Поддержка высшего уровня
Александр Майоров в борьбе за жизнь отца.
Летом 1991-го года в семье Александра и Ирины Майоровых родился сын - маленький Саша. В тот период Майоров-старший был тренером по фигурному катанию и тренировал самого Алексея Ягудина, став первым наставником для будущего олимпийского чемпиона. Однако спустя год после рождения сына, Майоровы приняли решения переехать в Швецию. Тренер попросил Алексея Мишина принять Ягудина, так как видел в нём большой потенциал и потому желал передать ученика в хорошие руки. Мишин согласился, но тем не менее дороги Ягудина и Майорова разошлись не сразу: первые три года он приезжал в шведский летний тренировочный лагерь к бывшему наставнику.
Вообще изначально семья Майоровых не планировала навсегда оставаться в Швеции, целью было лишь заработать немного денег, а после вернуться домой. Однако в России к тому времени начались проблемы, а здесь у них спустя годы был налажен какой-никакой быт (устроились тренерами на катке в Лулео), да и Саша по менталитету стал уже по сути европейцем.
Учитывая любовь родителей к фигурному катанию, можно было догадаться, что Саше (как впоследствии и его младшему брату Николаю) скорей всего не удастся избежать «этой участи». Родители стали тренерами для сын: отец отвечал за техническую часть, а мать больше за хореографию.
Находящийся на севере Швеции городок Лулео достаточно маленький. Фигурного катания как вида спорта там фактически не было, был лишь каток. Поэтому Саше приходилось постоянно работать в одиночку, но отец, насколько это было возможно, старался ему помогать – тем, что сам проводил тренировку на коньках и по мере сил обеспечивал сыну соперничество. Год за годом Майоров-младший прогрессировал, и высшими точками этого прогресса стали бронза юниорского чемпионата мира в Южной Корее и затем золото чемпионата Швеции, а вместе с ним поездка на Олимпиаду в Сочи. По большому счёту в карьере Майорова нет каких-то глобальных достижений, зато оно у него есть в жизни, и такое, которое стоит всех медалей мира вместе взятых, – спасение отца.
В 2015-м году у Майорова-старшего диагнострировали рак крови, известный как тяжелый миелодиспластический синдром (МДС). После долгих и безуспешных поисков донора им пришлось стать его старшему сыну. Для того чтобы спасти отца, Саша согласился на трансплантацию костного мозга. Все это время фигурист не прекращал тренировок, а также не бросал учебу в медицинском университете, где учился на физиотерапевта.
********
Первый раз о диагнозе отца Александр узнал в конце января – начале февраля 2015 года в период Чемпионата Европы, проходящего в Стокгольме. На тот момент диагноз был не точен, врачи говорили «вероятно», но уже в июне того же года он был подтвержден. Болезнь стремительно прогрессировала, и прогноз был не обнадёживающим.
Спустя два месяца Саша готовился к экзамену, когда буквально за пару минут до его начала ему позвонили и сказали, что болезнь вошла в критическую стадию: отца увезли в реанимацию и положили под капельницу. Уйти с экзамена было нельзя: в Швеции это грозит дальнейшими проблемами в учёбе, поэтому ему пришлось остаться в университете. Несмотря на то что мыслями он был далеко, Александр смог справиться, сдать экзамен, а после этого моментально помчался в больницу. Новости, которые он там узнал, оказались ещё хуже предполагаемых: отцу требуется пересадка костного мозга, и, если этого не сделать в течение трёх, максимум четырех месяцев, его, скорей всего, будет уже не спасти.
С этого момента начался долгий процесс поиска донора, растянувшийся на целых три месяца.
********
«Было очень тяжело улыбаться человеку, которому поставили смертельный диагноз, ведь ты не знаешь, что случится дальше, и стараешься максимально переживать каждый момент. Пытаешься запомнить каждую минуту и никогда не говорить: Пойду-ка я погуляю в городе». Нет, лучше посмотреть с папой телевизор. А улыбаться…улыбаться нужно. В медуниверситете нам много рассказывали про психологию. Когда жалеешь пациента, может быть только хуже: не дай бог, разовьется депрессия, и болезнь будет прогрессировать. Зато если давать ему надежду на лучшее, он пойдет на поправку. Плацебо-эффект работает. Жалеть нельзя никогда — ни себя, ни другого».
«Что касается меня…для меня случившееся с папой было большим стрессом и расстройством. Но у меня было фигурное катание, и это помогало, ведь выходя на лёд, ты ни о чём больше не думаешь. В какой-то мере мне стало даже легче соревноваться, потому что перед стартом ты меньше волнуешься и переживаешь, так как голова забита совершенно другим. А конкретно на льду можно было на пять минут обо всем забыть. Можно было улыбнуться. Но после проката…после проката на меня снова находили тяжелые мысли, а мне нужно продолжать дальше тренироваться — одному, расстроенным. А еще учеба в университете. Хотя по сути, что тренировки, что занятия в тот момент были лишь средством для отвлечения».
«Было невероятно тяжело. Конечно, срывался... Даже не знаю, как пережил этот год. Под конец все внутри тряслось от стресса, не знал, что с этим делать. Каждый, у кого болел близкий человек, понимает, что тогда творилось у нас в душе».
**********
Время шло, с момента госпитализации минуло уже практически три месяца, а донор так и не находился. Саша Майоров тем временем начал свой новый соревновательный сезон и должен был выступить на Международном кубке Ниццы. Как вдруг (как и в случае с экзаменом) за час перед началом программы ему поступил звонок.
- Александр, мы хотим предложить вам стать донором для вашего отца. Времени нет, нам нужно знать прямо сейчас: да или нет.
- Конечно, да, - ни секунды не подумав, ответил Саша и уже через час катал свою программу. Во время выступления он не переживал, напротив, его переполняла радость, что нашелся хоть какой-то вариант, который может помочь (так как у детей 50 процентов генов родителей, он действительно мог стать потенциальным донором). Едва закончились соревнования, на которых фигурист в итоге занял 2-е место, как сын тут же поехал в клинику к папе.
При операции данного типа всегда имеется определенный риск, но, как признаётся Саша, он об этом совершенно не думал, единственная мысль, которая была у него в тот момент в голове: «Я хочу спасти отца». В клинике его проверили, взяли все анализы и начали готовить к операции. Главный момент при подготовке - взятие крови: суть операции сводится к тому, что у человека берут костный мозг, а кровь нужна во избежание большой потери.
Первую раз Майоров сдал её за неделю до «Volvo Cup» в Риге (то есть примерно через неделю после Ниццы). Этот турнир дался ему очень тяжело. Параллельно с кровью человек теряет гемоглобин, а вместе с тем появляются и проблемы с дыханием. Фигурист даже на тренировках не мог откатать короткую программу с двойными прыжками. На самом турнире более-менее смог собраться, занять второе место, но при этом безумно устать. Едва сойдя со льда в Риге, он поехал повторно сдавать кровь в Швецию, а на горизонте уже «маячил» московский этап Гран-При. Однако к «Ростелекому» его окончательно покинули все силы, Майоров банально не мог двигаться и в Москву в итоге не поехал.
Весь процесс до операции длился где-то полтора месяца, и вот в конце ноября Саша наконец-то стал донором. Операция прошла успешно, после чего спортсмен выдохнул, так как осознал, что больше ничего не может сделать. Остаётся только ждать, как в лотерее. Сработает – не сработает. «Будто монетку бросил, закрыл глаза и думаешь, что выпадет».
**********
После пропуска этапа Гран-При и прочих турниров, болельщики совместно с прессой начали проявлять беспокойство, всё чаще спрашивая Александра с чем это связано. Устав от расспросов, в конце декабря 2015-го он решил ответить всем разом в письме на своём сайте.
«Я бы хотел поделиться информацией. Было очень трудно решить, говорить людям или нет. Многие близкие уже знают об этом. То, что я вам расскажу, наверное, отразится в прессе, чего бы мне не очень хотелось, но я думаю, пришло время.
В июне моему папе диагностировали редкий тип рака крови, который известен как тяжелый миелодиспластический синдром (МДС). С того времени я борюсь с грустью, пока пытаюсь тренироваться сам. Единственный вариант лечения, который может помочь, это трансплантация костного мозга. Процент выживания составляет 30-40%. Врачи искали подходящих доноров по всему миру, но даже после 3 месяцев не было ни одного полностью подходящего. К тому времени рак крови превратился в острый лейкоз, и мой папа был госпитализирован. Это было за неделю до моего первого соревнования в Лулео.
Врачи решили, что возможно взять элементы костного мозга у детей, так как у моего папы нет родных братьев и сестер. Мой брат несовершеннолетний, что сделало меня возможным донором.Подготовка началась за неделю до Кубка Volvo в Риге. Меня полностью обследовали, и я сдал кровь. (Я получу ее обратно после операции.) Это послужило причиной упадка сил, так как мои кровяные показатели опустились с 173 до 140. Это чувствовалось как высокозатратная тренировка; даже короткую программу мне было настолько тяжело катать, что я дрожал от изнеможения.
За неделю до этапа Гран При в Москве я опять сдал кровь. Мои кровяные показатели были в этот раз около 130. Я пытался восстановиться, но времени было слишком мало, и мне пришлось сняться с соревнований. Как я упоминал выше, я никому не сказал, так как не хотел внимания СМИ.
Но сейчас у нас было время проанализировать весь процесс, и прийти к выводу, что пришло время сообщить людям, которые интересовались, что произошло со мной и моим папой. Недавно мне сделали операцию по извлечению стволовых клеток костного мозга. Временно я не тренируюсь из-за физической боли и низких кровяных показателей.
Мое сообщение вышло во время чемпионата Швеции, потому что здесь я также снялся. Я надеюсь, что эта терапия поможет моему любимому отцу, и я молюсь высшим силам, чтобы лечение сработало.
Спасибо вам, врачи, медсестры и друзья, за всю поддержку, которую вы оказали мне и моему отцу – вы все настоящие герои для моей семьи».
А в концовке он дописал: «Даже не пытайтесь мне звонить. Пишите, что хотите, я написал всю правду». И на удивление, все вняли этому призыву, ему никто не звонил, все лишь выказывали уважение за то, что он нашел в себе силы поделиться своими проблемами со всем миром.
*******
Самый тяжелый период для фигуриста начался после трансплантации, силы организма были практически на нуле, однако уже в январе он решил поехать на Чемпионат Европы 2016. Шведская федерация разрешила пропустить ему национальный чемпионат, сказав, что он может не волноваться и спокойно набирать форму к европейскому первенству.
Зная ситуацию, в которой оказались Александр и его отец, зал болел за него особенно тепло, но это ему не особо помогло: он занял 11-е место, а вдобавок к этому получил травму.
Позже сам Майоров признавался, что поездка на ЧЕ была совершенно ни к чему: «Я сделал большую глупость. Сейчас я понимаю, что ехать не стоило. Нужно было восстановиться, не нагружать организм. Был большой риск получить травму, ведь когда мало крови в организме, кости становятся хрупкими. Мне сказали, что спокойно тренироваться можно. Но у меня впереди был чемпионат Европы, какое тут спокойно? Неудивительно, что на этом фоне я заработал перелом лобковой кости и вылетел на четыре месяца. Это было больно: ты не можешь нормально ходить, лежать, тебе постоянно хочется в туалет. Так я жил где-то 10 месяцев. С тех пор прошло уже три года, но все равно до сих пор чувствую, что там иногда хрустит».
****
Александр Майоров-старший тем временем продолжал свою собственную борьбу в больнице. По мнению сына, больничный период был для отца самым тяжелым: «Во-первых, скучно, а выходить никуда нельзя: все изолированно. А во-вторых, психологически тяжело одному находиться в больнице, которая еще и находится в четырех часах езды от Лулео», несмотря на то что семья приезжала к нему практически каждую неделю. В остальное время они поддерживали связь по интернету.
Чуть позднее, когда его перевели в больницу (при университете, где учился Александр) по месту жительства в Лулео, ему периодически пытались организовать досуг. Так, например, их клуб каждый год проводит показательные выступления в декабре: приезжают певцы, собирается около четырех тысяч зрителей. Так вот, работники клуба, решили купить живую трансляцию, чтобы у отца Александра была возможно посмотреть выступление, чему он был очень рад.
После операции врачи дали большую вероятность, что все закончится хорошо, но при этом до окончательного излечения было ещё далеко. Поначалу Майоров пил специальные таблетки, чтобы его тело не атаковало пересаженные клетки сына, шёл долгий процесс замещения клеток старшего клетками младшего. На это дело потребовалось чуть больше года, естественно, снова тренировать в этот период он не мог, но самостоятельно гулять с собакой, ходить на лыжах – вполне. Как оценивал его состояние на тот момент Саша: «Физическая подготовка пока не супер, мысли еще не все вернулись, но выглядит уже снова как человек».
******
Процесс излечение всегда тяжел не только в физическом, моральном плане, но ещё и в финансовом. Некоторую финансовую помощь Александру-старшему оказывал клуб. Первые полгода на больничном ему платили в клубе 90 процентов от жалования, потом 70, потом 60 — а потом уже 20 процентов как пособие по безработице. Несмотря на то что лечение в Швеции очень дорогостоящее, в целом финансовых проблем у семьи не было: помогал Саша, а также хорошая страховка. При её наличии, если человек вынужден пить дорогие лекарства и в какой-то момент переходит максимальную границу трат на него, – государство берёт расходы на себя. «Потянуть» такие затраты Майоровы вряд ли бы смогли в одиночку. Так, что хоть получить медицинскую помощь в Швеции невероятно тяжело, если человек болеет по-настоящему – страна сделает всё, чтобы спасти его жизнь.
*********
Была и моральная поддержка, по словам Саши: «Многие друзья, тренеры звонили, поддерживали. Это всё, что можно было сделать в той ситуации – морально поддержать в трудный момент. Но при этом многие просто пиарились на болезни отца, говорили, писали в инстаграме, как поддерживают его, а по факту даже не позвонили. Было неприятно. Эта ситуация очень похожа на то, что позже происходило вокруг имени Дениса Тена. Многие просто поднимали себе рейтинг на его имени: особо не знали, а рассказывали, как годами дружили. Так и тут, сложно сказать, кто был искренним, а кто – нет. Например, когда начался чемпионат Европы, о болезни папы начали говорить российские комментаторы. Татьяна Тарасова сказала, что узнала и обязательно ко мне подойдет, а папе позвонит и поможет. И Леша Ягудин тоже. Очень жаль, что в итоге не подошла и не позвонила. Обидно: по телевидению, на весь мир дала такое обещание, а в итоге — ничего. Ягудин тоже не позвонил. Папа принял это особенно тяжело: зачем говорить, чтобы потом не сделать? Зачем зазря давать такую рекламу?»
*******
Летом 2017-го Майоров-старший стал вновь потихоньку включаться в тренировочный процесс сына.
К осени он мог уже не только относительно нормально заниматься тренерской деятельностью, но и снова после 3-х лет болезни в 60 лет попробовать прыгнуть аксель.
В общем месяц за месяцем его организм восстанавливал силы, а к январю 2019-го, насколько можно судить, окреп полностью. Сын охарактеризовал состояние отца как: «Хорошее». Подтверждением чего стал, его первый с 2014-го года, приезд на соревнования – минский Чемпионат Европы. «Он очень волновался: забыл, как я готовлюсь перед соревнованиями. Говорит мне: «Пройди это, пройди то». Я его останавливаю, пап, не надо так, я иначе готовлюсь. Так что мы заново учимся работать вместе».
Вместе они работали и при подготовке к Чемпионату Мира. И пусть там, как и на Европе, прокаты Александра были неидеальны, гораздо важнее другое, то, что по окончании каждого из них за бортиком его, как и прежде, встречал отец.
—————
Как-то ожидаемо, не удивило. Жаль, что мнение об этих людях не изменилось в лучшую сторону.
Очень рада, что Майоров старший выздоровел. Это самое главное! А сын сделал то, что и должен был сделать.
По поводу Тарасовой - меня просто потрясли, надо сказать, её слова, сказанные через год, в 2017 - не дословно, конечно, смысл "Сейчас встретила Сашу Майорова, ля-ля-ля, напомнил, что обещала позвонить его отцу. Ой, надо позвонить, ля-ля-ля" И судя по всему, и через год не позвонила. Не хочешь - не звони, а уж если так сложилось (ну, мало ли), что замоталась, забыла - ну так не трепись об этом в эфире. Очень было неприятно...
П.С. Поведение Тарасовой и Ягудина не удивило, те еще пустозвоны, лишь бы попиариться.
П.П.С. Автору респект, отличный пост, побольше бы таких.
А насчет вошедших в моду показушных сопереживаний и пиар-соболезнований.. эта тема уже давно существует, просто об этом не принято говорить в силу ее щепетильности. Особенно дикие формы это приняло с развитием соц.сетей. Стало обязанностью, например, постить всякое такое в инстаграммах, как будто тому, якобы для кого это делается, это нужно, особенно от совершенно чужих и малознакомых людей. Кому в тяжелую минуту с бедой в семье нужны чьи-то там флешмобы, показные сочувствия и пиар-скорби, это же такая дичь, беспардонность и вообще нечто, чему даже слово подобрать нельзя. Почему-то многие не чувствуют хрупкую грань уместности в таких вопросах. ТАТ никогда не отличалась чувствами такта, уместности и берегов, и такой эпизод неудивителен. Но в подобных ситуациях поведение слона в посудной лавке особенно болезненно и неприятно тем, ради кого оно якобы делается.