22 марта 2020, 12:49 15 мин.

Внутри логова Ферги: каково это быть внутри «слипстрима*» менеджера «Манчестер Юнайтед»

Автор

Воспоминания журналиста о разном сэре Алексе Фергюсоне не без нотки ностальгии

*Словарь автогонок:

Слипстрим (англ. slipstream — буквально «скользкая струя») — езда непосредственно за другим автомобилем, в завихрённой зоне. Сопротивление воздуха уменьшается как для едущего сзади, так и (в меньшей степени) для едущего спереди. Слипстрим — важная часть тактики в гонках по трековым трассам, так как позволяет сэкономить топливо и оттянуть пит-стоп, либо разогнаться и совершить обгон. Недостаток езды в слипстриме — сильная недостаточная поворачиваемость, а также сниженное воздушное охлаждение двигателя для идущего сзади.

Иногда было сразу понятно, что сегодняшняя пресс-конференция закончится плохо. Те пятницы, когда мы собирались в старом зале для прессы на тренировочном поле «Манчестер Юнайтед», часто были самой захватывающей частью всей недели. Но всегда существовал риск, что человек на противоположной стороне стола может увидеть в вопросе ловушку, воспринять его как оскорбление и отреагировать. Или что пчела в шляпе сэра Алекса Фергюсона, возможно, уже жужжит неуправляемо.

13 декабря 2005

«Доброе Утро, Алекс.»

«Ага. Про травмы. У Сильвестра небольшое напряжение в паху, всё должно быть в порядке. Остальные здоровы. Джон О'Ши снова в порядке. Дальше. Глядя на завтрашнюю игру, «Уиган» был фантастическим в этом сезоне. Я очень рад за их председателя Дэйва Уилана и всех остальных. Он очень прямолинейный человек. У него было несколько менеджеров, но он завязал потрясающую связь с…»

Он никак не мог вспомнить имя менеджера «Уигана», поэтому Билл Торнтон из «Дейли Стар» помог ему.

«Джуэлл?»

«Да, Пол Джуэлл. Это дало им свежести, и именно поэтому находятся там, где сейчас. Так что это всё, что у меня есть. Увидимся позже, ребята. Я очень занят.»

Он уже поднялся на ноги. А потом он исчез. Пресс-конференция закончилась. Ноль вопросов задано, ноль ответов получено. Просто очередная порция новостей о травмах, которая всё равно была бесполезна, потому что первое правило пресс—конференции Ферги — и он сам шутил по этому поводу — никогда не верить ни одному его слову о том, кто был готов к игре, а кто нет.

Это длилось 74 секунды. Один журналист проделал весь этот путь из Ньюкасла, а всё закончилось за меньшее время, чем потребовалось бы, чтобы сварить яйцо. Возможно, даже за меньшее времени, которое нужно для того, чтобы вскипятить воду. И хотя это был, возможно, не самый зрелый и профессиональный ответ, я всегда запомню тот день из-за того, как дети в заключении, все начали смеяться, как только дверь закрылась.

Возможно, нам следовало бы возмутиться от имени нашей профессии и погнаться за ним вверх по лестнице, чтобы сообщить ему, что мы, пресса Её Величества, требуем большего уважения. Возможно, кто-то из наших должен был напомнить ему, что сэр Мэтт Басби часто говорил игрокам «Юнайтед»: «относитесь к прессе так же, как вы относились бы к полицейскому».

Не то чтобы это принесло бы много пользы. Фергюсон был твёрд и держал себя в руках. У него была сила привести нас сюда, намеренно ничего нам не дать и отправить восвояси. Мы смеялись и смеялись, даже если это был усталый, избитый вид смеха. И, как это ни странно звучит, я даже чувствую, что скучаю по тем дням.

Это может быть нелегко понять, когда я только что рассказал историю о том, что было, по сути, заранее обдуманным стёбом (Фергюсон позже признался, что сделал это исключительно для собственного удовольствия). Но это было не всегда так, и хотя его пресс-конференции часто бывали напряжёнными, безрадостными делами, по крайней мере, не было той нарочитой мягкости, которую в наши дни предпочитают многие менеджеры.

На пресс-конференциях Фергюсона всегда что-то происходило. Он всегда делал её интересной. Даже если в глубине души мы знали, что у него была обострённая чувствительность и в любой момент мог сработать спусковой крючок по типу «в этом клубе ты больше не появишься».

Зачем мы это сделали? Ну, самый простой ответ заключается в том, что это было рискованным занятием, и, поскольку это был менеджер «Манчестер Юнайтед», мы бы ждали у его офиса часами, даже ради нескольких минут на наших диктофонах.

Фергюсон был журналистской золотой жилой — самоуверенным, резким, откровенным, никогда не скучным — и источником большего количества полос на задних страницах, чем кто-либо другой в истории спорта. Фергюсон не всегда был, на языке бульварных газет, «грохочущим» и «взрывающимся». Было много случаев, когда время в его компании, слушая его разговоры о футболе, политике или мире в целом, чувствовалось как привилегия. Во многом так же, как я думаю, журналисты, которые освещали Брайана Клафа и Билла Шенкли, любили всё это ощущать.

Люди спрашивают, каков был Фергюсон, и, конечно же, бывали дни, когда он был груб, ужасен и так невыносимо упрям, что хотелось уронить ему на голову цветочный горшок. Попытки наладить с ним отношения были нескончаемой битвой, и со временем нам всем пришлось смириться с тем, что никогда не наступит день, когда он снова пригласит нас к себе на чай с булочками, включая своё старомодное шотландское гостеприимством. Мы видели его один раз, два, иногда три раза в неделю, и мы путешествовали по всему миру в его «слипстриме», сезон за сезоном. И всё же он всегда держал нас вне досягаемости. Уверен, ему это нравилось.

Поэтому может показаться странным вспоминать о тех днях и делать вывод, что в целом они были лучшими временами для футбольных писателей на территории Олд Траффорд.

Да, он действительно иногда устраивал нам ад, и я знаю по личному опыту, что существуют «правила» — его правила, — и что любой, кто, по его мнению, переступит черту, окажется под запретом и подвергнется гонению.

В то же время всегда было мифом думать, что он постоянно воюет с нашей индустрией. Некоторые из самых старых друзей Фергюсона, начиная с его дней в качестве игрока в Шотландии, были футбольными журналистами, и он даже был известен тем, что звонил в редакции газет, прося соединить его с редактором, услышав, что один из репортеров, пишущих о нём, может быть уволен.

Мало что известно о том времени, например, когда Джон Бин из «Дейли Экспресс», журналист, запрещенный Фергюсоном в трёх разных случаях, очнулся в больнице после сердечного приступа, и у его постели лежал букет цветов с запиской, написанной рукой Фергюсона: «Что ты с собой сделал, глупый старый чечёточник?»

Или как насчёт случая в 2003 году, когда Дэвид Мик, бывший корреспондент «Манчестер Ивнинг Ньюс», узнал, что у него рак и ему нужно ложиться в больницу?

Мик должен был сообщить Фергюсону новость о том, что ему, возможно, потребуется перерыв от написания заметок менеджера в программках. Мик никогда не забывал ни доброты слов Фергюсона, ни телефонного звонка, который он неожиданно получил, когда выздоравливал дома. Никакого представления не последовало. Голос на другом конце провода просто сказал: «Шотландский зверь уже в пути.» Фергюсон был у его входной двери в течение 20 минут и провел с ним весь день, болтая о футболе, семьях и «кроваво-блестящем» спортивном костюме, который Дэвид Бекхэм надел на тренировку этим утром.

Точно так же нельзя было уйти от того факта, что в личности Фергюсона было много различных слоёв и что, без всякого преувеличения, он был самым безжалостным ублюдком, которого вы когда-либо встречали.

Например, в тот день, когда в «Юнайтед» решили избавиться от Роя Кина — капитана, о котором мы слышали хвалебные речи Фергюсона столько раз, что даже не могли вспомнить, — мы записались на еженедельный брифинг менеджера, и увидели его таким же счастливым, каким мы видели его в любое время года. Никто из нас и понятия не имел, что контракт Кина был разорван ранее в то утро. Фергюсон пошутил о победе Шотландии на «неофициальном чемпионате мира» и, похоже, был доволен тем, что Жозе Моуринью, тогдашний менеджер «Челси», отказался встретиться с прессой на этой неделе.

«Я мог бы присоединиться к нему, - сказал он нам. - Господи, не так-то просто видеть вас каждую неделю.»

Он отпустил ещё несколько шуточек и, как ни странно, весело ответил на все наши вопросы. Затем он прогнал нас, и через несколько минут — буквально до того, как мы добрались до закусочной в 400 ярдах вдоль Ишервуд — Лейн — из Олд Траффорд пришло заявление, что Кин, 12 лет отдавший «Юнайтед», больше не в клубе.

Вот ещё одна особенность Фергюсона: он был блестящим актёром. Аль Пачино мог бы гордиться своей работой в тот день.

Был ли он свирепым? Честно: хуже, чем вы можете себе представить. Серьёзно, гораздо хуже. Фергюсон был замечательным человеком, как только начал работать. Его характер был легендарным, и я никогда не забуду, как один журналист национальной газеты в свои 50 лет был настолько измотан словесными нападками сэра Алекса, что, когда он стал свидетелем того, как его коллегу выгнали с одной пресс-конференции, он поднял свою собственную руку, совершенно побеждённый, и спросил, хочет ли Фергюсон, чтобы он тоже ушёл.

Всё дело было в глазах: в этих бледных, слезящихся, непреклонных глазах. Проверяя тебя, глядя на тебя сверху вниз, ища уязвимость. Генерал Зод — если вы смотрели фильм о Супермене — не победил бы этого человека в гляделках. Фергюсон склонялся над столом и вы ожидаете очередного извержения вулкана. Мышцы вокруг его глаз напрягались, и внезапно вы оказывались в аэродинамической трубе, или под действием его знаменитого «фена», когда он выпускал всё, что у него было, иногда всего в нескольких дюймах от Вашего лица.

В такие моменты ... ну и что вам остаётся делать? Вы можете возразить — и многие пытались, - но это увеличит риск быть забаненным. Или же вы можете сидеть там, чувствуя себя выжатым лимоном, и с несчастным видом смотреть в пол, задаваясь вопросом, учат ли справляться с подобными ситуациями в школе журналистики. Почти наверняка нет.

Даже сейчас футбольные репортёры в Манчестере всё ещё говорят о случае на газетном брифинге, вдали от телевизионных камер, когда опустошенный Фергюсон начал стрелять как из пулемета ругательствами по журналистам, а потом уже в процессе понял, что в конце зале съёжившись сидит школьница, которая пришла получить опыт в журналистике.

Ещё был случай, когда он буквально выпотрошил ещё одного члена пресс-корпуса за пределами «Клиффа», старого тренировочного полигона «Юнайтед». Когда он понял, что вся эта сцена была засвидетельствована множеством мам, пап, детей и охотников за автографами, Фергюсон, согласно легенде, по крайней мере, имел приличие извиниться, хотя и с довольно милым объяснением, что «это единственный язык, который эти c*** понимают».

Другой девушке, пришедшей за опытом, дочери одного из журналистов, пришлось терпеть неловкость самого успешного британского менеджера в истории, ворчащего по поводу ее присутствия, и, поскольку Фергюсон иногда был ужасно нелюбезен, его последующее замечание о том, что, возможно, она должна быть дома, «готовя яйца с беконом».

Или как насчёт молодого репортера, который невинно спросил, собирается ли Фергюсон посетить Чемпионат Мира этим летом?

«Не твоё дело» - последовал ответный выпад в вспышке ярости. «Я разве спрашиваю тебя, ходишь ли ты ещё в эти грёбаные гей-клубы?»

В тот день меня там не было, но я знаю, что несколько журналистов потом упрекали себя за то, что не остановили его на этом. По общему мнению, Диана Лоу, пресс-секретарь клуба, действительно сказала ему, что он зашёл слишком далеко. И хотя прошло всего семь лет с тех пор, как Фергюсон ушёл на пенсию, невозможно поверить, что такое могло сойти ему с рук сегодня.

Если что-то из этого звучит ужасно неприятно, то это потому, что часто так и было.

Однако в других случаях он вальсировал на каком-нибудь приёме с воображаемым партнером в танце, и мы видели другую сторону его личности, когда совершенно незнакомые люди могли быть поражены тем, насколько он общителен и очарователен.

Мягкотелый Фергюсон часто разражался песней, во весь голос распевая серенады секретарше Кэт, пока та не начинала улюлюкать от смеха и не приказывала ему замолчать.

Иногда, ни с того ни с сего, он испытывал нас вопросом о «Гленбак Черрипикерс» или какой-нибудь другой мелочью (хвала Тиму Ричу, тогда работавшему в «Дейли Телеграф», за то, что он рассказал историю старой деревенской команды братьев Шенкли). У Фергюсона была привычка комментировать нашу внешность, однажды он описал нас как «кучку ростовщиков из Мумбаи». Или же он высмеивал пришедшего в красной рубашке, мол тот работает на «Денди комикс».

Ему нравилось, когда над ним смеялись, и он был счастлив иногда посмеяться над собой.

Одна из самых приятных историй Фергюсона восходит к его дням в «Сент-Миррене», во время предсезонного турне по Карибскому морю, когда он заменил игрока, чтобы заставить себя — то есть менеджера — выйти против одного из противников команды-соперника.

Парень, по его словам, был «сложен как Годзилла». Но это не помешало Фергюсону вступить с ним в борьбу на поле.

«Он был абсолютно огромен, выбивая дерьмо из одного из наших нападающих, и я наблюдал с бровки, всё больше и больше заводясь. Я надел свои бутсы в последние 15 минут и вышел сыграть против него! Меня удалили. Эта история так и не вышла наружу. Я пошёл в раздевалку и сказал игрокам: «Если кто-нибудь когда-нибудь заговорит об этом, я узнаю, кто это, и убью его.»

Возможно, теперь вы понимаете, почему я говорю, что эти пресс-конференции, несмотря ни на что, были предпочтительнее того, что мы имеем сейчас, в подготовленной средствами массовой информации Премьер-Лиге, когда рутина для многих менеджеров состоит в том, чтобы использовать как можно больше слов, чтобы как можно меньше сказать.

Фергюсон, конечно, любил повторять нам, что никогда не читает того, что мы пишем. Он настаивал, что всё это ниже его достоинства и что он принял сознательное решение много лет назад не читать спортивные репортажи. Хотя мы все знали, что это была ложь.

Даже когда «Юнайтед» обыграл Мюнхенскую «Баварию» в финале Лиги Чемпионов 1999 года — «Футбол, чёрт возьми!» и всё такое, — Фергюсон позаботился собрать все первые выпуски газет, чтобы тщательно изучить каждую строчку.

В то время первые выпуски должны были быть напечатаны так рано, что девять десятых отчетов о матче были написаны во время игры, когда «Юнайтед» уступал со счетом 1:0, и заполнены абзацем за абзацем о том, где тактика Фергюсона потерпела неудачу. Остальные издания содержали сплошные «ГЛОРИ-ГЛОРИ-МАН-ЮНАЙТЕД» после голов Тедди Шерингэма и Уле Гуннара Сульшера, которые перевернули игру с ног на голову. Но всем было известно, какие отчеты Фергюсон изучал больше всего. В следующий раз, когда мы его увидели, он получил рыцарское звание и он получил огромное удовольствие, читая нам эти критические статьи из первых изданий.

Невозможно забыть, когда ты встречаешься с ним впервые. Его глаза щурились, когда он понимал, что в комнате есть кто-то, кого он не узнает. У него на лбу появлялись морщинки. Он может спросить: «А ты кто такой?» И хотя ты знал, что не можешь показать слабость, именно в такие моменты во рту у тебя пересыхало, как от наждачной бумаги.

Он не любил новичков и всегда казался более подозрительным, когда речь заходила о том, что он видел в молодом поколении журналистов. Один парень-лет тридцати пяти, женатый, с детьми-освещал игру для «Дейли Стар» и протянул руку, чтобы представиться, но на лице Фергюсона появилось выражение полного изумления.

«Господи Иисусе, - раздалось его приветствие, - неужели в наши дни они получают их прямо из школы?»

Нравился ли он нам? Ну, это трудный вопрос. Он мог быть тёплым, очаровательным и весёлым в один прекрасный день, а затем враждебным диктатором в следующий раз, а в худшие моменты - просто отвратительным.

Как можно не восхищаться человеком, который создал так много блестящих футбольных команд и сделал каждую игру на Олд Траффорд похожей на грандиозное событие?

Он был, конечно, самым непостоянным человеком, которого я когда — либо встречал. Он собирал жалобы, как другие собирают марки, и, что ещё важнее, ему было все равно, нравится он нам или нет. Фергюсоном не искал популярности. Всё дело было в контроле. Власть и контроль — вот, что его инетересовало.

Я получил свой бан в 2007 году, когда я написал книгу. Она была в форме дневника о двух предыдущих сезонах «Юнайтед». Я написал ему из вежливости через пресс-службу клуба, но письмо так и не было передано по причинам, которые так и не были полностью объяснены. Он расценил это как предательство и — классический Ферги — проинструктировал Филипа Таунсенда, директора клуба по коммуникациям, что «один из нас должен будет прочитать это дерьмо — и это буду не я».

Таунсенд вынес вердикт, что расстраиваться особо не из-за чего. Это не имело никакого значения, и на следующей пресс-конференции меня отправили восвояси. Это была обычная ситуация: почти всегда кому-то был запрещён вход. Но тогда я еще не понимал, что мой запрет будет действовать до тех пор, пока Фергюсон не уйдет на пенсию шесть лет спустя. «Ферги, чёрт возьми!»

К этому моменту он уже отошёл от проведения газетных брифингов отдельно от вещателей, и все собрались в одной комнате. И действительно, та 74-секундная пресс-конференция была последним разом, когда мы видели его вдали от телекамер.

Это означало, что всё изменилось. Теперь всё шло по телевизору, и Фергюсону пришлось подстраивать своё поведение. Он был умён: ни один из его взрывов гнева никогда не был запечатлен на камеру, и поэтому я не думаю, что люди действительно понимают злобу этих вспышек гнева или то, что это может быть для футбольных журналистов, когда такие моменты возникали в формате «только он и мы».

Точно так же я не уверен, что достаточно известно о том, как много смеха и проницательности было в прежние времена, когда он довольно часто выходил за рамки протокола и однажды дал нам бесценный совет:

«Никогда не пытайтесь читать мысли сумасшедшего», — когда кто-то был достаточно самонадеян, чтобы угадать его состав на выходные.

Люди часто говорили мне, что я должен принять это как знак чести быть забаненным, но я никогда не рассматривал этот момент так. Ведь он означал упущенное время, которое можно было провести с одним из самых великих менеджеров.

Честно говоря, я скучал по этим пятницам. Хорошее перевешивало плохое, даже если и не намного порой.