Гришин: в «Рубине» Бердыев перед матчами забивал барана!
О встрече в последний день осени мы условились недели полторы назад, когда ничто не предвещало глобальных перемен в стабильной и упорядоченной структуре ЦСКА. Эфир взорвало вторничное известие «Слуцкий покидает свой пост», постфактум не подтверждённое, но и не опровергнутое Леонидом Викторовичем (равно как и любым другим официальным лицом). Автоматически у беседы с главным тренером «армейской» «молодёжки» появилась дополнительная подтема, и очень серьёзная. Мнение Александра Гришина о ситуации в родном клубе мы изложили в первой, части публикации. Вашему вниманию продолжение-окончание почти трёхчасового интервью, полное невыдуманных историй. Смешных, познавательных, страшных – но неизменно живых, проникнутых искренними эмоциями. Уделите полчаса времени – уверяем, не пожалеете.
— Вы большую часть жизни в ЦСКА. А правда, что могли в «Барселоне» оказаться?— Да, я был в шорт-листе «Барсы». Как раз после того, как мы её в 1992-м обыграли. Были ещё предложения от «Сампдории» и двух испанских клубов, но я никуда не поехал. Из-за сестры. Мы ведь рано без родителей остались. Мне было 17, ей 5.
— Что случилось с родителями?— Они работали на ГКНПЦ имени Хруничева. Мама фактически запускала ракеты в космос. Получила облучение, онкология, долго боролись, но недоборолись… Я тогда три года в футболе потерял. А папа разбился на машине… Мы остались с сестрой. Как я мог куда-то уехать? Сегодня футбол есть, завтра – нет, а жизнь маленького человека важнее.
— Как справились, выдержали – в таком-то возрасте?— Мы всю жизнь боролись. Нас пытались и обидеть, и задеть. Из родных никто, кроме тёти, не помогал. Сейчас я рад, что у сестры всё хорошо – четыре серьёзных высших образования, престижная работа. Я тоже бился – за место в составе как футболист, теперь бьюсь как тренер – в школе, в дубле, где занимаем высокие места и выходим из группы в Лиге чемпионов. Нужно бороться, глядя друг другу в глаза, а не сзади подталкивать – это уже подлость.
— Как играть и тренироваться, когда на тебе ещё и маленький ребёнок?— Проще всего было сдаться, но мы не могли этого допустить. Павел Садырин очень помог.
— Как?— Походатайствовал: руководство ЦСКА выделило квартиру. Мне позволялось иногда не приходить на тренировку, чтобы сестру в школу отвести. Поблажки делали. Может, из-за этого карьера так удачно сложилась.
— Многие вспоминают вас как человека, который забивал «Барселоне». Не напомните, у кого вы тогда мяч отняли?— У Гвардиолы.
— А в ответном матче вас почему-то заменили ещё до перерыва.— Многие, наверное, ждут истории про травму. На самом деле я просто обоср…ся! Вышел на 100-тысячный «Камп Ноу» и поплыл. Играл плохо. Геннадий Иванович Костылев меня заменил, вышел Димка Карсаков, забил гол. Как спортсмен я, конечно, расстроился замене. Но у нас всё было честно. Костылев повторял: «У меня играют только по спортивному принципу». Мы с Валерой Минько, Вячеславом Викторовичем Чановым и Игорем Аксёновым в «молодёжке» ЦСКА придерживаемся в работе аналогичных взглядов.
— Честно: верили, что пройдёте «Барсу»?— Заранее себя не хоронили. Костылев старался внушить, что мы не хуже чем они. Такие же люди. Как сейчас помню, сидим на базе, смотрим жеребьёвку. Выпадает «Барселона». Минута молчания. Все понимают – лучшая команда Европы, Гвардиола, Стоичков, Куман, Лаудруп, Субисаррета, Надаль… Заходит Мурашко, начальник команды. И с порога объявляет: «Проходим «Барселону» — 25 тысяч долларов премиальных». Каждому! А у нас зарплата – 100 долларов. Кто поумнее, давай сразу прикидывать: так, покупаю две трёхкомнатные квартиры в Крылатском, суперрайоне по тем временам. Ещё и останется!
— Заплатили?— Перечисляли долго. Раньше в России валюта ведь не ходила. Поэтому выдавали обещанное частями во время выездов за границу. Две тысячи марок на одном сборе, три – на другом. За три года рассчитались. Но за это время произошла инфляция, и вместо двух трёхкомнатных квартир в Крылатском мне хватило на одну машину.
— А в Барселоне тогда погуляли знатно?— На какие деньги? На руках по 30-40 долларов. Для заграницы ничто. Это на родине на 50 долларов можно было полгода жить (улыбается). Но тренерский штаб организовал стол в гостинице. Выставили пиво. Посидели, поговорили и пошли спать. А вот когда прилетели в Шереметьево – обалдели.
— Что такое?— Столько народу пришло нас поздравить, будто Лигу чемпионов выиграли! Только в этот момент пришло осознание того, что мы сделали для наших болельщиков и страны.
— Что ещё запомнилось тогда?— Круифф, тренер «Барселоны». Команда проиграла, а он – великий! — нашёл в себе силы прийти в раздевалку соперника и пожать руки 19-летним пацанам после того, как его команда проиграла и потеряла сумасшедшие деньги!
— Сказал что-то?— «Вы – мужчины!». Мы были в шоке…
— Ещё до «Барселоны» в вашей карьере была замечательная победа – в финале юношеского Евро над португальцами. За них тогда сам Фигу играл.— Мы и против Зидана с Валерой Минько играли за олимпийскую сборную. Вдвоём его держали — я играл опорного, Валерка – центрального защитника. «Что с ним делать?» — спрашиваю. «Если что, пропускай — я его влёт хлопну!». Хлопнул, конечно, но дома всё равно проиграли. Играл и против Лёва, но не могу сказать, что запомнил его как футболиста.
◊
— Помните свой дебют за ЦСКА?— 1990 год, победа над «Динамо» — 2:1 в манеже «Олимпийский». Вышел вместо Вовы Татарчука. Играл безобразно. Ребята вывели один на один, а я, пацан 17 лет, в прострации: что делать?! Димка Кузнецов помог собраться. Сейчас молодого после такого дебюта выгнали бы, а Павел Фёдорович продолжал доверять.
— Садырина все, кто с ним ни работал в ЦСКА, вспоминают добрым словом.— Человечище. Мог с нами посидеть на шашлыках, даже рюмочку по случаю махнуть, но мы отдавали себе отчёт, что находимся на разных уровнях. Тренер должен быть психологом: перегибать палку ни в одну сторону нельзя.
— Есть занимательные истории про Садырина?— Одна – закачаешься! Апрель 1993-го, играем с «Рейнджерс» в Лиге чемпионов. Пал Фёдорыч хоть и ушёл в сборную, но при этом оставался куратором клуба. Установку на игру даёт Костылев. «Через пас выходим из оборонки, катаем мячик, свой футбол. Мы же для болельщиков играем. Здесь туда, тут – сюда», — минут 30 разжёвывает. А Садырин опоздал на установку. Входит под самый конец: «Геннадий Иваныч, можно добавить пару слов?». Костылев: «Конечно, Пал Фёдорыч! Что за вопрос?» Наверное, думал, что Садырин что-то про настрой скажет, напутствие какое. А тот выдаёт: «Если будете этой своей х…ей заниматься, в пасик играть – порвут! С «Рейнджерс» этот номер не пройдёт. Выбили мяч – вышли, поджали». Мы, молодые, как начали ржать! 0:0 сыграли.
— Садырин с Колотовкиным были заядлыми рыбаками. Сергей недавно рассказал нам замечательную историю про четыре пойманных рыбины и четыре пропущенных мяча.— Я жил на базе с Колотовкиным. Серёга, бывало, встанет в полпятого утра и давай лодку собирать, снастями греметь. Прошу: «Дай поспать!» Со временем я переехал в другой номер, а они всё на рыбалку ездили…
— Тот ЦСКА многие вспоминают как весёлую команду. Атмосфера была семейной.— Много историй было – я же в ЦСКА считался балагуром, душой компании. Ходила даже поговорка: «В раздевалке хохот слышен — балагурит Саша Гришин».
— Как балагурили?— Была замечательная история. На сборах в Германии мы делили номер с Андрюхой Новосадовым. Идёт тренировка — я ему раз забиваю, два, три. Смотрю, Новосад закипает: «Убью…». Последний удар – снова положил в уголок. Стою, травлю его. И тут он снимает перчатки и натурально бросается на меня. Думал, уроет! И главное, поле небольшое, бежать некуда, рядом только трёхметровый забор.
— И?— Перемахнул через него. Вот что страх делает. Сижу в капустном поле, пережидаю бурю. Автобус с командой давно уехал. Выхожу на дорогу — в бутсах, в цеэсковской форме, весь в песке, немцы смотрят — больной какой-то. Дошёл до гостиницы, помылся. Надо мириться. Но как?
— Действительно — как?— Решил пошутить. Дай, думаю, напугаю его. Залез в шкаф, жду. Заходит Новосадов с обеда – и тут я выскакиваю из укрытия, как кукушка из часов.
— Что он?— Как даст мне в табло! Дверь захлопнулась, сижу в шкафу, весь в крови и думаю: «Ни фига себе, помирился!». «Ладно, — говорю, — Андрюх, 1:1…».
— Суперистория.— Вот ещё одна. Пошли как-то в ресторан – я, Валера Минько, Вася Иванов, Миша Колесников. Все молодые, холостые, без машин ещё. А переходов на Тверской раньше не было – ну и побежали через дорогу. Слышу, за спиной визг тормозов, удар, крики… Валеру машина сбила! Мы в шоке. Думаем, что дальше. И тут Валера встаёт, отряхивается, а потом достаёт несколько купюр и протягивает водителю.
— Серьёзно?— Говорит: «Я же тебе машину помял». После чего идёт дальше, как ни в чём не бывало.
— Минько герой, с одной почкой играл.— Мы с Валерой с 12 лет бок о бок. Друзья.
— Был пример, когда он вас поразил?— В 1999 году ЦСКА крупно проиграл норвежскому «Мёльде» и не попал в основную сетку Лиги чемпионов. Всех оштрафовали на сумму, заработанную за два года. Попросту говоря – кинули. И только Минько получил какие-то деньги. Подошёл ко мне: «Саня, давай разделим пополам». Я не смог взять: «Валера, это твоё. Не надо. Ты с одной почкой в сборной играл. А я ещё заработаю». Валерка – Человек!
◊
— Вы в ЦСКА наверняка сталкивались с большими военными начальниками.— В чемпионский год пригласили на приём к министру обороны Язову. У Корнеева были длинные волосы, а у нас же всё по уставу – как-никак офицеры. Так Игорь пучок сделал, волосы под фуражку спрятал. А Язов кому телевизоры цветные дарил, кому другую технику. Нам с Валерой по радиоприёмнику досталось. С памятной табличкой «От министра обороны Язова». Когда переворот с ГКЧП случился, мама всполошилась: «Выбрасывай это радио, от греха подальше!».
— Серьёзно?— Я тоже удивился: «Мама, ты что, это же просто подарок». «Нет, выбрасывай!» «Давай уберём подальше, но выбрасывать-то зачем?» — говорю ей.
— Сейчас за такой раритет можно хорошие деньги выручить.— А его не осталось. Видно, выбросила-таки мама, втайне от меня!
— Вы ведь служили, когда были в ЦСКА?— Принимал присягу, три месяца бегал с голым торсом в кирзовых сапогах по плацу в мороз. Подъём по спичке, 45 секунд, в шесть утра. Портянки учили мотать. Однажды плохо замотал – вся нога потом в крови была. Попал под декабрьский призыв, и только в конце января Павел Фёдорович сжалился: «Забираем этого гуся обратно». Может, потому мы больше ценим жизнь, что знаем, что такое подъём в шесть утра и кровавые мозоли от «кирзачей»? А по званию я старший лейтенант.
◊
— У кого из того ЦСКА было самое высокое звание?— Фокин майором закончил. А из совсем ветеранов… Насколько я знаю, Нырков — генерал, Копейкин и Дмитрий Александрович Кузнецов — подполковники. Дима Кузнецов, который с нами играл, помладше, капитан, наверное.
Мы до старших лейтенантов дослужились. Нам как звания выдавали: выиграли первую лигу — звёздочка, Кубок берём — звёздочка, чемпионат – ещё звёздочка. Военные бурчали: мы, дескать, четыре года ради одной звёздочки горбатимся, а эти халявщики по две за год получают! За звания полагалась прибавка к жалованию. Зарплата у молодых была 90 рублей, потом – 140, офицерская – уже 250. Мама у меня 120 получала, папа — 105, а я, сопляк, — 250. За несколько лет на книжке 16 тысяч скопилось. Перед смертью мама сказала: «Я за вас не беспокоюсь – всем хватит». А потом грянул дефолт, и на эти 16 тысяч я купил чайник и утюг…
— А машины ЦСКА вам не дарил за победы? В «Спартаке» дарили – Мостовой рассказывал. — Нас через ЦСКА снабжали карточками, дающими право на приобретение автомобиля вне очереди. В 1991-м ребятам, которые много играли, давали «Волги». Брали за восемь тысяч – продавали за 32. Тем, кто старше, полагались «девятки». А молодым – мне, Валере Минько, Васе Иванову и Олегу Сергееву — досталось по «шестёрке». Тогда по Москве ездили только чёрные «Волги», мы и такси. Даже у хоккеистов машин не было. Я на своей ездил, не продавал. Всё, что заработано, — моё, деньги не нужны.
— Долго на «шестёрке» рассекали?— Долго. Передо мной на «Рублёвке» «брали под козырёк».
— Это почему?— Мой дядя относился к высшим чинам, и номера на машине были козырные – «м 99 99 мт». Я по дороге забирал нашего администратора Виктора Кардивара, и он всё время в окошко махал руками постовым. А те думали, «шишка» едет. Меня как-то один остановил: «Слушай, а ты вообще кто?». «Футболист», — говорю. «А чего же мы тогда тебе честь отдаём?!». — «А я почем знаю?».
◊
— Александр, вы просто кладезь интересных историй. Не останавливайтесь.— Я в Филях родился, хулиганский район. Все друг друга знают: этот футболист, этот – бандит (потом они бизнесменами стали). Иногда, кстати, эти бандиты поступали справедливее наших политиков. Тот давит за счёт своей силы, но он честный человек, обладающий авторитетом и харизмой. А эти – врут.
Так вот, мы с одним товарищем в 1990-х открыли в Филях заведение. Называлось «Второе дыхание». Красивый такой барчик, с трофеями, кубками. Я чуть-чуть участвовал финансово. Публика собиралась всё больше спортивная – бывшие регбисты, хоккеисты. Для меня как соучредителя – всё бесплатно. Ну и мы с Валеркой как-то заехали после победы, в эйфории. Пусто. Взяли покушать. А тогда по стране гремела песня «Голубая луна». Ну я возьми и закажи её на радостях. В шутку, по приколу. А чего, одни сидим, нет никого. Я ещё говорю: «Валер, давай на полную!» Раз, другой, третий. Когда Моисеев запел в пятый раз, с балкона на втором этаже три физиономии свесились: «Это кто там эту «Луну» слушает?!». А мы-то их и не приметили. Думали, конец. Хорошо, подоспели знакомые: да это наши ребята, футболисты. Единственное, попросили «Голубую луну» больше не врубать.
Самое смешное, что Минько эту «попсу» вообще не переваривает. Это я с удовольствием «Русское радио», шансон слушаю. А Валерка хорошо разбирается в музыке: Led Zeppelin, Metallica… Мы когда в машине едем, радио выключаем, чтобы не спорить.
— Вы с Корнауховым и Шустиковым слыли главными балагурами ЦСКА конца 1990-х.— Олег — очень открытый человек, Влад Радимов тоже… А Серёга Шустиков вообще душа компании. Он никогда машину не водил: его таксист, дядя Саша, на тренировки возил. Так он рассказывал случай: «Едем зимой, я налил «спиртовухи» в бачок стеклоомывателя. Серёга принюхался: «Спирт, что ли? Зря на стекло тратишь, зря!»…
◊
— В чемпионском ЦСКА человеком-позитивом был молодой Ерёмин. Мог стать лучшим в стране на годы, если бы не автокатастрофа.— Трагедия с Мишей нас подкосила — молодой мальчишка, армеец. До сих пор общаемся с его братом Игорем, мама на праздники приезжает. Ветераны уже ночью после финала Кубка знали, что Ерёмин попал в аварию. А нам играть с «Шахтёром». Приезжаем на базу, никто не тренируется, у Павла Фёдоровича слёзы в глазах – он нас за своих детей считал. Все в прострации, выходим, и нас «Шахтёр» обыгрывает в «Лужниках» — 4:3. Просили о переносе, но они не согласились. Говорят: «Нам самим очки нужны». Потом едем играть в Днепропетровск…
— Про этот матч рассказывали, что вы договорились с «Днепром» сыграть вничью.— Всё так и было. Нас ребята у самолёта встретили. Евгений Мефодьевич Кучеревский, футболисты: «Мы всё понимаем, давайте сыграем вничью». Это было так по-человечески… Хотите – называйте это договорным матчем. Никакие очки, никакой спорт не может быть важнее человеческой жизни.
— Из вашего ЦСКА многих уже нет в живых. Мамчур умер в 1997-м. Не знаете, от чего?— Сердечный приступ. Из нашей юношеской сборной у многих не сложилась жизнь. Хочется забыть эти вещи. После трагедии с родителями я усвоил одну вещь: есть такое понятие, как судьба. Если ушёл человек – значит настало время.
— Рассказывают, очень плохи дела у Татарчука…— А я слышал, что он вроде бы вылез. У него онкология была, болельщики помогали. Пять или шесть операций перенёс. Желаю Вовке здоровья.
— У Брошина тоже был рак.— Кто-то говорит, что на шашлыках шампуром язык поранил, но вряд ли. Рак — это генетика и наша экология. Ужасная вещь. Долго за Валеру боролись, но – увы…
◊
— Почему в 1995-м вы ушли из ЦСКА?— Меня обманули. ЦСКА в 1994-м на вылет стоял. Когда пришёл Тарханов, всем пообещали бонусы за выполнение задачи. Игрокам, которые с Тархановым пришли, заплатили, а мне – нет. Ну, нет так нет. И не только в деньгах дело. Раз к тебе так относятся – значит не рассчитывают. Я нормальный футболист, в «Динамо» звали, в «Торпедо». В «Динамо» как раз Бесков работал, Толстых президентом. Позвонили, пригласили. Николай Саныч красиво поступил. «Знаю, Саша, что тебе там чуть-чуть недодали, — сказал он деликатно. – Мы можем возместить».
— Возместили?— Я даже в плюсе остался. Если в ЦСКА обещали «девятку» и премиальные, то в «Динамо» выдали «Вольво» 440-ю, зелёного, как сейчас помню, цвета, и подъёмные, которые мне всё компенсировали. Хоть Толстых многие не любят, это человек слова. Честный мужик. Благодарен ему.
В ЦСКА всю жизнь было так. Всем всё дают, а ребятам, которые в ЦСКА с пелёнок — мне, Валере Минько, Лёхе Гущину, – ничего. Логика у начальства была простая: эти – цеэсковцы, никуда не денутся. В какой-то момент мне это просто надоело. Взыграло самолюбие – тем более что предложения были. Раз вы меня не уважаете, я пошёл. Провёл в «Динамо» два успешных сезона. А как Пал Фёдорович пришёл – вернулся и отыграл в ЦСКА до 1999 года.
— Бесков каким запомнился?— Классный мужик, кто бы что ни говорил. Всегда ухоженный, всегда чётко поставленные задачи, требования. Никаких мелочей не прощал. Держал сумасшедшую дистанцию с игроками. Но мог и пошутить. А мы с ним – нет. Настолько он в наших глазах был велик – как, собственно, и Пал Фёдорыч…
— О выигранном с «Динамо» Кубке какая память осталась?— Я в принципе там не участвовал – попал в команду к финалу. Мы знали, что «Ротор» заказал ресторан в Москве, что из Волгограда прилетели чиновники – отмечать победу. Нас прямым текстом предупреждали: проиграете. Какая-то политика там шла. На 118-й минуте Веретенников с «точки» пробил в штангу, а в серии пенальти «Динамо» победило. Испортили, получается, людям праздник.
Как раз вчера с Олегом встречались. Вспомнили, как играли. Хороший парень. Не знаю, почему он не попадал в сборную – Веретенников был её достоин.
◊
— У Бескова был забавный помощник – Голодец.— Большой молодец – всегда был с ребятами, в коллективе. Но одевался забавно: пиджак поверх спортивного костюма, на шее свисток, на голове – неизменный петушок… Иногда Адамас Соломонович забывал, что говорил: «Так, ребята, делаем вот это упражнение… Ну вот это… Кенгуру!». – «Какое кенгуру?». – «Как олень!». Упражнение называлось – олений бег…
— Весело.— Ещё, помню, даёт установку перед матчем с финнами на Кубок кубков. А он пожилой уже был человек, иностранные фамилии с трудом выговаривал. Тычет ручкой в макет: «Вот здесь у них играет… вратарь». Потом, после паузы: «Здесь играют… защитники, а здесь – полузащитники…». Тут Гущин встаёт: «Адамас Соломонович, а там – два нападающих?!» — «Точно, Лёха!». Про Голодца историй много.
— Давайте.— Готовимся как-то к «Балтике», а у них два брата Аджинджала в составе. Голодец заглядывает в список и рассказывает на установке: «Здесь у них играет Аджинджал. А здесь у них играет… — Пауза. – Тоже Аджинджал! Б…, наверное, брат Аджинджала?!». От Адамаса Соломоновича море позитива исходило. Отличный мужик… Ещё помню, после «Мёльде» история была. Он все подтрунивал над ЦСКА-1998, мол, мы игры покупали. Как ни пересечёмся на футболе: «Ну что, купили игру?» «Да что вы такое говорите, всё сами!», — возмущаюсь. И тут пересекаемся с ним на «Динамо». Я уже не играю за ЦСКА, сижу на трибуне. А он идёт мимо, замечает меня: «Саша! А «Мёльде»-то не купили – и проиграли!». Весь VIP вообще лежал!
— Вы в Казани Бердыева застали.— Он только начинал тренерскую карьеру, но дисциплина уже тогда стояла у Бердыева на первом месте. Соперников тщательно разбирали. У каждого в номере стоял телевизор, прикреплённый к видеопроигрывателю. Игрокам выдавались диски с записью игры противника, и в условленный час все усаживались перед голубыми экранами.
Игроков на лавку Курбан Бекиевич без лишних слов сажал, звезда, не звезда – не имело значения. Не выполняешь задание – изволь подумать, почему в запасе. В то же время в повседневной жизни это очень открытый человек – но только с теми, кому действительно доверяет. «Телевизионный», замкнутый Бердыев – это образ, маска. Может быть, оно и правильно – чтобы лишних вопросов не задавали.
— Бердыев уже тогда был суеверен?— Обязательно. Мне рассказывали, что перед играми он забивал барана прямо на стадионе. Ритуал такой был. А то, что Бекиевич верующий человек и может с тренировки отправиться в мечеть, все в команде и так знали.
◊
— Почему у Садырина такой провал случился в 1997-98 годах? Ходили разговоры, что чуть ли не «плавили» тренера.— Это футбол. Где-то, может быть, игроки были неправильно подобраны. Может быть, система Пал Фёдоровича определённой группе исполнителей не подходила. А Долматов пришёл, предложил другую модель, и она сработала. Команда загорелась, заиграла. В 1998-м поднялись с 14-го места на второе, в 1999-м взяли бронзу. После долгого провала это был успех. А тем, кто болтает, что мы в 1998 году что-то там купили, хочу напомнить: ЦСКА все топовые клубы обыграл – «Динамо» 3:0, «Спартак» 4:1. Их мы тоже купили?
— Из-за чего у вас произошёл конфликт с тогдашним гендиректором ЦСКА Шамхановым?— Ему не понравилось то, что ко мне, человеку открытому и достаточно опытному, ребята тянулись. Шамханов хотел, чтобы только его слушали. Никто никого не вызывал. Просто играл-играл, а потом – раз – и сел на скамейку. Встречались с кем-то на «Песчанке», игра не клеилась. Васильич (Олег Долматов. ) и говорит: «Зовите Гришина». Я тогда разминался. По рассказам ребят в этот момент Шамханов встал и сказал Долматову: «Мы же договорились его не ставить». Всем всё стало ясно. Я ушёл, хотя спокойно мог ещё года три за ЦСКА поиграть.
— Ушли не просто, а со скандалом. На КДК разбирательство было.— Я сказал Шамханову: «Нет проблем, уйду – только выплатите всё положенное по контракту». Они думали: маленький человек, ничего в юридических вопросах не смыслит, можно обмануть. Но мне помог Пал Палыч Бородин – с его помощью выиграл дело в КДК. Из ЦСКА после этого уволили двух хороших юристов. А я играл честно – и опять победил.
— После ухода из ЦСКА по-настоящемув больших команд в вашей жизни больше не было.— В ЦСКА хоть со мной и рассчитались, но перекрыли все пути в футболе. До этого были хорошие предложения – и вдруг ничего. Сообщество у нас такое. Спасибо Воронежу – люди по-человечески пожалели и взяли в команду за три дня до окончания заявки. Знаете, за 45 лет жизни я столько натерпелся от нечестности людей, что стараюсь теперь быть со своими ребятами предельно искренним. Знаю, как больно, когда от тебя отворачиваются люди.
Про Дадаханова, бывшего президента, ничего плохого не могу сказать. Хороший мужик, борец, армеец. Но вот был рядом с ним такой предприниматель Трубицын. Его потом посадили. Так вот он не очень хорошо себя вёл. Наверное, Трубицын, по большому счёту, меня и убрал…
У меня дядя, поклонник ЦСКА, всегда смотрел матчи с VIP-сектора. Позвал как-то с собой. «Не пойду, — говорю, — я футболист и не достоин там сидеть». Дядя настоял. И посадил рядом с собой – на тех местах, которые даже Трубицын не может занять. Тот в крик: «Как он попал сюда?». Ему объяснили: не твоё дело. Человек понял, что не с теми связался…
◊
— Откуда у вас шрам на лбу?— В середине нулевых была такая тема по всей России – заезжие «туристы» отнимали у людей телефоны, цепочки – и продавали. Гоп-стоп. А у меня и то, и другое было. Шёл из ресторана в Белгороде, на часах полдвенадцатого. Отследили, встретили три бугая с битами. Минут восемь меня в воздухе держали. Но я упрямый: «Хоть убейте — ничего не отдам». Всё разбили. Я одному двинул, вырвался из этой кучи. Выбежал на дорогу, окровавленный, сознание теряю. Спас случайный таксист. Он сначала подумал – пьяный. Молодец – не испугался, посадил, довёз до скорой. Очнулся я уже в палате. Всё зашито. Трепанацию делали. Доктора говорили: на два миллиметра левее придись удар – в другом месте лежал бы…
На нашем четвёртом этаже в нейрохирургии 20 мужиков было. А на пятом, в женском отделении, – человек 100! У девчонок цепочки срывали, серёжки. У каждой второй разорванные уши… Целая мафия работала – все с милицией, с таксистами были завязаны.
— Жена не укоряет: «Саша, надо быть гибче, сговорчивее»?— Бывает. У меня жена иностранка, латышка. Жила три года в Лондоне, знает четыре языка. Дочка, 8 лет, в совершенстве владеет тремя языками. Это я только по-русски да по-английски говорю. У нас семья из серии: все умные, а один – футболист (смеётся). Конечно, супруга иногда намекает: будь чуть-чуть дипломатичнее, где-то уступи. Ну не могу я обманывать людей, подличать! Дома уже привыкли, с пониманием относятся. У нас с женой за всю жизнь одна ссора была – и та из-за чепухи. У Саниты отец – бывший футболист, играл за «Даугаву». Наверное, мама ей объяснила, когда надо трогать мужа, а когда лучше оставить наедине с собой.
— Это у вас второй брак?— Да. От первого у меня сын, от второго – дочка. Дети очень дружат. Тимофей у нас каждую неделю бывает. Самостоятельный человек. В своё время занимался у меня в ЦСКА. Получилось так, что 1992 год рождения я выпустил, а 1995-й – взял. Однажды пришёл: «Папа, я буду играть». И я ему сказал: «Чтобы не было лишних разговоров, тебе надо уйти в другую команду – в «Динамо», в «Локомотив», только не в «Спартак». Так на меня обиделся, что вообще закончил с футболом. С другой стороны, нашёл себе хорошую профессию, работает на «Кока-коле». Квартиру я ему оставил, машину подарил, деньги он зарабатывает. Дальше пусть двигается сам.
— До сих пор в Филях живёте?— На «Парке победы». Квартиру от ЦСКА оставил первой жене. Считаю, поступил как мужчина. Взял чемодан и ушёл в никуда – к сестре в родительскую квартиру. У неё пожил, накопил на собственное жильё. Зато теперь моя совесть чиста. Как бы бывшая супруга ни злилась, я оставил ей большую квартиру на Кутузовском проспекте. Тяжело, но это жизнь. Евгений Леннорович правильно говорит: в любом конфликте виноваты всегда двое.
— Как со второй женой познакомились?— Опять-таки с помощью ЦСКА. Нас пригласили на «Новую волну» в Юрмалу – поиграть в пляжный футбол с участниками фестиваля. Валерия играла, Пригожин – все, кто умеет и кто не умеет. Там мы и познакомились. Я объяснил ей, что Москва – топовый город, третья столица мира после Нью-Йорка и Парижа. 10 лет живём душа в душу.
◊
— Пробежимся по вашим бывшим футболистам. Почему у Базелюка в ЦСКА не получилось?— Большая проблема наших спортсменов в том, что после одной удачной игры им начинают петь дифирамбы и давать большие контракты. Мы как раньше играли: в январе нужно было сильно провести первую игру, чтобы тебя взяли в команду, и последнюю – чтобы оставили. Ты должен был целый год доказывать, чтобы в декабре не выгнали. А сейчас что? Пять лет контракта – первые четыре года можно не играть. Когда тебе платили рубль и вдруг дали 100, ты скажешь: «Ё-моё, я могу 100 лет теперь не работать».
За границей всё более грамотно устроено. До 19 лет платят, условно, 3 тысячи евро, до 21 года – 5 тысяч. Остальное складывается на депозит. У футболиста в контракте записано: сыграл энное количество матчей – получи то, что на депозите лежит. Нет – извини, деньги уходят в клуб. Вот это я понимаю – мотивация.
— Обидно, что Караваева ЦСКА потерял?— Очень, и я никогда этого не скрывал. Хороший, многофункциональный футболист. В дубле он и справа, и слева играл. Даже крайним хавом выходил. А иногда всю бровку отдавали Караваеву на откуп – здоровье позволяло Славе её контролировать. Я правда не понимаю, кого готовить молодёжной команде, если мальчик играет три года в Лиге Европы – и не подходит ЦСКА.
— Некорпоративно рассуждаете.— Представим ситуацию: сидим в комнате, в углу кто-то нагадил, а мы закрылись, нюхаем и страдаем. Вот это – корпоративная этика. Лучше задохнёмся, но не вынесем сор из избы! Нормальный человек скажет: есть проблема – давайте обсуждать. Почему я не могу говорить, если это правда? Да, есть вещи, которые не должны выходить из клуба. Но разве я сделал что-то во вред ЦСКА?
— С такой бескопромиссностью, как у вас, в жизни непросто.— Я понимаю. Вот из той «Барселоны», что мы обыграли, сколько людей потом в тренеры в выбилось. За границей идёт чистая конкуренция, без закулисных делишек. Наша страна, наверное, существует по каким-то другим законам…
— Круговорот одних и тех же тренеров в РФПЛ – это…— Система. Пока её не поменяем, так и будем из года в год талдычить об дном и том же.
— Чувствуете себя в этой системе оппозиционером?— Я просто живу так, как научили родители. Многим это не нравится – зато никто не может мне ничего предъявить. За правду могут наказать, подвинуть с поста. Но ты можешь всегда смотреть человеку в глаза, потому что честен перед ним. В таком случае даже противник будет тебя уважать.
— Вернёмся к вашим бывшим подопечным. Что есть в Головине того, чего нет в других?— Доверие тренера. Одному доверяют, другому – нет.
— Ефремову тоже на первых порах доверяли.— Его посмотрели, увидели, что пока не тянет, и грамотно отдали в аренду. Шанс был. А некоторым его не дают.
— Чалов вырастет в классного нападающего?— И Чалов вырастет, и Жамалетдинов – вижу по отношению к футболу и к жизни. Ребята москвичи, с правильным семейным образованием. Там такие родители – не дадут зазнаться, сразу прижгут! И у них у обоих хорошие футбольные качества. Это разноплановые нападающие. Если Федя больше на атаку, на гол заточен, то Тимур всегда под ним играет, более командный исполнитель. Мы с дублем куда-то приезжаем – местные спрашивают: «Жамалетдинов с Чаловым есть?». «Нет, — отвечаем, — Чалова нет». Они выдыхают: «Слава богу».
◊
— С нападающими понятно. Болельщиков больше беспокоит смена для Игнашевича и Березуцких.— Насколько я знаю, у нас в аренде Никита Чернов – вчера только с ним разговаривал. Капелло – не дурак, великий тренер. Если из дубля взял футболиста – значит, увидел в мальчике ценные качества. Пригласил и первой заменой выпустил на поле не условного ветерана, а Чернова. Просто нужно эти качества развить.
— Финансовые проблемы ЦСКА общеизвестны. Если представить костяк ЦСКА из своих воспитанников – Головин, Чалов, Чернов, Жамалетдинов – на что эта команда могла бы рассчитывать в РФПЛ?— Первое: отсутствие у ЦСКА денег – миф. Если бы у Евгения Ленноровича их не было, он не построил бы стадион за 300 миллионов. Кредиты? В таком случае он и на трансферы мог бы кредиты взять. Может быть, человек понял, что хватит тратить миллионы долларов, если можно воспитать игроков? Если бы у ЦСКА не было денег, мы бы, наверное, не получали зарплату день в день. У нас 15-го числа в 12:00 на карточке лежит получка. Всегда! Ни единой задержки. Гинер – человек слова. Если сказал, что заплатит рубль, он этот рубль железно заплатит. И не будет обещать 10, если у него их нет. Поэтому ему все верят.
А молодёжь одна, конечно, не вытянет. Её нужно подводить к основе. Играет команда – одного человека внедрили. Этот заиграл – второго подтащили. Это долгий процесс. Если в основе будет появляться по одному воспитаннику в год – будет очень хорошо. 10 лет – 10 футболистов. Вот и новая команда.
Газзаев правильно говорил: «Я оставляю команду в золотой обёртке». Разве он не прав? Прав. Потому что думал о том, что будет дальше. Наигрывал молодых, терпел, прошёл через критику, выиграл Кубок УЕФА – и оставил команду на годы. Как его не уважать после этого? Ещё Валерий Васильевич Лобановский утверждал: «Надо резать мясо». Согласен с ним: это болезненный процесс – но необходимый.
— Приходя в ЦСКА, Газзаев разом убрал из команды нескольких ваших друзей – Корнаухова, Минько.— Ребята со временем признают: он был прав. Хотел делать команду под себя – и всем всё доказал. За него говорит результат.
— Слуцкий на игры дубля часто ходил?— Сейчас по телевидению игры транслируют. Овчинников на матчах сидит. В принципе всё и так ясно: мы с основой тренируемся на соседних полях. Леонид Викторович видит, кто у нас есть, подтягивает молодёжь к тренировкам, когда «сборники» разъезжаются. Лично общаемся постольку-поскольку: я не имею права лезть в дела первой команды, и с точки зрения этики это правильно. У нас в клубе очень чётко выстроена система. Вся структура подчинена первой команде. Требования главного тренера выполняются беспрекословно.
— Леонид Викторович на первых порах сильно нервничал, видя на экране телефона фамилию Гинер. Вам президент может позвонить?— Может. Евгений Леннорович – адекватный человек. Недавно звонил, поздравлял с днём рождения. Может набрать, поинтересоваться мнением по игроку. Почему я должен его бояться? Мне повезло с руководством. До конца дней своих буду говорить, что Гинер – порядочный человек. По большому счёту, он мне судьбу делает. Не возьми он меня в школу, непонятно, где бы я сейчас был. Может, «Фили» тренировал бы за 12 тысяч рублей.
— Не к каждому тренеру спешат футболисты после гола. К вам – бегут.— Всё потому, что мы им доверяем. Когда они приходят, говорим: «Ребята, мы не будем контролировать, чем вы занимаетесь после отбоя. Но если случайно заметим где-то – ни первого, ни второго замечания не будет, сразу до свидания». Когда только начали работать, привезли из Академии Коноплёва футболиста, Столяренко фамилия. Заплатили сумасшедшие деньги. А я на первом же собрании смотрю – пустые глаза, ничего человеку не надо. Сразу ему сказал: «Всё, мальчик, собирай вещи». Все обалдели! Столько было паники: мол, только пришёл – и сразу так круто начинает. И кто в итоге оказался прав? Где Столяренко? По первым-вторым лигам мотается. Зато коллектив очистился. Этим мы показали, что у нас равнодушные играть не будут.
Другому мальчику прямо со сбора на Кипре купили билет домой. Отправили.
— Тоже глаза не горели?— Нет, горничную, пожилую румынку, обматерил, до слёз довёл. Вечером его уже не было в команде. Считаю, я поступил правильно с человеческой точки зрения. Честно скажу: готов был тогда к увольнению. Но терпеть подобные выходки никогда не стану. Когда ребята увидели справедливое отношение ко всем, они в нас поверили.
Я не болею за «Спартак», но признаю: хорошо играют. Посмотрите, как ребята к Каррере относятся. Радуются с ним, обнимаются – это значит, что он им доверяет, а они в него верят. Это и есть та самая «химия».
◊
— Большая часть вашей жизни – это ЦСКА. Но вы же могли в «Спартаке» оказаться?— Мог. В Москве проходил турнир с участием «Динамо», «Спартака» и «Палмейраса». У спартаковцев не хватало народу, попросили помочь. После этого и поступило приглашение. Романцев звал, но я сразу расставил акценты: «Извините, но я цеэсковец. Спасибо за приглашение». Олег Иванович ответил: «Вопросов нет». Пожали друг другу руки и попрощались. Может, из-за этого я потом и в сборную не попадал. Тем не менее я благодарен Романцеву. Он вселил в меня уверенность: если позвали, значит, чего-то стою.
— Если не ошибаемся, было ещё одно предложение, значительно раньше.— Давняя история. У нас с Фёдором Черенковым был один тренер — Михаил Иванович Мухортов. Мы с Фёдором общались, просто не афишировали этого. Я жил в спартаковском районе. Папа болел за футбольное «Торпедо» и хоккейные «Крылья Советов»: говорил, что всегда за слабые команды. В 1987 году Черенков замолвил словечко перед Бесковым: посмотрите, мол, филёвского мальчика. Я приехал, поговорил с Константином Ивановичем, но в «Спартак» не пошёл – по той же причине, по которой потом отказал Романцеву. Не смог уйти из ЦСКА. Нас в Союзе воспитывали так, что ты должен сказать спасибо другим людям за то, что вложили в тебя силы и деньги. Рад, что родители успели привить мне уважение к старшим и к своему клубу.
— Окажись вы в «Спартаке», карьера могла сложиться по-другому.— Знаете, а я доволен карьерой. Поработал с Садыриным, Бесковым. Всегда командой собираемся на кладбище в день рождения и годовщины смерти Павла Фёдоровича. Рядом наши болельщики лежат. Тот же Георгий Менглет (знаменитый советский актёр театра и кино, страстный поклонник ЦСКА)… Для меня человек, который не знает историю своего клуба, — неправильный человек. Могу состав любого года назвать, даже хоккейной команды, от поколения Харламова до нынешнего. Я всегда буду уважать мнение Валерия Карпина, который сказал, что никогда не пойдёт в ЦСКА работать, потому что – спартаковец. На него набросились, а «Спартак» — это его жизнь. Мы с Минько тоже ни за какие коврижки в «Спартак» не пойдём, ведь мы — армейцы.+
— Но есть примеры Виктора Онопко, Сергея Овчинникова.— У каждого свой путь. Я принципам изменить не могу. Зато у нас друзей много. Посмотрите, как к нам болельщики относятся. Это уважение – важнее денег.
— Вам рассказывали, как болельщики в Монако скандировали: «Саша Гришин!»?— Мне даже видео прислали. Я на осмотре в больнице лежал. Открыл файл – и не смог сдержать слёз…
