Жуть и Полина. История подростковых глупостей
Быть властелином своих чаяний и метаний не представлялось возможным. Я только-только начинал, заканчивать не имело смысла. Учеба, как в и последние школьные годы не особенно задалась, а потому меня можно было часто встретить скитающимся с сигаретой в зубах по техникумовскому двору. Прогуливать скучные пары было интересно, потому что, таких, как я, начинало набираться много. Я себя ощущал натуральным Форестом Гампом, который просто бежал, а за ним потянулся народ. В одну из таких прогулок, в кулуарах примыкающих к техникуму садов, я познакомился Полиной.
О, тот случай, когда свет именно сошелся на деве клином. И клинило, в данном случае, меня. Причем, клинило основательно. Молоденькая, с коротенькой стрижкой и с глазами, которые требуют определенного, трепетного к ним отношения. Я оберегал эти глаза, глаза смотрели в меня, я старался закрыть своими широкими плечами её существо, она старалась не отбегать от меня по пустякам, а потому с большим удовольствием пряталась за спиной. Ну просто-таки воин-освободитель, оставалось только взять малышку на руки и предстать памятником на века. Изобразите же меня в камне, вообразите, что бестолочь и лоботряс, который не хочет познавать на бухгалтерском факультете науку дебета с кредитом и гнусного сальдо, вознесся и обернулся вам геройским мачо с своими весьма сомнительными намерениями.
Полного права на овладение стройной Полиной я не имел. Она что-то говорила, пространно намекала на некий имевшийся в её жизни интимный опыт, но это было настолько вскользь и не прямо выражено, что поверить в проникновение в Полину кого-либо было сложно и неприятно. Я не хотел вновь девственницу, но раз судьба распоряжалась так, то я был не особенно против. Однако у Полечки имелся весомый нюанс, чтобы говорить моему самолюбию и самообладанию твердое - нет. Имелся в активе моей принцессы загадочный, усато-бородатый отчим. Его черного цвета «Волга» вечно была припаркована около ворот учебного заведения и постоянно следила за перемещениями удочеренного когда-то чада. Он не давал ей спокойно вздохнуть. Из-за этого наши свидания происходили либо за самим зданием, в уже упомянутых садах, либо внутри техникума, где были разные тайные углы. Так и жались, матерясь на судьбу-злодейку и сатрапа-отчима, которые не дают нам сомкнуть губы в щедрых объятиях.
Однажды «Волга» не приехала. Темный охранник покинул свой пост. А меня покинул разум. Это была пьянка. Пару юношей и две девушки. Возможно, мы и отмечали отмену комендантского дня. Не помню уже. Но было голодно, но и не трезво. Стабильное студенческое: водка, дешевое разводное «Юпи», пластмассовые стаканы и сигареты. Вполне себе, могло быть и хуже. Моя девочка Полина быстро отправилась в алко-стратосферу, юноша Максим пьяно обхаживал перегарную девочку Иру. В результате вся наша не вполне адекватная компания оказалась в квартире Максима. На минуточку квартира Максима от техникума находилась в паре часов езды на метро, автобусе, электричке и вновь автобусе. Дорогу я не помню, помню только, что не выпускал Полину из своих рук и всячески ловил момент облобызать её мочку уха, потому что где-то прочитал, что именно там скрывается женская сексуальная игла.
Откуда нам знать, где может произойти самое неожиданное, а заодно его же паровозик – самое неприятное событие. Квартира Максима располагалась на отшибе. Это какие-то задворки Люберец, в которых, если бы мне даже сильно приплатили, я бы не поехал. Хрен ли там делать, только неприятности на пятую точку себе поискать. Я был уверен, что где-то косяк случится, где-то нелегкая меня придушит, и дышать я уже точно не смогу. И дело не в разбитом носе и руках на моем горле, дело в душевных терзаниях, которые каким-то краем ощущают приход беды.
Алкоголя было впрок. Мы могли питаться излияниями и даже не думать о "побежать за следующей". А потом были карты, раздевания, поцелуи, люди, кони, запах женского тела. И оп! А я уже с девочкой Ирой в ванной, я даже целую девочку Иру во что придется. Как так, почему так сложилось, почему я не с Полиной, где Максим, что я делаю в ванной, какая отменная эта девочка Ира, мне нравится.
Мы уже лежим с ней в воде, отмокаем. Что в это самое время происходило в другом отсеке, я даже не догадывался. В какой-то момент в нашу влажную обитель зашли обнаженные Максим и Полина и попросили освободить ванну. Полина была в каком-то непонятном состоянии. Раскрасневшаяся, без счастья на лице, даже без алкоголя на лице, что-то случилось…
Полина сказала, что ей пора домой, видимо «черный охранник» не оценил бы такой поездки к черту на кулички. Никто не протестовал, она уехала.
А утром я уже сидел в милицейском УАЗике, и везли меня в Люберецкую прокуратуру. «Темный охранник» таки настиг меня.
Кулак оказался в районе моего подглазья, то есть аккурат угодил туда, где вспыхивают ночные фонари. Лицо загорелось, как настольная лампа, а мне бы побежать за обидчиком, настигнуть, да вдарить в ответ. Но шестнадцать лет не велят гоняться за взрослыми мужиками. Слишком мало толка, слишком много увечий и слов неприятных. Я остался стоять на техникумовской лестнице, обуреваемый злобой, обидой, жаждой мести и беспомощности. «Черный охранник» был молниеносен. Через час за мной пожаловала милиция. С автоматами наперевес, с уставшими глазами, с безликими словами. Я должен был быть в наручниках, на глазах у всего учебного заведения, я стал узником в свои шестнадцать лет.
Неужели тюрьма, я же ничего не сделал ровным счетом. Я никого силой не брал, я не бил, я мухи не обидел. Я даже толком за свою жизнь ни разу не помахался кулаками, потому что надобности не было, и я был уверен, что все проблемы и критические вопросы можно решить посредством диалога. Оказалось, что некоторые люди решают это совсем по-другому. Приготовься к новой жизни. Она еще не раз поддаст по-крупному, она еще не раз задаст жару и будет криво скалиться, глядя на тебя, такого доброго и не обученного выживать в критических ситуациях.
Люди в форме всю дорогу, пока я сидел на заднем сиденье в наручниках, пытались меня как-то растормошить на некие признания своей вины. Они давили, говорили, что зря я ступил на такую скользкую дорожку, и что в мои годы надо только жизнь начинать, а я вдруг решил её закончить одним щелчком. Они уповали, что несдержанность нынешней расхлябанной, разнузданной, пошлой молодежи, что приведет к коллапсу головного мозга, когда все будут совокупляться, как голуби, и не видеть друг в друге обычных, добрых и порядочных людей. А я не хотел им вторить. Я только твердил, что не виноват, никого не насиловал, никому ничего не выкручивал, никого и никогда ни к чему не принуждал. На что всегда получал один и тот же ответ: ты об этом прокурору расскажешь, а мы так, сторонние наблюдатели, лишь бы вы, олухи малолетние, не порешили друг дружку почем зря.
Мама и папа… Что ж я вам скажу, как мне сообщить такую не благую весть, как проводить с вами беседу, вы же не поймете, для вас это настоящий позор. Для любого родителя это – настоящий позор.
Выяснилось, что без родителей, меня, несовершеннолетнего, допрашивать и собирать показания – не имеют право. Я дождался маму и папу. Я видел их лица, когда им сообщили, какого черта меня сюда привезли. Я видел белое, как смерть лицо своей мамы, я видел жуткую растерянность отца, который даже не мог задать мне хоть какой-то мало-мальски здравый вопрос. Он просто смотрел на меня и что-то мычал. Мама, было, попыталась истерить, но быстро взяла себя в руки и просто наблюдала, переполняемая ненавистью по отношению к её, такому безобразному и некрасивому душой, сыну.
Позже привезли остальных участников того «веселого» вечера в Люберцах. Все сидели тихо и обменивались короткими репликами относительно того, что показания должны максимально совпадать. Мне было скрывать особенно нечего. У меня был секс с девушкой Ириной. И точка. Я реально не видел того, что происходило в комнате, когда мы с ней отправились в ванную изучать анатомию друг друга. А там, видимо, что-то все-таки произошло.
Я видел, как по коридору, Полина проследовала с «черным охранником» в кабинет следователя. Я видел, как она пытается отводить от меня глаза. Я даже заметил маленькую усмешку на её лице.
Ты видел её шрам от аппендицита? Она была твоей девушкой? У вас был секс? Почему ты ничего не сделал, когда её насиловали? Почему у неё пропали все золотые украшения? Ты видел, как ей угрожали большим кухонным ножом? Ты видел, как этот подонок в неё входил? Ты знал, что она была девственницей? Ты понимаешь, какую ей нанесли моральную травму? Ты будешь отвечать перед законом, как соучастник изнасилования! Ты нелюдь! Как ты можешь жить на свете после всего случившегося?
Сколько я еще должен был всего услышать. Но я слушал и не реагировал. Я смотрел на маму Полины, которая пыталась давить на меня и воздействовать вышеприведенными фразами. Я смотрел на отчима («черного охранника») и видел в его глазах ревность и желание убить меня. Это была не любовь к дочери, и даже не любовь к падчерице, это была жутка ревность усатого мужика, в душе которого образовалась пробоина. Тронули его собственность, его девочку, его тело, его душевное. Он любил её и желал именно как мужчина. Он всё время дежурил около техникума, чтобы ни одна душа не могла тронуть его женщину. И вдруг случилось. Сейчас бы самое время включить «Лолиту» Набокова. Нетленка очень сильно подходит под мое понимание его отношений с девочкой Полиной. Но тогда я отгонял от себя эти мысли. Я никак не мог поверить, что взрослый мужик может иметь чувства к удочеренной девочке. Жаль, я тогда еще не прочитал это произведение Набокова, я бы очень многое понял, исходя из его взгляда на меня. Я был не насильником для него. Я был подростком, который посягнул на его святость, и мужчиной, который не уберег его лакомое от рук другого, прыщавого душой юноши.
Впрочем, чего так распалился. Я и сейчас не могу замечать младших девушек. Я их просто не вижу. Все эти студентки, их как будто не существует. Не могу понять, не имею представления, как можно возыметь чувство к маленькой, неоперившейся девочке. Мой склад характера не позволяет мне понять обыденного педофила. И, слава богу, иначе я, наверное, мог бы, другими словами, более красивыми и отточенными выражать то, что чувствовал взрослый, потасканный жизнью мужик, к малолетней девке.
Допрос длился очень долго. Пару раз мой отец был готов в рукопашную сцепиться с «черным охранником». Ситуация неоднократно выходила из-под эмоционального контроля, и тогда следователь угрожал взрослым мужикам камерой для охлаждения эмоций. А я сидел и недоумевал, как может обычный секс между молодежью закончится так плохо.
Я боялся тюрьмы. Я много слышал историй о том, как сажают невиновных, как обыкновенные свидетели становятся преступниками и их осуждают. Я много слышал о том, как относятся в тюрьмах к насильникам, а потому я жутко боялся осуждения, боялся несправедливости и приговора. Я старался отвечать на вопросы коротко и честно. Я говорил про секс с Ириной в ванной, я рассказывал, что Полина, будучи дурочкой, специально проигрывала в карты и обнажилась почти полностью уже тогда, когда мы начали игру. Я молчал только про алкоголь. И все молчали. Даже Полина и её родители. А может, и сама Полина не рассказывала об этом никому. Но вопросы про алкоголь посыпались с самого начала. Дело в том, что Максиму, тому самому молодому человеку, который оставался с Полиной наедине, было уже больше двадцати лет, а значит, он уже вполне мог быть осужден.
Поездки в Люберецкую прокуратору участились. Родителям начали выдавать постоянные повестки с требованием явиться со мной в таком-то часу.
Однажды следователь вышел из кабинета. На столе он оставил все, всю папку, которая касалась моего дела. Моя мама - человек достаточно стремительный. Она мигом пробралась в папку и прочитала изначальное заявление пострадавшей стороны. Там не было ни единого упоминания моего имени. Получалось, что меня и родителей таскают в прокуратуру просто так, без всякого на то основания. Я даже, как свидетель не фигурировал в деле. На том и порешили. Мама аккуратно подложила заявление обратно в папку, оделась, велела одеться и нам тоже, и мы уехали, никому, не сказав ни слова. На все последующие звонки с просьбами явиться на разбирательства, мама отвечала коротко и ясно, - что её это дело не интересует, и что прокуратура может хоть пачками писать свои письма, все равно отдачи никакой не будет.
Удивительно, но с этого момента мы больше не получили ни одного звонка. Ни прокуратуру, ни родителей Полины я больше не интересовал. Они там сами разбирались. При последующих беседах с Максимом он сказал, что от него как бы тоже неожиданно отвязались. Видимо, дело было спущено на тормозах.
Полину после этого случая, в техникуме особо не жаловали. Мы с ней еще раз переговорили в курилке. Я задавал ей вопросы: почему, как, зачем, а она не могла на них нормально ответить. Только одну фразу она тараторила, как заученную: «Так сказали сделать мама и папа».
Через некоторое время её отчислили из-за неуспеваемости и прогулов. «Черный охранник» перестал смущать мою душу своими ежедневными прогулками вокруг здания техникума. Жизнь стала спокойнее, а я перевел свое внимание на других девушек, но уже с большой осторожностью. Этот случай в моей жизни заставил меня многое переосмыслить в плане отношения с женским полом, и с сексом, в частности.
