«Я был потрясён». Почему Онопко ушёл из ЦСКА и ждать ли его в «Спартаке»
Бывший ассистент Гончаренко дал первое интервью после внезапного расставания с «армейским» клубом.
В последние дни 2020 года официальный сайт ЦСКА «бомбанул»: Онопко и Овчинников покидают команду в связи с истечением контрактов. Да, стопроцентными «армейцами» в глазах ревностных хранителей клубных традиций они никогда не были, но с красно-синими цветами за годы «службы» сроднились. Один отработал в ЦСКА 11 лет, второй – почти 7. Так долго на одном месте ни Виктор Савельевич, ни Сергей Иванович не задерживались. Пикантности ситуации добавляли неутихающие сплетни о расколе в штабе, а молчание всех тренеров, уходящих и остающихся, только плодило догадки.
Первым заговорил Онопко. По телефону, из почти родной уже Испании.
«Гончаренко звонил, когда у меня не было желания ни с кем говорить. Я не взял трубку»
— Ваш с Овчинниковым синхронный уход из ЦСКА перед Новым годом многих удивил. Вас – тоже?
— Более чем. 17 декабря мы провели последний матч года с «Ростовом». Все пожелали друг другу хорошего отдыха, договорились, как всегда, встретиться 17 января в Кампоаморе и спокойно разъехались по домам. Я улетел в Испанию, к семье. А 28-го числа с утра мне позвонил Бабаев и сказал, что контракт продлён не будет. Было очень неприятно узнать такую новость в такой форме. Наверное, можно было раньше, в Москве или хотя бы Ростове, сообщить о решении клуба, а не ставить перед фактом по телефону. За 11 лет в команде ко мне вроде бы не возникало нареканий по работе – и тут такая новость. Скажу честно: я был потрясён.
— Странно, что контракты истекли посреди сезона.
— Обычно мы продлевали их на сезон, а в этот раз подписали на полгода. Бабаев объяснил это пандемией. Но я согласен: нелогично. Чемпионат в разгаре, ЦСКА на втором месте, впереди 11 туров… Почему не принять решение в мае, по итогу сезона?
— Причины прекращения сотрудничества гендиректор назвал?
— Только вкратце. Сказал что-то насчёт другого направления; какого именно – я так и не понял. После новости на сайте клуба начали звонить, писать футболисты, тренеры, но я ни с кем не хотел общаться, не обсудив ситуацию с семьёй. А супруга, дети в это время на работе были. Когда они вернулись домой, я объявил, что больше не работаю в ЦСКА.
— Их реакция?
— У них тоже была пауза, особенно у жены. Но, видя, в каком стрессовом состоянии нахожусь, все начали подбадривать, успокаивать. Это был очень тяжёлый для меня день. Я благодарен всем, кто меня поддержал – друзьям, бывшим футболистам, действующим. Отдельно хочу сказать спасибо ЦСКА – это величайший клуб с большой историей. Я нигде столько не работал. Когда был маленьким, казалось, что время с первого по десятый класс тянулось бесконечно долго. После экзаменов думал: ёлки-палки, полжизни прошло! А тут 11 лет пролетели так быстро. Это были прекрасные годы.
— С Гончаренко был разговор?
— Нет. Виктор Михайлович позвонил как раз в тот момент, когда у меня не было желания ни с кем говорить, кроме родни. Я не взял трубку. Только с Овчинниковым списались – поблагодарили друг друга за совместную работу и пожелали удачи.
— У вас наверняка есть соображения, почему так случилось.
— Версии есть, но это просто домыслы, догадки, которыми, наверное, не стоит делиться. Пусть они останутся при мне. Скажу только, что я многим вещам научился в ЦСКА, особенно в последний год. Пандемия, онлайн-тренировки – было тяжело, но мы все вместе выстояли.
— Напрямую у Гинера не пробовали прояснить ситуацию?
— Я звонил Евгению Ленноровичу, но только для того, чтобы поздравить с Новым годом. Ничего не спрашивал и не просил, но после этого разговора Бабаев предложил подыскать мне работу в структуре клуба. Я ответил, что пока не готов принять решение. Договорились пообщаться в офисе, когда буду в Москве. Для меня Гинер был и остаётся очень значимой фигурой. Он лично приглашал меня в ЦСКА – сам нашёл, позвонил, вытащил из РФС и доставил к Хуанде Рамосу. Меня подкупила его страсть к футболу, забота о команде. Все современные титулы ЦСКА, стадион и история, которая продолжается, – это всё Гинер. Я очень ему признателен.
«Я всегда защищал Гончаренко. Возможно, что-то произошло в те две недели, когда я болел коронавирусом»
— Внедрение в штаб Василия Березуцкого и ваш уход – взаимосвязанные вещи?
— В штаб зашёл ещё один легендарный футболист, молодой тренер – это нормальная ситуация. Тем более что я много времени проводил на поле как игрок – в тренировочных занятиях, двусторонках. Подменял травмированных, приболевших. И мне, и ребятам это нравилось. Чувствовал, что из ритма не выпадаю. Поэтому часть моих функций была делегирована Василию, но не могу назвать перемены радикальными. У нас было понятно, кто чем занимается.
— Раскол внутри тренерского штаба — реальность или миф?
— Разногласий как таковых не было. Были дискуссии, споры – по поводу сборов, тренировок, перелётов, состава. Каждый высказывал своё мнение – это абсолютно нормальная практика, рабочие моменты. Что касается лично меня, то я, наоборот, всегда и везде Гончаренко защищал. Когда с «Локомотивом» играли, и Гончаренко бросился к Сёмину, я побежал защищать его. Я всегда придерживался правила: есть главный тренер, а мы, все остальные, – помощники, и наше дело – помогать. Он иногда подходил на лавочке, советовался: «Будем делать замену или не будем? Кого и когда выпустим?». Но в итоге все решения принимает он. Я никогда не отклонялся от этой линии. Будучи помощником, ты не можешь и не должен видеть себя главными. Хочешь быть главным – уходи в другую команду. Возможно, что-то произошло в те две недели, когда я проболел коронавирусом.
— Что вы имеете в виду?
— Я читал в прессе о каких-то высказываниях Сергея Ивановича на пресс-конференции, когда он подменял Гончаренко, но после моего возвращения с больничного эта тема в нашем кругу вообще не поднималась, а я не стал уточнять: правда или нет? Я не сторонник лезть к главному с расспросами, если он сам этого не хочет. У нас случались споры – и с Гончаренко, и с Овчинниковым, и с Ермаковичем, и с Васей, но всё происходило открыто, в режиме рабочей дискуссии. Никто никого не оскорблял и, тем более, не унижал.
— Хотите сказать, что напряжённости в штабе в последние недели не ощущалось?
— Именно в штабе – нет. Но ситуация в целом подогревалась в прессе. «Лигу Европы провалили, если Гончаренко два матча не выиграет – уволят» — все всё читали. Но внутри коллектива мы старались гасить негативные эмоции. Все прекрасно понимали, что второй год подряд плохо выступили в Европе. При этом не было ни одного случая, чтобы нас подчистую разнесли, как, допустим, «Лудогорец» годом ранее. В Болгарии тогда просто позорно проиграли, в одни ворота. А в этом сезоне на равных практически со всеми играли. К сожалению, не взяли те очки, которые должны были брать. Из-за этого Гончаренко испытывал напряжение. Мы со своей стороны пытались разрядить обстановку – через работу, тренировки. Ощущения, что сейчас всё взорвётся – точно не было. В футболе ситуация всегда быстро меняется.
— Овчинников никогда не скрывал амбиций снова стать главным. Не допускаете, что Гончаренко мог почувствовать угрозу с его стороны, а вы пострадали за компанию?
— Я не могу за Гончаренко сказать. Есть руководство, президент – люди, которые назначают главного. Они вправе менять тренера, когда посчитают нужным. Что чувствовал Гончаренко – не знаю. Возможно, внутри у него что-то было. Было заметно, что в последнее время он сильно переживал. Срыв после «Зенита», пандемия, Лига Европы – всё наслоилось.
— Одним словом, себя вы «оппозиционером» в штабе не ощущали?
— Нет, конечно. Я всегда защищал главных тренеров. Когда болельщики вызывали Хуанде Рамоса после игры в «Лужниках», я шёл вместе с ним и разговаривал с фанатами, отстаивал. Когда при Слуцком на базу приезжали болельщики – то же самое. Случались моменты, когда Леонида Викторовича приходилось защищать от сумасшедших болельщиков – точнее каких-то VIP-клиентов, которые сидели в своих ложах и оскорбляли Слуцкого. Точно такой же позиции я придерживался в работе с Гончаренко. Повторюсь: если ты хочешь быть главным — иди в другую команду. Чтобы помощник снимал главного и назначал себя вместо него – о таком я ни разу не слышал.
— Гончаренко прислушивался к советам помощников?
— Прислушивался, но больше, конечно, сам принимал решения. Есть тренеры, и в ЦСКА в том числе, которые много разговаривают, на все темы. Я тоже высказывал своё мнение, но я вообще не любитель трындеть. А когда четыре человека одновременно говорят, думаю: если ещё и я пятым встряну – получится какой-то скворечник. Я люблю слушать, люблю, чтобы мне давали слово. Гончаренко всех выслушивал. Бывало, что принимал в том числе и мои решения. Если я как тренер помог команде, клубу, футболисту в чём-то, хоть чуть-чуть – для меня это уже радость.
— Правда, что Гончаренко и после Минска несколько раз просил руководство об отставке?
— Честно, первый раз слышу. Информация до меня не доходила.
«Обиды нет, есть хороший урок. Я познал и увидел людей с другой стороны»
— Вы же понимаете, что без ведома главного тренера решение по штабу вряд ли могло быть принято. Осталась обида на Виктора Михайловича?
— Обижаются маленькие дети, когда им игрушку не подарили или конфетку не дали. Обиды нет, есть хороший урок. Я познал и увидел людей с другой стороны. Поэтому я долго не хотел общаться. Я анализировал, общался с друзьями, тут с испанцами, со всеми. Меня все, в основном, поддержали. Я сейчас отдыхаю, но всё равно у меня есть идеи, и я очень хочу вернуться в тренерскую работу. Меня часто спрашивали: «Когда вы уже будете главным?» Я отвечал: «Пока я в ЦСКА, я не хочу уходить, потому что меня Гинер пригласил, я работаю, приношу пользу клубу, и я никогда не уйду, пока со мной не продлят контракт или не уволят». Ну, с нами просто не продлили контракт. Это не увольнение. Увольняют за что-то, за прогулы, за пьянство, за разбой какой-то. У нас такого не было.
— То есть амбиции и желание стать главным ещё остаются?
— Да, да. У меня есть амбиции быть главным. Появится такой шанс – с удовольствием его использую. Предложат место помощника – тоже рассмотрю. Мне в принципе тяжело без дела сидеть. Я не стыжусь никакой работы. Главное – не обманывать футбол, и тогда он тебя отблагодарит. Футбольный бог всё видит. Я сделал определённые выводы по отношению к себе и к тем людям, с кем я работал. Теперь больше позитива – и вперёд.
— Удалось попрощаться с футболистами?
— Конечно. Во-первых, я попрощался со всеми в группе. Потом многие ребята мне звонили лично. Пользуясь случаем, хотел бы выразить своё восхищение людьми, на которых в последнее время выпала сумасшедшая нагрузка, – это медицинский штаб ЦСКА во главе с Керимовым. Шагабутдин Саидович, золотой человек и доктор, и меня лечил, колол колени, голеностопы, рёбра – везде. Зашивал меня лично. Помощник Наби Сергей – тоже классный специалист. Хочется пожелать здоровья Михаилу Насибову, нашему легендарному массажисту, который ещё с Лобановским в сборной Союза работал. У него серьёзные проблемы были, с сердцем и с короновирусом, но он столп ЦСКА и обязательно должен вернуться в строй. Персонально отмечу повара Колю, который был с нами везде, и на сборах, и на играх, а также Вячеслава Чанова и Паулино Гранеро – настоящих профи своего дела. Спасибо всем ребятам, которые работали параллельно со мной. Тренерам и всем-всем-всем. Благодаря этим людям я чувствовал себя в команде, как в семье. Такая же атмосфера была в золотом «Спартаке» 1990-х.
«Разговоров со «Спартаком» не было, но рассмотрю любые варианты. У меня нет врагов в футболе»
— Слухи о возвращении в «Спартак» 2020-х имеют под собой хоть какую-то почву?
— Мне лично никто не звонил, я ни с кем не общался. Пока это только разговоры. Но я вот что хочу сказать: для меня никогда не было принципиальным, где играть или работать – в ЦСКА, «Спартаке», «Алании» или другой команде. А ведь были ещё киевское «Динамо» и «Шахтёр». В мою бытность спартаковцем у нас самые тяжёлые игры происходили с «Аланией», «Ротором», потому что они тогда наверху были. Для меня главным всегда было играть, тренироваться, приносить пользу той команде, в которой находишься, и не обманывать, не предавать тех людей, с кем ты работаешь.
— Что вы имеете в виду?
— Когда заканчиваешь играть, всплывают какие-то тёмные истории. Некоторые футболисты и тренеры (не в «Спартаке», конечно) продавали игры. В моём понимании это предательство – партнёров, футбола, самого себя. Я всегда старался быть честным и чистым перед всеми.
— Вы в принципе допускаете для себя вариант со «Спартаком»?
— Я любой вариант буду рассматривать. Любой. И за границей тоже. У меня нет врагов в футболе. В том числе среди болельщиков – я всем им благодарен. За годы работы в ЦСКА я не услышал ни одного плохого слова от поклонников «Спартака» — ни на улице, ни на трибуне, ни во время игры. Ни одного! Ко мне подходили и спартаковские ДПСники, и «армейские», и милиционеры простые, и учителя. Один говорит: «Я болею за «Спартак», отвечаю: «Молодец, болей». Другой: «А я – за «Динамо». Говорю: «Отлично, болей за «Динамо». Но они ко мне подходят, фотографируются, и им неважно, где я сейчас работаю – в ЦСКА, «Динамо» или «Спартаке». Вот и для меня нет такой принципиальности, честно. Потому что футбол – это игра, которая объединяет. У болельщиков есть эмоции, которые им надо выплеснуть. Раньше они дрались между собой, специально организовывали бои. 30 на 30 или 50 на 50, но по-честному. Чего я никогда не признавал и не признаю, так это оскорбления – тренеров, футболистов или родственников, как это было с бывшей женой Радимова. Это неприемлемо. Но без болельщиков нам тяжело и скучно. Они все люди, и они всё понимают.
«Я же не поцеловал эмблему фашистов. Это шарф, просто шарф»
— Какие у вас отношения с бывшим одноклубником, а ныне спортивным директором «Спартака» Поповым?
— Нормальные. Мы с ним прошли школу «Спартака» и сборной, в Испании пересекались и сталкивались. Тут вообще много было русских и, в частности, спартаковцев – Карпин, Попов, Никифоров, Писарев. Иногда зарубы вспыхивали такие!.. На поле я кого угодно мог загрызть, убить – в переносном смысле, конечно. Но помылись, остыли – можем пивка выпить, поговорить. Это жизнь, всё было честно.
— Общения с Поповым насчет работы не было?
— Нет, мне никто не звонил, не писал. Вообще никто – ни в Испании, ни в России. И из других стран тоже. Не было ничего.
— Не сожалеете сейчас о поцелуе шарфа ЦСКА?
— Да нет. Понимаете, я находился под безумным давлением, и оно только нарастало. Тогда было одно желание – ослабить его, снять напряжённость. Оно и вылилось в этот жест. Да, был такой эпизод в карьере, но я уже давно его прожил и успокоился. Сегодня о нём напоминают единицы. Я же не поцеловал эмблему фашистов. Это шарф, просто шарф.
