенья сварены, банки с компотами закатаны, а яблоки все идут и идут. Девать некуда. Тогда я просил разрешения у родителей и ходил на рынок их продавать. Абсолютно сознательно давил на жалость: вокруг стояли матерые взрослые, а я, школьник, вставал в самое начало рядов, и покупатели думали: «Блин, выходной день, бедный ребенок. Надо быстро у него все купить, чтобы он пошел отдыхать». Я не сбрасывал цену – она была такая же, как и у остальных. Но осознание того, что надо ребенка отпустить домой, сильно било на психику. Особенно на сердобольных женщин в годах.

Первая постоянная работа – хлебозавод. Я еще учился в школе, поэтому меня нельзя было оформить как рабочего цеха. Оформили как сборщика упаковки. Работал с 16 часов до полуночи – то есть отучивался и отправлялся в восьмичасовую смену на курабье. Засовывал в печь печенье, смотрел, чтобы не сгорело, потом вытаскивал. Во время перекуров выходил на свежий воздух и одноклассникам выносил печенье в карманах.

Работа на хлебозаводе закончилась весом в 120 с лишним килограммов, с которым я долго боролся. Я рос в бараке при заводе, естественно, все заводские девушки меня знали и говорили: «Вася, вот тебе бисквитик с кремиком, вот тебе это, то». Так продолжалось, пока после окончания школы не понял, что на пятый этаж без лифта не могу подняться без двух остановок. Когда сделал две остановки, решил, что пора заканчивать. За девять месяцев сбросил больше 40 килограммов на раздельном питании, полном отказе от мучного, алкоголя и еды после шести вечера. Плюс три-четыре раза в неделю ходил в спортзал.

– Как ты попал в журналистику?

– После хлебозавода написал для «Звенигородских ведомостей» заметку о школьном КВН. Главный редактор Олег Юрьевич Краснов предложил сделать для газеты что-то еще. Я сказал: «Давайте я сделаю интервью с Листьевым» – «Психиатрическая больница чуть выше улицей». Но я сделал.

Тогда не как сейчас: просто звонишь и договариваешься. Тогда я позвонил 09 – во всесоюзный справочный узел. Узнал телефон справочного центра «Останкино». В «Останкино» выяснил телефон телекомпании «ВИД». Там мне дали номер приемной Листьева. В приемной милая девушка все записала и сказала, что перезвонят. Я уже в 14 лет понимал, что в большинстве случаев эта фраза означает «идите туда-то и туда-то». Но как-то возвращаюсь из школы, мама улыбается: «Позвонили, спрашивали Василия Анатольевича. Я сказала, что здесь таких нет, но потом вовремя сообразила, что один все-таки есть». И передала мне телефон помощника секретаря Листьева с датой и временем, когда меня ждут в «Останкино».

Главный редактор «Звенигородских ведомостей» учился вместе с Владом, но они не общались. Когда узнал, что интервью все-таки будет, попросил передать привет. Дал мне свой диктофон, показал, на какие кнопки нажимать, и отправил.

Мы очень хорошо поговорили. Что меня поразило и до сих пор поражает: к главной звезде российского телевидения приезжает 14-летний пацан. Это первое задание, он представляет городскую газету, издававшуюся каким-то смешным тиражом. И звезда, увидев ребенка, общается с ним на равных. Мы говорили полтора часа.

– О чем ты спрашивал?

– У меня осталось то интервью целиком – прямо газета. Там абсолютно кликбейтный заголовок, даже сейчас идеальный: «Первую брачную ночь я провел в ресторане».

Само интервью про то, как он нашел Якубовича, правда, потом я это выкинул. Про то, как сам начинал, про отношение к жизни. Вот вопросы: «Как вы работаете?», «Кто вы по убеждениям?», «Вы пьете?», «Как вы относитесь к конституционному суду?» Не знаю, зачем мне в 14 лет знать про конституционный суд.

«Вы богатый человек?» – «Нет. У меня нет дачи, нет квартиры. Я живу в гостинице». Дальше в скобочках: «Когда номер верстался, стало известно, что Листьев купил себе квартиру, с чем мы его и поздравляем».

Потом задним умом я понял, что надо было оставить последний вопрос, который не вошел. Но ответом он показался настолько банальным. Да и вопрос банальный: «Чего вы боитесь?»

– И чего он боялся?

– Смерти. Но мне надо было подогнать объемы под газетную полосу, поэтому и сократил.

После интервью с Листьевым мне сразу предложили стать заведующим отделом. Выделили 0,75 ставки, официально трудоустроили, дали персональную рубрику «Гостиная». Для нее я делал интервью, например, с Ксенией Стриж. Мне она впервые сказала настоящую фамилию. Так оказалось, что ее папа озвучивал «Утиные истории», которые я смотрел каждые выходные. Потом был Дмитрий Крылов из «Непутевых заметок». Он рассказал невероятную историю рождения – чуть ли не в какой-то шторм в лодке.

– В твоей биографии есть три роли в кино: «Счастливы вместе» и «Около футбола» – во взрослом возрасте, и «Борис Годунов» – в детстве. Как ты попал к Сергею Бондарчуку?

– Позвали от музыкальной школы, потому что нужны были дети с музыкальным образованием. Правда, у меня его не было – я не учился в музыкальной школе. Случайно услышал, что набирают детей, когда одноклассница рассказывала. Ее мама работала в музыкальной школе. Я сказал: «Блин, я что, не спою там? Возьмите меня».

Потом выяснилось, что петь не надо, платят 12 рублей за смену при средней зарплате в стране в 120 рублей. И мы поехали. Первый съемочный день проходил у храма Василия Блаженного на Красной площади. Детей привезли для массовки, и это было ужасно. Нас забрали из Звенигорода в 5 утра, в автобусах переодели в какие-то лохмотья, измазали лица грязью или какими-то красками. Дальше было адское количество дублей, при этом я не понимал, в чем проблема. Делаем одно и то же: просто бегаем – снимали сцену, как дети крадут копеечку у юродивого.

На следующий день снимали уже в Звенигороде. Вспоминая первый день, я сказал: «Да я за эти ваши 12 рублей еще раз так не буду». И не пошел на съемки.

Смешно, но наша смена в финальный монтаж не попала.

Трупы на стадионе за Белым домом, эксклюзив с Борисом Березовским

– Ты поступил на журфак, но не тащился от спорта. Тебе нравилась музыка?

– Скорее кино. И сначала я на журфак не поступил. Принес документы, комиссия посмотрела на Листьева, Крылова, Догилеву и спросила: «А чего вы сюда идете?» – «Корочки-то нужны».

Все прошло нормально, кроме сочинения, за которое я получил 5/2. Так я пошел в эколого-политологический университет, где сильно разочаровался. В первый же месяц понял, что это какая-то профанация, лучше эти деньги буду тратить на репетиторов. Ушел оттуда, взял репетиторов по русскому языку, стал готовиться к поступлению.

Но за месяц в том вузе я познакомился с девочкой, которая в первый раз отвела меня в театр. За это ей огромное спасибо. Первый спектакль был «Поминальная молитва» в Ленкоме с Пельтцер, Леоновым и Абдуловым – то есть золотой состав. У меня просто отвисла челюсть, я долго приходил в себя.

Второй поход – на «Анюту» в Большой театр, где танцевала Максимова. Получилось, что я сидел рядом с мамой Максимовой. Хотя только потом уже понял, кто та женщина, которая никуда не отпустила меня в антракте и рассказывала, что было в первом действии и что будет во втором.

Через театр появилось кино. Когда все-таки поступил на журфак, я пошел на «Радио 101», где у меня появилась программа «Новости кино».

– Но до этого ты работал на «Маяке».

– Очень коротко. Получилась не очень красивая история. Заболела моя подруга, которую нужно было подменить на «Кубке Кремля». Я подменил, и Борис Борисович Губин, который тогда возглавлял спортивную редакцию «Маяка», сказал: «Слушай, ты так хорошо сделал, пусть твоя подруга продолжает болеть, а ты выходи к нам на работу». Я вышел и понял, что на 100% далек от всего этого. Плюс у меня очень сильно стопорится процесс, если я понимаю, что все получается. Из-за этого сразу пропадает интерес.

И тут появилась возможность попробовать себя на коммерческой станции. Тем более по деньгам выходило сильно выгоднее. После 100 долларов на «Маяке» мне дали 600 долларов на «Радио 101». С них я потом на тысячу уходил на Первый канал. 100 платил за квартиру, остальное шло на жизнь. Плюс командировочные, которые не успевал тратить. Были моменты, когда приезжал домой только забросить грязное белье, взять с собой в новую командировку чистое, смонтировать сюжет и поехать дальше.

– К радио и ТВ сейчас вернемся. Первые «Кубки Кремля» – какими ты их запомнил? 

– Это фантастика. Из Москвы ты попадал в другой – западный – мир. У журналистов всегда еще был доступ в деревню между кортами. А там «Баскин Робинс», рестораны с уровнем сервиса, который соответствует теннисистам. В эти рестораны нам давали талончики на питание. Или ты шел рядом с трибунами, а мимо тебя проходил Ельцин с женой. Сейчас представить такую ситуацию практически нереально. Тогда ты думал: «Ну, Ельцин. И что такого?»

– Самая невероятная история с радио?

– Шаинский, конечно (Владимир Шаинский – композитор, автор песен про Чебурашку, Крокодила Гену, Чунга-Чангу, Мамонтенка – Sports.ru). Суть в том, что я поехал на перформанс режиссера Ганина, который ставил порно-спектакли. В одном из них участвовал Шаинский: по сцене носились женщины с огромными грудями, а он в плавках непринужденно катался вокруг на детском велосипеде.

Это такая психологическая травма! Причем об этом мне нужно было рассказать в выпуске новостей: произнести подводку к репортажу Нади Жуковской. Я начинал читать и понимал, что у меня истерика, как только произношу «Шаинский». Прочитал только с четвертого раза – через три песни и рекламу.

Из тех времен запомнился и обстрел Белого дома. Мы с ребятами приехали из любопытства посмотреть и проходили через стадион, на котором играл «Асмарал». У стены стадиона лежали накрытые трупы, видно было только ноги. В этот момент пришло понимание, что это не просто телевизионная картинка с танками, которые стреляют по Белому дому, а что-то более серьезное. Я тогда на память отломал кусок колючей проволоки, которая валялась вокруг. Но потом выкинул.

– Трупы на стадионе до сих пор считаются легендой. А ты серьезно их видел?

– Да, ноги из-под брезента. После той ситуации у меня какой-то журналистский иммунитет выработался. Я воспринимаю все как работу, не поддаюсь эмоциям.

Это помогло, когда я столкнулся с Березовским. Как все получилось: московский кинофестиваль, 1994-1995 год. Я приехал на очередной пресс-показ. После него записал Литвинову и Дапкунайте, Меньшиков отказал. Я все равно был довольный, пошел на Пушкинскую, спускался по лестнице, чтобы зайти в метро. Навстречу бежал Березовский с охранником. Абсолютно на автомате, такая вот журналистская штука, я сказал: «А можно пару вопросов?» – «Да».

Я какую-то ерунду спрашивал, сейчас даже не вспомню, о чем. Но помню, когда я пришел на радио и сказал службе информации, что у меня есть Березовский, практически весь выпуск брейкингом шел он. В тот день агентства ссылались на «Радио 101», чего до этого никогда не было.

Кино – вообще отдельная тема. С ним ты входил в клуб журналистов, которые получали приглашения на открытие и закрытие фестивалей с возможностью пройти по красной дорожке. Как-то по этой теме я приехал в «Метрополь» на завтрак к Пьеру Ришару. Он спустился с девушкой, с которой приехал в Москву, но она сидела за соседним столиком и каждый раз, когда он хотел закурить, протягивала левую руку и подносила огонь. Работала зажигалкой. Это было очень элегантно и, конечно, произвело впечатление.

Помню совершенно дикую ситуацию, когда я перебухал, а на закрытии фестиваля показывали «Ромео и Джульетту» с Ди Каприо. На показ я выехал без возможности переодеться: в сандалиях на босую ногу, в чудовищных шортах и в майке с хоккейного кубка «Спартака». В таком виде пройти по красной дорожке не мог. Поэтому приехал часа за три, зашел в пресс-центр и обратился к девочкам. Они меня провели в зал до ввода охраны, заранее посадили, я там вздремнул, проснулся к началу, просидел всю церемонию закрытия, посмотрел кинцо.

– Уже понял, как сильно тебе нравились тусовки. А настолько ты был погружен в кино?

– В тот момент я покадрово мог обсуждать Альмодовара, Тарковского. Смотрел азиатов, они мне тогда очень нравились. Тогда же я увидел «Кукол» и обратил внимание на костюмы, которые делал Ямамото. Я понял: «#####! У меня должен быть костюм от Ямамото». 

Пошел в James – самый дорогой магазин Москвы по дизайнерской одежде. Понятно, что были ЦУМ и ГУМ, но именно James привозил эксклюзивные вещи, которых ты гарантировано не мог увидеть в городе. И купил там костюм Ямамото тысяч за 8 долларов. Потом сидел несколько дней вообще без денег. Зато в этом костюме приперся на награждение ЦСКА, где вручал «Золотую подкову» от болельщиков, забыв разрезать хлястик на пиджаке. Вася Березуцкий травил: «Конов, ты чего, прям из магазина?» – «Да, прям из магазина».

Кстати, вместе с костюмом покупал ремень Ямамото – ношу до сих пор, с ним вообще ничего не происходит. Идеальный аксессуар.

Вербовка в ФСБ, футболист ЦСКА на лошади с цыганами на Тверской

– Как ты выучил сербо-хорватский?

– Вторым языком на журфаке. Я поступал на элиточку – международное отделение, куда принимали только ребят и только москвичей или ближнее Подмосковье.

На международном отделении засчитывался язык, с которым ты поступал, то есть у меня – немецкий. Основной был английский. Дальше нужно выбрать второй. Но из-за английского я не мог взять испанский или итальянский, требовали менее востребованный – что-то вроде чешского или польского. Тогда все пристально следили за Югославией, поэтому выбрал сербо-хорватский. Я даже по Москве занял второе место в переводе стихотворений Десанка Максимович с сербо-хорватского на русский. После этого ко мне пришли с Юго-Западной с предложением посотрудничать. Я отказался.

– На Юго-Западной находится комплекс зданий ФСБ. Оттуда?

– Да, предложили перейти к ним. Дважды. Причем во второй раз очень подготовленные пришли на встречу, рассказали о всех проблемах, которые у меня есть: «Понимаете, этих проблем больше не будет. Мы знаем, что вы иногородний, что вы снимаете квартиру, мы знаем, у кого вы снимаете квартиру, сколько вы платите. Если вы сейчас согласитесь, то у вас сразу появится двухкомнатная квартира, и вам не нужно будет больше снимать».

– Почему отказался?

– Это не мое.

– А они объясняли фронт работ?

– Я бы продолжал числиться на журфаке, но перешел бы на работу туда, чтобы потом уехать в Белград. В детали не вникал, но основной смысл в том, чтобы довести уровень сербского и английского до идеального и отправиться туда с каким-то заданием. Понятия не имею – с каким, мне было неинтересно. И не жалею – все правильно сделал.

– Что за проблемы у тебя были?  

– С деньгами. В тот момент я получал хорошо, но и жил на широкую ногу. Человек, который дорвался до денег, начинает тратить их направо и налево, не задумываясь. Я мог прийти в ночной клуб и оставить там месячную зарплату за ночь, потому что бутылка воды стоила там в 10 раз дороже, чем в магазине, а алкогольный коктейль – 50 долларов.

Реально возникали моменты, когда за два-три дня до зарплаты я не мог выйти из дома, потому что мне банально не на что было ехать. Зато у меня был мобильный телефон – большая трубка с заламинированным разрешением на пользование частотой.

– Какие клубы тогда были популярны?

– Я ходил в «Титаник» и в «Пилот». «Пилот» открыл Антон Табаков, он считался интеллектуальным, там выступали какие-то коллективы, фолк-группы. Титаник»  – исключительно ради танцев.

Иногда случалось, что настолько прохерачивал всю наличку, что не оставалось даже заначки на такси. Только на метро. Приходилось засиживать в клубе до открытия метро, потому что выходить на улицу смысла нет. Вокруг валялись спящие тела, которые тоже доживали по 5:30 утра в ожидании открытия подземки.

– Спортсменов в клубах ты встречал?

– Самая памятная встреча – армейские бразильцы. После поражения от «Манчестер Юнайтед» они прифигачили к Ташу Саркисяну в «Технику молодежи». Мы приехали с друзьями заливать горе, а тут вся эта бразильская диаспора с весельем. Я думал: «Ну как так? Вы два часа назад проиграли». Хотя, может быть, это и правильно – такая психологическая разгрузка. 

– Твоя цитата: «Был отрезок, когда я часто бывал в шоу-биз тусовках и работал на корпоратах». Что это за отрезок?

– Это 10 лет активной деятельности в кадре на Первом канале. Как только ты появляешься в кадре, у кого-то возникает желание: «Пусть он проведет мне что-нибудь».

– Самый безумный корпорат?

– Единственный раз, когда я согласился на новогоднюю ночь. Новый год для меня всегда семейный праздник. Но тут предложили тысяч 10, наверное. Помню, как после этого по-барски вышел из «Марио» на Пресне и позволил себе вызвать такси по новогодним тарифам. Уехал на нем к родителям в Звенигород.

Безумие в том, что к моменту моего отъезда группа «Жуки» уже раз 10 спела про «Властелина колец» – они были последними в сет-листе. После этого я подошел к организатору и спросил: «Можно, я больше не буду слушать «Жуков»? И если не надо больше объявлять о том, что мы заканчиваем нашу новогоднюю ночь, я уже поеду».

Тогда же выступал один женский коллектив. Не буду говорить кто, чтобы не обижать, но после первой песни заказчик сказал: «Можно убрать? Они, конечно, красивые, но петь не умеют совершенно. Пусть они идут». Хотя они вышли, как полагается: типа трусики и нечто напоминающее верх. Девочки совершенно не расстроились, они гонорар получили. 

– А кто был заказчиком?

– Частная вечеринка. Не помню точно имени, но уровень ты можешь оценить просто по тому, что под куранты я как массовик-затейник вместо «Дед Мороз» кричал «Гриша Лепс». И выходил Лепс.

На тот момент он по какой-то причине не пел «Купола», но его попросили. Возможно, он бы снова не спел, но тут настолько проникся приемом. Все его выступление ни один человек не сидел за столом, никто не ел, никто не пил. 40 минут у импровизированной сцены все стояли и подпевали. Он растаял, остался сверх оговоренного времени и спел «Купола». Вечеринку можно было заканчивать, заказчик был в восторге.

Конечно, любой корпорат без вопросов перекрывал месячную зарплату. Получалось как: Первый канал выступал рекламной витриной. Ты продавал себе через Первый канал, чтобы потом зарабатывать на корпоративах.

– Седокова рассказывала тебе, что всех артистов зовут выступить в бане. 

– Меня звали провести поминки, а поминки и свадьбы для меня табу. Я сразу говорил, что отработаю только три свадьбы – Семака, Корнаухова и родного брата. Две из них я уже отработал, у Корнаухова прошла без ведущего. 

– Какая была у Семака?

– Кстати, в «Марио», ха-ха-ха. Но тот заказчик, который просил «Жуков», – не он. У Семака присутствовал только близкий круг. Для ведущего, кроме приветственного слова, ничего не было. Просто ужин, где спела Таня Буланова, которая приехала с Владом Радимовым. В остальном все очень по-домашнему: четыре-пять столов, ресторан закрыли. У меня только одна фотография с Аней осталась. Я даже не помню, были ли оттуда фотографии вообще.

– Самый адский загул футболиста на твоей памяти?

– Скажу без фамилии: вызвать цыган, и от ресторана Пушкин до Night Flight на лошадях с цыганами, с песнями, плясками и гармошками – вообще легко. Речь про игрока ЦСКА.

При мне в Night Flight толкались. Компания человек пять после матча, кому-то что-то не понравилось, и пошли стол на стол. Но для клуба любой футболист и хоккеист считался настолько премиальной аудиторией, что им прощалось все. Поэтому конфликт быстро замяли.

Помню истории, когда мы с футболистами приходили в ресторан, а за соседним столиком – Маша Малиновская, на тот момент – звезда. В меню нет малины, футболист отправлял официанта в магазин достать малины и полную тарелку посылал Малиновской на стол.

Таких заработков, как тогда, не было никогда. Мой рекорд, после которого я бросил пить – когда за ночь потратил в районе десятки. Наутро понял, что, наверное, что-то делаю не так. Уже лет пятнадцать такого не было, а после того как появилась семья, дети, и вовсе успокоился – поменялись ценности, то, что было раньше, больше не интересно.

Иногда случались более приятные моменты: проснувшись в субботу утром в плохом настроении, я ехал в «Шереметьево», брал билет на первый рейс, который вижу. И просто улетал пообедать, например, в Швейцарию.

– Пообедать? Это не преувеличение?

– Нет. Я приезжал в аэропорт, видел рейс до Женевы. Открывал интернет, смотрел мишленовский ресторан в Женеве, выбирал пятизвездочный отель и улетал.

– Один?

– Один. Мне просто надо было перезагрузиться. На телике – потоковая круглосуточная работа. Ты не можешь переключать мозг. Чтобы отключиться от происходящего, нужно сменить место.

Помню момент, когда после пяти лет на Первом канале без единого отпуска и выходных я сорвался в Англию. Сказал, что можно воспринимать это как отдых, можно как увольнение: «Я отключаю московский телефон, я не буду ничего проверять, меня никак нельзя найти. Я вернусь тогда, когда пойму, что отдохнул». И уехал к друзьям в Лондон.

Жил у них почти месяц, в какой-то момент пришло письмо с Первого: «Нам играть с Уэльсом. Можешь доехать до Кардиффа и снять сюжет?» Я снял и вернулся в один из любимых городов. Помимо Москвы, есть только два города, в которые я могу сорваться в любое время дня и ночи, – Венеция и Лондон. В Венецию часто срывался в первую неделю после карнавала, когда там никого нет. В этот момент можно приехать в пустой город и просто бродить, сидеть в кафе, читать.

Водка и икра на Олимпиадах, цензура в 2020-х

– Самая необычная история, которая произошла с тобой на Первом?

– Пик популярности программы «Время футбола», мы приехали в Махачкалу, и нас пригласили в гости. Не могу сказать к кому – честно, не помню. Сидели за столом, но уже опаздывали на матч. Я объяснил: «Мы поехали». Человек, у которого мы были в гостях, сказал: «Не переживайте, без вас не начнут». Начало матча действительно задержали, пока наш оператор не поставил камеру. Ненамного – минут на 5-7, но сам факт. Задержали матч, чтобы мы успели поесть.

– Ты часто ездил на сборы с ЦСКА Газзаева. Говорят, там просто жесть.

– Я видел это в Железноводске. Первые сборы Березуцких, Рахимича, Шембераса. Валерий Георгиевич сразу сказал: «Вась, можете снимать что угодно, где угодно, полный карт-бланш». Подъем рано утром: холод, изморозь, бедные ребята с утяжелителями на руках и ногах бегали вниз и вверх в горку. Возвращались сразу в бассейн, где нужно сидеть определенное время. Если вылезал – тебе тут же по голове ногой били, чтобы сидел. Потом шел какой-то зал, потом бежали на улицу – тут кто-то в кустах начинал блевать.

Это чудовищные нагрузки. Я смотрел со стороны и думал, что ни за какие деньги. А потом они выходили и выигрывали Кубок УЕФА.

– От Первого ты ездил на большинство Олимпийских Игр. Какие самые запоминающиеся?

– Из 11 турниров (Конов ездил на все Игры с 2000 года – Sports.ru) лучше всех запомнил историю, как пьяный спал на биатлонном стадионе в Солт-Лейк-Сити. Мы всю ночь пьянствовали, с утра мне нужно было ехать на индивидуальную гонку. Всю дорогу до стадиона я проспал. Когда приехали, сказал: «Слушайте, я не готов смотреть. Выиграет Бьорндален. Когда они пробегут, разбудите меня, пожалуйста». Прям на коврике на морозце сел – и голову на колени.

Когда разбудили, оказалось, что выиграл Бьорндален. Я его спросил, что он чувствует по поводу очередной медали. Он ответил, что все замечательно. У меня тоже все хорошо: Bosco тепло одевал.

– Если Bosco, то «Русский дом». Был там?

– Конечно. Впервые попал в Турине, когда мы на брендированных Audi по винтовой лестнице заезжали на крышу, где был каток, водка, икра, Бутман, Сюткин, Меньшиков. Итальянцы стояли часами в очереди, чтобы попасть внутрь. Но в «Русском доме», как на любом тусовочном мероприятии, есть определенные зоны доступа. Если у тебя полный доступ, то ты херачишь там, где икра, водка и селебрити. Если нет – с простыми смертными в баре смотришь, что происходит в випе.

– Со временем Олимпиады становятся более экономными, если не брать Сочи?

– Да нет, все к этому относятся как к ярмарке. Везде все очень помпезно, вспомни открытие в Лондоне. Или приезжаешь в Пекин – город выселен, трассы перекрыты. Как у нас в 1980 году, когда людей попросили уехать за 101 км. Вот Пекин тоже был пустой.

После этого я был в Пекине – ты не можешь передвигаться по городу. Он стоит, там гигантские пробки. На Играх – пожалуйста: пробок нет, передвигаешься как хочешь, все можешь четко рассчитать. Если у тебя написано, что шаттл идет 23 минуты, то через 23 минуты ты будешь в точке В.

– Сочи-2014. Почему там было круто даже иностранцам?

– Я не помню Сочи. Это единственные Олимпийские игры, где я не побывал ни на одном соревновании, потому что это был главный проект жизни. Я пришел под него в 2010-м в РИА «Новости» и четыре года им прожил. Мы были хост-агентством Олимпийских игр. Полтора месяца в Сочи я провел по такой схеме: в 7-8 утра – в офисе, то есть в бетонной коробке без окон, – отель возвращался в 2-3 ночи. На мне была координация бригады под 100 человек. Мы помогали тем, кто не мог отправить корреспондентов: делали бесплатный доступ ко всем текстам и ко всем фотографиям в режиме онлайн для российских неаккредитованных СМИ.

Все думали, что за госбабки отправили дармоедов на Олимпиаду посмотреть. Никто не задумывается, что люди на Олимпиаде работают 7/24. Вы съездите, попробуйте там спать три-четыре часа, перескакивать с объекта на объект, отрабатывать микст-зоны на улице по колено в снегу. А для всех это красивая картинка и ребята, которые на госбабки поехали бухать. Нет, ты должен максимум выдать. Были ситуации, когда я отправлял людей домой. Один человек так уехал из Сочи.

– Почему?

– Потому что плохо работал и несерьезно относился. И еще двое получили предупреждение. Со мной в этом смысле абсолютно без толку разговаривать. Если я вижу, что человек не способен выкладываться и приехал на Олимпийские игры как на тусовку, он первым самолетом уезжает.

Я всегда лояльно относился к свободному времени. Если вы способны после 18-часового рабочего дня выпить пиво, не проспать, качественно отработать – с моей стороны не будет ни одного вопроса. Как только вы что-то сорвете – этот день он может стать для вас последним.

– Ты весело рассказывал про безумства 90-х и 00-х, но вдруг стал серьезным, когда заговорили про 2010-е. Потому что начальник?

– Да просто раньше можно было делать все, не было никаких ограничений. Единственный вариант цензуры – это самоцензура. Но ты молодой: если драки, значит, показываем драки, разбитые лица – разбитые лица. Если правоохранительные органы дубинками прогоняют болельщиков, ты спокойно об этом говоришь и показываешь. В «Лужниках» болельщиков выводили с трибуны и били дубинками – мы об этом рассказали и не думали, можно ли об этом говорить или нельзя.

– Сейчас нельзя?

– Я такого не вижу.

– Так, может, этого не происходит. С колен-то поднялись.

– Ха, может быть. Тогда все равно была очень большая степень свободы. Огромная. Неконтролируемая.

Отстранение Уткина с Первого канала, куда пропал Виктор Гусев

– Ты ушел с Первого канала в РИА из-за подготовки к Сочи. Почему вернулся на Первый в 2017-м? 

– Это тоже челлендж. Мне было интересно попробовать себя в старой редакции в новом качестве и с новым руководством. Я про Ольгу Черносвитову, с которой мы знакомы с 2006 года и постоянно пересекались по делам Bosco.

– Что ты успел на Первом канале во второй заход?

– Провести сокращение, обновить редакцию. В 2017-м она оставалась такой же, какой я застал ее перед уходом в 2010-м. Состояние глубокой стагнации. Когда я вернулся, было ощущение, что сделал шаг на восемь лет назад. Но все быстро изменилось.

Мы провели реорганизацию редакции: сократили больше 10 человек, пригласили новые лица и новые голоса.

– Дементьев, Занозин, Савин – их позвал ты?

– Пашу – я, Кирилл – совместное решение. Я предложил Елагина на матч открытия чемпионат мира, который он отработал со Слуцким.

Но самая большая удача прошла мимо аудитории. Это юношеские Олимпийские игры, в Аргентине. На них мы собрали топовый состав комментаторов – Шубенков, Ласицкене, Великая, Егорян. Я уговорил Лену Вайцеховскую вернуться, они с Гальпериным комментировали прыжки в воду. Даже взрослые Олимпийские игры на таком уровне никто никогда не работал.

– Зачем это нужно?

– Гуманитарная миссия. Трансляции шли только на сайте, но для молодых ребят это важно – что про них говорят. Пусть и на сайте Первого канала, но это все-таки Первый канал. Плюс для нас это был пробный шаг к Токио.

– Возвращаясь к чемпионату мира. Ты знаешь, почему Василий Уткин отработал только один матч?

– Вася много об этом рассказывал.

– У него только догадки. Как все выглядело с твоей стороны?

– Как то, что надо менять билеты и перекидывать Занозина с одного матча на другой. Мне тоже никто ничего не говорил. Я узнал случайно от девочки из отдела командировок, которая вдруг спросила, на какой рейс лучше поменять билеты Занозину. Тут я понял: что-то произошло. Дальше написал Ольге Александровне – и все.

– Так, и почему пришлось менять билеты?

– Очевидно, что не комментарий Уткина стал причиной. Потому что появление Уткина как комментатора на Первом канале не стало ни для кого секретом. Были промо, был эфир у Урганта, было включение к Андреевой в программу «Время». Если бы был какой-то политический момент, то он бы с большой долей вероятности произошел до первого матча.

– То есть ты не поддерживаешь мнение Васи, который сказал, что кто-то из «Газпром-медиа» (в интервью Ксении Собчак Уткин говорил о Дмитрии Чернышенко – Sports.ru) увидел, как круто Вася отработал, позвонил в АП, а оттуда уже набрали Эрнсту?

– Я не склонен думать, что кто-то из «Газпром-медиа» не видел того ажиотажа, который возник вокруг возвращения Васи до первого матча. Это невозможно. Если человек следит за спортом и следит за медиа, следит за тем, что происходит у коллег, он не мог не видеть этого.

– То есть это тот, кто не следит за спортом?

– Не знаю.

– Ты наверняка слышал, обсуждал с Черносвитовой.

– Нет. Плюс работы с Черносвитовой – компактность и точечность. Оле неинтересно, что было вчера и что было минуту назад. Ей интересно, что происходит сейчас и что будет завтра. Во многом за счет этого спортивное вещание Первого канала сделало огромный шаг вперед.

– Почему ты ушел с Первого?

– Изначально была договоренность, что я прихожу под Пхенчхан и чемпионат мира. Когда турниры закончились – вернулся обратно. Все это время я не уходил из Зубовского – совмещал, просто немного в другой роли. Редакцией руководил Саша Калмыков, но у меня оставалась рабочая почта, пропуск и символическая зарплата.

– То есть тогда телик не затянул?

– Возвращаемся к истории с радио «Маяк». Я понял, что это работает, и мне сразу стало неинтересно.  

– А в РИА что-то постоянно не работало?

– Работало, но больше перспектив. Там была работа с gr-уклоном, когда ты имеешь дело с ведомствами, федерациями и министерствами. Сотрудничаешь с какими-то крупными проектами, с УЕФА по Евро. В РИА нет ограниченности разовыми кампаниями, которые были на Первом. На Первом случались жаркие периоды во время Олимпиады или чемпионата мира, а потом – два месяца тишины. Я не могу так, мне надо, чтобы движуха была.

– Что делает Виктор Гусев, когда нет движухи?

– Выпуски спортивных новостей. Они выходят везде, кроме центральной России. Просто сложился миф, что на Первом канале нет выпусков о спорте. Это потому, что ядро телевизионной аудитории приходится на центральную Россию: Москва, Питер, Казань. Но есть орбиты – и там выходят новости спорта. Они ежедневные.

Причина – на орбитах есть возможность вставить их по сетке. На Москву в этом плане все существенно жестче, поэтому новости спорта выходят только в «Добром утре».

Крым и Зеленский на спортивном сайте, рейтинги «Матч ТВ»

– Первый заход в «Матч ТВ» в 2015-м. Что ты успел на канале за те три дня, пока не отказался от должности главного редактора?

– Сделал штатное расписание, подготовился к презентации на Рочдельской (в офисе «Газпром-медиа» – Sports.ru), встретился и поговорил со всеми ключевыми людьми на тот момент. С кем-то по телефону, с кем-то – лично.

Организационная текучка – самая неинтересная массовой аудитории. Когда ты приходишь на стройку, тебе интересно смотреть уже на этап внутренней отделки, а не на этап заливки фундамента. А то был этап фундамента.

– Почему ты не рассказал про главное достижение – плюсик напротив фамилии Уткин в списке, который подготовила Билан?

– Я не считаю, что это достижение. Это абсолютно рабочая ситуация, потому что в нашей профессии состоявшихся профессионалов не так много. И раскидываться людьми уровня Уткина – непозволительная роскошь.

– А когда ты пришел, рядом с ним реально стоял минус?

– Да, его не рассматривали. Там были списки тех, кто продолжит работу, и тех, кто не продолжит. Напротив его фамилии был минус. Моей задачей стало превратить минус в плюс.

Мы встретились на Рочдельской. Там есть хороший сербский ресторан, в котором мы увиделись с Вовой Стогниенко и с Васей. Мне он казался человеком, который мог бы делать что-то не связанное с комментаторством. У него большой потенциал актера и шоумена. Мы обсуждали развлекательные программы не о футболе.

Потом прошли консультации, которые позволили сделать так, что Уткин все-таки появился на канале.

– У тебя не было контракта с «Матчем»?

– Мне его прислали, нужно было только поставить подпись. Но у меня с самого начала возникли какие-то сомнения, и я не подписывал. Ждал, смотрел.

На приеме по случаю запуска вещания «Матч-ТВ» (2015)

– Почему сомнения?

– Именно после знакомства с Наташей [Билан].

– Что такое? Приятная женщина.

– Какое-то внутреннее ощущение. Я понимал, что мы не сработаемся. Это на подсознательном уровне. Я понимал, что с Тиной у меня проблем не будет. А с Наташей – будут. С учетом того, что она шла на канал вместе с Тиной, вступать в конфронтацию и выходить на конфликты я посчитал неправильным и не особо честным по отношению к Чернышенко. Поэтому пошел и переговорил с Дмитрием Николаевичем.

– Так и не понял, что именно тебя смутило в Билан?

– Мне показалось, что она несовместима со спортом. Для нее это абсолютно чужое. Ты понимаешь по словам, по общению с человеком, что она от этого далека, это не ее. Но первое впечатление может быть обманчиво, надо было пообщаться какое-то время. Мы какое-то время пообщались – и я отказался. 

– Твой «Матч» в 2015-м – как бы он выглядел?

– Он был бы похож на Первый канал. Мы обсуждали, например, вечернюю линейку а-ля Ургант, где в условной роли Урганта мог выступать Губерниев. Или Уткин. Развлекательного формата для молодой аудитории все-таки не хватает.

Еще хотели нормальное «Доброе утро». То, что появилось – съемочно-консервно-павильонное – не должно быть настолько консервным, как было. Это может не быть в режиме реального времени, но максимально приближенным к этому. На Первом придумали фишку с выездной студией по Москве – это здорово. Тебе ничего не мешает взять и сделать выездную студию по стадионам, аренам. Вопрос идеи и воплощения. Особенно с учетом того, что у «Матча» все для этого есть.

– У «Матча» всегда проблемы с цифрами, даже если это неделя полуфиналов Лиги чемпионов. Как бы ты добивался повышения, чтобы канал входил в стабильные топ-8 по стране.

– Сложно сказать. Хорошие цифры были на самом старте, потому что никто не знал, чего ждать. Хорошие цифры остаются в целевых сегментах по топовым событиям. Чтобы сохранить их на дистанции, надо сильно ломать сетку. Невозможно 365 дней в году насобирать топовых событий, которые будут смотреть и болельщики, и домохозяйки. Такого не бывает.

– Какая зарплата была прописана в контракте с «Матч ТВ» в 2015 году?

– Там была строчка: конфиденциальность о неразглашении. Но она больше чем в два раза превосходила ту, что приходила в РИА. В то же время сильно уступала предложению, которое поступило параллельно с Первым от «Столото» по сайту «Спорт 24». Там был просто космос – звали главным редактором. Таких условий на рынке я вообще не встречал, даже не в спортивном сегменте.

– Почему не пошел?

– Потому что пообещал Черносвитовой. Дал слово, что перейду к ней. В этой ситуации финансовый вопрос, конечно, актуальный, но она рассчитывала на меня. Я уже начинал общаться с людьми. В такой ситуации развернуться, вдруг сказать, что там дали больше денег – совесть не позволила так сделать.

– Какая зарплата прописана в контракте с «Матч ТВ» в 2021 году?

– Ну смотри, из РИА на Первый я уходил на повышение, с Первого в РИА – тоже. Логично предположить, что уходить на меньшие деньги смысла нет. По сумме повторюсь – есть пункт о неразглашении. Тут бессмысленно пытаться. Могу ли я сказать, что финансово независим? Так это с 1994 года так.

– С зарплаты в РИА ты мог за год накопить на однушку на окраине Москвы?

– Да.

– Почему ты согласился перейти на «Матч» в 2021-м?

– Наверное, захотел попробовать что-то новое. Переход на еще более менеджерскую работу и полный отход от редакции – важный момент. Я понимаю, что в 45 лет находиться включенным во все процессы 7/24 – тяжеловато. А здесь надо выстроить все за короткий срок и не вмешиваться. Работать по стратегическим решениям и управлению.

– Что ты будешь делать после того, как процессы отстроятся?

– Заниматься всем: от подбора и согласования сантехники в пресс-центре до моментов, связанных с олимпийскими аккредитациями. Если будет нужно, я и к рекламодателям поеду.

– Что ты хочешь видеть в идеале? Я пока ничего не понял: открылось информагентство, происходит переосмысление сайта, при этом Sportbox не закрывается.

– Информагентство требуется для нужд «Матч ТВ», чтобы мы могли использовать собственную информацию, а не чужую. Не платить за подписку на ТАСС и РИА, а платить людям, которые делают работу для канала. Затем монетизироать это через цитируемость и проекты на сайте. 

– В современном мире еще нужны подписки на новости? Вся информация первой появляется в соцсетях, ценность подписки равна нулю.

– Поэтому нужно от нее отказаться и производить новости самим. Только не для соцсетей, а для нужд холдинга.

По поводу агентства – это формулировка, которая не совсем корректна. Изначально речь шла про информагентство с нуля. Но в итоге все произошло не так: мы просто немного реформировали работу действующей редакции. Добавили людей по ключевым олимпийским видам спорта. Мы не набирали на рынке 50-70 человек. Отдельно на новостях никто не работает.

Есть сайт, есть информационная служба, есть Sportbox. Все это аккумулировано в одну редакцию, которую мы точечно усилили.

– То есть «Матч+» – это не второй «Р-Спорт» или ТАСС?

– Нет. 

Мы национальный спортивный канал, который должен освещать все виды спорта. Сейчас есть хоккей, футбол, единоборства и фигурное катание. Но почему-то люди забывают, что все остальное суммарно, в том числе в медальном плане, важнее и весомее четырех основных видов. Это социальная функция.

– Что ты хочешь видеть на уровне идеи? Тина хотела русский ESPN. 

– Когда я приходил в 2010 году в РИА, я хотел, чтобы мы стали спортивной редакцией номер один. И мы шесть лет ею были. Я хочу, чтобы объединенная структура стала спортивной площадкой номер один – по цитируемости, по посещаемости, по охватам в соцсетях. Везде хотим первое место.

– Ты бы хотел стать номером один, постоянно используя тему Украины, политики, заговоров?

– Надо работать и понимать, что новость будет индексирована в «Яндекс» или в федеральный топ. На это надо обращать внимание. Оттуда может прийти аудитория, которая прочитает и вернется.

Если УЕФА признает Крым частью Украины – это новость?

– Ты считаешь, что Крым – достойный инфоповод, чтобы отработать?

– Конечно. Когда подобная ситуация была прошлый раз, мы звонили в МОК, УЕФА и ФИФА. Нормальная практика – обратиться за разъяснениями.

– А звонить Винер, Усику и в офис Зеленского в таком случае – это окей?

– В офис Зеленского было бы хорошо. Хорошая цитируемость, если ответят российскому СМИ.

– «Зенит» на «Матч+» можно будет критиковать?

– Запрета нет, если это конструктивная критика и по делу. Например, после какого-то матча с разбором того, что было на поле.

– Если это разбор бюджета? Например, автор пишет, что большая часть спонсоров «Зенита» – дочки «Газпрома» или компании, связанные с ним.

– Если это профессиональный разбор, почему нет?

– Что будет с твоими авторскими колонками на телике?

– Они или останутся, или трансформируются, но не сейчас. Пока у меня нет на них времени. Как и на ютуб, который тоже заморожен.

– Колонка с Олимпиады в Токио. Ты рассказывал про связь политики и спорта и сказал, что 80% времени на брифингах пресс-секретарь МОК отвечал на вопросы о России. О чем его спрашивали?

– Каждый день вопросы были одни и те же: «Как же вы пустили сюда несчастных русских? Их здесь не должно быть. Почему вы за этим не следите? У них на форме цвета флага, а вы не следите». Пресс-секретарь отвечал тоже одно и то же: «Все согласовано, все в рамках договоренностей».

– В тот момент ты чувствовал неприязнь иностранцев к России? Заговор?

– Нет. Там был актив – человек пять. Одни и те же журналисты, которые почему-то задавали одни и те же вопросы. Это не означает, что остальные журналисты с ними согласны. Абсолютно дружелюбное отношение, никаких проблем, косых взглядов и замечаний.

– Сейчас ты оцениваешь все как дружелюбное отношение. Когда я смотрел тебя на ТВ, мне казалось, что против нас существует заговор. Ты ехидно, в стиле бывшего начальника, говорил, что хорошо бы ролик с Захаровой увидели в NY Times и там бы дали оценку. Специально нагнетал?

– Когда я познакомился с Дмитрием Константиновичем [Киселевым], первая реакция: это совершенно другой человек. Есть телевизионный образ, а есть он в повседневной жизни. Работа журналиста в какие-то моменты – это тоже образ, которому нужно соответствовать и поддерживать.

– Когда ты использовал аллегории в стиле Киселева, ты был в образе?

– Да.

– Зачем? Это же разжигание. Если бы я был обычным работягой из глубинки, я бы послушал тебя и подумал: «Блин! Скоты! Опять против нас ополчились, недовольны, что мы такие сильные».

– Если грубо, то со стороны это действительно выглядит как заговор. И очень сильно надоедает. Ты ждешь брифинг, чтобы узнать о спортсменах и ситуации в Токио, а вынужден 40 минут слушать вопросы про Россию, наперед зная, что ответит Адамс. Это раздражает. Поэтому я так высказался. Это защитная реакция.

– Но ты признаешь, что был необъективен?

– Я был объективен. Что эмоционально добавил красок – да, но это нормально. Это стиль, подача.

– Стоп. Объективно – это сказать так, как ты мне объяснил три минуты назад. Что заговора нет, что все дружелюбно, но есть ядро из пяти журналистов, которые постоянно спрашивают о России.

– У тебя есть хронометраж. Хорошо, когда у Александра Головина имеются восемь часов на общение с героем, из которых он вырежет пять. А есть рамки, когда ты должен уложиться в две минуты.

– Периодически, особенно во время первого локдауна, ты хихикал над «Матч ТВ», публиковал их низкие рейтинги. Было заметно, что у тебя не обида, но есть какие-то претензии к каналу.

– У меня не было претензий к «Матч ТВ». Серьезно. Это дружеский стеб. У меня замечательные отношения с ребятами, которые работали и работают на «Матче». Мы давно поддерживаем отношения с Тиной, всегда могли созвониться. Мы переписывались, абсолютно в дружеском подколе. И последний такой пост был больше года назад.

– Что изменилось с тех пор?

– Мне просто неинтересно.

– Раньше было интересно?

– Да мне и раньше было неинтересно. Если пройти по поиску, то наберется не больше 10 постов за год, где я делал сравнение рейтингов.

– Не-не, тебе нравилось поддевать «Матч».

– А сейчас я работаю там, как ты тебе это представляешь?

– То есть твоя тональность изменилась потому, что ты стал ближе к «Матчу»?

– У меня не изменилась тональность. У меня последний пост про рейтинги вышел больше года назад. Я просто стал ровнее относиться к коллегам.

– Если сейчас «Карусель» выиграет у «Матча» недельную долю телесмотрения, что ты сделаешь?

– Конечно, напишу об этом. Пошучу.

– И ехидно скажешь: «Все, что нужно знать о спортивном телевещании в России»?

– Да. Не вижу в этом никаких проблем.

Улыбчивый Киселев, увольнение из-за Тутберидзе

– Для тебя есть разница, на кого работать?

– Нет. Никакой разницы.

– Дмитрий Киселев. Как часто ты с ним пересекался в РИА?

– Периодически виделись, здоровались.

– Помнишь долгие разговоры?

– Мы общались. Дмитрий Константинович мог мне позвонить. Если надо, я тоже мог. Как-то мы долго обсуждали фигурное катание.  

Здесь надо понимать, что любой человек в кадре и за его пределами – разные люди.

– Какой Киселев в жизни?

– Улыбчивый, он много улыбается.

– Политику с ним обсуждали?

– Ни разу.

– А как же ты понял, что он другой человек?

– Потому что он даже по-другому звучит. Я понимаю, что, когда сажусь перед микрофоном на радио, у меня голос автоматом меняется на радийный, на дикторский. В обычной жизни я так не разговариваю.

– То есть в жизни Киселев не такой актер, как в кадре?

– Конечно, нет.

– Каково тебе работалось, когда твой босс каждые выходные врал на половину страны?

– Во-первых, я не согласен с тем, что он врал.

Во-вторых, чтобы предметно обсуждать, надо смотреть программу. Я, к сожалению, не смотрю телевизор вообще. Могу включить спортивные программы, плюс есть «Голос», который мы смотрим с детьми, потому что им нравится.

– Если ты не смотришь его программу, откуда ты знаешь, что он не врет?

– Потому что ты говоришь с точки зрения своего восприятия мира. В твоем понимании он врет, но это исключительно твоя точка зрения.

– Это не моя точка зрения. Есть куча историй – про сбитый самолет над Донбассом, желтые жилеты во Франции, митинги – где доказано, что он врет.

– Это у всех можно найти, было бы желание. Это возможность выискивания блох.

– Как тебе его политическая позиция?

– Надо смотреть эфиры, но я не смотрю его эфиры.

– Я расскажу: он дикий патриот, радикальный патриот.

– С момента моего прихода в 2010 году в работу спортивной редакции никто никогда не вмешивался.

– Но у вас же была позиция внутри спортивной редакции. Например, вы признавали систему допинга в Сочи или это давление и происки Запада?

– Прямо такой позиции – была/не была – не было. Мы – агентство, агентство дает факты. Есть дело, есть обвинение – мы даем без позиции.

– Ты считаешь, что была государственная система допинга?

– Нет, я так не считаю. Более того, я считаю, что ситуация сильно гипертрофирована. Конечно, не самая популярная позиция, что надо смотреть на других, потому что ты таким образом переводишь стрелки. Объективно, проблема с допингом в России была. И, наверное, остается до сих пор. Но вот эти дырки для подмены проб…

Я видел Родченкова, он изначально показался мне безумным дядькой, реально сумасшедшим. То, почему в итоге этот сумасшедший стал человеком, которому поверил весь мир фактически без доказательной базы, для меня загадка.

– Зачем уже после побега Родченкова, год-два назад, мы меняли данные московской лаборатории и с опозданием предоставляли их ВАДА?

– Я не считаю, что их меняли.

– Это доказанный факт.

– Это не доказанный факт абсолютно. Если бы был факт, нас бы закрыли лет на 10. Весь наш спорт. А в том-то и дело, что никто не может доказать. Но вроде как и назад нельзя идти, нужно найти какое-то половинчатое решение: «Поэтому давайте на два года мы всех допустим, но только гимн не будет играть».

Здесь ВАДА выступила в роли проигравшего, а не российская сторона. Я считаю, мы вышли победителями.

– Виталий Мутко – гений или зло?

– Виталий Мутко – очень веселый простой русский мужик.

– Он справился с работой в Сочи или провалил ее?

– Справился, конечно.

– Юрий Нагорных – преступник?

– Нет.

– Человек забанен абсолютно всеми.

– Он себя хорошо чувствует, работает в РЖД. И потом, он преступник по версии кого?

– По версии международной федерации, по версии олимпийского комитета.

– Международные федерации выполняют решения и указания фонда. ВАДА – это частный фонд. Его сущность хорошо разобрали в профессиональных американских лигах, поэтому ВАДА на пушечный выстрел не подпускают к НХЛ, НБА, НФЛ и так далее.

– Олимпийский комитет?

– Они каким-то образом попали под чары.

– Последнее, за что Киселев тебя ругал?

– Не было такого. Я в этом смысле я очень скучный. Мне говорят – я делаю как солдат.

– И не обсуждаешь приказы?

– А смысл? У меня такая же позиция с ребятами: есть распоряжение, даже если ты с ним не согласен, сначала его выполни, потом приди. Если ты аргументировано мне объяснишь и я с этим соглашусь, то мы эту ситуацию исправим. Но я очень не люблю, особенно в оперативной работе, когда счет идет на секунды, если мне начинают что-то объяснять. Потом ребята уже привыкли, что это бессмысленно, что лучше сделать как говорит Конов. Тем более в девяти случаях из десяти я прав.

– На штат «Р-Спорта» Дмитрий Киселев влиял?

– Я понимаю, к чему ты ведешь, но эта ситуация развивалась не при мне.

– Но ты в какой-то должности оставался.

– Со мной это не обсуждалось.

– Ты можешь объяснить, как это было? Елена Вайцеховская на первой странице книги напрямую обвинила Дмитрия Киселева, что из-за его жены она ушла из «Р-Спорта».

– Отрицать, что мы это обсуждали внутри, бессмысленно. То, что из-за несогласия с позицией Лены могла произойти такая ситуация, и она покинула редакцию – да, наверное. Но Лена сама общалась, я не общался.

– Ничего не понял. Вот как это объяснила Вайцеховская: она писала критические тексты про Тутберидзе, последняя жена Киселева дружит с Этери, после очередной статьи ее уволили.

– Я не знаком с супругой Дмитрия Константиновича. После Пхенчхана с Этери Георгиевной мы общались один раз – буквально недели две назад, но это рабочая ситуация. Мы никогда с ней не обсуждали работу Лены. Я не склонен думать, что Тутберидзе могла каким-то образом выступать с позиции зла и требовать кого-то убрать или не писать.

– Как ты эту ситуацию воспринял? Я приведу пример. Есть Алексей Нечаев – владелец Спортса, а есть Влад Воронин – главный редактор. Нечаев увольняет меня, потому что я плохо написал про какую-то его подругу. Понятно, что Влад пойдет выяснять, что вообще происходит.

– Надо спрашивать у Саши Калмыкова, который в тот момент руководил редакцией. Ходил ли он, выяснял ли. У меня была позиция, не подразумевающая оперативного взаимодействия с редакцией.

– Но ты же понимал, что это удар по редакции, которую ты строил: топового автора убирают по решению биг босса. Надо пойти, выяснить, что произошло, может, отстоять.

– Я, может быть, предпринимал бы какие-то усилия и попытки, если бы это была общая позиция, с которой Лена согласилась бы. Без этого все было бессмысленно.

– Человеку просто кувалдой по голове дали, ты мог бы ей помочь. РИА – дело твоих последних 10 лет. Ты был не на оперативной позиции, но постоянно в теме. Топового автора выкинули пинком под зад. Ты говоришь: «Она согласилась, поэтому я ничего не сделал».

– Я не мог вмешиваться в работу редакции, не имея отношения к этой редакции. У редакции был руководитель. Было бы странно, если бы кто-то начал за Воронина решать какие-то проблемы, обходя его стороной.

– Воронину могли посоветовать, сказать: «Эй, у тебя забирают автора».

– Мы обсуждали это и с Сашей, и с Леной. Но это ситуация, на которую я лично в том положении, в котором я находился в агентстве, повлиять не мог.

Все не так однозначно, как выглядит со стороны. Естественно, никто Лену в редакции не бросал, все делали максимум возможного.

– «Не так однозначно» – тому, что она написала на первой странице книги, нельзя верить?

– Я Лене всегда верил и верю, но я не знаю ситуацию с другой стороны.

900к за рекламу в телеграме, истерики из-за ЦСКА

– Твой телеграм. На каком он месте среди спортивных телеграмов?

– По цитируемости – на первом. Подписчики – не знаю, это совершенно не показатель. По охватам 2020 год я закончил вторым или третьим. Я доволен.

– Многие думают, что его ведет группа людей, а не один Василий Конов.

– Нет, я всегда вел один.

– А как можно успевать? Ты же первым публикуешь все, что происходит.

– Сноровка, выработанная годами на ленте «Р-Спорта», – дать первым.

– У тебя до 2022-го не было рекламы. Почему?

– Всем отказывал. Считаю, что люди приходят ко мне за определенным контентом, а не за рекламой. Когда ко мне обращались по поводу рекламы, я всегда озвучивал х10 к рынку. Сразу говорил, что меньше 500 000 рублей за пост – неинтересно. И люди уходили.

Один раз начали торговаться и дошли до 300-350 тысяч. Я сказал: «Окей, присылайте договор» – «Какой договор?» – «Как вы будете оформлять? ГПХ? ИП?» – «Не, мы кэшем». – «Исключено вообще». – «В смысле?» – «Я в белую только работаю. 350 – это чистыми на руки, то есть вы еще закладываете налоговый процент» – «Не-не-не. Мы тебе на Сбер кинем или так передадим». – «Нет».

– Это были букмекеры?

– Нет, это спорт. Надо было позитивно написать об одном событии.

– То есть реклама без пометки реклама?

– Люди бы не поняли, что это реклама, да. Но здесь важный момент: меня просили позитивно написать о мероприятии, на котором я был. Заказчики этого не знали, но у меня реально остались положительные эмоции.

– Но без денег ты не написал бы о событии. То есть обманул бы аудиторию.  

– В данном случае это совпадало с моим мироощущением.

– Я слышал, как у тебя чуть не купили пакет на месяц во время чемпионата мира.

– Да, но я снова посчитал, что неинтересна цена. Предлагали 900 тысяч. С учетом того, что это ежедневно занимало бы один-два часа, которые я должен был отрывать от других проектов, – я начинал разговор от двух миллионов. Но понимал, что если дойдем до полутора чистыми, то окей. Стопорнулись на 900, и я отказался.

– В итоге в этом году ты сдался – рекламируешь канал «Винлайна», где выходит «Коммент-шоу». Почему?

– Поступило предложение, от которого невозможно отказаться. Но главное – там друзья, коллеги и хорошие форматы не в лоб, что очень важно. Короче, это по любви.

– Сколько у тебя отнимает телеграм?

– Час-полтора в день.  

– Зачем тебе это нужно?

– Фор фан. Хобби – и телеграм, и ютуб.

– Как получилось, что ты решил: «Я хочу первым все сообщать, быть инсайдером»?

– Я пробовал разные форматы. Начинал телеграм с историй. Если отмотать к началу, там будут байки, рассказ про сумасшедший Новый год в Исландии. Но это никому не интересно. А писать, зная, что никто не читает, тоже неинтересно. Поэтому пошла трансформация и докатилось до коротких сообщений. В современном мире лонгриды никому не нужны, никто не будет читать простыни и доскролировать материалы на 50-70 тысяч. А написать пять предложений за 20 секунд – почему нет?

– Как у тебя это происходит? Ты подписан на все пуши и сразу кидаешь новости в телеграм?

– Нет, не подписан. Мало тех, на кого я подписан. Это чуйка просто. Еще есть много подписчиков, которые кидают в личку сообщения или просто ссылки, которые я могу не заметить. В том числе зарубежные ресурсы. Я быстро смотрю. Если это действительно интересно, то забираю.

Ну и есть сервисы, которые позволяют мониторить новости.

– Если ты сидишь в кино или в театре и видишь, что случилось что-то важное, сразу кидаешь в телеграм?

– В театре телефон обычно выключен. Но когда работал в «Р-Спорте» – случалось, если возникала экстренная ситуация. Помню, пришел на «Баядерку» в Большой и очнулся только к третьему действию, потому что сидел в телефоне. Произошло что-то с допингом. К счастью, у меня был первый ряд ложи, и я никому не мешал. Причем я отработал, не отрываясь от телефона, два действия и два антракта, не понимая, что это два действия и два антракта. Когда понял, что освободился, поднял голову – и как раз начались «Тени».

– К твоему телеграму есть несколько претензий. Одна из – истерики. Например, в прошлом сезоне ты постоянно писал сектантские сообщения про ЦСКА.

– В чем проблема? Команда не прогрессировала.

Ты правильно подметил, что я болельщик ЦСКА. Еще во время работы на Первом канале я самоустранился от клуба именно по этой причине. У меня гораздо более плотные и тесные отношения с «Зенитом», «Локомотивом», «Динамо» или «Спартаком» – и полностью отсутствуют отношения с ЦСКА. Я не общаюсь ни с одним игроком из команды ровно потому, чтобы спокойно ходить на стадион и, не сдерживаясь, выражать эмоции. В том числе и в телеграме.

– Не думаешь, что иногда эмоции лучше держать при себе, чтобы потом не было неловко? Я, например, про эту запись из 2012-го: «С Леонидом Слуцким у ЦСКА нет будущего». После этого – три чемпионства, Кубок, Суперкубок.

– Бывает, ошибся. Я спокойно признаю ошибки. Но я высказываю личное мнение. Не нравится – не читай. Воспринимайте это как эмоции болельщика, не относитесь к этому как к постам человека из СМИ.

– Но ты человек из СМИ, а не простой болельщик.

– И что, мне теперь перестать выражать эмоции? Нет.

– Почему ты не любишь Слуцкого?

– Это мое личное к нему отношение как к человеку, которое не имеет ничего общего с отношением как к тренеру. Есть антипатия, это нормальные человеческие отношения.

– У тебя была с ним неприятная ситуация?

– У меня – нет. Но ситуация связана с другими людьми. Не могу об этом говорить. Это просто житейская ситуация, в которой, по мнению тех людей – а к их мнению я присоединяюсь – он повел себя не очень хорошо. Мне одной ситуации хватает.

Почему давал фейковые инсайды, работал ли на Прядкина

– Откуда ты берешь инсайды?

– Подбираю под ногами на встречах, обедах, совещаниях. Мы сидим, общаемся, одно прозвучало, второе прозвучало, и я раз – и поймал интересный момент. Переспрашиваю, могу ли дать это с фамилией, без фамилий. Мне говорят, можно или нельзя. Если можно, то я пишу. Если нет – людей подставлять не буду. 

– А для людей в чем профит?

– Никакого. Но они знают, что я переспрошу. Такого, что услышал, переспросил и дал без разрешения, – нет.

– Объясни ситуацию. Леонид Слуцкий – главный претендент на пост тренера «Динамо». Понятно, что об этом знают пять человек внутри «Динамо». Кто и зачем тебе это сливает?

– Была какая-то тусня, и я между делом услышал. Специально еще уточнил.

То же с Суторминым. Сидели большой компанией людей, имеющих отношение к футболу. В виде смеха народ шутил по поводу того, кто из нас может купить Сутормина. Я переспросил, в чем дело, мне рассказали. Потом на «Спартаке» мы увиделись с Карпом, обсудили, он тоже оказался в курсе. Но ни у кого не было доказательств. И тут во мне включилась журналистская жилка, что надо докопать. И я нашел.

– Ты прям видел контракт, где написано про 50 тысяч рублей?

– Я тебе сейчас покажу. Ты можешь написать, что ты это видел. Но ты не можешь указывать, от кого, что и как.

Вот письмо. Я сразу сказал, что если «Зенит» захочет подать в суд, то никаких проблем – все есть со всеми печатями и прочими.

– А это письмо от кого и кому? Это может быть просто фотошоп.

– Не-не, это как приложение. Там есть письмо на официальном бланке с шапкой. Но я не стал публиковать, чтобы не подставлять людей. А люди не могли показать, потому что есть пункт о конфиденциальности. 

– Ты бы доверял инсайдеру, который говорит: «У меня есть, но я вам не покажу»?

– Такого уровня, как я – доверял бы. Я сразу сказал: «Ребята, я готов в суде доказать честность своих слов». Тем более я проверил в двух клубах РПЛ – мне подтвердили. Эта работа заняла два часа. 

– Ты сказал, что «такого уровня инсайдеру я бы поверил». Что имел в виду?

– Годы тренировок и не самый высокий процент мимо. Я считаю, что процент инсайдера 50 на 50 – это уже хорошо. 50 на 50 у меня как раз есть.

– Как быть с очевидными косяками вроде смерти Пеле?  

– Это да, это косяк. Я увидел в твиттере и не перепроверил. Меня подкупил тот твит.

– Еще одна деза от тебя: УЕФА рекомендовал, что нужно закончить сезон из-за коронавируса.

– Это я не так перевел.

– И на тебя все начали ссылаться.

– Да мне по херу.

– Ну как по херу? А ответственность перед аудиторией?

– Она есть, но я же потом исправил все.

– Листал ленту по твоему тегу на Спортсе, наткнулся на такие инсайды. 17 сентября ты говоришь: «Кононов получил доверие совета директоров «Спартака». 29 сентября его увольняют. Дальше: «Слуцкий – первый в шорт-листе «Динамо», это не секрет ни для кого на рынке». «Каррера основной кандидат на пост тренера «Крыльев Советов». «Кононов – один из кандидатов на место тренера «Динамо». Дальше: «Рахимов – кандидат на пост тренера «Динамо», помимо Луческу». То есть провал за провалом.

– Почему? Ты говоришь про провал, но это рабочие варианты, которые обсуждались

– Я понимаю, что варианты срываются. Но ты писал «основной кандидат», накидывал несколько фамилий – и ни одного попадания. 

– Бывает такое. Это нормальная обстановка, когда обсуждают кандидатуры, а потом приходит другой. Все обсуждали во главе Okko Наталью Билан, а пришел другой человек.

– Так можно оправдать каждый косяк: «Что поделать, выбрали другого». А половину можно угадывать. Например, каждое трансферное окно писали, что Кокорин переходит в Италию. Когда-то он действительно перешел.

– Я не вижу в этом проблемы.

– Инсайды обесцениваются.

– Они давно обесценились. И я практически не пишу их сейчас, как ты заметил. Просто нет времени.

– Что я еще слышал про тебя и инсайды времен, когда ты работал в РИА: «Его подчиненные из отдела говорят, что они добывают инсайды, дальше скидывают это в чат, и они утверждаются. После этого Конов дает инсайд, пишет в соцсети, и только потом инсайд появляется на сайте».

– Нет, конечно. Глупости. Я не состою в рабочих чатах с 2017 года, как ушел из РИА.

– Но даже пять лет назад ты не воровал оттуда инсайды?

– Нет. И зачем мне так делать?

– Чтобы быть главным инсайдером страны.

– Это глупости, только вредить работе. Более смешной слух, что Конов спускается в курилку и подслушивает, что обсуждают. При том что я пять лет не курю.

– Если кто-то из твоих бывших подчиненных прочитает, он не будет говорить: «Конов врет»?

– Не, ну пусть скажут. Мне даже любопытно будет

– Ты как-то сказал, что у тебя есть несколько источников заработка. Слышал, что еще недавно одним из таких источников была работа на Сергея Прядкина. Ты был его советником по медиаактивностям.

– Нет, я не являлся советником Сергея Геннадьевича.

– Хорошо, а неофициальным?

– Если возникал какой-то вопрос, и я мог проконсультировать, то я не отказывал. 

– Он платил за консультации?

– Нет. В Большой театр я на эти деньги не ходил.

Послал Шмурнова из-за Сталина, Зарема разбирается в футболе

– Как ты относишься к критике?

– Если это конструктивная критика – нормально. Если не конструктивная с оскорблениями или какая-то неприятная, то баню и изолирую себя.

– Как раз про баны хотел спросить. Ты заблокировал половину твиттера.

– 75%.

– Они все неконструктивно тебя критиковали?

– Мне просто не нравилось. Зачем мне в ленте люди, которые могут написать что-то негативное и плохое?

– Ты сильно грустишь по поводу критики и неудачных шуток?

– Вообще не грущу. Я блокирую и забываю. Если зацикливаться на этом, то сойдешь с ума.

– Что самое жесткое ты делал в ответ на критику?

– Поругался со Шмурновым, послал его на ###. У нас не совпали позиции, мы друг друга заблокировали. 

– Он ненавидит Сталина, а ты?

– Нормально отношусь. Это то же самое, как спросить, что я думаю про Ивана Грозного или к Петра I. Есть руководитель страны, в нем смешиваются негативные и положительные стороны. Очевидно, что были массовые репрессии, это навсегда оставит негативный след и фактически клеймо преступника на Сталине. С этим бессмысленно спорить. Так же бессмысленно спорить, что под руководством этого человека наша страна выиграла войну. Понятно, что были военноначальники, огромная армия, катастрофические потери, но война выиграна.

– Ты сказал, что ютуб – твое хобби, как и телеграм. И там у тебя тоже не было рекламы, хотя вышло 32 выпуска. Тратил только свои?

– Да, больше миллиона. Поступали предложения от спонсоров, но на маленькие деньги. Предложение должно хотя бы перекрывать продакшн, меньше не имеет смысла. Было одно хорошее пакетное предложение на 10 программ, но оно отбивало только 50%.

– В телеграме ты кайфуешь от того, что даешь новости первым. А в ютубе?

– От реакций, когда начинали цитировать. Это проблема, с которой я так и не справился. Во время беседы я сознательно подбирал какие-то формулировки или вопросы для того, чтобы это потом забрали другие СМИ. Вместо того чтобы разговаривать в свое удовольствие.

В свое удовольствие мы с Седоковой поговорили. Потому что был не спорт, у меня не возникло зацикленности, что нужно спросить про это, про это, отыгрывать тему, чтобы Спортс сделал 150 новостей. Получилась нормальная беседа.

– Зачем ты циклишься на цитируемости, если это хобби?

– Профдеформация, к сожалению.

– А от самого процесса ты кайфуешь?

– Да нет.

– То есть ты вложил миллион ради цитирований?

– Мне просто стало интересно попробовать.

– Правда, что одним из гостей ютуба планировалась Зарема?

– Да. Она вышла с предложением, мы все обсудили, должны были делать. Это случилось после интервью Карпу и до Собчак – в августе 2020 года. Я создавал канал под это событие – интервью Заремы планировалось первым. Пока мы обговаривали детали, я снял нескольких героев, чтобы выпустить их после Заремы. Но два или три раза съемки с ней отменялись. Один раз прямо день в день – мы уже выезжали.

Я раздражался, потому что каждый раз шли убытки из моего кармана, которые никак не компенсировались. Каждый раз я заказывал съемочную группу, арендовывал аппаратуру, свет, студию. Можно договориться с людьми один раз – они поймут. Но два-три раза это не работает.

– Как изначально она к тебе обратилась?

– Не хочу раскрывать детали, но мы даже встретились, чтобы обговорить детали. И потом иногда общались. Когда она завела телеграм, я спросил, ее или нет. Она подтвердила, что ее.

– Как прошел разговор?

– Очень содержательно. С ее стороны не было никакого стоп-листа, на интервью она была готова обсудить все, кроме первой семьи Леонида Арнольдовича. Это нормально, с моей стороны не возникло возражений.

– Тогда гремела тема про эскорт – что Зарема пришла оттуда. Ты спросил бы про это?

– Да, мы обсуждали этот блок вопросов. Она сказала: «Можете смело задавать, я на все отвечу».

– Где проходила встреча?

– Какой-то ресторан недалеко от их дома в районе Строгино или в той стороне. По-моему, у них дом в черте города. Там огромный ресторан на берегу водохранилища. В ресторане все прошло спокойно: ноль охраны, позавтракали, приехал Антон Фетисов. Никаких залов и кабинетов не снимали – общий зал, стол на четверых. Говорили про вопросы, жизнь, «Спартак», про тех, кто работал в «Спартаке». Все для того, чтобы четче сформулировать вопросы, где-то ухватиться.

Я не буду раскрыать подробности, просто потому, что это неэтично, свинство. Но, на мой взгляд, до выхода в телеграм все было топ. Выход в телегам – лишнее, особенно, с таким тоном общения. Но абсолютно точно она разбирается в футболе, она этим живет.

– Как ты это понял?

– Когда речь заходила про отдельных футболистов, она знала их статистику, рост, вес. Все знала. Я столько не знаю о футболистах.

– Знаки зодиака не обсуждали?

– Нет.

– Но ты же понимаешь, что знать рост и вес – это не равно разбираться в футболе и быть объективной.

– Она реально понимает. Она говорит про ускорения, пробеги, обводки. Это нельзя вызубрить. Или ты этим живешь, или нет. Она этим живет. Это мое мнение. Я так не разбираюсь. Я вообще не разбираюсь в футболе.

– Почему интервью сорвалось?

– Потому что его переносили, переносили, переносили, переносили, а потом вышло у Собчак. С моей стороны это выглядело так.

– По каким причинам переносили?

– Один раз Антон сказал, что она заболела – показал ее сообщение. В другие два раза тоже были болезни, но без сообщений.

Театр с Абрамовичем, спектакль на 8 (!) часов

– Напомни, сколько раз ты ходил в театр в позапрошлом сезоне?

– 120.

– Это твоя нормальная цифра?

– Нет, это рекорд. В среднем у меня за год 50-60 постановок. 120 – во время работы на Первом, когда было много свободного времени.

– Что именно тебя цепляет в театре?

– Атмосфера. Когда ты внутренне интегрируешься в постановку и как бы находишься внутри. Наблюдаешь за всем этим глазами героев.

– Бывает, что ты открываешь расписание и не знаешь куда сходить, потому что все уже по 50 раз посмотрел?

– Нет, всегда есть что-то интересное.

– Сколько ты тратишь на театр?

– С большими ценами есть только три театра в Москве: Театр наций, Большой и Фоменко. Билеты там стоят по 15-20 тысяч. Но в Театре наций я никогда не платил больше 3 тысяч. Я не покупаю партер – нет необходимости, там маленький уютный зал, нормальные места. Только на «Горбачеве» важно сидеть максимально близко. Это фактически моноспектакль на двоих – нужны лица, эмоции, выражения.

– Но все равно нормальный билет стоит по 6-8 тысяч. А ты ходишь 60 раз.  

– Нет. Возьмем любой месяц. «Кинастон» в Табакерке – 4 тысячи, «Драгоценности» в Большом – 10,5 тысячи, «Жизель» в Стасике – 2 тысячи, «Майя» в Большом – 7 тысяч, «Сын» в РАМТ – 2 тысячи. Вышло чуть больше 20 тысяч. 

Жена ходит редко, у нее сильно лучше вкус, чем у меня. Она более привередливая. И ей не нравится балет, кроме «Жизель». Этот балет мы смотрели в Москве, Питере, Милане.

– Тем не менее ты тратишь в районе 300-400 тысяч в год на театр.

– Кто-то столько пропивает. Кто-то ездит на рыбалку или коллекционирует вазы. А у меня такое вот хобби.

Кстати, у Абрамовича такое же. Я встретил его на «Сыне» в РАМТе, но не заметил, потому что настолько погрузился в постановку. Хотя он сидел через пару мест. Из такого уровня людей я никого чаще Абрамовича в театре не встречал. Его видел в Большом, в РАМТе, в «Геликоне» постоянно.

– У Абрамовича много охраны?

– В театре никого никогда не вижу рядом. Вот в ложе в Большом с ним сидит народ. Но в том же «Геликоне» на премьере «Турандот» он сидел через кресло от меня, и был один. Потом выходил в фойе, стоял там. Некоторые узнавали его, фотографировались. Он никому не отказывал, всем улыбался.

– Если человек не имеет никакого отношения к театру, не понимает в этом и его нужно убедить, что театр – это круто. Какие пять постановок ты ему предложишь?

– «Щелкунчик» в Большом как передача новогодней атмосферы, как праздник.

«Идеальный муж» Богомолова и «13D» в МХТ. Это очень хорошие, качественные спектакли.

Мне хочется назвать те, которые с определенным режиссерским видением, но они вряд ли интересны массовому зрителю. Это точно весь Бутусов в Москве.

Получились «Палачи» в «Гоголь-центре» – спектакль, в котором я принимаю участие, но об этом узнал постфактум. Я пришел на «Палачей» дико уставший и в один момент подумал: «#####, Конов, ты окончательно ##########. Ты пришел в театр и слышишь свой голос. Надо заканчивать с театром, с такими объемами работы, надо уехать одному на дачу на неделю». Потом понимаю, что это реально мой голос и это сюжет Первого канала о матче «Анжи» – «Спартак», который смотрят в баре.

Отличный «Мнимый больной» с Маковецким в Вахтангова. «Гамлет | Коллаж» в театре Наций, где Миронов исполняет все роли. Это для того, чтобы в полной мере насладиться актерским талантом и мастерством. С этой же точки зрения «Контрабас» Хабенского в МХТ потрясающий. Он слабый как спектакль, но там совершенно фантастический Хабенский.

– Спектакль, который ты мечтаешь посмотреть, но еще не видел?

– «Гамлета» Тарковского в «Ленкоме». По тем временам это была сенсация. Он несколько лет его готовил. Солоницын играл Гамлета, Терехова – мать, Чурикова – Офелию, еще был Караченцов. Мне дико хочется посмотреть, есть фрагменты репетиций, но нет полного спектакля. А Тарковский в свойственной ему манере концовку сделал с воскрешением. Гамлет подходил к каждому погибшему в процессе постановки – и воскрешал. Это увидеть уже невозможно, никаких записей нет, кроме фрагментов.

Такая же история с «Годуновым», которого Тарковский ставил в «Ковент-Гардене» – там не то что видео, ни одной фотографии не сохранилось. Это абсолютно мистическая штука. Восстановленный вариант видел в Мариинке, но это уже версия не Тарковского, к сожалению.

– Ты прямо театральный гик. Вспомнишь, как ради спектакля срывался заграницу?

– Легко. На «Лира» Маккелена – главной мировой звезды шекспировского репертуара. Играли в Чичестере – это английская театрально-фестивальная столица в какой-то степени. На отказах случайно поймал билет со встречей с актерами за пинтой пива после спектакля. Единственная просьба – никаких фото и селфи.

Спросил какую-то ерунду, и Маккелен, проходя мимо после встречи, уточнил, откуда я, потому что по акценту понял, что не местный. Я сказал, что прилетел одним днем из Москвы. Он ответил: «Правило «без селфи» снимается, можно фото».

Постановка была фантастической, они играли шесть дней в неделю. Сейчас Маккелен в Лондоне и исполнял роль Фирса в «Вишневом саде». У меня уже и виза десятилетняя есть, и билеты, но работа не позволила полететь.

– Что самое необычное ты видел в положительном смысле?

– «Щелкунчик» Чернякова в Париже. Это невозможно объяснить, это надо смотреть. Например, вальс снежинок. В классической постановке на сцене – балерины, а здесь в моем понимании 1937 год, поэтому женщины в бушлатах на зоне. Настолько пробирает до мурашек, что что-то невообразимое абсолютно. Я не знаю, как можно такое придумать.

Еще у Мити всегда есть фишки с куклами. Очень красиво сделаны куклы, советские матрешки, зайчики. Для немолодых людей это ностальгические флэшбеки в детство.

– Есть спектакль, который супертехнически оснащен, и подойдет молодым?

– «Гамлет» Лепажа. Вообще весь Лепаж жутко современный. Москва наконец дождалась премьеры его «Мастера и Маргариты» в Театре Наций с Мироновым, Хаматовой, Вержбицким. Спасибо Ашоту Хачатурянцу, который давно поддерживает российский театр и балет. Мы обсуждали с ним репетиции «Мастера» за несколько дней до премьеры в пресс-центре «Матча». На премьере был ожидаемый аншлаг, с рук у входа билеты толкали по 150-200 тысяч. «Войну и мир» в Вахтангова тоже советую. В обоих случаях по пять часов и круто.

Кстати, есть Лепаж и на восемь с лишним часов – «Семь притоков реки Ота».

– В смысле на восемь часов?

– Спектакль идет столько. На девятом часу, когда все заканчивается, у тебя ощущение, что ничего не началось. Ты готов еще столько же сидеть. В этом мастерство режиссера – увлечь и вовлечь тебя настолько, что не отпускает. Как бы ни занимался самоцитированием Богомолов, но потом приходишь на его «Генделя» и сидишь с отвисшей челюстью. Или приезжаешь на «Бесов» в Барвиху и понимаешь, что его манера прочтения все-таки очень любопытна, очень интересна и не оставляет равнодушным.

Если театр оставляет равнодушным, то надо заканчивать. А если ты продолжаешь получать положительные эмоции, если тебе интересно, ты каждый раз видишь что-то новое, тогда надо продолжать.

– 8-часовой спектакль – постоянный?

– Нет, его привозили на фестиваль. Он начинался в 14:00 и шел до 22. Большой антракт длился час, чтобы все могли пообедать. Плюс много маленьких, чтобы артисты отдыхали. Сейчас самый большой – «Карамазовы» Богомолова, который начинается в 7 вечера и заканчивается за полночь. Но он плавающий по хронометражу, потому что большие куски построены на монологах.

– Ты любишь фоткать в театральных буфетах. Что и где самое вкусное?

– Пирожки в Театре Наций. Но вообще, вспоминаю, как «Спартак» играл с «Карлсруэ» при –20 в сугробах на «Динамо». Тогда я каждые 15 минут бегал в подтрибунку, потому что там были абсолютно топовые бутерброды с котлетами. Вкуснее я ничего в жизни не ел.

Бутерброды с котлетами на старом «Динамо» и 50 грамм в пластиковом стаканчике – просто delicious. Причем я несколько раз спрашивал у женщин, которые продавали бутерброды, что они кладут в котлеты. «Хлеб» – «То есть мясо и хлеб?» – «Да, мясо и хлеб». Но они получались такие, что я готов был съест десяток бутербродов. Ну, как бутербродов: хлеб уже не ел, а ел только котлету, потому что она и так с хлебом.  

«Лучший канал мира? «Матч». Разговор с новым боссом спортивного ТВ Александром Тащиным, который сменил Тину Канделаки

Фото: РИА Новости /Павел Бедняков, Стрельников, Александр Макаров, Юрий Заритовский, Екатерина Чеснокова, Нина Зотина, Илья Питалев, Александр Вильф, Алексей Филиппов, Кирилл Каллиников; Instagram/vasilykonov, matchtv_channel; globallookpress.com/Maurizio Borsari, Игорь Гневашев

logoЦСКА
logoСергей Семак
logoВалерий Газзаев
logoВасилий Уткин
logoЗарема Салихова
logoНаталья Билан
logoМатч ТВ
logoВасилий Конов