10 титулов
В половине двенадцатого с запада, со стороны деревни Сосьедад, в Москву вошел мужчина лет сорока. За ним бежал беспризорный.
– Дядя! – весело кричал он. – Дай десятый титул!
Мужчина вынул из кармана налитое яблоко и подал его беспризорному, но тот не отставал. Тогда пешеход остановился, иронически посмотрел на мальчика и воскликнул:
– Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где кубок Лиги Чемпионов лежит?
Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и немедленно отстал.
Мужчина солгал: у него не было ни кубка, ни квартиры, где он мог бы лежать, ни ключа, которым можно было бы эту квартиру отпереть. Зато у него было пальто. А в город он вошел в узком, в талию, костюме. Его могучая шея была несколько раз обернута модным шарфом, ноги были в лаковых штиблетах с замшевым верхом апельсинного цвета.
Он пообедал в "Макдональдсе» и пошел осматривать город. Он прошел Советскую улицу, вышел на Красноармейскую (бывшая Большая Пушкинская), пересек Кооперативную и снова очутился на Советской. Но это была уже не та Советская, которую он прошел, – в городе было две Советских улицы. Немало подивившись этому обстоятельству, молодой человек очутился на улице Ленских событий (бывшей Денисовской). Подле красивого двухэтажного особняка № 2 с вывеской «Спартак» молодой человек остановился, чтобы прикурить у дворника, который сидел на каменной скамеечке при воротах.
– А что, отец, – спросил он, затянувшись, – хорошие игроки у вас в команде есть?
Старик дворник ничуть не удивился.
– Кому и кобыла Вагнер игрок, – ответил он, охотно ввязываясь в разговор.
– Больше вопросов не имею, – быстро проговорил мужчина.
И сейчас же задал новый вопрос:
– В такой команде, да без игроков?
– Наших хороших игроков, – возразил дворник, – давно на том свете с фонарями ищут. А сейчас у нас тут богадельня, и клоуны живут на полном пенсионе.
– Понимаю. А кто руководит клубом?
– Барин.
– Буржуй?
– Сам ты буржуй! Он не буржуй. Предводитель.
– Пролетарий, значит?
– Сам ты пролетарий! Сказано тебе – предводитель.
Разговор с умным дворником, слабо разбиравшимся в классовой структуре общества, продолжался бы еще бог знает сколько времени, если бы мужчина не взялся за дело решительно.
– Вот что, дедушка, – молвил он, – неплохо бы вина выпить.
– Ну, угости.
На час оба исчезли, а когда вернулись назад, дворник был уже вернейшим другом мужчины.
– Так я у тебя переночую, – говорил он.
– По мне хоть всю жизнь живи, раз хороший человек.
Добившись так быстро своей цели, гость проворно спустился в дворницкую, снял апельсиновые штиблеты и растянулся на скамейке, обдумывая план действий на завтра.
Звали мужчину – Валерий Карпин. Из своей биографии он обычно сообщал только одну подробность: «Мой папа, – говорил он, – был эстонско-подданный». Сын эстонско-подданного за свою жизнь переменил много занятий. Живость характера, мешавшая ему посвятить себя какому-нибудь одному делу, постоянно кидала его в разные стороны и теперь привела в Москву. Без кубка и без квартиры, где этот кубок мог бы храниться.
Лежа в теплой до вонючести дворницкой, Валерий Карпин отшлифовывал в мыслях два возможных варианта своей карьеры.
Можно было сделаться ветераном и спокойно переезжать из города в город, таская за собой спартаковскую атрибутику.
А можно было еще завтра же пойти в РФС и предложить им взять на себя распространение еще не написанной, но гениально задуманной картины «Россия выигрывает чемпионат мира 2018». В случае удачи этот вариант мог бы принести тысяч четыреста.
Вариант с ветеранством родился под влиянием вычитанного в вечерней газете отчета, где ясно указывалось, что некто Ярцев уже который год так ездит и всем доволен. Вариант № 2 родился в голове Карпина, когда он по контрамарке обозревал выставку футбольных достижений.
Однако оба варианта имели свои недостатки. Начать карьеру ветерана без дивного, красно-белого костюма было невозможно. Можно было, конечно, ездить и в модном джинсовом костюме, потому что мужская сила и красота Карпина были совершенно неотразимы для провинциалов, но это было бы, как говорил Валерий: «Низкий сорт. Не чистая работа». С картиной тоже не все обстояло гладко. Могли встретиться чисто технические затруднения. Удобно ли будет рисовать т. Фурсенко с кубком мира в руках, а т. Аршавина – голым по пояс. В случае чего можно, конечно, нарисовать всех персонажей картины накануне победы, но это уже не то.
– Не будет того эффекта! – произнес Валерий вслух.
Тут он заметил, что дворник уже давно о чем-то горячо говорит. Оказывается, дворник предался рассказам о владельце дома.
– Милиция ему честь отдает… Приходишь к нему, положим буду говорить, на Новый год с поздравлением – трешку дает… На Пасху, положим буду говорить, – еще трешку. Да, положим, в день ангела ихнего поздравляешь… Ну, вот одних поздравительных за год рублей пятнадцать и набежит… Медаль золотую даже обещался мне представить. «Я, – говорит, – хочу, чтоб и дворник у меня с медалью был». Так и говорил: «Ты, Тихон, считай себя уже с медалью»…
– Ну и что, дали?
– Ты погоди… «Мне, – говорит, – дворника без медали не нужно». Ну, в первый раз, буду говорить, не вышло. Соперники обыграли. «Медаль, – говорят, – другим досталась, сейчас невозможно». Приказал мне барин ждать. «Ты, – говорит, – Тихон, жди, без медали не будешь»…
– А твоего барина что, шлепнули? – неожиданно спросил Валерий.
– Никто не шлепал… А теперь за долгое ожидание медали дают?
– Дают. Могу тебе выхлопотать.
Дворник с уважением посмотрел на Карпина.
– Мне без медали нельзя. У меня служба такая.
– Где же твой барин?
– А кто его знает! Люди говорили, в Париж уехал.
В этот момент над дверью задергался ржавый звонок. Дворник, кряхтя, поплелся к двери, открыл ее и в сильнейшем замешательстве отступил.
На верхней ступеньке стоял Леонид Арнольдович Федун, черноусый и черноволосый. Глаза его сияли под пенсне.
– Барин! – страстно замычал Тихон. – Из Парижа!
Леонид Арнольдович, смущенный присутствием в дворницкой постороннего, огромную пряху ремня которого он только сейчас увидел, смутился и хотел было бежать, но Валерий Карпин живо вскочил и низко склонился перед Леонидом Арнольдовичем.
– У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.
– Здравствуй, Тихон, – вынужден был сказать Леонид Арнольдович, – я вовсе не из Парижа. Чего тебе это взбрело в голову?
Но Валерий Карпин, длинный благородный нос которого явственно чуял запах жареного, не дал дворнику и пикнуть.
– Понимаю, – сказал он, кося глазом, – вы не из Парижа. Конечно. Вы приехали из Конотопа навестить свою покойную бабушку…
Говоря так, он нежно обнял очумевшего дворника и выставил его за дверь прежде, чем тот понял, что случилось, а когда опомнился, то мог сообразить лишь то, что из Парижа приехал барин, что его, Тихона, выставили из дворницкой и что в левой руке его зажат бумажный рубль. Глядя на бумажку, дворник так растрогался, что направился в пивную и заказал себе пару горшановского пива.
Тщательно заперев на крючок за дворником дверь, Карпин обернулся к все еще стоявшему среди комнаты Федуну и сказал:
– Спокойно, все в порядке. Моя фамилия – Карпин! Может, слыхали?
– Не слышал, – нервно ответил Леонид Арнольдович.
– Ну да, откуда же в Париже может быть известно имя Валерия Карпина? Тепло теперь в Париже? Хороший город. У меня там двоюродная сестра замужем. Недавно прислала мне шелковый платок в заказном письме…
– Что за чепуха! – воскликнул Леонид Арнольдович. – Какие платки? Я приехал не из Парижа, а из…
– Понимаю. Из Моршанска.
Леонид Арнольдович никогда еще не имел дела с таким темпераментным молодым человеком, как Карпин, и почувствовал себя просто плохо.
– Ну, знаете, я пойду, – сказал он.
– Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. "Фратрия" к вам сама придет.
Леонид Арнольдович не нашелся, что ответить, расстегнул пальто с осыпавшимся бархатным воротником и сел на лавку, недружелюбно глядя на Карпина.
– Я вас не понимаю, – сказал он упавшим голосом.
– Это не страшно. Сейчас поймете. Одну минуточку.
Валерий надел на голые ноги апельсиновые штиблеты, прошелся по комнате и начал:
– Вы через какую границу? Польскую? Финляндскую? Румынскую?
– Честное слово, – вымолвил Леонид Арнольдович, чувствуя неожиданную зависимость от разговорчивого молодого человека, ставшего на его дороге к десятому титулу, – честное слово, я подданный РСФСР. В конце концов я могу вам показать паспорт…
– При современном развитии печатного дела на Западе напечатать советский паспорт – это такой пустяк, что об этом смешно говорить… Один мой знакомый доходил до того, что печатал даже доллары. А вы знаете, как трудно подделать американские доллары? Там бумага с такими, знаете, разноцветными волосками. Нужно большое знание техники. Он удачно сплавлял их на московской черной бирже; потом оказалось, что его дедушка, известный валютчик, покупал их в Киеве и совершенно разорился, потому что доллары были все-таки фальшивые. Так что вы со своим паспортом тоже можете прогадать.
Леонид Арнольдович, рассерженный тем, что вместо энергичной работы по завоеванию титула он сидит в вонючей дворницкой и слушает трескотню нахала о темных делах его знакомых, все же никак не решался уйти. Он чувствовал сильную робость при мысли о том, что неизвестный разболтает по всему городу, что приехал предводитель. Тогда – всему конец, а может быть, еще и "Фратрия" нагрянет.
– Вы все-таки никому не говорите, что меня видели, – просительно сказал Леонид Арнольдович, – могут и впрямь подумать, что я эмигрант.
– Вот! Вот это конгениально. Прежде всего актив: имеется эмигрант, вернувшийся в родной город. Пассив: он боится, что его найдет "Фратрия".
– Да ведь я же вам тысячу раз говорил, что я не эмигрант!
– А кто вы такой? Зачем вы сюда приехали?
– Ну, приехал из города N по делу.
– По какому делу?
– Ну, по личному делу.
– И после этого вы говорите, что вы не эмигрант?.. Один мой знакомый тоже приехал…
Тут Леонид Арнольдович, доведенный до отчаяния историями о знакомых Карпина и видя, что его не собьешь с позиции, покорился.
– Хорошо, – сказал он, – я вам все объясню.
«В конце концов без помощника трудно, – подумал Леонид Арнольдович, – а болтун он, кажется, большой. Такой может быть полезен».
