2 мин.

узбечка-2

533

Ася распрощалась со мной и пошла домой. Кто тогда мог подумать, что именно Ася станет моей первой сознательной девушкой.

Сознательная девушка. Погорячился я. Не может быть в шестнадцать лет сознательных отношений. Они могут быть выстроены на неожиданных нежных скитаниях души, они могут выплыть при долгом наблюдении за объектом, они могут появиться просто от того, что мужской внутренний мир глаголет, что пора изменить свой мир к лучшему и почувствовать, услышать нотки капель, скользящих по бедрам после только что принятого ею душа.

А банально же всё было. Эти самые резкие движения руками, эти попытки разорвать не только её белье, прорваться к центру её земли, к вертикали мужской власти. Это мужику так кажется, если он внедрен, да хоть пальцами, хоть глазами, то он на небеса возносится, и уже будет там восседать до скончания вселенной. А ничегошеньки подобного. Девушка терзается. А то еще мама проверит, а вдруг по взгляду вычислит, а вдруг я дерьмо жиденькое и он тут же бросит попытки быть таким же страстным и желать тела, когда все сделает, сколько таких историй витает в этом загаженном сальными руками мире. В конце концов, она обернулась потрепанной птицей, которая устала в окошко закрытое стучать клювом. Она распласталась на одре (тьфу, софе, долбанный пафос) и смотрела яркими, покрасневшими глазами, как я устанавливаю на её территории свой суверенитет. Но что-то ветер сильный дул, флаг над женским домом упорно обламывался на хлипком древке.

Я, как и все молодые и неосознанные, вытворял эти толчки, кои еще больше закрепощают, являя не то, что в фильмах про любовь под пальмами. Она закрывалась и просила пощады, а во мне проснулся принцип. Он раньше спал, и ему было плевать. Ему казалось, что мякоть, которая не за горами, будет податлива и искренна, из чувств, пускай даже с неминуемой болью, но разорится на несколько копеек, ради пропуска в мир иной (внутренний). Я отступил. Даже самые злые враги реагируют на «белый флаг». Cдался именно я. Терпеть слезы, слова о пощаде и причитания - не в моих силах. Я не хочу, не желаю никого и никогда обижать, а если представить себе еще и физические муки… я не умею быть карателем, мне не доставляет факт мучений удовольствия.

Мы посидели, вновь пили чай. Она отводила в глаза в сторону, а я думал, что больше никогда мне не представится возможности вот так вот быть близко к понятию «первый мужчина». Мы прощались, она плакала. Мы целовалась, она плакала. Я думал о плохом, она – не знаю. Я унизил женщину.

В десять часов утра следующего дня, она будет стоять на моем этаже.