«Как нас могут засуживать?» Первое интервью экс-начальника команды ЦСКА — он ушел после скандала
Только Новый год и перерыв в чемпионате России сдержал судейский скандал в нашем футболе: арбитрами недовольны вообще все, глава департамента судейства и инспектирования Александр Егоров чудом продержался до конца декабря. В итоге его все же уволили, а руководить нашими рефери призвали венгра Кашшаи. Евгений Гинер за резкие слова в адрес Егорова призвал застрелиться был оштрафован и отстранен от футбола — теперь критиковать арбитров публично вовсе нельзя.
Перемены коснулись не только РФС: именно из-за плохого судейства в матче с «Краснодаром» (1:1), как утверждал «Р-спорт», ушел со своей должности многолетний начальник команды ЦСКА Сергей Якунчиков. Тогда Василий Казарцев не назначил пенальти на Чалове и не увидел, как Ари, прежде чем заработать пенальти, подыграл себе рукой.
«После матча внутри клуба был грандиозный скандал из-за судейства этой игры. Виноватым «назначили» начальника команды». Помимо этого сообщалось, что все решил разговор «на повышенных тонах» с гендиректором ЦСКА Романом Бабаевым — после него и было принято решение об увольнении Якунчикова. На последний матч года с «Эспаньолом» в Лиге Европы ЦСКА летал уже без него.
Пост начальника команды занял Александр Стельмах, который работал на этой должности при Валерии Газзаеве. Официально об уходе Якунчикова ЦСКА объявил только после январских праздников — с пометкой «ушел по собственному желанию», — а инсайды о скандале не комментировал.
Авторы текста встретились с Якунчиковым в ресторане недалеко от легкоатлетического комплекса ЦСКА и узнали:
о чем он говорил с Бабаевым после «Краснодара» и почему на самом деле покинул ЦСКА;
как его поддержала команда и почему Якунчикова никто не отстоял;
справедливо ли судят ЦСКА и должен ли начальник команды влиять на арбитров;
трогательную историю дружбы Якунчикова с Акинфеевым, о характере и религиозности Игоря;
как он назвал сына в честь Даниэла Карвальо, как святая вода принесла чемпионство 2016-го и еще много всего сборах, выездах и приметах ЦСКА;
уникальный путь Якунчикова в администраторы: гребля, служба в Туркмении, массаж, работа в Турции (а еще Сергей — зять Валерия Непомнящего!);
про уникальный музей футбола в Коломне и почему до него нет дела никому, кроме Якунчикова.
— Что все-таки произошло в Краснодаре и что вынудило вас покинуть ЦСКА?— У меня случился нервный срыв. Я еще не отошел от матча с «Арсеналом» . Нам забили из-за спорного вне игры, мнения по этому моменту разделились. Я сильно переживал — еще и жена в тот период находилась в больнице, перенесла серьезную операцию.
В Краснодар я ехал с тяжелой душой. После матча мой негативный настрой вылился в разговоре с нашим генеральным директором. Роман Бабаев позвонил мне сразу после финального свистка и в очень неуважительной форме начал общение. За что, в свою очередь, получил ответ также в грубой форме.
— Правда, что Бабаев косвенно обвинил вас в том, что судейство с «Краснодаром» оказалось не в пользу ЦСКА?.— Неправда. Мы при Казарцеве не проиграли ни разу. Он очень хороший арбитр. Я вам больше скажу: мне кажется, длительные паузы при просмотре VAR были связаны с тем, что Казарцев хотел быть объективным, разобраться в моментах. И у него, возможно, не было того повтора, который показывал бы игру рукой Ари. Он появился только через несколько дней после матча. Поэтому человеку было сложно принять верное решение. Момент с неназначенным на Чалове пенальти тоже сложный.
— Тогда почему разговор с Бабаевым вообще состоялся?— Не знаю, почему, но он подумал, что я не буду выполнять свои обязанности. В частности, не пойду в судейскую, не пообщаюсь с арбитрами, не получу объяснение по случившимся эпизодам. Конечно, это общение необязательно, но мы всегда это делаем после игры, и в частности я. Разбираем тот или иной эпизод, получаем на них ответы, и это нормально. Естественно, в спокойной обстановке, когда страсти улягутся. И судьям нужно отдохнуть, и мне прийти в себя. Моменты с «Краснодаром» были неоднозначные, поэтому сразу бежать и решать вопросы было неправильно. Но я в любом случае чуть попозже собирался это сделать.
Сразу после этой ситуации я заболел, хотя, мне, как показалось, не верили. Но это так. В принципе, я готов был лететь на матч с «Эспаньолом», но исполнительный директор Дмитрий Егоров сказал: «В Барселону тебе уже не надо. Это решение Бабаева». А ведь когда-то, после серьезной автомобильной аварии, я с пробоиной в голове летал на игру с «Порту». Еле добрался. Уезжали через день после аварии, а меня рвало. Я ходил в кепке, и из-под нее сочилась рана.
24 декабря прошлого года я закрыл больничный, 25-го приехал в клуб. Зашел к Бабаеву, мы пообщались. Как понимаю, он не услышал от меня того, что хотел. Извиняться перед ним мне было не за что. Мне кажется, я много пользы принес команде за это время. В итоге мне сказали: «Молодец, что приехал, но уже поздно». А раньше я не мог — на больничном был, на секундочку.
— Извинения могли сохранить вам работу.— Могли. Но тогда мне показалось, что я не заслуживаю такого тона при разговоре. Обидно, что со мной общались так, будто я мальчик, который ничего не сделал для ЦСКА и только пришел в команду. Да и любой уважающий себя мужчина ответил бы так же.
Я раньше никогда не задумывался о том, каких результатов добился при мне ЦСКА — просто работал. Не знаю, можно ли связывать все победы со мной, но с 2009-го по 2018-й команда ниже третьего места не опускалась, выиграла три золота, четыре серебра, Кубки, Суперкубки. И все это когда я был начальником команды.
— Правда, что за вас вступилась вся команда?— Да. И Акинфеев, и Гончаренко. Наверное, Роман Юрьевич ждал извинений. Но по возвращении из Краснодара у меня был серьезный нервный срыв, обострилась старая серьезная болезнь (это интимно, не буду распространяться), открылась рана. Мне нужен был покой, а меня ждали в клубе.
— У вас осталась обида на ЦСКА?— Нет. У меня остались прекрасные отношения со всеми клубными работниками, все поддерживают.
— Гинер в ситуацию не вмешивался?— Нет. Просто сказал спасибо за работу. Я вообще никогда не был частым гостем в кабинете Евгения Ленноровича.
— У коллег, команды не было шансов отстоять вас?— А зачем их вмешивать в этих дела? У них впереди еще полсезона.
— В этом сезоне ЦСКА судят как-то особенно сурово?— Посмотрите на турнирную таблицу. Как нас могут засуживать, если ЦСКА отстает от второго места на одно очко? И что тогда говорить остальным клубам? Столько очков невозможно набрать, если тебя засуживают.
— Наверное, могло быть еще больше.— Ну так «Арсенал» надо было обыграть. И мы бы находились на железном втором месте с отрывом в два очка от «Краснодара». И с «Сочи» дома должны были побеждать.
— Там судья не удалил Миладиновича и не поставил пенальти за разбитый нос Чалова.— Судил Мешков. Никогда не скажу, что он работал против нас. Посмотрите повтор и обратите внимание, куда в этом моменте смотрел арбитр. Да, может быть, Мешков должен был разобраться, увидев кровь у Феди. Но он оставил эпизод без внимания, и это неприятно. При этом сам Мешков этот момент не видел, атака шла по другому флангу.
— В выездном матче с «Сочи» Гончаренко попросил арбитра Васильева сделать лицо попроще. Сделал?— Станислав хороший парень, даже не обиделся. Те слова Виктора Михайловича — просто эмоции. Возьмите любого тренера, так в каждой команде реагируют. Поспорили, получили ответы, почему нет?
— Говорят, Карасев — армейский судья.— Ну вы что, нет такого! Помните, как судью Костевича сфотографировали на матче Лиги чемпионов в шапке «спартака»? Конечно, этого делать не стоит, но это не означает, что он теперь спартаковский судья.
— У вас есть друзья среди судей?— Со многими общаюсь вне футбола. Сережа Карасев любит рок, как и я. Женя Турбин увлекается музыкой — барабанщик. А я в детстве как раз занимался музыкой по классу ударных. Однажды мне команда подарила на день рождения настоящую барабанную установку. Инициатором был Акинфеев. В итоге поставили барабаны прямо на базе в Ватутинках, на них я и сыграл. Даже охранники прибежали разбираться, что происходит, почему так шумно.
— Одна из обязанностей начальника команды — принимать судей?— Мы должны обеспечить им комфортное пребывание. Все судьи собираются за сутки до игры. Ужинают, утром мы привозим их на совещание, а затем и на саму игру. После нее снова кормим и провожаем домой.
Арбитров международных матчей мы раньше встречали и водили на совместные ужины, но сейчас ситуация поменялась. Представитель команды не имеет права находиться рядом с арбитрами на ужинах: с ними представитель РФС. Очень благодарен Риццоли, Брыху, Кюйперсу и Мехуто Гонсалесу за теплое общение. Гонсалес подарил мне карточки для музея.
— Гинера удивляли пенальти в пользу «Локомотива». И добавлял: «Это, наверное, вопрос к господину Сухине». Сухина — бывший арбитр — давит на судей во время матчей?— Думаю, это просто стечение обстоятельств. Если посмотреть статистику, другие клубы не меньше били пенальти, чем тот же «Локомотив». Но обращают внимание именно на «Локо», потому что там работает Сухина.
— Он, как и другие начальники команд, часто подбегает к боковым, резервным арбитрам.— Да все подбегают! И я, и другие. Не то что спорим или возражаем, но пытаемся обратить внимание на тот или иной эпизод. В любом случае арбитр будет судить либо так, как он может, либо так, как хочет. После матча мы уже не можем повлиять на результат, только разобраться в моменте. У многих хороших рефери случались ошибки. Мы же всегда ищем в судействе предвзятость. Но ошибаются они не всегда из-за того, что этого хотят, иногда это просто ошибки.
— Про Сухину ясно. В ЦСКА в ваши обязанности входила работа с судьями?— Повторюсь: все судьи звонят или шлют эсэмэс мне, когда я их должен встретить, разместить, накормить, привезти на матч. У нас два дня плотной совместной работы.
— Мы о другой работе — давлении во время матчей.— Нет. Только замены, больше никаких действий не происходит.
— На ваше место назначили Стельмаха — человека, который, как считается, «отвечал за судей» в штабе Газзаева и обеспечивал этим титулы.— Можно и так считать. Как я уже говорил, начальники команды тесно общаются с арбитрами. Стельмах до назначения меня начальником команды сам был начальником, команда при нем тоже добивалась побед.
— Что вас привлекло в работе администратора?— Это мое. Нравится, когда все в порядке, нет бардака, у игроков формочка готова. Приехали с ЦСКА в Хайфу на игру с «Маккаби» — а форма у нас белая. Перед игрой я вешал майки, растягивал трусы — вроде все как обычно, но я хотел этой аккуратностью доставить радость команде, пусть и минутную. Зашел фотограф: «Серег, ну чем ты занимаешься? На поле такая грязища, что все это через минуту в дерьмо превратится. Сложил бы по-простому». Я так не могу. Старики — Акинфеев, Дзагоев, Березуцкие — до сих пор меня благодарят: «На нашей памяти лучше администратора не было».
У меня был ящик, я звал его бабушкиным сундуком. Все поддевки я скидывал туда, с мыслью «когда-нибудь пригодится». А игрокам же иногда требуется не новая майка, а именно та — для комфорта. Красич как-то подошел: «А помнишь ту рыженькую, найковскую? Два года назад надевал. Нет уже, наверное?» «Подожди», — говорю и с самого низу достаю. Милош в восторге: «Просто бог!»
— Хоть раз что-нибудь забывали?— Перчатки Акинфеева. То ли из стирки я их забыл, то ли еще что. Приехали в Раменское, открываю сумку — а там не игровые, а разминочные, с потрепанным латексом. «Ну все, — думаю, — трындец». Я в бога верю, в церковь хожу и всегда носил икону Сергия Радонежского. Взял ее, положил к перчаткам и трижды прочел молитву «Отче наш». Выиграли, Игорь не пропустил. Не исключаю, что это тот самый матч 2004-го с побоищем. А ритуал с иконой я с тех пор повторял несколько лет перед каждой игрой.
— Сам Акинфеев верующий?— На выезде в Греции ходили с Игорем в храм, да и в Израиле тоже. Свечки ставили за команду, родным и близким. У него есть монетка Сергия Радонежского, тоже как иконка. Однажды забыл ее на полочке на «Центральном» в Казани. Все обыскали с начальником, нигде нет. Проходит месяц, а то и больше — и в той же раздевалке монетку нашла любительская команда. Загадка. Начальник команды «Рубина» потом передал.
— Какие у вас приметы?— Никогда не трогать мячи в раздевалке. Задену случайно ногой — и каждый раз неудача у нас на поле. И что автобус по пути из гостиницы на стадион не должен ехать назад — правда. На стадион «Краснодара» два въезда, и в прошлом сезоне водитель чуть проехал первый. Ойкнул — и принялся уже сдавать, чтоб вернуться. Скомандовали стоп, вышли и потопали пешком. Проиграли 1:2.
— Акинфеев — ваш близкий друг. Помните, как он начинал?— 2004-й год, тренировались еще в старом динамовском манеже. Я бегал вокруг поля, подавал мячи. Вдруг Игорь попросил: «Встань вот за этими воротами. Будешь рядом со мной». Может, родственные души мы с ним? Порядочный человек. Порядочности сейчас в людях мало. Я часто заходил к Игорю, когда жили рядом на Соколе — я на Алабяна, он на Врубеля. Часто общались, и я не назову его каким-то тяжелым человеком — открытый, понимающий. Как и другим звездам, Акинфееву многие завидуют.
— Долго отходил от двух разрывов крестообразных связок?— Он борец. Восстановиться Игорю помог только профессионализм и огромная сила воли. Не представляете, сколько он проводил в тренажерном зале. А сейчас к концу года Игорь всегда играет через боль. Однажды он позвал меня в Мюнхен на операцию — чтоб не заскучать на реабилитации. Он ехал чистить сустав: скапливались наросты, могла появиться киста. Я видел, что с Игорем делали, и поражался: «Офигеть, как ты вернешься в сезон?» А он возвращался и тащил.
Я в свое время не поборол себя — может, и хорошо, что с греблей закончил, не познал бы радости футбола. А Игорь рожден для футбола. Не знаю, сколько еще протянет его колено, но пока Господь помогает, ну и своя сила духа.
— У Акинфеева же были отношения с вашей дочерью Валерией?— Я их не сводил, честно! Сейчас Лерочка в балете, летом участвовала в организации мастер-класса Цискаридзе на ВДНХ (более тысячи участников — мировой рекорд), ездила со своим проектом «Времена года», с солистом Венской оперы. Я привез их в Коломну — и это единственное Лерино выступление, которое видел в живую.
— С кем из легионеров ЦСКА сблизились?— С Карвальо. Сентябрь 2005-го, день матча со «спартаком». В шесть утра у меня родился сын, а на шестой минуте дерби Даниэл с передачи Вагнера забил единственный гол в матче. Отметили вдвоем, качая ребенка в люльке. Мы с женой (уже бывшей) выбирали из трех имен для сына, и в тот момент я определился: Данька. Не Данила, а именно Даниил. Осенью он выиграл юношеский Кубок РФС с «Мастер-Сатурном».
Надо мной шутили: «А забил бы Вагнер, Ваней бы назвал?» Но дело в этом — я всегда переживал за Карвальо. Добрый парень, царь и бог ЦСКА того периода. Неимоверный талант, не раскрывшийся из-за веса. Даниэл всегда страдал по этому поводу. Истязал себя тренировками по жаре в двух-трех болоньках. Вставал после них на весы — а там всего минус триста граммов. Срывал с себя эти куртки, падал и плакал. Вот и срывался. Чтобы похудеть, Карвальо вообще должен был ничего не жрать. Он старался скинуть, но это реальный недуг: распирает тебя, и все тут. Так в ЦСКА и завяла его карьера.
— Что с Рамоном сделал алкоголь? Гинер встречал его как нового Кака, а потом говорил, что такие заканчивают у пивного ларька.— У Рамончика было непростое детство. Игроки ЦСКА как-то приехали в детский дом. Только Рамон увидел этих детей, вынул из уха сережку — вот такой бриллиант — и отдал воспитателю: «Это вам на детский дом». Крутой поступок, до слез. Для простых работяг Рамон никогда не жалел денег. Помою ему бутсы, а он сует денежку — хотя я ничего не просил. Вагнер, выросший в фавелах, такой же. Никогда не клал себе в тарелку больше, чем может съесть. Потому что он прекрасно знает: где-то кому-то есть нечего. Это воспитание.
— Еременко сам признался команде, что попался на кокаине?— После допинг-контроля в Леверкузене, может, он и сказал докторам — но я не вникал. Уважаю Рому как человека и футболиста. Расцениваю случившееся как несчастный случай.
— Нынешняя молодежь ЦСКА шла с вами на контакт?— Со всеми дружил. Понимаю, насколько им сложно, поэтому старался каждому помогать — хоть добрым словом. Феде Чалову, например, скажешь банальную фразу — «не переживай, сейчас забьешь» — а ему уже приятно. Федя не очень удачно вошел в сезон — такое бывает, это нормально. Он уже доказал свою состоятельность, но очень сложно держать марку, когда ты стал лучшим бомбардиром, и от тебя все вокруг ждут повторения этого достижения.
— ЦСКА в одиннадцатый раз едет на сборы в Кампоамор. Кто открыл это место?— Слуцкий. Ничего лучше для зимних сборов просто нет. У нас два поля в идеальном состоянии — эксклюзивных, никто на них не заходит. Свой дом — корпус, где не живет никто, кроме команды. Внизу тренажерный зал, сауна, огромный бассейн. Все это только для ЦСКА. Кто бы ни приезжал, говорит: «Да у вас настоящая загородная база!»
— Все круто, но разве не надоедает? Вернблум на седьмой сезон в ЦСКА проклинал Кампоамор.— Капризы бывают, но возвращаться все хотят в итоге именно туда. Однажды поехали на второй сбор в Пинатар. И потом все говорили: «Ну зачем мы это сделали? Лучше бы остались в Кампоаморе».
— Читали, на сборах ЦСКА вы однажды пошли за мячом в апельсиновую рощу, и ее владелец погнался за вами на мотоцикле.— Если сбор прошел без потери мячей — уже значит, что администраторы отработали на высшем уровне. А в «Сатурне» в 90-е было мало мячей. Тренировались в Испании, на возвышенности, возле горной речки. Кто-то ударил сильно — и мяч на моих глазах полетел в эту речку. Я сразу за ним. А там на спуске кактусы — прыгнул прямо в них. Столько иголок потом из ног вытащили!
— Самый сложный в организации матч?— С «Викторией» Пльзень в Санкт-Петербурге в Лиге чемпионов. В Москве все налажено — гостиница для судей, транспорт, знаешь, как объезжать пробки — а там мне все пришлось делать с нуля. Приехал в Питер, а там другой водитель, другие дороги, другие маршруты… Нашел для судей ресторан поблизости от стадиона, а он закрывался в 11 вечера — договорился, чтобы для нас продлили. Все было на грани, дико устал после той поездки.
— На выезде доходили до грани?— В ЦСКА умеют считать деньги и обычно выбирают пятизвездочную гостиницу, но не самую крутую. А в Стокгольме, где мы играли с АИКом, проходила какая-то конференция. Вообще не было отелей! Нашли один: неплохой основной корпус, но хороших номеров — не больше десяти. Их дали докторам, массажистам, администраторам, чтобы в комфорте принимать футболистов. Остальных поселили в корпусе похуже. С кровати можно с ноги открыть дверь в ванную. Тот корпус находился в свободном доступе, никакой охраны и заборов. Ночью на задний двор подъехали фанаты на машинах, включили фары и начали орать в окна. Пришлось вызывать полицию, которая довольно быстро всех разогнала.
Недавно в Будапеште случилась проблема. У ЦСКА был ранний заезд, и мне пришлось бегать по номерам и проверять, убраны или нет. 20 минут до приезда — а два-три номера все еще грязные! Взял за шкирку персонал — в итоге успели.
— Кто из тренеров ЦСКА сильнее всего на вас повлиял?— Если бы не Газзаев, я бы, наверное, не вырос бы в такого скрупулезного администратора. У Георгича не было мелочей. Все было четко, по расписанию. Валерий Георгиевич очень любил порядок. Это дисциплинирует. Тренировка шла как швейцарские часы. Мы с Николаем Латышем барьеры ставили прям ровненько, по уровню. Если не получалось — переставляли. А куда улетают мячи, я даже спиной чувствовал — и тут же возвращал.
— С иностранцами — Зико, Жорже, Рамосом — сложнее?— Нет. Скорее наоборот, чуть посвободнее. Газзаев уже всему научил, создал огромную базу на будущее, на всех тренеров хватит.
Все тренеры ЦСКА — правильные. Гончаренко тоже: например, в столовой он часто миксует игроков. Они неизбежно делятся на группы, но Михалыч делает так, чтобы все были друг с другом близки. Я, кстати, в отелях почти никогда не селил близких игроков в соседние номера. Если надо, они и так друг к другу в гости сходят. Вообще время не поменяло дух ЦСКА, семейность. У иных на поле команда, а потом врозь — а здесь всегда хорошо.
— Через пару месяцев — 15-летие победы ЦСКА в Кубке УЕФА. Как та ночь прошла для вас?— Меня нет ни на одной фотографии с кубком. Глава филиала Umbro в России за сутки до матча привез в Лиссабон золотые майки. Знал об этом только я — Газзаев жутко суеверен. Я эту сумку привез и спрятал в раздевалке. Сразу после финального свистка побежал за майками и начал раздавать. Но то, что осталось, я решил убрать в ящик и подготовиться к отъезду. А в это время все отмечали на поле. Шампанское тоже было проблемой: заранее его не покупали. Мы бегали по стадиону, искали, в итоге раздобыли в ресторане одну-две бутылки. Потом пришлось пиво в кубок лить. Ну а что еще? Его нашли в большом количестве.
— Что творилось по прилете в Москву?— Эту историю до сих пор вспоминаю с содроганием. В аэропорту нас уже ждали болельщики. Сотрудники службы безопасности аэропорта показали место, где можно было на минуту показать кубок болельщикам — и уйти своим ходом, чтобы избежать давки. Там были ограждения, но я понял: в этой суматохе вряд ли кто-то остановит болельщиков. Я встал перед ними, чтобы как-то контролировать ситуацию. Вышел Серега Игнашевич с трофеем, и вся эта толпа сорвалась и побежала к кубку. Меня всего просто затоптали, поднялся с трудом.
— Самое яркое чемпионство?— В Казани, при Слуцком. Об одном случае не знает никто. До игры я съездил в церковь, взял две бутылки святой воды и сделал в них маленькие дырочки. Приехав на «Казань Арену», отправился якобы смотреть поле, а сам шел по часовой стрелке и брызгал этой водой. И вот, когда добрался до тех ворот, в которых Игорь сделал фантастический сэйв, мне кто-то позвонил. Пока я доставал трубку и отвечал, весь остаток воды вылился в одну точку. Именно в то место, где Игорь взял удары Портнягина и Ткачука. Я недоумевал: «Да не может такого быть! То самое место!» А утром-то переживал, что не дошел до конца с бутылкой, сделать полный круг по периметру. Оказалось, все получилось даже лучше. Такое странное совпадение.
— Вы из Коломны. Это же спартаковский город?— Я не болел ни за кого. Всегда был за отстающих, середняков — обидно было за них. А родственники, братья моего отца и их дети, всю жизнь за «спартак». Брат всегда перед дерби говорит: «Сегодня я против тебя, Палыч».
В Коломне, кстати, я когда-то сам создал команду — «СтАрс», большая «а» в честь Акинфеева. С чемпионата области дошли до класса «А» в КФК. Но для ФК «Коломна» мы были как бельмо на глазу. Начали чинить нам препятствия — скажем, тренировки не давали проводить на стадионе. Возможно, наша команда и подтолкнула «Коломну» к выходу в ПФЛ. А «СтАрс» еще существует, играет за местный университет, где я в свое время работал преподавателем по плаванию.
— До футбола в вашей жизни была гребля. Как в нее пришли?— Как-то в школу пришел тренер и отбирал самых высоких — я подошел. К спорту меня привлекал еще отец — альпинист, в 60-х восходил на Казбек. Всего у него пять покоренных вершин. После карьеры альпиниста он занялся горными лыжами. И меня привлек — я занял четвертое место по области.
Когда наступил призывной возраст, я служил в плавказарме в ЦСКА ВМФ на Войковской. По вечерам тренировался в гребле, а дневалил в бассейне — сидел спокойно в тепле, выдавал папочки. Мой дядька, игравший в военно-морском оркестре, договорился с начальником части: «Не трогайте Серегу, пусть дослужит в Москве». Начальник ушел в отпуск и забыл предупредить насчет меня. Приехал тренер по гребле из Ашхабада. Ради финансирования гребли им позарез требовалась медаль на ближайшем чемпионате СССР. Первым делом он выбрал меня, не знаю почему.
На сборах меня посадили загребным, дав в пару местного, «туркмена» по фамилии Величко. В финале чемпионата СССР проиграли чемпионам мира, причем только на фотофинише: уступили маленький шарик на носу лодки. Пусть и серебро, зато сразу мастер спорта. Перевели в Туркмению на хорошую зарплату в 40 рублей — это без учета стипендии.
— Что поразило в новой стране?— Каракумы — это вообще чудо. Я застал там песчаные бури. Нет хуже душевного состояния, чем бессилие перед природой. Тебя бьет песок миллиард раз в секунду, ты весь исколот, ничего не видишь. Надел майку на голову и по краю озера аккуратно шел, чтобы не потеряться. Буря закончилась минут через десять, и я впервые почувствовал, как уши дышат.
В пустыне попадались вараны, они как настоящие драконы. Еще слышал истории, как в озеро сбрасывали машины с трупами, а огромные сомы их съедали. Сам видел таких сомов, как огромное бревно. Когда ходил за водой, думал сейчас вынырнет и меня тоже съест. А под нашим деревянным домиком жила гадюка, которую мы потом поймали.
— Почему завязали с греблей?— Сорвал здоровье. Готовились к Играм доброй воли — 1990 в Сиэтле. В полуфинальной гонке одиночников на 20 километров пришел вторым или третьим. В финале опять шел третьим, но за 200 метров до финиша потерял сознание. Очнулся уже в скорой — помню только, что хотели качать кислород, а его не было. Дали бы мне хоть один день восстановиться, избежал бы переутомления. А после двадцатки я пришел в душ и сполз на пол — мышцы так сокращались, что не устоять. Думал: «Как же так? Завтра финал. Ладно, дотерплю». Не дотерпел.
Со спортом скоро завязал. Человек я выносливый. И дзюдо занимался, и бегом, а в 15 лет выигрывал соревнования по ОФП в Шахтах: сначала таскал штангу (28 тонн за тренировку), потом двадцатка на лыжах, а наутро еще и кросс. Но тут, как только врубалась выносливость и надо было себя перебарывать, меня стал охватывать страх: «Вдруг сознание потеряю?»
— С Сиэтлом не повезло, а еще за границу на соревнования по гребле катались?— Должен был на «Дружбу» в Чехословакию — не поехал из-за случая, ставшего для меня трагедией. Отбор в Днепропетровске, стартовали две лодки 70-го года рождения, которые отбирались на юношеский ЧМ, и три лодки 69-го — на взрослый. Нам сказали обыграть одну лодку 70-го года. Мы обыграли почти всех. Но в то время в нашем спорткомитете ввели ростовые данные: ниже 188 сантиметров в сборную не брали. В итоге мы финишируем с отрывом, все классно… Моего напарника берут, а меня — нет.
Это была настоящая психологическая травма. Сидел, ревел — думал, больше никогда в жизни за границу не попаду. На фоне стресса впервые закурил. Я нес лодку, а какой-то водитель стоял с сигаретой — я попросил. Два года назад бросил и перешел на «Айкос» — а он, говорят, еще вреднее табака. Хуже себе сделал, выходит.
— Мощные руки пригодились в массаже?— Да, решил попробовать себя там. Когда освободилось место в футбольном «Копетдаге», устроился туда. Когда клуб еще назывался «Колхозчи», там играл Бердыев и тренировал Непомнящий. Валерий Кузьмич — мой первый тренер, и такого подхода к футболистам я больше не видел ни у кого. Прям футбольный Макаренко.
— Как сошлись с дочерью Непомнящего Татьяной?— Учились вместе в туркменском институте. Поженились, уже когда Валерий Кузьмич работал в сборной Камеруна. Непомнящий для меня не просто тесть: он же отправил меня на обучение массажу к профессору Бирюкову, мировому светилу. Я сдал на отлично, потом прошел еще одни курсы — уже с правом работать за границей. Этот сертификат пригодился, когда Непомнящий позвал меня с собой в «Генчлербирлиги». Там мне пришлось быть и массажистом, и доктором — своего нормального не было.
— Кто удивлял среди игроков?— Вратарь Горан Гаврилович — непонятно, зачем он после распада Югославии уехал в Турцию, где сербов не любят. Как-то Горану пришлось запираться в номере от фанатов, которые хотели с ним поговорить. Те поставили лестницу и взобрались по ней к окну. Вскоре Гаврилович вернулся в Югославию. В конце 90-х я снова попал в «Генчлербирлиги», и другой вратарь Патрик Нийс принес нам Кубок Турции. В финале с «Фенербахче» он вытащил серию пенальти, переиграв Речбера Рюштю.
— Кто-то не из «Генчлербирлиги» просил вас сделать массаж?— Министр безопасности Турции Мемед Аар, хороший знакомый нашего президента Ильхана Джавджава, ездил только ко мне. Ради него закрывали базу. Плавали в бассейне, потом баня, я его массирую, айран делаю. Он денежку сует: «Сергей, спасибо. Сейчас рыбку съем — и спать».
— Как в Турции переключились на организацию сборов?— Благодаря Сергею Овчинникову — не тренеру, а самому шедевральному знатоку в истории «Что? Где? Когда?» В 90-е он занимался сборами «Сатурна», так с ним я и познакомился. В то время он был менеджером «АВМ-Тур». Приболел, попросил заменить его в Анталье. Только «Анжи» я принимал четыре раза, нравился Гаджиеву. Еще работа с «Рубином». По-хорошему именно туда, а не в ЦСКА, я и должен был уходить: звал Бердыев. Сорвалось в последний момент.
Последним принимал ЦСКА. Организовывал полноценные сборы: помогал, подсказывал, оформлял переезды. Хотя это был лишь ознакомительный сбор для Артура Жорже в декабре. После него Александр Стельмах пригласил меня на должность администратора. И я остался в ЦСКА на 16 лет.
— У вас богатый музей футбола в Коломне, каких мало и в Москве. Как он возник?— Годами собирал в гараже вымпелы, бутсы, майки, архивные фото. Решили показать коллекцию тем, кто не видит Европы и большого футбола. Тогда я стал просить подписывать артефакты — есть автографы Моуринью, Венгера, Сульшера, Роббена, Тотти. Больше всего представлен ЦСКА — есть уголок Акинфеева, моя медаль за Кубок УЕФА, «живые бутсы» Гусева и Олича, еще с грязью. Приезжал Стас Сухина, мой друг еще с 90-х годов, и поражался масштабам: все осмотреть — часа полтора.
Сначала музеев было два. Когда родился Давид, ужались и перевезли, сколько могли, в подвал старого дома в историческом центре Коломны. Наверху там до революции располагался ресторан высокой кухни, а в советское время — магазин, где подрабатывал грузчиком Веничка Ерофеев.
— В какую сумму обошелся музей?— Миллион-полтора рублей. Ремонт — тысяч двести, аренда на год — 80 тысяч. Открылись в день открытия чемпионата мира, в 11 утра.
— Чтобы успеть с ремонтом, вы месяц чуть ли не ночевали в музее. Какие еще сложности возникали?— Это никому не нужно. Жена выступила с презентации на собрании директоров школ, показала, что там можно проводить внеклассные занятия, приглашать звезд. Все бесплатно. За год пришел один класс. Проект перспективный разве что для альтруистов. Олегу Жолобову (экс-министр спорта Московской области, сейчас глава комитета Мособлдумы по делам молодежи и спорту) понравилось: «Солидная коллекция, надо развивать». Договорились встретиться после выборов, как это обычно бывает — и на этом кончилось.
— До возобновления сезона увидим вас в каком-то из клубов РПЛ?— Да, шансы на это есть. Варианты называть не хочу.
— Самый вероятный — «Динамо»?— Если честно, с удовольствием бы там поработал. Но не хочу оказаться на месте кого-либо из действующих работников. Если есть незакрытая позиция в клубах — я готов. Но я не хочу, чтобы из-за меня кого-то увольняли. Я не альтруист, но деньги для меня не самое важное в жизни. Мне гораздо важнее людские взаимоотношения. Когда мне приносили контракт в ЦСКА на продление, я даже не смотрел, какая сумма там стоит. Я готов был приносить пользу за любые деньги, потому что работал в великом клубе.
