«Улица сделала меня мятежником». Он должен был заменить Зидана в «Ювентусе»
Денис Романцов – о Фабиане О’Ниле
При аресте у него нашли револьвер, шесть патронов и одиннадцать тысяч песо. Судья Альфредо Дунхеи сообщил полиции: Фабиан О’Нил ворвался в его раздевалку перед игрой – со стаканом в руке и револьвером на ремне, – требуя обеспечить победу своего «Дефенсора». Он пообещал две тысячи песо авансом и двадцать – после игры. На суде О’Нил извинился перед Дунхеи и соперниками, объяснил, что «Дефенсор», его родной клуб, катился к банкротству, но он купил молодым игрокам бутсы, форму и мячи, из-за этого сам чуть не разорился, заложил дом, и просто хотел, чтобы ребята победили. Его посадили на два месяца и запретили соваться на стадион в ближайшие полгода. Стадион-то ладно, но два месяца без алкоголя – это слишком. Он попросил друга во время первого же посещения принести ему виски в бутылке яблочного сока. Охранник раскусил замысел, история всплыла в прессе, и О’Нила снова высмеяли – как тогда, когда он ввалился пьяный на сельхоз-аукцион и купил тысячу сто четыре (1104) коровы за двести пятьдесят тысяч евро. Утром О’Нил обнаружил: он набрал коров из разных областей Уругвая. Мимино с вертолетом под рукой нет, значит – платить за транспортировку, а откуда деньги-то после вчерашнего. Знакомый бухгалтер помог вернуть большую часть коров, но триста голов пришлось взять себе.
Летом 2013-го О’Нил решил: он пил тридцать лет из сорока. Пора остановиться.
А попробуй останови его осенью 1986-го. Финал через полтора часа, Фабиана нет, тренер Рауль Мартинес примчался к нему домой, открыла бабушка: «Ночью он вернулся в таком состоянии, что даже не узнал меня», – сказала она. Мартинес ворвался в спальню Фабиана, растряс его, загнал в душ, потом дал две таблетки аспирина и стакан колы. «Нет-нет, оставьте его, он должен отлежаться два дня», – кричала бабушка. – «Без него я проиграю финал», – ответил Мартинес. В тот день «Дефенсор» победил 4:2, а Фабиан, перебравший накануне вина, забил два мяча. Ему было тринадцать лет.
Он жил с бабушкой в огромном особняке, который его мать, Марита Домингес, оставила в семнадцать лет, влюбившись в бедного футболиста Луиса Альберто О’Нила, потомка ирландских переселенцев, получавшего вместо денег хлеб и молоко. Устав от нищеты, Марита сбежала к маме с трехмесячным Фабианом, но через несколько дней вернулась к мужу. «Имея все, ты идешь жить под деревом, – сказала ей мать. – Твое право, но Фабиан останется со мной – вам же нечем его кормить». Луис Альберто устроился на электростанцию, работа мерзкая – вырубал людям свет за неуплату, зато построил дом, Марита родила еще троих сыновей, а Фабиан так и остался с бабушкой.
В одиннадцать лет он стал продавать копченую колбасу у дверей борделя, в нескольких кварталах от дома. Один посетитель так проголодался после сеанса, что накупил колбасы на триста песо. Заработав, Фабиан пускался в карточные игры со взрослыми, угощавшими его виски и сигарами. Бабушка устроила Фабиана в престижный колледж Мария Оксилиадора, там ему доверяли поднимать уругвайский флаг, но когда одну половину ночи работаешь в борделе, а вторую – пьешь с картежниками – слегка не до уроков: утром Фабиан забредал в колледж, поднимал флаг (часто – вверх ногами) и шел отсыпаться. Забросив учебу, он стал кузнецом и смастерил металлическую решетку на окна своего первого тренера, Рауля Мартинеса, который воскресил его аспирином и колой. Через три года после того похмельного финала О’Нила взял «Насьональ» Монтевидео, лучший клуб Южной Америки конца восьмидесятых.
После игр за молодежку «Насьоналя» Фабиан ехал домой и зависал там на четыре дня, выдумывая болезнь бабушки, смерть тети или свою травму. Однажды он специально пнул соперника, чтобы удалиться на пятнадцатой минуте и успеть на дневной автобус в родной Пасо-де-лос-Торос. Там он в одиннадцать вечера ложился в одежде под одеяло, ждал пока зайдет бабушка: «Как здорово, что ты ночуешь дома», а, когда та засыпала, бежал в бордель или на дискотеку. В «Насьонале» обозлились: «Еще раз пропустишь тренировки – и можешь катиться отсюда». Фабиан так и сделал: уехал и не вернулся, но через пару месяцев за ним приехал Эктор Сальва, тренер молодежки «Насьоналя» и участник ЧМ-1966.
Ночами Сальва подрабатывал диджеем на вечеринках, поэтому на тренировках включал колумбийскую сальсу. Во время игры с «Дефенсором» Сальва заснул, потому что до утра ставил музыку на свадьбе, и Фабиану пришлось тормошить тренера: «Просыпайтесь, мы уже ведем 3:0». Чемпионство в молодежной лиге отмечали во дворе полузащитника Нельсона Абейхона. Набравшись раньше всех, Фабиан решил прилечь, заблудился и рухнул в постель матери Абейхона.
Близился молодежный чемпионат мира в Австралии, Фабиан – в заявке. Далекое путешествие интриговало, но тухнуть две недели на сборе – мука. Фабиан и его сосед по комнате, форвард Корреа, купленный потом мадридским «Атлетико», спрыгнули со второго этажа здания, где жила молодежка, и махнули в бар – выпить вина и поиграть в боулинг. Ранним утром пришло осознание: сигануть с четырехметровой высоты проще, чем забраться на нее. Хорошо еще – остался литр вина. Отдали старичку-вахтеру, только бы впустил и не настучал тренеру.
Чемпионат начали ничьей с Ганой, которая потом вынесла в плей-офф Россию и нырнула в финал, а перед второй игрой – с Португалией – Фабиан предложил тренеру Кастельнобле пари: если забиваю два мяча – отпускаете из отеля до утра. Кастельнобле согласился, на восьмой минуте О’Нил открыл счет, ближе к перерыву форвард «Боавишты» Бамбу сравнял, а за три минуты до конца португальцы сфолили у своей штрафной, Родриго Лемос попал в стенку, мяч отскочил к О’Нилу и он не растерялся – 2:1. Следом – ночь в барах Брисбена.
В четвертьфинале попались австралийцы, устроившие охоту на Фабиана: во втором тайме – при счете 1:1 – он попросил замену, а на девятой минуте овертайма забил австралиец Карбоне. «Чего вы улеглись? – заорал на своих уругвайский защитник Нельсон Оливейра, – Вставайте. Сейчас надерем им задницу». Уругвайцы лежали и дальше, а австралийцы – обнимались. «Да что вы, как девочки-то?!» – злился Оливейра, видя слезы партнеров. – «Тут новые правила, – сказал ему защитник Диего Лопес. – овертаймы до первого гола. Мы вылетели».
Злость на соперников, всю игру пинавших О’Нила, на французского судью Арреля, стеснявшегося наказывать хозяев турнира, и на правило золотого гола, протестированного именно на этом ЧМ, привели к дебошу в раздевалке: уругвайцы расколошматили двери, окна и раковины брисбенского стадиона, нарвались на дисквалификацию и лишили следующее поколение, ведомое Альваро Рекобой, шанса сыграть на чемпионате мира U20.
«Не вздумай выходить на улицу. Мы порвем тебя так же, как твою грязную майку», – услышал Фабиан. Золотел сентябрь 1994-го. Третий день он сидел дома, не тренировался, не брал трубку, а автоответчик набухал угрозами. Перед гостевым дерби с «Серро» «Насьональ», учтя фанатскую вражду, попросил своих болельщиков остаться дома – не нарываться. В конце игры О’Нил забил головой, сделав счет 2:1, и помчался к трибунам, на которых не было ни одного болельщика «Насьоналя».
Освальдо Каноббио пытался остановить его, но Фабиан отмахнулся и рванул дальше. По пути он скомкал в руках свою красную майку с тринадцатым номером и, подбежав к забору, швырнул ее фанатам «Серро», обзывавшим его дерьмовым пьяницей. Пока те кромсали майку, Фабиан увидел в руке судьи Лопеса красную карточку и побрел в раздевалку. Полицейские закрыли его щитами от летевших с трибуны бутылок, «Серро» тут же заработал пенальти и сравнял, а после матча игроки «Насьоналя» час сидели в раздевалке – думали, как спрятать О’Нила от толпы, ждавшей на улице.
Через четыре дня Фабиан наконец вышел из дома. Тот же Каноббио заехал за ним и повез на тренировку сборной, куда вызвали обоих. У стадиона «Чарруа» О’Нила ждали фанаты «Серро». Он извинился перед ними и предложил выпить после тренировки. На стенах фанатского бара он увидел куски своей майки.
Светлела суббота, 14 октября 1995 года. Ощущения – как у булгаковского Степы Лиходеева: в голове гудел тяжелый колокол, между глазными яблоками и закрытыми веками проплывали коричневые пятна с огненно-зеленым ободком, и в довершение всего тошнило, причем казалось, что тошнота эта связана со звуками какого-то назойливого патефона. Он нащупал под собой матрас, разлепил на секунду глаза и увидел барную стойку. Вчера громыхал его день рождения – это ясно, но сейчас-то почему он на полу бара? Он четыре месяца не получал зарплату, так что побрезговал тренировкой и начал кутеж в два часа дня. К полуночи разделался со всем припасенным алкоголем и увлек друзей в бар Los Fresnos.
В половине седьмого утра вырубился, ему постелили за барной стойкой и оставили отсыпаться. Худшее, что он увидел, проснувшись, – настенные часы: без четверти двенадцать, через полчаса ему на стадион, играть с «Сентраль Эспаньоль». Ввалившись домой, он охолонулся под душем и вызвал такси. Неслись, как угорелые, и успели, но жара – тридцать градусов – и на разминке он еле двигался. После полуобморочного первого тайма – снова в душ. Голова закружилась еще сильнее. Он рухнул на носилки и сказал врачу Вальтеру Феррейре: «Передай тренеру – отнялись ноги, я не выдержу второй тайм». «Насьональ» выиграл 2:1, а репортер El País Хуан Альфонсо написал, что Фабиан О’Нил роскошно маневрировал и был неудержим, но не вышел на второй тайм из-за низкого кровяного давления.
Схлынуло полтора месяца. О’Нил несся по сардинской набережной на новом белом фольксвагене, когда его пихнул в плечо форвард Дарио Сильва, сидевший справа: «Смотри! Смотри!» Фабиан резко затормозил, чуть не устроив аварию, и уставился на двух женщин, целующихся на пляже Поэтто. Сильва прилетел в Кальяри за полгода до О’Нила и так расхвалил его перед тренером Трапаттони, что Фабиана купили за пять миллионов долларов. Из Монтевидео О’Нил привез жену Лару, дочь Марину и друзей, игравших с ним за молодежку «Насьоналя», Билли Барбосу и Атилио Гарсию. Компания заняла четырехкомнатный дом, где раньше жил уругвайский защитник Хосе Эррера. В барах Кальяри – скукота: старички, один другого древнее, да и о чем с ними говорить – язык учить О’Нил и не думал, только гласные растягивал, думая, что приближает свой испанский к итальянскому. Вечеринки он закатывал дома. Купил бильярдный стол и уговорил президента «Кальяри» Челлино приобрести еще двух уругвайцев – Диего Лопеса и Нельсона Абейхона, чью маму Фабиан потревожил в 1992-м.
Еще одного приятеля из «Насьоналя», форварда Ричарда Лопеса, пристроить не удалось. «Ты еще в Перу? Боссу «Кальяри» нужен игрок атаки, – сказал Фабиан по телефону. – Пришли мне свое резюме с числом матчей и голов». Ричард написал правду – 30 матчей, 8 голов. «Ты что, ополоумел? Напиши: тридцать голов – иначе тебя никто не купит». Ричард постеснялся обманывать и остался в Перу.
Массимо Челлино эпатировал своим суеверием. После победы в первом туре он целый сезон сидел на одном и том же месте среди обычных болельщиков, перед матчами посыпал поле солью, отпугивая злых духов, а его главным талисманом стал О’Нил. В 1999 году уругвайский тренер «Кальяри» Табарес выгнал Фабиана с тренировки, когда тот ударил молодого игрока: «Но он первый меня ударил и не извинился» – «Мне наплевать». Или он, или я, – взбрыкнул О’Нил, и вскоре Челлино уволил тренера Табареса. Владелец «Кальяри» так обожал О’Нила, что платил ему почти в десять раз больше, чем обещал. Так-то он, конечно, уклонялся от налогов, но сам факт: вместо восьми тысяч долларов в месяц, вписанных в контракт, – шестьдесят. А куда ему столько? Купил по фиату жене и другу Билли, домашние вечеринки обходились почти даром, он, как Бендер в «Золотом теленке», тратил, тратил, тратил, а миллион оставался на месте.
После товарищеской игры с Басконией он умотал в Уругвай, хотя его ждали на Сардинии, и сказал Челлино, что захотел навестить бабушку. Фабиан подарил ей одежду, часы и украшения, другим родственникам – майки «Кальяри», а «Насьоналю» – сумку с бутсами. «Почти все игроки «Насьоналя» конца девяностых играли в бутсах, которые Фабиан привез из Италии», – сказал нападающий Ричард Моралес в интервью El País. В следующий приезд, в канун Рождества, Фабиан купил пятьсот барашков для жителей своего родного города Пасо-де-лос-Торос, а к бабушкиному дому выстроилась очередь из соседей, друзей детства и дальних родственников, тянувших Фабиану неоплаченные счета за свет и воду. Узнав, что Эктор Сальва – тренер, вернувший его в футбол – потерял работу и устроился водителем, Фабиан купил ему новый грузовик, а друзьям, помогавшим ему в первые сардинские годы, – квартиру и дом в Монтевидео.
Летом 1997-го «Кальяри» провалился в серию В, и вытаскивать команду кинулся Джампьеро Вентура, будущий тренер сборной Италии. Он перевел О’Нила из атаки в центр поля и занялся его режимом. Во время летнего сбора «Кальяри» Вентура велел помощнику каждый вечер проверять холодильник в номере Фабиана. «Тебе принесли воду?» – спрашивал второй тренер и, не дожидаясь ответа, открывал холодильник. – «Да-да, с каждым днем люблю ее все больше». Проводив тренера, О’Нил шел в ванную и доставал из ведерка со льдом бутылку пива.
В выходной между сборами Фабиану позвонил Дарио Сильва. «Где ты?» – «Охочусь на птиц?» – «На каких еще птиц?» – «На желтых». – «Зачем они тебе?» – «Проголодался». Фабиан смазывал ветку клеем, устанавливал ее над лужей воды, брал термос с чаем мате и ждал добычу. – «Будешь есть птиц?» – «В ресторанах это деликатес, самое дорогое блюдо». – «Так иди в ресторан – для тебя они приготовят бесплатно», – предложил Сильва. – «Не, охотиться интереснее».
Через девять месяцев «Кальяри» вернулся в серию А. В интервью Херардо Тальяферро из Montevideo Portal О’Нил признался: «Перед последним туром я как капитан «Кальяри» договорился с капитаном «Кьево», что мы скатаем ничью, которая устраивали и нас, и их. Но на 82-й минуте наш полузащитник Чавецци жахнул метров с тридцати и сделал счет 2:1. Меня к тому моменту уже заменили, так что я крикнул нашему защитнику Лопесу: «Дай им сравнять, а то нас убьют». В следующей атаке забил форвард «Кьево» Чербоне.
Перед играми О’Нил давал знак своим друзьям на трибунах: если поднимал две руки – договорняк, если одну – договориться не удалось. «Но речь шла только о ничьих, я никогда не договаривался о поражении своей команды». О’Нил отказался проигрывать и в феврале 1998-го – посреди сезона в серии В, – когда болельщики «Тревизо» тыкали пистолетами в окна раздевалки «Кальяри», требуя проиграть. Вскоре после перерыва О’Нил пробил издали, вратарь Мондини отбил перед собой, и Дарио Сильва толкнул мяч в сетку, хотя в первом тайме боялся подходить к чужим воротам. Через четыре минуты тренер «Тревизо» Беллотто выпустил Андрея Талалаева, но и это не спасло его от поражения. Стадион «Кальяри» покидал в полицейском грузовике.
О’Нил упивался новым амплуа. В центре поля он чаще касался мяча, чем в атаке, но и много боролся с другими опорными полузащитниками, лишенными такой изящной техники. Перед игрой с «Салернитаной» Фабиан узнал от уругвайского форварда «Виченцы» Отеро, что его ждет самый грязный соперник в истории футбола. «Что за тип?» – «Гаттузо. Провокациями и зацепами он вынесет тебе мозг». – «Ой, напугал. Да я три раза прокину ему мяч между ног». Ухмыльнувшемуся Абейхону, соседу по номеру, О’Нил добавил: «Если не сделаю этого, брошу футбол». Однажды Фабиан на спор три раза пробросил мяч между ног защитнику «Пеньяроля» Николасу Ротундо, доведя того до удаления в главном дерби Уругвая.
Впервые О’Нил поиздевался над Гаттузо на пятнадцатой минуте, но не расстался с мячом, а дождался Дженнаро и повторил трюк. Через десять минут он сделал это в третий раз и подмигнул Абейхону, сидевшему на скамейке. «Предупреждаю: я больше не буду это терпеть», – оскалился Гаттузо. – «А мне больше и не надо». Правда, тремя месяцами ранее и сам О’Нил выступил в стиле Гаттузо. Южноамериканцы обычно обнимаются в туннеле, ведущем к полю, но перед игрой с «Сампдорией» ее полузащитник Ортега проигнорировал О’Нила. Ариэль только приехал в Италию и не знал местных традиций. Получив в игре локтем по лицу от О’Нила, он осведомился: «Что творишь?» и услышал: «Здороваться надо». Через несколько дней уругвайский защитник Паоло Монтеро помирил О’Нила и Ортегу, а через два года – встретил Фабиана в «Ювентусе».
Предчувствуя уход Зидана в «Реал», «Юве» отдал за О’Нила пятнадцать миллионов долларов. Почти весь предыдущий сезон Фабиан слышал с трибун «Трус!» и «Убийца!». В восемь утра второго сентября 1999-го, мча на Audi, принадлежащей Массимо Челлино, Фабиан проигнорировал знак Stop и зацепил бампером мотоцикл Suzuki, на котором банковский служащий Эмануэле Сикала и его жена, сотрудница полиции Кармела Ангиус, ехали на работу. Увидев падение мотоцикла, О’Нил испугался и скрылся. Проехав сорок километров, он вышел осмотреть машину: потерял колпак, надо возвращаться. В девять утра – в кабинете Челлино. «Будешь кофе или пиво?» – спросил Массимо. – «Не до этого. Я в беде».
«Как можно скорее убирайся в Уругвай», – посоветовал Челлино. О’Нил улетел на товарищеский матч с Венесуэлой и узнал, что у людей с мотоцикла переломаны руки и ноги. Вернувшись в Италию, Фабиан попытался навестить их. Не пустили. Перед трансфером в «Ювентус» он получил полгода условно.
С новой женой Клаудией и второй дочерью Мартиной О’Нил поселился в шикарном доме в горах, в туринском районе Ла Колина. Зарплата выросла почти в три раза, в команде, кроме Монтеро, еще два уругвайца – Карини и Салайета, О’Нил быстро освоился в раздевалке: Давидса назвал Черным, Зидана – Монстром. Одна беда – его особняк стоял так высоко, а дорога к нему была так узка, что из-за снегопада он не мог то попасть на тренировку, то вернуться домой. Сначала О’Нил играл нерегулярно, но после трансфера Зидана в «Реал» новый тренер Липпи объявил команде, что игру в середине будет строить вокруг О’Нила. Паоло Монтеро рассказал об этом журналистам Федерико Кастильо и Орасио Вароли для книги «До последней капли. Жизнь Фабиана О’Нила».
На летнем сборе О’Нил порвал икроножную мышцу и нет, чтоб отдаться лечению – стал ходить на все вечеринки, которые устраивал дома Филиппо Индзаги, и в ночные клубы, где у футболистов был отдельный зал. Он опаздывал на тренировки, пыхтел на врачей перегаром, а потом узнал, что его бабушке, страдавшей раком горла, стало хуже. Его уже никто не держал в Турине. Он успел проститься с ней.
О’Нил полгода провел в «Перудже», а летом услышал от сына Лучано Гауччи, владельца клуба: «Твой контракт слишком дорог. Мы хотим разорвать его». Получив от Гауччи чек на 750 тысяч долларов, Фабиан поплелся в Уругвай. В банке Монтевидео узнал: чек недействителен.
Он полетел на ЧМ-2002, первый и последний в своей жизни, но не сыграл и минуты – растяжение ахилла. От нечего делать заливался вином и спускал деньги на телефонные разговоры с Андреа, следующей женой. Перед третьим матчем игроки заметили: у всех пропали деньги, тысячи долларов. На массаже О’Нил узнал от врача Вальтера Феррейры, что экипировщик сборной покупает машину за девять тысяч долларов. Фабиан запер того в раздевалке, добился признания и вернул деньги. После гола Сенегалу форвард Моралес снял майку, под которой была другая – с номером десять и фамилией О’Нил на спине.
Звал «Наполи», но О’Нил вернулся в «Насьональ» – заработав миллионы, он согласился на десять тысяч долларов в месяц. Фабиан забил «Сантосу» в Кубке Либертадорес, но хозяин «Насьоналя» Эдуардо Аче нарушил обещание не платить никому больше, чем О’Нилу, взял братьев Дели Вальдесов, на двадцать пять и пятнадцать тысяч в месяц, Фабиан обиделся и в тридцать лет бросил футбол. «Наверное, мы могли бы договориться, но я всегда любил бунтовать, – сказал Фабиан в интервью La República. – Улица сделала меня мятежником».
В 2009 году на похоронах отца, умершего от сердечного приступа, он впервые в жизни обнял мать, оставившую его в младенчестве. Прошлым летом О’Нила госпитализировали с острой болью в животе. Удалили камни из желчного пузыря.
Жить будет.
Фото: REUTERS/Andres Stapff, Claudio Papi; Gettyimages.ru/Claudio Villa/Allsport
P.S. О’Нил неоднозначный персонаж - не брезговал договорняками, много пил и забивал на тренировки. Образ жизни и некоторые поступки не вызывают уважения, но харизма и беспечность однозначно вызывают умиление)
Пьянствовать с 13-ти лет жизнью не назовёшь...
Трахал чужих мамок до того, как это стало мейнстримом)