«Все делаю на разрыв аорты». Даниэль Самохин о программе под Высоцкого, иврите и Олимпиаде
После новогодних праздников началась вторая половина сезона в фигурном катании, а значит, скоро наступит время для главных турниров. На этой неделе в Австрийском Граце стартует Чемпионат Европы, где развернется серьезная борьба во всех четырех видах. В мужском одиночном катании претендовать на высокие места будут спортсмены из разных стран, одним из которых является представитель Израиля Даниэль Самохин. Двукратный чемпион своей страны, чемпион мира среди юниоров 2016 года, Даниэль стал первым израильским фигуристом, выигравшим золотую медаль на турнире под эгидой ISU. Его карьеру нельзя назвать простой, но он продолжает идти вперед, каждый год удивляя зрителей своими программами. Корреспондент Nevasport встретился с Даниэлем на этапе Гран-при в Москве и поговорил о фигурном катании в Израиле, атмосфере на Олимпиаде и программе под Владимира Высоцкого.– Нельзя не отметить, что ты хорошо говоришь по-русски. Ты родился в русскоговорящей семье. Получается, у тебя с детства два языка – русский и английский?
Да. Сначала я вообще учил иврит, когда был маленький, потому что родился в Израиле. Когда мне было три года, мы переехали в Америку. Дома родители разговаривали на русском, они из Москвы, и брат также свободно владеет языком. Когда я пошел в школу, начал учить английский. До этого я вообще не разговаривал на нем. На русском я общался только дома. И вот так как-то получилось, что иврит я не помню. Когда со мной разговаривают, я чуть-чуть понимаю, а сам говорю не очень хорошо. Когда я в июле месяц был в Израиле, то уже начинал разговаривать нормально.
– Мы заметили, что в израильской сборной очень много представителей российской школы, русскоговорящих.
– Да, у нас большинство спортсменов – русские, но они с еврейскими корнями. Мы стараемся развивать фигурное катание, но это тяжело делать, когда нет спортсменов топ-уровня. Однако сейчас уже маленькие фигуристы стараются хорошо кататься. У нас группа большая, на самом деле. Это когда я пришел, были только я, Леха (Алексей Быченко – прим. Nevasport), мой брат еще тогда катался, танцы и пары тоже были. У нас была команда, но маленькая, а сейчас уже побольше: юниоров много и взрослых девочек хороших стало больше, русские девочки есть, одна в Америке тренируется, Тейлор Моррис. В общем, много сейчас фигуристов.
– Когда идет развитие спорта в стране, многие начинают активно приводить своих детей. Как ты думаешь, почему так много русских в сборной Израиля?
– У нас все русскоговорящие, и президент Федерации тоже разговаривает на русском очень спокойно. Я думаю, они видят хороших спортсменов и спрашивают «есть ли еврейские корни, может быть, вы попробуете за нас выступать». Мы стараемся собирать хороших спортсменов, которым, может быть, в других странах тяжелее прорваться в сборную, выступать на соревнованиях. А когда они приезжают к нам, то начинают ездить и показывать результаты. Я думаю, из-за этого у нас много русских, но они все равно все с еврейскими корнями.
– Ты сейчас живешь и тренируешься в Америке. Расскажи о себе, ты студент, где учишься?
Я сейчас не учусь, уже окончил школу, у нас это high school. В университет еще не поступил. Я прохожу курсы на компьютере по бизнесу, но мало, потому что много катаюсь, тренируюсь и летаю тоже много. Сейчас, допустим, я дома не был три недели, и если бы был в школе, то они вообще сразу могли бы меня выгнать. Поэтому я хочу сначала закончить карьеру и только тогда уже поступать в университет.
– Чем ты планируешь заниматься в университете?
– Я очень хочу заниматься бизнесом. На самом деле, я много что люблю: занимаюсь музыкой, делаю свои вещи, создаю дизайн. И все это я делаю уже сейчас без обучения, но с бизнесом ты можешь намного больше. Мне нравится по чуть-чуть заниматься всем, но у меня всегда все меняется, поэтому даже сейчас я не пошел в университет. Я хочу точно узнать, что я хочу, и тогда уже поступить. Сейчас мне нравится бизнес, потому что он открывает для меня много разных путей.
– А тренерскую карьеру ты в будущем не рассматриваешь?
– Я сейчас тренирую, мне нравится. Я люблю детей тренировать, и у меня хорошо получается, я считаю. Но если я и буду тренировать, то не хочу из этого делать карьеру, где я весь день на льду. Скорее, хочу помогать. Я всю жизнь на это потратил и хочу, чтобы у меня было и что-то другое. Если я буду учить спортсменов и доводить до высокого уровня, то, конечно, я буду приезжать, выставлять их на соревнованиях. Но главное, я хочу позаниматься бизнесом, чтобы у меня было другое место, где бы я деньги зарабатывал. А потом уже, может быть, буду тренировать.
– Назови свою самую любимую программу за всю карьеру.
– О, это очень хороший вопрос. Для меня олимпийская произвольная программа моя самая любимая. Она была под музыку Лойко (музыкальное трио из России – прим. Nevasport), и программа была такая эмоциональная. У меня сезон был очень плохой: шел постоянно вверх-вниз. Я плечо вывихнул только перед Олимпиадой один раз и после Олимпиады раз пять. Сейчас уже, слава богу, я в Израиле был, подкачал все, даже без операции пока прошел. И вот эта была моя самая любимая программа – произвольная на Олимпиаде, потому что я ее делал для Игоря Пашкевича, такой тренер был. Он мне был как дядя, с папой дружил, они катались вместе с трех лет в России. Он умер в 2016 году спустя где-то неделю после юниорского чемпионата мира, который я выиграл. Свою программу я сделал для него и для мамы моего друга, которая умерла. Как-то все накопилось, и эта программа была даже не для меня, а для них. То есть они мне дали силы, и я на Олимпиаде очень хорошо откатался.
– Как тебе атмосфера на Олимпиаде?
– Это вообще прикольно. Я даже был в шоке, потому что я и так не нервничаю на соревнованиях, на самом деле. Когда выхожу на лед, то уже что происходит, то происходит. Но там… Это вообще такой уровень, когда ты уже понял, что ты здесь, и тебе вообще ничего не важно. Ты просто делаешь это для себя, и поэтому мне было легко катать, я считаю. У меня опять же что только ни болело, я вообще четверные не выезжал. Я их крутил, но выехал, может быть, один-два тулупа и один-два сальхова на тренировке там. А в программах я уже сделал без проблем, будто выезжал их 100 из 100. Это просто потому, что уже в голове я был уверенным в себе, понял, что нельзя обратно, и я пошел и все сделал, что мог. И атмосфера была просто обалденная – все ходили с улыбкой и были радостные.
– От осознания того, что ты уже на Олимпиаде.
– Да, так и есть. Вообще никакой нервотрепки не было. Я приходил и с удовольствием выходил на лед. Перед Олимпиадой, когда было очень тяжело, я даже думал «может, закончить уже?». Такие чувства, наверное, у всех бывают, когда очень тяжело. И все говорили «давай еще чуть-чуть, потерпи», папа, тренеры, я еще с Колей Морозовым тогда работал. И когда я оказался на Олимпиаде, то понял: вот я дотерпелся. И после этого стал опять любить фигурное катание больше для себя. Я его всегда любил, просто будто второе дыхание открылось, и я наконец-то понял: вот для чего я катаюсь – для себя. То есть я для себя это делаю, программы стараюсь всегда интересные ставить. Самое главное, чтобы у меня ничего не болело, потому что надо дожить до следующей Олимпиады. Я знаю, что могу делать многие четверные, но сейчас я считаю, что такие сильные прыжки мне не нужны, потому что у меня небольшая травма, и с головой тоже сначала надо разобраться.
– Раз ты затронул эту тему, давай поговорим о четверных прыжках. Ты еще в 2015 году прыгал в короткой программе два четверных, впервые это было на турнире «Мордовские узоры. Как ты относишься к общей тенденции усложнения прыжкового контента?
– Я стремлюсь, чтобы у меня было два четверных в короткой программе и 3-4 в произвольной, если пять – окей. У меня сейчас идет процесс подготовки к этому. Когда был 2015 год, у меня процесс подготовки начался в 2014 году, потому что я только начал прыгать четверные и крутил их, но не выезжал. В 2014 я старался их ставить в программы: были они или нет, я их всегда крутил. Все спрашивали «зачем?», а я просто делал и понимал, к чему я работаю. И сейчас у меня опять этот период. Я стараюсь чуть облегчить программы, то есть в короткой я точно на один пойду, потому то у меня с тулупом проблема из-за ноги, и я лучше тройной сначала налажу. В произвольной уже посмотрим: либо один сальхов будет, либо два, мне сальхов пока удобнее. А потом потихонечку будет нарабатываться схема, где я могу второй, третий, четвертый четверной делать. Я сейчас должен вновь почистить все в голове, чтобы мне было легче. Когда в 2016 году у меня получилось сделать три четверных на юниорском мире, я сначала потихонечку отрабатывал это все на тренировках в программе, на стартах пробовал. Даже если падал или делал бабочку, то все равно в голове понимал, что я могу это сделать. Сейчас мне чуть тяжелее, потому что я взрослее, выше, мышцы другие стали и другая психология.
– И сейчас очень дорого обходятся ошибки на четверных прыжках, потому что снимается много баллов.
– И это тоже. Еще я много работаю над своим катанием. Перед Олимпиадой я, на самом деле, работал только над катанием и почти не прыгал. Коля говорил: «Тебе это надо». Катание всегда нужно человеку, потому что когда ты выступаешь на взрослых стартах, это уже другой уровень, и этот уровень должен показываться по катанию, я считаю. Есть юные спортсмены, которые катаются очень хорошо, но все равно видно, что они маленькие, видны какие-то детали. Я не говорю, что я отработал это, я все еще работаю, стремлюсь добиться такого катания, как, допустим, у Брайана Бойтано и у других выдающихся катальщиков. Этому тяжело научиться.
– Когда мы смотрели твои тренировки, заметили, что ты действительно очень широко и эмоционально катаешь.
– Спасибо, я над этим и работаю. У меня даже прыжки стали легче получаться из-за катания, потому что теперь мышцы по-другому двигаются. Я могу, например, из каких-то непонятных положений выезжать прыжок, и это все потому, что я все эти положения и движения учу по катанию, это помогает. Есть дни, когда я просто выхожу на лед и чувствую, что не могу прыгать, тяжело. Я говорю «пап, давай я сегодня просто покатаюсь», и он говорит «да, я тоже так считаю». И я просто раскатываюсь, могу час или два, не важно. Я просто катаюсь под разную музыку, чтобы развивать свой мозг, чтобы он всегда думал про катание, как и куда встать, в какие положения. На следующий год я не то, чтобы выбрал музыку, скорее, выбрал направление. Я уже вижу, что будет интересно в следующем году.
– А ты сам на что больше ориентируешься: на лирику или на что-то более динамичное и резкое?
– На все. Потому что я всегда был резкий, то есть резкость у меня есть, но и плавность получше стала. А сейчас я хочу сделать так, чтобы было широко и быстро, и чтобы были интересные переходы с ребра на ребро, связки, которые, может быть, еще никто не видел. Над такими вещами я много работаю.
– Получается, ты ищешь что-то новое в своих программах. А как постановщик себя пробовал?
– Пробовал, да. Я ставлю программы нашим детям, и очень люблю это делать, у меня даже хорошо получается. Я реально стараюсь делать интересные программы, и сам при этом развиваюсь. Но детям, наверное, тяжело, однако если они выучат это в юном возрасте, им будет легче потом. То есть я, когда маленький был, больше над прыжками работал, и сейчас мне уже нужно больше внимания уделять катанию, а с ними я стараюсь над катанием работать, и прыжки налаживаются сами.
– Расскажи о процессе создания своих программ.
– Сейчас я с Виталиком Новиковым занимаюсь, он танцор, за Россию выступал. Мы с ним ставили короткую и произвольную программы в этот раз. Я хотел, чтобы мне кто-то помог, посмотрел со стороны. В прошлом году я сам себе программы делал, дорожки ставил у Коли. Потом просто у нас как-то не получилось, у меня времени не было, а программы делать надо. Я взял и поставил программы сам, и у меня достаточно легко вышло, всем понравилось. В этом году в произвольной я все элементы расставил сам: где прыжки будут, куда я еду, хореодорожку сделал. А руками занимался с Виталиком, потому что со стороны виднее. Короткую же мы сделали с ним вместе, потому что это Высоцкий, и я хотел, чтобы кто-то из меня вытащил эти резкие движения.
– Помог раскрыться в образе.
– Да, потому что он такой высокий, и всю эту ширину движений я отрабатывал с ним, и это мне помогло. Мы поставили короткую, и всем понравилось вроде, это очень необычно, потому что тяжело это катать.
– Это точно необычно, потому что даже российские спортсмены русскую музыку со словами не очень часто берут, а тут представитель другой страны и выбор Высоцкого. На льду это смотрится очень сильно.
– Мы к этому и шли. Это идет из фильма «Белые ночи», когда Барышников танцевал в театре, там есть история. У меня не очень легкий путь, и Высоцкий, как Барышников сказал, он никогда не пел шепотом. Всегда, когда ты слышишь его музыку, ты понимаешь и чувствуешь, через что он проходил и что он объясняет, и вот то же самое со мной. Я никогда не делал все по чуть-чуть, я всегда старался делать все на разрыв аорты. Может быть, я не всегда прыгал, но программы показывал. И Высоцкий мне близок, я его чувствую. Когда я сам катаюсь каждый день, у меня мурашки идут, и если всегда так катать программу, это что-то очень сильное.
– Действительно тяжело, когда спортсмен выбирает музыку на целый год, слушает ее изо дня в день, и нужно откуда-то каждый раз брать эмоции.
– Да, я когда выступал на юниорском уровне, катал под Scorpions два года, и на второй мне уже надоело. Мне нравилась эта музыка, я люблю Scorpions. На самом деле, я очень много разной музыки слушаю, но со временем уже надоедает. И когда сейчас в программе звучит Высоцкий, я катаю и не устаю, потому что каждый раз у меня как будто что-то открывается. У всех разное мнение на эту музыку, большинство хороших, плохих пока не слышал, но есть такие: «ну, как так, а вдруг не получится». Но для меня это не важно. Люди катают под французскую музыку, итальянскую, американскую, английскую. Но когда я откатал, все ребята русские сразу: «Да ладно, Высоцкий? Как ты так!» Это прикольно слышать от людей, с кем я катаюсь. У нас на катке, допустим, американцы, они не понимают русский, но когда приходят люди покататься на публичные сессии и слышат эту музыку, они прибегают на каток, где я тренируюсь – у нас два льда – и смотрят. После проката я выхожу со льда, и они говорят «что это?», я говорю «это моя программа», а они спрашивают «а кто это?», я говорю, что это такой очень известный русский певец. Я им всегда говорю «у вас в Америке очень известен 2Рас, а для нас это Высоцкий». И я им советую посмотреть «Белые ночи», этот фильм действительно интересный, и им очень нравится.
– Нельзя не отметить, что у тебя всегда интересные костюмы. Расскажи о них поподробнее, как создаются идеи, кто шьет.
– У меня уже давно шьет костюмы один человек, его тоже Игорь зовут. У меня была команда Игорей, но одного мы, к сожалению, потеряли. И вот мы ему посылаем музыку, он нам присылает эскизы, мы выбираем. Иногда получается, что он делает эскизы, и мы от одного берем какую-то линию, допустим, и на костюм прицепляем. Вот так туда-сюда делаем, у нас получается хороший эскиз, он шьет. В прошлом году у меня был хороший костюм для произвольной программы, потом мама его нечаянно постирала, и он покрасился красным. И она решила его полностью покрасить в красный цвет, так он у меня потом красным стал. Но он нормально выглядел, на самом деле. Он сначала был белым, а потом таким бордово-розовым стал, но все равно под испанскую музыку хорошо смотрелся. На короткую у меня был черный костюм, просто черный. Он хорошо выглядел, но судьи сказали, что какой-то он темный, и мы решили взять костюм с прошлого сезона, он был длинный, чуть прозрачный, кожу сильнее показывал. Им он понравился больше. А вот в этом году, я думаю, у меня костюмы очень хорошие получились, как мы хотели. Они очень хорошо подходят под программы.
– Действительно, ты всегда так выделяешься, то «руки» на костюме, то какие-то маленькие детали, и в совокупности с интересной постановкой все складывается в единый образ. А выступаешь ли ты в шоу где-нибудь?
– Пока что нет, меня не часто приглашают. Я очень много работал с детьми, папе помогал, поэтому у меня времени для этого не было. Хотя в этом году я думаю, что поеду, но еще не знаю, когда.
Источник: Nevasport
Автор текста: Екатерина Юшкова
Автор фото: Наталья Латуш
