«Я пришел на Первый канал винтиком или шпунтиком». Василий Соловьев – о возвращении в фигурное катание
Василий Соловьев, не комментировавший фигурное катание с 2014 года, вернулся к работе – теперь на Первом канале.
В «Произвольной программе» они с Максимом Траньковым обсудили, как это получилось, что изменилось в Соловьеве и давно знакомом ему спорте.
Уходя, Соловьев не ставил «мегамощный крест» на фигурном катании, пробовал подкаст с Тарасовой
– Ты вернулся в фигурное катание, тебя не было 10 лет – расскажи, где ты пропадал?
– Наверное, для болельщиков и, может, фигуристов – пропадал. Но я был здесь, в Москве, никуда не девался. Занимался, казалось бы, теми же вещами, что и на ТВ: продюсировал, снимал. Сначала это были документальные фильмы, всякие ролики, реклама.
А потом мы с партнерами занялись художественными фильмами. Сняли один, другой, выиграли – для тебя сейчас понятная терминология – чемпионат России по кино («Кинотавр»).
– Причем в Сочи, где я выиграл Олимпиаду.
– Да, буквально в соседнем здании! На Олимпийских играх гуляли там с Димой Борисовым и обсуждали: как поменять жизнь, чем заняться? Я говорил про кино, и он не верил, что у меня это получится. В 2014-м я ушел, а в 2016-м мы выиграли «Кинотавр».
Это было волшебное время – все получалось. Не знаю, бывает ли такое в фигурном катании, когда ты очень мало тренировался… В кино же от физики ничего не зависит – и все получается, все складывается.
10 лет пролетели как миг – были взлеты, падения, абсолютно топовая киношная жизнь. И в то же время жесткие неудачи, связанные в том числе с пандемией, какими-то еще обстоятельствами.
– В фигурном катании все то же самое происходило.
– Я могу об этих 10 годах рассказывать не 35 минут, не полтора часа, а сутки. Самое главное – мне интересно жить там, где я живу. Интересно заниматься тем, чем занимаюсь. Все хорошо, работаю.
– Эти 10 лет хоть одним глазком смотрел фигурное катание? Интересовался, что на льду происходит?
– Не только интересовался. Даже пытался каким-то образом интегрироваться обратно с темой фигурного катания, но уже с поправкой на киношную деятельность.
Пару лет назад Татьяна Анатольевна Тарасова сказала, что хотела бы открыть свой подкаст. Я ей написал: хотите, вместе попробуем? – Давай!
Я пришел, мы репетировали, придумывали концепции. И только-только что-то не заладилось: у меня дети заболели, Татьяна Анатольевна прихворала... Три недели прошло, я говорю: давайте продолжим? Она: не, давай не будем.
Ну ладно. А давайте документальный фильм? – Давай!
Я ходил на онлайн-платформы с предложениями, встречался с руководителями спортивной редакции Перового канала два года назад. Может, предлагал слишком сложное, не совсем то, что нужно.
Киношный девелопмент – невероятно сложная вещь. Ты что-то формируешь, упаковываешь, а потом выясняется, что организации или человеку вроде все подходит, но что-то здесь не то… А у больших организаций выбор-то большой, поэтому «ненене, давайте потом». И оно не складывалось.
Я не могу сказать, что поставил мегамощный крест на фигурном катании. Я ж вас всех люблю.
– Мое золотое время происходило именно под твои комментарии, я люблю твое искусство комментирования.
– Я бы, может, даже не прекращал это. Но если ты хочешь выиграть Олимпийские игры или даже чемпионат России, то не можешь одновременно работать на ТВ. У меня занятость в кино была такого уровня.
Телекомпания, в которой я провел 20 лет, растворилась в воздухе (речь об НТВ-Плюс – Спортс’‘). Как аморфное облако дыма. И если раньше там была жизнь, семья, любовь – Анна Владимировна Дмитриева, Уткин, Леша Бурков, с которого все начиналось... После 2014-го я увидел, что даже если бы захотел, там уже ничего не было.
И когда образовался другой канал вместо того, что было в моей жизни – оттуда мне, конечно, приходили предложения. Но я не мог! Кроме моей занятости, было еще: а как я куда-то пойду? Это совсем другое место, не приспособленное для меня. Либо я не приспособлен для этого места. Всему свое время.
Фигурное катание всегда было в голове. Единственное, нужно было дождаться, когда этот момент выстрелил. Вот выстрелил.
Мог уйти из комментаторов еще раньше, но хотел отработать в Сочи-2014
– То, как я раньше работал комментатором – это был курорт. Я на комментаторской позиции сидел как кот, обожравшийся сметаны. У меня не было ни KPI, ни жестких условий. Я просто наслаждался жизнью, ездил по соревнованиям, смотрел Олимпийские игры, рассказывал об этом людям. Вел сибаритский образ жизни. Я поменялся, мои установки стали более сфокусированными.
Не секрет, что я не делал ТВ-карьеру. То, как мы жили, это была не карьера и даже по большому счету не ТВ – это была семья. В какой-то момент она напоминала болото – иногда в хорошем смысле, иногда нет. Потому что ты не растешь – остаешься на одном ровном уровне, никуда не движешься.
– Я бы поспорил, Вась. Когда мы начинали смотреть фигурное катание в России, все мы ставили тарелки и слушали Соловьева. И мы были недовольны твоей работой: он не понимает, путает названия прыжков, говорит только, какого цвета платья.
Потом ты стал чуть ли не легендой, у тебя появилась программа. Не это ли развитие?
– Ты прав, я живой организм, я двигался. Я всегда пытался немножко время опережать. В 1999-м или 2000-м я выперся на коньках вести показательные выступления на ЧР. Это вообще-то был поступок: я человек, не умеющий кататься на коньках… Мне было дико страшно. Я понимал, что это было нужно сделать.
Моя карьера в фигурном катании началась с мамы. Она старый телевизионный работник, с 1975-го – с года моего рождения – она работала в Гостелерадио с Анной Дмитриевой. Она меня туда позвала и говорит: че ты ходишь редактором? Иди возьми интервью у фигуристов в Питере, некому поехать – и Анна Владимировна будет довольна.
Ну хорошо, а я мальчик очень ответственный.
– Ты из блатных, получается. У нас в фигурном катании такие есть.
– Можно сказать, что из блатных. Но преференций не очень много.
Я вырос на телике, в детском возрасте бегал по «Останкино», попадался под руку Евгению Александровичу Майорову, легендам советского ТВ. У меня дома карточка от Николая Николаевича Озерова, которую он мне подписал: Вася, будь здоров и счастлив.
Я бы раньше ушел. У меня первая киношная деятельность началась уже в 2010-х, в 2013-м я уже выпускал фильмы. Но уйти до Олимпийских игр – надо быть сумасшедшим.
В 2013-м приезжаю на ЧР. Там Татьяна Анатольевна: Вася, я столько всего придумала…
А Вася уже такой продюсер: Татьяна Анатольевна, я даже ехать сюда не хотел и работать.
Другая бы сказала: да как вы смеете?! А она: Вася, а кто хочет-то?
И я такой думаю: блин, че я выкобениваюсь… Пошел, сел, все отработал. Завершение было профессиональное, спокойное: спасибо большое, у меня куча дел.
Как поменялось фигурное катание за 10 лет?
– Успел почитать, что от тебя хотят зрители, что нравится и не нравится?
– Конечно, почитал. Я очень растроган тем, что мне люди писали. Мама присылала, она вообще все посмотрела… Ниче себе!
– Первый раз тебя мама направила в фигурное катание. А сейчас ты спросил совета?
– Наоборот, дразнил ее немножко. Когда обо всем договорился, все равно ей не говорил – хотел, чтобы узнала из новостей и сказала мне, что я мерзавец. Она так и сделала.
– А почему мерзавец?
– Классическое: ты ничего матери не рассказываешь! А я не хочу раньше времени рассказывать.
Предположим, мы снимаем киношный проект про штурм Рейхстага. Проходит год, она: ну как проект? – Сценарий пишем, ждем ответа…
А хочется, чтобы было: ах, случилось!
– Вернемся к комментариям.
– Про себя знаю намного больше плохого, чем мне может сказать другой человек. Я еще тот самоед. Одно слово скажу и думаю: да зачем я это сказал! Пишут, что я что-то перепутал. А я сам знаю, что перепутал.
– В общем, спал ты хорошо?
– Я хорошо сплю всегда.
– Как изменилась аудитория фигурного катания? Мне кажется, стало более глобально, открыто. Раньше были один-два форума, а теперь…
– Мне кажется, болельщики не изменились. Они прекрасные, искренние, переживающие, душевные. И в большинстве добрые и вежливые. Если иногда преобладает хейтовая составляющая, то обычно только из-за того, что эти люди чуть более активны.
Зачем писать «ой, мы вас так любим» каждый день? А вот «опять ты сделал гадость» – это можно. Тем более всегда будет повод.
– А фигурное катание изменилось?
– Мне кажется, что нет. Я написал у себя в чатике: старое доброе фигурное катание. Все такие: хе-хе, доброе, доброе…
– Мне кажется, оно стало менее добрым. Но ты заметил прогресс в техническом плане?
– Есть суть, а есть форма прогресса. Фигурное катание изменилось в соответствии с развитием мира: его стало больше, больше проявлений, ниш, конкуренций, школ, взаимоотношений, вертикалей, таких, сяких. Я не говорю про правила и технику – прогресс на месте не стоит.
Но ты приходишь на стадион – и это то же самое фигурное катание. И ты получаешь ровно те же…
Как будто я в тюрьме сидел 10 лет, ей-богу! Я ж ходил на соревнования, я бы не только на фигурном катании – на футболе, еще где-то… на ледовых шоу был. Детей водил на шоу Навки.
О семье: дети сами сменили имена, растут без телефона
– Кстати, о детях. Чем дети занимаются? Не фигурным катанием?
– Вот что я делал последние 10 лет? Важнейшие вещи. За это время в моей жизни произошли три совершенно потрясающие вещи, которые невозможно переоценить.
Во-первых, я познакомился с супругой. Причем познакомился в «Одноклассниках», совершенно случайно наткнулся и сразу понял, что это она. И с тех пор не расставались.
Второе – это когда я испытал вот это удовольствие от победы на «Кинотавре». Это ни с чем не сравнимое удовольствие. Приятнейший адреналин. Я тогда хоть чуть-чуть понял, что вы ощущаете! Это, конечно, не «Оскар», но это минимум чемпионат России. Мне повезло, но это была борьба не на жизнь, а на смерть.
А третье… Когда мы выиграли «Кинотавр», я какое-то время походил-походил – че-то жизнь какая-то очень спокойная, что-то нужно делать. И мы намутили детей. И сразу двойня! Когда они появились на свет, я помню, это какое-то мегаволшебное ощущение. Когда я приехал в роддом, и это существо малюсенькое, и оно на тысячу процентов твое. И ты его сразу моментально и однозначно любишь.
Девушки, которые там на выписке детей отдают, спрашивают такие: ну как себя чувствует молодой отец? Я говорю: ну, так… Они: а что такое? Говорю: так вообще говорили, что тройня будет. Они: ой, отец с юмором – это хорошо. Я говорю: а что, бывает по-другому? И мне рассказали, как там бывает в родильных отделениях. Так что я быстренько забрал детей и уехал.
Фима и Тиша. Причем поменяли сами себе имена. Мы их по паспорту назвали Филипп и Тимофей и как-то спокойно жили с этим. Но дети же любят менять себе имена.
Вот они были и касатенышами, причем касатеныш-1 и касатеныш-2, и какими-то там кошками, и какими-то там тузиками. И вдруг они стали Тихон и Серафим – сами себе придумали имена. Ну как сами – они были в гостях у одной моей приятельницы, а у нее два кота: Тихон и Серафим. Они решили, что это кошачьи имена, и взяли их себе. Теперь они Фима и Тиша.
– Но по документам-то они все равно остались…
– По документам – да. Но вот Тиша, например, сейчас снимается в кино. Он уже снялся в реале, в музыкальном клипе, в короткометражном фильме. Вот он везде такой: я Тихон. И все: ок, записали. В титрах он как Тихон значится.
– Ну, как псевдоним.
– Да, творческий псевдоним. Им по 8 лет, у них нет телефонов, потому что они один раз накосячили, им был даден телефон…
– На маркетплейсе заказали дачу новую.
– Ну типа того. Сказали неправду. Телефон был изъят. И какие-то совершенно чудесные результаты благодаря этому получились. Они читают, они рисуют, лепят из пластилина, еще что-то. Они любят Minecraft, но, так как у них нет телефона, они его рисуют и лепят из пластилина.
Вот так вот мы живем. Счастливо, как мне кажется. Честно говоря, работа продюсера – она больше домашняя. Естественно, куча каких-то встреч, но больше дома за компьютером что-то сидишь…
– Тогда хочу тебя обрадовать – у нас сезон начался, так что примерно в апреле дети тебя в следующий раз увидят.
– Ха-ха, так это и кайф.
«Специально исполняю роль «идиота». Монолог о комментировании
– Вот вернемся к теме, что я раньше сидел в цветнике и как кот в сметане.
А сейчас на Первом канале я пришел в систему, где есть нехилое руководство, которое держит руку на пульсе так, как в моей жизни не держал никто и никогда.
И я, как продюсер, в своих проектах никогда так руку не держал. Я, конечно, иногда там кому-то вваливал, но в основном я на мягком работаю. Я просто нанимаю жестких людей, ха-ха!
И я кайфую от того, что есть рамки, есть задачи, что нужен определенный результат. Ну и уровень ответственности Первого канала и спутникового телевидения…
– А в какие рамки тебя поставили?
– Все знать. Вот как мы работали? Включаешь трансляцию, трындишь просто до бесконечности, особенно если рядом с тобой сидит Татьяна Анатольевна. А сейчас другая эпоха: нужно вовремя заткнуться, вовремя начать. Это система. Я это умею, я в новостях работал, там говорят: у вас есть минута пятнадцать. И вот попробуй не уложись в эту минуту пятнадцать. Так ставят на федеральном канале.
Так и здесь: ты возвращаешься в какую-то жесткую… И это совершенно потрясающе мотивирует, стимулирует и тонизирует. Не, вы молодцы – как у вас все выстроено, как все работает. Прям мне очень нравится. Весьма вероятно, что я об этом даже мечтал.
– А методичку тебе уже выдали: что можно говорить, а что нельзя?
– Нет. А разве что-то нельзя говорить?
– Ну, не знаю. Есть такой у поклонников миф, что у нас есть методички.
– А! Ты знаешь, нет. Есть другая вещь, она намного тоньше и намного лучше работает. Это когда ты попадаешь в правильное место с правильными людьми – ты сам знаешь, что стоит говорить, а что не стоит.
Потому что брать человека, который хочет говорить что-то свое, а ему говорят: говори что-то другое… Ну к чему это приведет? К дисбалансу. А когда мы сели с тобой, с Елизаветой, с Михаилом и с Анной (Худайбердиевой, Колядой, Щербаковой – Спортс’‘) – ну прям все прошло практически идеально.
Мне Татьяна Анатольевна позвонила. Сказала, что мы молодцы и что слышно даже за полтора дня, что изменилось – и в подаче, и во всем. Это очень ценно. После первого дня она не позвонила. Елки-палки, даже если ты после одного сезона возвращаешься на комментаторскую позицию – ты не помнишь даже, где микрофон толком включить.
У нас два компьютера. Один я поставил ребятам, один – себе. На этом компьютере огромное количество вкладок, если вдруг что-то забыли, что-то упустилось. Там онлайн высвечиваются результаты, все время что-то происходит.
20 лет я работал на этих рефлексах – ну куда они все денутся? А матчасть… Ну вот там говорят: он не знает, он что-то забыл, как будто у меня амнезия. Сидя на комментаторской позиции, ты не можешь все равно все запомнить, так не бывает!
Ты должен быть подготовленным. А подготовлен ты, потому что у тебя здесь пачка бумаги, у тебя в компьютере открыта куча вкладок. Помнить наизусть список всех людей на свете с ФИО и кто когда родился – это че за аттракцион такой?
Не, у меня человек такой был в жизни. Он правда не комментировал фигурное катание, он был завучем в музыкальном училище. Когда мы приходили к нему, он говорил: почему вы опоздали? Ну, потому что автобус не пришел. А он наизусть знал всю карту Москвы и все маршруты автобусов. И он говорил: вам нужно было перейти на другую улицу, сесть на такой-то автобус, и вы бы успели.
Но это другой аттракцион, не из этого мира. Вроде как не за энциклопедические знания берут комментаторов, а за другие вещи. Я всю жизнь работал комментатором, который в Америке называется colour. Это расцветка, цвет. Это человек, который дает эмоцию, который дает общее настроение. Вне зависимости от того, что происходит с экспертом. Так же и здесь.
Вот интересная штука. Ты как пулемет выдаешь все технические штучки, которые только что откатали спортсмены. Некоторые из них настолько очевидны… Вот, например, ты говоришь: здесь прыжок сделали на большом расстоянии. Ну что, я за 30 лет не знаю, что ли, что прыжок на большом расстоянии это не очень хорошо для оценки? Я знаю.
Но когда я сижу с экспертом, это даже как-то не комильфо говорить. Я не тот человек, который будет: ой, он упал! Ой, он сделал четверной риттбергер!
Чтобы вот это выкрикнуть быстрее тебя. Мне это не надо, зачем? За технику отвечаешь ты. Буду сидеть один – буду говорить, что они на разном расстоянии откатались или там шуршит конек.
А здесь, многие об этом забывают, я вообще-то специально исполняю роль такого «идиота». Который задает такие вопросы, как и их называю, от имени потребителей.
Я спрашиваю у Михаила Коляды: вот ты сказал, что нужно уметь кататься последним в разминке – а что ты имеешь в виду? Ну что, я не знаю, что ли? Но как нам диалог-то строить? Вот как ты меня сейчас спрашиваешь, как будто ты об этом первый раз слышишь. Ну у нас роль такая: ты задаешь вопросы, я отвечаю.
«Был молодым дуралеем, а сейчас мне полтинник – у меня другое понимание жизни»
– Какой типаж эксперта тебе комфортнее всего? По темпераменту, например. Чтобы коннект случился. Со мной, или с Мишей и Аней?
– Это же игра. Мы в жизни общаемся по-другому. И ты пристраиваешься. Вот с тобой: у нас пока ролевых моделей нет. Ты самодостаточный парень, быстро и конкретно все раскладываешь. А я думаю: вон он все разложил за 30 секунд, о чем дальше будем разговаривать? Сидишь, и у тебя голова скрипит. И начинаешь придумывать дополнительные вещи.
– Я стимулирую тебя.
– Да. А ты опять так быстро: чик-чик-чик. Но мы найдем. Это вопрос подготовки, все придет.
А с ребятами – там вообще сам бог велел. Я им вбрасываю какую-то эмоциональную вещь, а они дальше ее между собой даже… Господи, как же они здорово комментируют, когда выключен микрофон! Они прям собираются друг с другом и такие: ну ты видел, видел? У него там немножечко конек пошел! Да, я видел, а ты видела, как он с закрытыми глазами там? Да я вообще не понимаю, как это!
– Надо уже начинать снимать тайком.
– Вот это классно, если честно. Я кайфанул.
– Ты сейчас начал комментировать с юниорских соревнований. Раньше их не показывали. Что ты для себя отметил? Какие-то особенности, может быть? Там есть своя специфика, потому что они все смотрят, все слушают, принимают близко к сердцу.
– Вот что, кстати, изменилось. Был я молодым дуралеем, честно говоря, еще и без начальства. А сейчас мне полтинник. У меня дети. Мы же очень много писали сценариев, когда я был в кино, изучали психологию, отношения.
Я сейчас с совершенно другими пониманиями о жизни сюда пришел. Я и раньше относился с уважением к фигуристам, а сейчас-то… Ну кто я такой, чтобы свое мнение лудить, кому-то что-то доказывать? Они все невероятнейшие молодцы, все ломанные-переломанные, у всех есть интереснейшие обстоятельства.
Даже если мальчик или девочка катается так, что аж скулы сводит. Ну прям плохо. Но что, из нас никто не ошибался? А кто из нас не ошибается? Тот, кто ничего не делает, а сидит минимум на комментаторской позиции, максимум – на трибуне.
– И то умудряется ошибаться.
– Да, и то умудряется ошибаться!
«Работы перестал бояться. Даже соскучился»
– Должен ли комментатор сближаться с семьей фигурного катания? Я помню, как мы классно общались, когда ты комментировал. И с тренерами общался, и со спортсменами дружил. И в какой-то момент, мне кажется, ты стал слишком сильно пропускать через себя фигурное катание. Уже не как комментатор. Правильно это или мое дело – сторона?
– Знаешь, как так получилось? Потому что я в 19 лет поехал туда, а там Антон Сихарулидзе, Леша Ягудин, Елена Бережная – все мои сверстники. А че еще делать тогда? Привет, пойдем гулять, пойдем развлекаться!
И я влился в это дело. Да, действительно, даже немножко лишнего. Я к фигурному катанию относился как к семье. И я не был готов тогда к переходу на другой уровень.
Я же чаще всего сидел один. Многие помнят, как я сидел с Татьяной Анатольевной, но чаще был один. Это очень изнурительно. И люди сменяются, сменяются… А сейчас я возвращаюсь другим. Работа в кино меня очень сильно закалила. Она помогает концентрироваться на чем-то очень важном.
– Так на чем нам нужно сконцентрироваться сейчас, чтобы в конце сезона сказать – это была настоящая феерия? И чтобы болельщики не ругали нас на форумах своих.
– Я думал об этом. И пока еще не придумал. У Первого канала прекрасно все обстоит, я только винтиком или шпунтиком пришел. Важным, я надеюсь, и полезным.
Но все-таки это структура, которая работает. Но что именно я лично могу в нее привнести – я пока не знаю. Буду искать, будем думать, что-то придумывать. Это рождается как хороший сценарий. Мы будем пробовать, а распробовав, попробуем новые интересные формы.
А пока – просто пахать. Настолько по фактуре непаханное поле, что утром вышел в интернет и через полгода освободился.
Еще, что изменилось – работы перестал бояться. Я даже в какой-то мере соскучился. Борона будет такая сочная.
Соловьев вернулся в фигурку: не комментировал 11 лет, говорил, что не отличает Медведеву и Загитову
Первый эфир Соловьева: подколол Худайбердиеву, назвал себя твизлом, «страдал от девушек всю жизнь»
О кино говорит и знает больше, чем о фк. Пока комментирование выглядит как временная проходящая халтура для него.
Не разделяю всеобщих восхваляющих комментариев в его адрес.