«Сталин посадил Старостиных» – для болельщиков это было знаком демократии»

Вышел пятый, заключительный эпизод подкаста «Люди гибнут за «Спартак», в котором Влад Воронин и Сергей Бондаренко разбирали рассекреченное дело основателей «Спартака» братьев Старостиных. Вы уже слушали о том, как и где возникла команда, кто помогал ей стать лучшей в чемпионате СССР, за что арестовали Старостиных и как они возвращались в футбол после 12 лет лагерей. Теперь речь пойдет о том, как рассекречивался архив, о «Спартаке» без братьев Старостиных и о становлении спартаковского мифа. 

Все эпизоды можно послушать в приложении Bookmate, на любой платформе для подкастов или на нашем YouTube. 

Влад Воронин, шеф-редактор Sports.ru: В прошлом выпуске мы остановились на том, как братья Старостины выходят на свободу, и на этом вроде бы главная история, которую мы рассказываем, заканчивается. Но мы не обсуждали футбольную сторону вопроса 40-х годов. Что происходит со «Спартаком»? Он развивается или буксует? Что с ним произойдет дальше? Вернутся ли братья в футбол и, если вернутся, то в каком качестве? 

Баланс в чемпионате СССР сильно изменился. Если говорить о первых послевоенных годах, то титул делили две команды – ЦДСА (с 1952 года) и «Динамо». Ведомственные команды, у которых совершенно другие ресурсы, другие составы и которые близко другие команды не подпускали. 

Сергей Бондаренко, историк, сотрудник Международного Мемориала: «Спартак» был в стороне. С 1945 по 1951 год «Спартак» начинал совсем середняком, ближе к концу 40-ых он вырулил на третье место, которое было его самым высоким достижением. Ты прав в том, что не было видно, за счет чего команда может вернуться. Состав разошелся во время войны, осталось всего несколько игроков из довоенного «Спартака». Промкооперация – главный спонсор и единственное, что сильно отличало «Спартак» от других команд экономически – тоже ушла в сторону. И было не очень понятно, кто управляет командой. 

Эти 5-6 места «Спартака» и отсутствие очевидного руководства грозили тем, что все может закончиться быстро и печально. По той же команде ВВС было видно – один-два неудачных сезона, спонсор уходит, в данном случае Василий Сталин, – и все, команда может и не вернуться. Поэтому это был едва ли не самый напряженный момент в истории «Спартака». Даже более тяжелый, чем знаменитый вылет в конце 70-х. 

***

Воронин: Даже такие гиганты как ЦДСА не были застрахованы и не могли знать, что через год, возможно, они лишатся всей своей силы. ЦДСА был наказан за неудачное выступление сборной на Олимпийских играх 1952-го – они попали под раздачу, как главный поставщик игроков для защиты национальных интересов. 

Бондаренко: Да, эти 6 лет после войны – совершенно новый чемпионат СССР. Мне кажется, до сих пор не до конца понятый. Иногда он называется «золотым веком советского футбола», потому что «Динамо» съездило в Англию, Советский Союз вступил в ФИФА… Но при этом все ходили по очень тонкому льду. И когда в 1952-м сборная СССР впервые поехала на Олимпиаду, тренером был Борис Аркадьев, человек, который больше всех связан с победным ЦДСА. Команда вышла и проиграла переигровку сборной Югославии – а это было неудачное время для этого, момент большой политической напряженности. После этого поражения команда ЦДСА была расформирована. В этот момент как раз «Спартак» чуть-чуть перехватил инициативу, и в этом очень коротком 13-матчевом сезоне он впервые вернул себе титул. 

Даже сам этот чемпионат, немного по остаточному принципу разыгранный, не до конца воспринимают как полноценное спартаковское чемпионство. А до того все шло довольно тяжело. 

***

Бондаренко: Больших новых игроков нет, их не на что купить – Промкооперация сходит со сцены. При этом часть людей ушли кто в ВВС, кто в ЦДСА, Старостиных тоже нет, при этом стиль команды с 30-х годов не изменился. Это те же «буря и натиск» – а стиль этот может работать скорее с молодыми футболистами. А средний возраст «Спартака» 1946/47 – 30+. Это команда, за которую все болеют, скорее, из чувства ностальгии, команда, которая на сходе. 

Поэтому если что-то изменится, нужно все целиком перезапускать. ЦДСА, «Динамо» – это все то же самое, но на двойных-тройных оборотах. Бобров, Федотов, «Динамо» с Аркадьевым и его тактической схемой – «Спартак» начинает отставать в том, в чем всегда был впереди, в комплектации состава и использовании тактических новинок. Сейчас нет ни того, ни другого – неудивительно, что команда болтается где-то посередке. 

Воронин: Ты сказал про Бориса Аркадьева – будет не лишним упомянуть, что он вошел в историю футбольной тактики во всем мире, не только в масштабах СССР, как человек, который посеял на поле хаос. При нем игроки организованно и одновременно хаотично для соперника перемещались по полю, постоянно меняясь позициями. Именно этим команда Аркадьева поразила Великобританию во время известного британского турне. И на этом фоне «Спартак», падая в таблице и лишаясь тактического лоска, лишается и всей своей флагманской силы. Что делает «Спартак»?

Бондаренко: У «Спартака» есть козырь в рукаве – приглашение тренера не из традиционного набора тренеров 40-х. Как правило, это круговорот одних и тех же людей: известных московских игроков или классических тренеров, пришедших из 30-х – Квашнин, Аркадьев, Якушин. «Спартак» же сначала позвал новым тренером эстонца Вольрата, затем моего тайного героя Абрама Христофоровича Дангулова. Это само по себе было странно, потому что это время начинающейся борьбы с космополитизмом, большой взлет русского национализма. Поэтому большой московской команде вдруг брать себе тренера-армянина с отсутствием опыта работы в больших командах – это был ход конем. 

С другой стороны, Дангулов уже работал в Москве – несколько лет в «Крыльях Советов». В последнем сезоне она заняла последнее место и вылетела, но что-то в Дангулове было. И спартаковские руководители – мы толком не знаем, кто тогда возглавлял команду – разглядели в Дангулове что-то новое, пригласили его. Он сразу привез с собой несколько молодых игроков, которые при нем еще не до конца расцвели, но потом станут гордостью советского футбола 50-60-х: Нетто, Сальников, Парамонов, Симонян. Дангулов их взял 19-20 летними игроками. И эти три года с Дангуловым, кажется, заложили основы тому, что сейчас мы называем «спартаковским стилем». 

Воронин: То, что ты называешь «спартаковский стиль» – это легкая, быстрая игра, основанная на изучении пространства на том, что ты смотришь по сторонам и предугадываешь, куда пойдет твой напарник. 

Бондаренко: В конце 40-х «против лома нет приема»: играют большие, физически мощные соперники. Когда какой-нибудь Всеволод Бобров на тебя бежит, и ты его не перебегаешь. Ты можешь ему ноги переломать, но если мы пытаемся как-то иначе импровизировать – можно обыграть внизу, держа мяч. Чисто физически «Спартак» этого времени гораздо мельче, чем ЦДКА и «Динамо». Парамонов – 175 см, еще полкоманды – ниже его ростом. 

Это была попытка изобрести новый подход. Он не то чтобы совершенно новый – так играли в футбол и до того. Но это было ближе к тому, что называлось «южным стилем». В Советском Союзе его представляет тбилисское «Динамо», известное своими тактическими пробелами. Слишком много индивидуальной игры, есть две-три звезды, которые тянут одеяло на себя. То новое, что предложил Дангулов, было сочетанием двух этих вещей: игра в пас, переориентация пространства, с другой стороны – техническая подкованность игроков. 

Воронин: Где в этом процессе Старостины? Если мы говорим про «Спартак» и «спартаковский стиль» – это Старостин. И баннер «Он все видит» как раз про это. Что все ценности в любом случае заложены братьями Старостиными, персонально Николаем, как флагманом этого движения. 

Бондаренко: Я бы чуть перефразировал: «Он ничего не видит». То есть он сидит в лагере и не видит, что мы теперь играем по-другому. Смешно, но, получается, что «спартаковский стиль» может родиться только в тот момент, когда Старостина нет рядом. То, что Старостина нет, и делает «Спартак» романтическим героем: он начинает проигрывать без своего основателя и изобретает что-то новое. 

Я думаю, что Николай был удивлен, когда приехал и увидел новую команду. Хотя его тоже не стоит недооценивать. Несколько спартаковцев рассказывали, что когда Николай впервые после возвращения вошел в командный автобус, он к каждому игроку подходил, называл его по имени, пожимал руку. Он их всех выучил по радио, по газетам.

Воронин: Раз ты сказал про возвращение, давай вспомним, как вообще братья вернулись в Москву. У меня сразу в голове картинка, которую Николай создал в книге: вот есть день, в который все братья впервые встречаются, 12 лет после всех событий. Они приезжают в Москву, первый семейный ужин, и Андрей Старостин, заходя в квартиру, говорит: «Все проиграно, кроме чести». Эта фраза обросла мифами, стала легендарной для «Спартака». 

Бондаренко: Да, входит Андрей и говорит это: лирическая музыка Эдуарда Артемьева, титры, байопик про «Спартак» закончен. При этом любой внимательный читатель книг Андрея Старостина может найти эту фразу как минимум еще в одном месте. В 30-е годы, когда Андрей Старостин любил проводить вечера в компании музыкантов, писателей, бильярдистов, картежников и морфинистов. Среди этих близких друзей Андрея Петровича был Юрий Карлович Олеша – писатель. Может, кто-то помнит «Три толстяка» или в школе читал «Зависть» (хороший роман). Так вот Олеша ресторане гостиницы «Националь» приставал к официантке. Официантка дала ему от ворот поворот, в ответ Олеша воскликнул: «Все потеряно, кроме чести!» Отматываем на 20 лет вперед – Андрей Старостин входит в комнату с тремя братьями, они не виделись 12 лет, и он говорит: «Все потеряно, кроме чести». Вся красота этой фразы для меня в ее двусмысленности. Одновременно для Андрея Петровича это шутка (братья понимают это), с другой – это максимально выкрученный пафос, последняя сцена байопика про «Спартак». 

Поэтому каждый раз, когда что-то на эту тему вывешивают на матчи «Спартака», я вспоминаю Юрия Карловича Олешу и официантку. 

Воронин: Ты говоришь, что это шутка, но в футбол эта фраза вошла как клише для настроя команды. Однажды эта фраза вообще сыграла против «Спартака». Есть такой великий матч в чемпионате России 2006 года – «Спартак» в «Лужниках» играл с «Москвой» и после первого тайма выигрывал 3:0. Все прекрасно складывалось, пока в перерыве молодой Леонид Слуцкий не вошел в раздевалку и не сказал своим игрокам: «Все проиграно, кроме чести». И во втором тайме «Москва» закатила «Спартаку» три мяча! 

***

Воронин: Хорошо, Андрей произносит эту великую фразу. Что происходит с братьями дальше? Они возвращаются к обычной жизни, меняют сферу деятельности? Про Николая поняли – он возвращается в «Спартак» на должность «начальника футбольной команды». Раньше мы его знали как руководителя всего «Спартака». 

Бондаренко: Формально люди, которые были реабилитированы, должны были получить назад то, что они потеряли при аресте, в том числе и свои должности. Но мир середины 50-х – это сильно изменившийся мир в сравнении с 42-м годом. 

И люди приходили на живое место – кто-то уже занимался этим до Старостиных. Это очень тонкий момент: команда тоже изменилась, добилась некоторых успехов с Дангуловым, к этому моменту успела его уже уволить с поста главного тренера и оставить в качестве помощника. Нужно было как-то вновь оказаться внутри, но это все не разрушить. 

Мне кажется, очень важно, что Николай стал именно начальником футбольной команды – он осознанно отрезал от себя ответственность за деньги общества в целом, за бесконечных лыжников, гандболистов и так далее. Он сосредоточился на футболе. 

Роль начальника команды довольно странная. Она не столько политическая, сколько практически касающаяся обычной жизни. Старостину не нужно было бесконечно заседать в политических комитетах, отвечать перед партией. Ему нужно было заниматься рутиной: состав, кому – машину, кому – квартиру, тренировки… Каждодневное устройство футбольной жизни было на нем. Он, кажется, в этом преуспевал больше других. По сути, он, с небольшим промежутком в 70-е, занимался этим до первой половины 90-х. В этой роли его в основном и запомнили. В 60-70-е мало кто помнил Старостина 30-х годов. 

Он стал гораздо менее заметным сам по себе, но стал внутренним олицетворением команды. Но это Николай. А Андрей – ему сложно было найти себе место, потому что будто бы можно было пойти в «Спартак», но тренером – странно, он им никогда не работал, начальником – уже есть Николай, идти на какую-то формальную должность в Федерацию футбола, как ему предлагали – тоже не совсем его характер. 

В итоге, Андрей Старостин стал начальником футбольной сборной СССР. Это место, которое он нашел не сразу, и он превратился в такого «Николая Старостина», но для сборной. Он стал символом этой команды. И это было очень успешное время, сборная в 1960-м выиграла чемпионат Европы. 

Александр и Петр довольно быстро отошли от футбола. В 30-е Александр немножко успел поработать в Федерации футбола, потом он туда вернулся, немного времени там провел и довольно быстро ушел работать на производство, на автомобильный завод.То же самое касается и Петра, который вообще и в лагере меньше всех был связан с футболом, и сильнее всех болел. Он вернулся с туберкулезом, долго лечился. И он довольно быстро отошел в сторону, стал наименее публичным из братьев и единственным, кто по-настоящему порвал с футболом. 

***

(...)

Cпортивная хроника на украинском языке, голос диктора

Бондаренко: Мы включили кусочек из хроники кубкового финала 1965 года: «Спартак» – «Динамо» (Минск). «Спартак» выигрывает матч 2:1 – даже не первый матч, а переигровку. Но нам игра важна не только из-за спартаковской победы – на трибунах «Лужников» присутствовал молодой американский студент Роберт Эдельман, приехавший в СССР учиться. Это было время войны во Вьетнаме, против которой он активно выступал. Его интересовало устройство советского социалистического общества.

Как он сам пишет об этом в книжке «Московский «Спартак»: история народной команды в стране рабочих» – после первого матча, возвращаясь в общежитие МГУ, он понял, что что-то в этой стране явно пошло не так с социализмом. Все, что он увидел, его глубоко впечатлило, но в обратную сторону. 

Эдельман: Это было лето 65 года, программа русского языка, по обмену. И мы жили в общежитии МГУ, с микрофонами и тараканами… Моим первым матчем был «Динамо» Минск – «Спартак», финал Кубка того года. Мы сидели почти на самом верхнем ряду, вместе с нами были болельщики разного типа. Не могу сказать, что это был цвет русской интеллигенции – нет, нормальные люди. 

Бондаренко: Тем не менее, он продолжил ходить на футбол и в течение нескольких десятилетий довольно регулярно возвращался в СССР, писал здесь исторические книжки про русское дворянство и крестьянство. Пока вдруг, будучи очень взрослым и состоявшимся историком, в середине 80-х годов не решил заняться историей спорта как академической дисциплиной. Это было очень неожиданно и совершенно непопулярно среди его друзей и коллег. 

Результатом этого было то, что, когда я сам заканчивал университет и написал свою дипломную работу о культуре советского футбола, то вдруг обнаружил, что уже вышла такая американская книжка, где уже написано все то, что написал я – только лучше. Я был страшно разбит и разочарован, и только несколько лет спустя пришло утешение, когда я познакомился с Бобом Эдельманом: он стал моим другом, ментором, и теперь я в течение четырех с половиной лет все никак не могу выпустить перевод его книги о «Спартаке». 

Эдельман: Когда я сидел в «Лужниках», рядом с болельщиками, которые мне рассказывали историю «Спартака», они не так много говорили мне о Старостиных. Но говорили, что «Сталин посадил Старостиных» – и это для болельщиков было знаком демократии, в том смысле, что сами братья были демократами. 

Бондаренко: А что ты сам, уже написав книгу, об этом думаешь? 

Эдельман: Мое первое интервью для книги было с Александром Вайнштейном. У меня были для него очень наивные вопросы. Я сразу спросил: «Спартак» был диссидентской командой, да или нет»? Вайнштейн засмеялся. Он ответил так: «советская власть устроила успех Старостиных в 30-х, посадила их в 40-е, реабилитировала и дала много преимуществ в жизни в 60-70-е». 

Бондаренко: Ага. А что ты думаешь об идеи того, как во главе некоей компании, некой команды, на протяжении долгого времени стоит один и тот же человек, наиболее уважаемый? Не напоминает ли тебе это устройство большой семьи? 

Эдельман: Не могу сказать, что получил впечатление о том, что Николай вел команду, как семейную организацию. Но, скажем, когда мы говорим об организованной преступности, лидер – это отец. 

Бондаренко: Мафиози.

Эдельман: Мафиози, да. Не хочу создать впечатление, что Николай был гангстером, но он был этаким трикстером: нашел возможности жить и работать где-то между правительственных структур, сумел создать свою гражданскую организацию. 

Бондаренко: По-человечески тебе кто ближе из братьев, Николай или Андрей? 

Эдельман: Ты знаешь, что я встречался с Николаем. Наш разговор был корректным. Но, думаю, что если сходить куда-то поесть, провести время, то интереснее было бы с Андреем. 

Бондаренко: Ну, это понятно, да. 

Эдельман: Как историк, я все-таки больше предпочитаю Николая. Что писал Андрей – повести о футболе? Повесть – это другое дело, это семейный роман. 

(...)

Воронин: По ходу этого подкаста мы рассказывали много историй. Частично мы взяли их из понятных, очевидных, открытых источников – это воспоминания самих братьев, интервью, старые газеты. Но есть значительная часть рассказа, которая опирается на закрытую информацию, которая долго держалась под грифом секретно и до сих пор лежит в архиве ФСБ. 

Сережа, как историк, заинтересованный в истории «Спартака» и братьев Старостиных в частности, кажется, первым добрался до этого архива и полноценно изучил все бумаги, касающиеся дела братьев. 

Давай попробуем коротко рассказать, как это вообще возможно, как ты добираешься до этих документов. 

Бондаренко: Первое, что я сделал – обвел в календаре красных карандашом 2017 год. Я знал, что такого рода документы попадают в публичный доступ спустя 75 лет после начала следственного дела. Я посчитал, что с 1942 года, это должно было случиться в 2017-м. Оказалось, что ФСБ считает целыми годами, и они меня быстренько отправили в 2018-й. Тем не менее, когда зимой 2018-го я написал простой мейл в архив ФСБ, мне пришел ответ: они будут рассекречивать это дело и в течение нескольких месяцев смогут мне его показать. 

И действительно, это случилось буквально после одного письма <archivfsb@fsb.ru>, в котором я упомянул Андрея Старостина (потому что понятия не имел, как будут устроены эти дела – отдельные тома на каждого из братьев или все вместе? – хотя догадывался и надеялся, что это будет коллективное дело). 

Спустя несколько месяцев мне позвонили с неопределяющегося номера и сказали: «Сергей Алексеевич, приходите и знакомьтесь». Архив – небольшое здание в центре Москвы, в том квартале, где каждое второй дом принадлежит ФСБ, в районе Лубянки. Комната на 10-12 человек со школьными партами, красивым гербом ФСБ и чуть-чуть в глубине запрятанным фото Дзержинского. 

Туда тебе приносят следственные дела, ты можешь их читать, но не можешь ничего фотографировать – нужно перекопировать вручную. Никакой особенной моей доблести в этом нет – такие дела рассекречиваются постоянно. Но важно, что они не рассекретятся сами по себе – им нужен запрос. Пока ты не напишешь им сам, ничего не изменится.

Я быстро вошел во вкус: понял, что могу писать запросы на кого угодно, кого могу предположительно найти в архиве ФСБ или в госархиве, в ГАРФе. Таким образом я нашел десятка два дел, связанных со «Спартаком». По-разному их скопировал или набрал, скомпилировал в единый текст, и более-менее в голове сложилась вся эта картина. 

Воронин: Ты – единственный человек, который держал в руках эти документы и изучал их? Или есть много сочувствующих «Спартаку» людей, которые так или иначе претендовали на изучение дела? 

Бондаренко: Для меня всегда было небольшой загадкой, каким образом Боб Эдельман, американский исследователь, так здорово описал фактуру дела Старостиных, не имея возможности в него заглянуть в то время, когда он об этом писал. 

***

Бондаренко: Боб, я видел сейчас интервью Вартаняна (прим. Sports.ru: Аксель Вартанян – журналист еженедельника «Футбол» и «Спорт-Экспресса», спортивный историк). 

Эдельман: О, он жив! 

Бондаренко: Да, и он как раз немного рассказывает про дело Старостиных. И он говорит про тебя, при этом не называя: «У меня был американский друг-исследователь». И вот почему меня это заинтересовало: он говорит, что «мне и моему американскому другу-исследователю дали посмотреть приговор дела Старостиных». 

Эдельман: Да. 

Бондаренко: Ты действительно видел приговор, когда писал книгу про «Спартак»? Как так получилось? 

Эдельман: Подробностей лучше не знать. Просто так. 

Бондаренко: То есть тебя не пустили бы в архив ФСБ? 

Эдельман: Нет-нет. Я работал тогда в ГАРФе. 

*** 

Бондаренко: Тогда я понял, что Боб действительно не мог видеть дело, лежащее в архиве ФСБ, потому что оно было засекречено. Но в 50-х был пересмотр дел некоторых спартаковцев, о которых говорили во втором эпизоде – расстрелянных в 38-м году. И в этих пересмотрах упоминаются братья Старостины, туда были вклеены листы с фактурой об их деле. Сначала мне это было непонятно, но сейчас я совместил в голове эти вещи и понял, что Боб видел все не в архиве ФСБ, а в ГАРФе, который в этом смысле работает гораздо свободнее. 

Единственный ли я человек, который увидел эти дела? Нет, не единственный. С того момента, как я подал на рассекречивание дела, его очень подробно прочел и прокомментировал Станислав Гридасов, журналист и один из основателей Sports.ru. Насколько понимаю, он думает написать об этом книгу. Он провел с этими делами уже больше времени, чем я. 

Теперь, когда эти дела открыты, я надеюсь, многие люди смогут на них посмотреть и оценить сами: что понял я, что понял Гридасов. В конце концов, это несколько тысяч страниц и, наверняка, мы могли что-то упустить и недооценить какие-то детали. 

Воронин: Так что если кто-то из слушателей подкаста «Люди гибнут за Спартак» хочет самостоятельно прочитать дело братьев Старостиных, ему нужно написать запрос на почту и прийти в это маленькое здание на Лубянке. Правильно я тебя понял? 

Бондаренко: В точку. 

*** 

Воронин: Я бы еще пару вещей рассказал про работу Николая Старостина на должности начальника команды. Сразу два пункта. 

Первый – Старостин, рассказывая про возвращение в бытовом смысле, размышляет, что у него было несколько довольно неплохих картин, но сейчас, общаясь с современными футболистами, не видит, чтобы они особо интересовались литературой и живописью», «так, как я». 

Второй момент – у него есть очень много здравых мыслей, не вписывающихся в логику советского человека и даже современного российского футбола. Он говорит, что клуб – это частный бизнес, который должен сам по себе существовать, сам зарабатывать. Он говорит, что досадно, что у нас такая культура – мы не разговариваем о деньгах в футболе. Хотя это полезно – чтобы клубу самому зарабатывать на интересе зрителей. И он в книге называет цифры, говорит, что 200-250 тысяч рублей, с поправкой на советские рубли, «Спартак» каждый год откладывал себе в копилку, как чистую прибыль. По сути, Старостин, как управленец проявлял себя успешно. И понятно, что мы в первую очередь говорим про эпоху, когда спорт существовал на деньги от билетов – никаких ТВ-контрактов быть не могло. 

В тех реалиях Старостин выжимал максимум того, что было возможно, и клуб при этом был прибыльным, сам себя обеспечивал и мог поступательно развиваться. 

Бондаренко: Для меня это одно из объяснений того, почему не было большого конфликта поколений в команде, между Старостиным и игроками. Старостин всегда был вовлечен в их фактическую жизнь – помочь пристроить детей в садик, достать машину, квартиру – он был мастер таких дел и это не было чем-то, что ниже его. Для него возможность быть с командой была именно в этом – жить ее повседневной жизнью. 

Неслучайно, когда в середине 1970-х Старостина решили наконец отодвинуть с работы – ему было или 75, или 79 лет (в зависимости от того, какой у него все-таки год рождения), как раз в этот год «Спартак» и вылетел, и футболисты пошли к руководству с требованием вернуть Старостина. Никто на них не давил, не заставлял – тем не менее, в середине 1970-х Старостин все еще был человеком, который был им нужен. 

Он таким и остался почти до самого конца, и сложный транзит власти от него к Романцеву – отдельная, трагическая для «Спартака» история. 

Эдельман: Когда я был в Москве в конце 80-х, работая над своей первой спортивной книгой («Серьезная забава: история зрелищного спорта в СССР») меня вез на матч Геннадий Ларчиков (прим. Sports.ru: журналист «Советского спорта»). Помню, он тогда мне сказал: «Спартак» – это команда интеллигенции и хулиганов». 

Бондаренко: Похоже на правду, да. 

Эдельман: Одновременно. Думаю, главным был этот элемент независимости. Люди понимали, что это было их решение – болеть за «Спартак». 

Слушайте подкаст на той платформе, которая вам больше подходит (и не забывайте регистрироваться на Bookmate, первый месяц бесплатно!):

• Apple Podcasts

• Google Podcasts

• Яндекс.Музыка

• YouTube

• Castbox

• ВКонтакте

• Скачать файл

Фото: clubspartak.ru; ru.boell.org; РИА Новости/Игорь Уткин;