«В России постоянные вопросы про алкоголь, а давайте поймем, почему люди пьют?» Баста – про Хабиба как министра культуры, хейт Моргенштерна и бой с Тимати
Большое интервью о любви к единоборствам.
Баста – дикий фанат бокса. Он усиленно тренируется уже несколько лет, прогрессирует и собирается спарринговать без поблажек. Еще он общается с Головкиным и Емельяненко-старшим, восхищается Усиком и Ломаченко.
Канал «Руки Выше» сгонял к Басте на тренировку, после (и во время) которой записал большое интервью – про дзюдо в военном городке, уличные драки, страх первым бить по лицу, лайфхаки с молотком для мяса и создание Gazfight.
А еще – Баста считает, что чем больше людей выходят на митинги, тем мы лучше будем жить.
«Не приемлю поблажки. Умру, буду ныть, буду плакать, но выполню то, что говорит тренер»
– Ты начал усиленно заниматься боксом года 2-3 назад.
– Вообще, занимался года три, но усиленно вот последний год. Попал к Андрюхе [Андрей Ивичук – тренер Басты] в зал и включился максимально. Была пандемия, было время заняться, и не только боксом. Стало понятно, что я человек немолодой, и нужно прокачивать кузов. Я еще занимаюсь ОФП.
– Можешь глобально объяснить, зачем тебе бокс?
– Кайф научиться это делать. Как увлечение. Оно пришло и охватило практически все свободное время.
– Сколько ты тренируешься в неделю?
– 3 раза в неделю – бокс, еще 3 – ОФП.
– Как отслеживаешь прогресс? Чувствуешь, что стало легче?
– Конечно. Раньше я выходил на сцену, выдавал концерт и умирал. Физически было тяжело. Сейчас я даже не чувствую этого. Выхожу с удовольствием. Про прогресс, думаю, тренер скажет лучше или специалисты в интернете. Всякие ПМС.
– ПМС?
– Ну, есть КМС, а это ПМС. Всякие специалисты, о спорте которых никто не знает, но они разбираются. Они сильно разбираются в боксе, где недокручиваешь, где недолетает, а где и похвалят. Молодец, что карабкаешься, ##### [блин]. Дебилы.
У меня правая поломанная нога – неправильно срослась в ступне. Это всем ######### [дуракам], которые рассказывают мне про мою правую ногу очевидности. Для того, чтобы выкручивать, мне не хватало ее, тяжело было. И тренер сказал: «А ты просто в стойке стой, на «каблучке», чтобы рука уже сразу была заряжена». И сразу у меня открылся весь люфт. Вот такие перестановки, которые меня переделали.
– Сколько ты сбросил благодаря боксу?
– Я весил 122 кг, потом сбрасывал до 100. Потом опять набирал, и последний мой рекорд – скинул со 122 до 105 кг. Сейчас вешу 112, мой рабочий вес.
– Спарринги у тебя есть?
– Нет. Вообще в парах стоял, но хороших спаррингов не было. Хочется на спарринги выйти, имея какой-то базис уже.
– То есть ты дойдешь до них?
– Конечно. Это естественно. Просто не хотелось выходить на спарринги и превращать их в… Хочется, чтобы это было более-менее профессионально. Я еще и пожилой человек. То есть мне надо все аккуратно.
– Как думаешь, будут подразумеваться поблажки во время спаррингов?
– Я человек, который вообще не приемлет поблажки ни в каком формате. Я делаю все, что мне говорит тренер. Я могу о чем-то попросить, если у меня болит колено или стопа. Но всегда выполняю то, что мне говорят. Умру, буду ныть, буду плакать, будут течь сопли.
«Бой с Тимати? Мы в разных весовых категориях: я красивый, он нет. Но если жизнь меня где-то вынудит выйти на ринг и похлестаться, я похлестаюсь»
– Что должно произойти, чтобы ты согласился на выставочный бой?
– Ничего. Ничего не должно произойти, ничего не могут предложить. Для меня бокс, как и музыка – достаточно серьезная штука, и выставочный бой должен происходить тогда, когда непрофессионалs показывают очень достойный уровень бокса. Потому что как только бокс превращается в клоунаду и предмет насмешек, все, что делали наши 3-4 поколения, стирается. У нас были предложения, говорили, что найдут какого-то черного парня, я его ударю, он ляжет. Ну вот этот вот бред.
– Давно?
– Ну, было. Ты понимаешь, всем интересно увидеть, как пожилой бьет пожилого. У меня дедушка занимался боксом. Для меня бокс всегда был высшей дисциплиной. Я никогда не понимал, как это все делается. И поэтому еще хотелось научиться. Хочется, чтобы бокс был привлекательнее не за счет сомнительных имен на ринге, а за счет именно красоты бокса, отчаянного самопожертвования каждого спортсмена. И тогда не будут нужны эти поп-боксы.
– Вот недавно блогер Джейк Пол дрался с Беном Аскреном – ютубер против бывшего топа UFC.
– Это допустимая вещь, потому что…
– Это не цирк?
– Это был не цирк, 100%. Я изучал этот вопрос. У Джейка серьезный уровень тренировок, то есть это человек, который занимается. Это неплохой бокс. Это не уродство, которое может приманить людей. Пол вышел и хорошо похлестался. Он ведет всю эту историю, и мы видим, как он живет и тренируется.
Вот я как дилетант могу сказать, что бой Саши Емельяненко и Миши Кокляева – это ужас. Это просто ужас, потому что Кокляев – легенда. Просто некрасиво выглядело, как будто загнанный человек под Саню. Миша Кокляев – сильный русский дядька, а когда он вышел, мне было за него не кринжово, а грустно.
– В апреле 2020-го бывший генсек Федерации бокса России Умар Кремлев сказал, что готов организовать бой Басты и Тимати, и сделает предложение обоим.
– Я думаю, это была шутка Умара просто.
– До предложения не дошло?
– Нет. Мы, во-первых, в разных весовых категориях. Я красивый, он нет. Он холостяк, я нет. Ну на самом деле, что бы это было?
– Вот пришли бы к тебе с предложением организовать, решили бы вопросы с гонораром, весовой категорией и прочее. И ты понял, что можешь что-то показать, тебе не стыдно самому выйти в ринг.
– Мне не стыдно. Если жизнь меня где-то вынудит выйти в ринг и похлестаться, я похлестаюсь. Не хочется превращать бокс в чепуху. Бокс и так натерпелся. Каким бы сильным и классным видом спорта бокс не был, он пережил много сложных этапов. Сейчас хочется приложить много сил, чтобы бокс выглядел торжественно. Выглядел как религиозное событие, в хорошем смысле. Да простят меня верующие – в литургию спорта. Чтобы люди пришли в ожидании чуда, которое происходит в моменте, когда сходятся два спортсмена.
«Были такие супертопорики для разделки мяса – с одной стороны лезвие острое, а с другой – бифштексы делать, на прорезиненной ручке. Вот он ключицу ломал с одного удара»
– Твой спортивный путь начался с дзюдо. Как это было?
– Я родился в Советском Союзе, и тогда особо никто не спрашивал. Не знаю, сейчас спрашивают у детей, куда их отдавать вообще? Просто в военном городке, где я жил с родителями, небольшой был выбор секций. Было дзюдо, я занимался им.
– Как выглядела первая тренировка?
– Я очень стеснялся. Мне было 9 лет. Не было ни кимоно, ничего. Вряд ли сейчас кто-то поймет, что такое в Советском Союзе иметь хорошее кимоно. Если было японское, можно было вообще не заниматься дзюдо, тебя бы просто все уважали.
Тогда было много времени, нечего делать. Мама говорила: «Пойди погуляй», а с учетом того, что я жил в военном городке, там было 10 домов, школа, магазин и вокруг лес. Больше ничего, заниматься было нечем. Все друзья ходили на дзюдо. У меня с братом разница 11 месяцев, его одноклассники занимались дзюдо, я тоже ходил. Мне очень нравилось. Благодарен дзюдо, потому что там такие вещи, как подсечка, бросок через бедро, удушающие, возня в партере – это то, что мне потом очень сильно пригодилось.
– Пригодилось, я так понимаю, в Ростове?
– В Ростове, да-да. Ты понимаешь, что, если умеешь пользоваться этими четырьмя техниками – это 80-90% того, что может помочь на улице.
– Обычно на улице стараются ударить.
– Я за всю жизнь первый бил в лицо один раз. Мне было лет 15-16. Потом, естественно, если меня били, я вступал в драку, мы били друг друга. Мой папа, не знаю, сделал он медвежью услугу или нет, сказал: «Понимаешь, что ты можешь ударить человека, он упадет, ударится виском о бордюр и умрет, а ты сядешь в тюрьму». И у меня это на всю жизнь осталось табу. Щелбан – да. Братская саечка – да. Чебачок – да. Ударить человека по лицу мне физически сложно.
На самом деле у меня несколько случаев было, когда мои друзья просто так уехали в тюрьму. Обычная история: заступился за девочку во дворе, одного убил сразу, а двоих просто покалечил. В любую тюрьму заедете, таких историй расскажут. И также еще один мой друг вертушку ногой сделал, ударил человека по лицу, он ударился о бордюр – именно так, как мой папаня описывал.
– Поэтому ты в основном скручивал?
– Косячки?
– Нет, давай пока про дзюдо все-таки.
– Мне очень комфортно бороться. Я всегда был крупным. Подраться на улице, если ты не умеешь бороться, все равно сложно. Если тебя не бьет боксер, и с одного удара не усыпляет, все зависит от того, как ты пройдешь, что ты выполнишь, как ты сделаешь прием.
– Твоя последняя уличная драка. Когда?
– 2003 год, 21 апреля.
– Как ты хорошо запомнил. Что же там было?
– Нельзя сказать, что это была драка, это было регби. Закончилось все тем, что я открываю глаза у себя во дворе, и меня милиционер бьет палкой по лицу, я больше ничего не помню. Отрываю глаза у нас в приемнике, и идет моя мама. У меня льется кровь, я смутно все вижу.
– С тех пор больше на улице ни ты не бил, ни тебя не били.
– Нет-нет. Я не бил. Еще раз повторюсь, кулаком не бил, молотком бил.
– Молотком?!
– Шучу.
– Я бы не удивился.
– А я ничего не вижу в этом такого. Если тебя кто-то достает в детстве, а у тебя нет сил, ты не Кинг-конг и не гладиатор, а тебя просто уже замучили, были такие супертопорики. Могу рассказать – пригодится. Для разделки мяса – с одной стороны лезвие было такое острое, а с другой бифштексы делать, на прорезиненной ручке. Вот он ключицу ломал с одного удара. Ну, это не я делал, люди рассказывали. Друзья делали, я книжки читал. Когда ты малой, и тебя просто душат. Две сломанные ключицы отрезвляют всех, приводят в нормальное русло общение.
– Были разборки, кто круче: дзюдоисты или боксеры?
– Постоянно. Я был свидетелем безумного количества драк, крутейших драк, которые загорались в одну секунду. Одна из таких была в центре Ростова. Я не могу называть имена – это известные спортсмены еще тех времен. Боксер и борец, одного боксера, к сожалению, в живых уже нет. Он бил и даже не успел нанести удар, как борец воткнул его головой в асфальт. Это не фигура речи, а просто взял и воткнул его головой в асфальт. Это эффектно выглядело. Много драк видел. Видел, где маленький Давид хлестал пятерых Голиафов, убивал. Неожиданно просто, на взрыве показывал феноменальные способности.
– Ты пришел к выводу, какой в итоге вид мордобоя самый лучший?
– Бокс и дзюдо. Если обладать первичными навыками этих двух видов – вообще. Сейчас 3-4 месяца решил плаванием позаниматься, и хочу потренироваться в джиу-джитсу, я страшный поклонник.
– Это как раз вытекающее уже из дзюдо?
– Да-да. Это просто как проапгрейченное дзюдо. В Америке тренировался, зал принадлежал бразильцам, имена не помню, но это чемпионы мира по джиу-джитсу. Я так очарованно смотрел за тем, как они борются, какие сейчас приемы, какая пластика рук, какие хитрости, какие нововведения. Шок-контент.
«Когда спортсмены используют музыку для вдохновения перед боем, это одна из тех историй, которые вдохновляют музыканта. Испытываю много счастья и благодарности, что песня живет в таком ключе»
– Во время твоих разъездов по Америке ты снимал выпуски о единоборствах. Наверное, особое внимание – встреча с Фредди Роучем.
– Во-первых, чтобы сделать интервью с Фредди Роучем, он попросил, чтобы в зал пришел Бивол [чемпион WBA в полутяжелом весе – Sports]. Если Бивол придет, он согласен дать интервью. Вот такая фигня. Я попросил Бивола. Чем мне нравится Фредди Роуч: он, как тетка, влюбляется в своих боксеров очень сильно. Он говорил, что мечтает тренировать Бивола. Бивол там отработал какие-то приемы. А Роуч смотрел просто на него, как влюбленная тетка на племянника. Фредди мне даже лапы держал.
– И как это?
– Круто. И он мне кричит one-two, я бью, и даже есть видео, где он мне по щам дает. У него обычный зал, мы приехали не в самый хороший район Лос-Анджелеса.
– Полугетто?
– Ну это не полу, прям гетто. Там такой двухэтажный зал – комбинат-мясорубка. Каждый метр занят спортсменом. И это не просто мальчики, а потенциальные будущие чемпионы. Они там пашут, на них орут. Вот эти оры вдохновляют очень. Люди мечтают попасть в этот зал. Роуч рассказал про бокс вообще, просто свое отношение к боксу. Мы снимали еще с Домиником Крузом [экс-чемпион UFC – Sports].
– Ты вроде был у него дома.
– Мы проехали по всем залам, приехали также к Доминику, и там такой классный район по меркам России. Сначала приехали в зал, а там гаражи. Потом к нему домой, он живет один, у него собака.
– Довольно необычно, когда после привычной замкнутости в России, ты приходишь туда, а звезда мирового масштаба зовет домой.
– Посидели дома, много чего обсудили. Я хочу, чтобы фильм вышел, потому что мы так много всего обсуждали, что выходит за рамки ММА. Он классный тип, который пожертвовал временем, личной жизнью. Он из очень бедной семьи, работал много. Такая хорошая история героя. Крис Сайборг [экс-чемпионка UFC, чемпионка Bellator – Sports] еще.
– Она тебя воткнула прогибом?
– Да. Я ее спросил, не может ли она меня воткнуть. Она ответила: «Why not?» Очень крепкая и милая. Она тренирует девчонок. Вот она рассказывала, как занимается и пропагандирует силовые виды для женщин. К ней ходят заниматься большие группы. Руки у нее размером как мои, еще и избитые. Очень сильная женщина.
– Почему эта тонна контента не вышла?
– Там было очень сложное решение Parimatch и UFC.
– Это была партнерка?
– Да. Очень крутая партнерка. Очень сложно согласовать с UFC. Контент лежит, он есть.
– В теории, мы можем это когда-то увидеть?
– 100%.
– Ты был одним из тех, кто оказался рядом с Федором Емельяненко, когда он проиграл Райану Бейдеру.
– Да. Мы встречались на следующий день.
– Как вы вообще встретились? О чем говорили?
– Да ничего. Мы просто встретились в ресторане. Мы хотели что-то отснять, но потом решили ничего не снимать. Потому что мы не могли сделать фильм о ММА без Федора. Потом стало понятно, что съемка – неуместная штука. Мы просто поели, разговаривали. Я ему говорю: «Тебе обидно, наверное?», он говорит: «Ну да. С божьей помощью». Видно, что он рассчитывал на что-то другое. Но настолько большой спортсмен, что понимает, что такое победа и поражение. Сказал, что не вывез что-то там.
– То есть никакого траурного настроения не было?
– Нет. Я понимаю, что он сожалел, но Федор – мужчина, он просто этого не показывал. Вообще крутой дядька.
– Еще помню твое видео в поддержку Пети Яна. Как родилась идея это сделать?
– Я просто узнал, что Петя выходит под «Стволок за поясок». И для меня это такая честь, радость, благодарность. Когда спортсмены используют музыку для вдохновения перед боем, это одна из тех историй, которые вдохновляют музыканта. Приятная штука.
– Что вообще ты чувствуешь, когда слышишь, что боец выходит под твои треки?
– Я горд. Испытываю много счастья и благодарности, что песня живет в таком ключе. Мне очень нравится, когда спортсмены рассказывают о том, как они на состязания выходят под музыку. Даня Марков рассказывал, что они слушали мое музло на чемпионате мира. Что говорить, приятно. Я очень много души и сердца вкладываю в свои песни.
– Тебя просили вживую на выход исполнить песню?
– Было, по-моему. Я знаю, что Гена Головкин хотел, чтобы на один из его боев прилетел Скрип [Скриптонит]. Мне кажется, это очень круто. Потому что Скрип собой олицетворяет казахскую сцену. Это человек, который себя сделал, как и Гена.
– Твое общение с Геной. Насколько я знаю, даже есть перчатки от него.
– Да. Мы их разыграли на благотворительном аукционе. Был крутой момент, кто-то снимал фильм для HBO, и мне тип скинул видео, где Гена под «Сансару» в этом фильме с блином тренируется. И он как бы сидит и говорит: «Я делаю 200 скручиваний. Давай и ты». Приятно, что под мою музыку, но неприятно, что он предложил сделать мне невозможное. А так со многими боксерами я общаюсь.
«Хейт Моргенштерна? Пусть Хабиб станет министром культуры. И построил бы крутую консерваторию, чтобы изменился вкус в целом, а концерт Чайковского у нас собирал бы 10 тысяч человек»
– Рэп-баттлы и трэшток. Что общего и что различает? За то и другое можно получить по морду.
– 100%, и ничего страшного. Другой вопрос, когда это выстроенная и придуманная линия. Когда люди договариваются, где будет трэшток, где мы будем друг друга поливать. Честно скажу, что я бы на такое не согласился.
– На сценарный трэшток?
– Да вообще на любой. На сценарный тем более. Я бы достаточно агрессивно себя вел. Есть вещи, которые для меня неприемлемы. Потому что человек старой формации и, возможно, неуместен в подобных форматах, поэтому я никогда и не ходил на баттлы. Когда ты идешь на баттл, ты должен понимать, что русский язык прикладывается ко всем возможным местам, может использоваться так, как нужно его владельцу.
– За трэшток многие получают по лицу. А во время рэп-баттлов такое тоже может происходить?
– Не знаю. Ну, бывало. Димаста там кого-то хлестал. Да и вообще спрашивать за текстуру и то, что говорит человек – это нормально. Ответственность за слова, которые произносятся – это тоже нормально. Потому что в нашей стране очень многое говорится прогрессивными людьми, что слова должны что-то значить. А с другой стороны, ими же поддерживается позиция, что слова и слова, слова тоже могут ранить.
– Твой итог: за слова бьют?
– За слова бьют. Более того, за слова убивают. Как говорится в Библии, сначала было слово. Все, что происходит в этой жизни, все начинается со слова. Спекулянты и манипуляторы, которые говорят, что слово ничего не значит, это просто люди, которые немного передергивают. Потому что когда ты приглашаешь их в неудобную для них позицию, и начинаешь с ними разговаривать немного по-другому, им становится неприятно. Это проверено моим личным опытом.
– Многие наши спортсмены говорят, что в США трэшток уместен про все. У нас гораздо больше ограничений. Существует ли такая разница, что в России говорить можно гораздо меньше?
– Нет, конечно. Разницы вообще нет никакой. В Америке точно также убивают и стреляют, особенно представители уличных комьюнити. Вспомнить Тупака и Бигги – это же было про слова. Тупак сказал, что переспал с женой Бигги. Везде понятия чести плюс-минус одинаковые. Просто в Америке трэшток – неотъемлемая часть шоу и естественные правила игры. Почему мы любим смотреть в инстаграме такие ролики, где говорят, что вот возмездие настигло. Когда что-то по-другому, человек что-то сказал, ты его ударил, и ты едешь в тюрьму.
Здесь все очень условно, и каждый должен для себя понимать, что если ты считаешь, что это слово для тебя не обидное, то это не значит, что оно не обижает другого человека. Чувства – это то, что можно задеть, чувства можно проигнорировать и превратить хорошие отношения в серьезный конфликт. Все можно решать мирно, словами, и иногда стоит просто извиниться.
– Как ты относишься к хейту Моргенштерна со стороны Хабиба, Шлеменко и многих других?
– Это неотъемлемая часть игры и того пути, который выбрал Моргенштерн, касаемо отношений с окружающим миром. Он вот такой раздражитель всех и вся. Я не понимаю, в чем суть и зачем все это делается.
– В чем суть претензий бойцов?
– Что хочется изменить? Хочется сделать мир лучше?
– Со стороны бойцов опять же?
– Да. Я уверен, что Моргенштерн тоже хочет сделать мир лучше, просто у него такой вот прием. Он тролль. Он такой человек, что давит на такие точки, и поднимаются серьезные темы. Для каждого, кто думает, что Моргенштерн дурак – он заблуждается. Морг – очень умный тип, который занимается арт-провокацией, известными приемами. Шлеменко и Хабиба я тоже понимаю. Им нужно выступить с инициативой запретить вообще продавать алкоголь в нашей стране.
– Ну, Шлеменко за это топит.
– И Хабибу тоже надо. Всем надо собраться и запретить алкоголь в нашей стране. Выступить с конкретной инициативой. Не играть в охоту на ведьм, а сказать: «Давайте поймем, что алкоголь – это то, с чего начинается любой путь к нетрезвой жизни». Потом наркотики. Алкоголь – это наркотик, который легально продается каждому с 8 утра до 10 вечера. Ты можешь пить, это социально одобрено, если ты не выпиваешь, ты прокаженный. Давайте реальные инициативы, а не просто говорить, вот Моргенштерн, он во всем виноват. Искусство может нравиться и не нравиться, но это такое отображение процессов в обществе. Все, что происходит в обществе, музыкант, который на волне – озвучивает.
– То есть претензии не к музыканту?
– Да 100%. Не к музыканту, не к режиссеру, а к тому, что происходит. Тем и занимается творчество, тем и занимаются творческие люди, они пытаются сублимировать вибрации, которые происходят в обществе и как-то это подать. Не нравится Моргенштерн, давайте разбираться. Что происходит? Почему так происходит? Им не нравится, что девочек называют сучками. Почему это стало приемлемым? Почему это стало возможным? Не потому, что у нас стало меньше секций борьбы или боксерских залов, а потому что взаимоотношения в обществе деформированы. У нас «Дом 2» идет 12 лет.
– Его, кстати, сейчас перезапустили.
– Это же прямая трансляция странных отношений. Значит, это происходит же. Я понимаю, что на этом очень легко набрать баллов. Вот мы сейчас посадим, изобьем Моргенштерна. Его место сразу займет кто-то другой, такой же прикольный, хитрый, смешной тролль, который будет вымораживать людей с серьезными лицами. Здесь нужен другой диалог, другое обсуждение, другой градус общения, потому что комсомол не принес ничего и в Советском Союзе. Давайте вспомним, когда ввели сухой закон. У нас постоянные вопросы про алкоголь, а не почему люди пьют. У нас задают вопросы, что алкоголь и наркотики – это дрянь. А давайте поднимем вопрос, почему люди пьют, почему люди употребляют.
– Почему люди пьют и употребляют?
– Из-за страны, из-за жизни, из-за несчастья, горя, безнадеги, тяжести. А почему люди трезвые, которые всю жизнь занимаются спортом, убивают людей? Можешь ответить?
– Потому что это единственный способ им как-то выжить и пробиться дальше. Единственное, что они могут делать.
– Нет средства, когда ты можешь сказать: если мальчик учится в школе, занимается спортом, он никогда в жизни не совершит ничего плохого, не станет преступником. Саня Емельяненко – пример, всю жизнь в спорте. Когда все под одну гребенку забиваем, кроме раздражения не вызываем ничего.
А то, что у Моргенштерна музыка далеко не литература, слушайте Гребенщикова, слушайте Баха, слушайте много замечательной хорошей музыки, читайте умные книги, занимайтесь с детьми, пытайтесь им донести информацию о правильном и хорошем. То, что плохое будет всегда – это нам стало понятно еще со времен Адама и Евы. Что будет плохая история обязательно, что появляются змеи, откусанное яблочко и все полетело в тартарары. Поэтому процесс восстановления нравственности у поколения – серьезный вопрос, и просто так его не решить, убрав Моргенштерна. Книга Достоевского в руках идиота – это где-то мотив или инструкция к действию, что можно просто с топориком бабушек ходить и рубить. Булгаков – «Морфий», там тоже можно все найти.
– Как относишься к тому, что спортсмены влияют своей многомиллионной трибуной и пытаются что-то запретить, ввести цензуру, отменить чей-то концерт?
– Это вообще ненормально. Люди должны решать сами, хотят они ходить на концерт или нет, хотят они болеть за этого спортсмена или нет, хотят они смотреть это кино или нет. Мне кажется, что это для серьезных спортсменов очень некрасиво, потому что нужно быть корректнее в своих высказываниях. Вот тебе не нравится, пишите заявление, пишите официальную бумагу, которая вынесет свое предъявление. Многим что не нравится. Есть люди, которым не нравятся ММА, потому что это очень жестоко. Есть группа людей, которые считают это просто безнравственным мрачняком, где люди бьют друг друга, калечат и уродуют, в трусиках бегают и зарабатывают на этом деньги. Для многих религиозных людей это уже неприемлемо: избиение себе подобного на камеру, зарабатывание на этом деньги, славу.
Мне кажется, всем нам нужно на себя внутрь смотреть, разговаривать с самим собой, а не находить удобные приемы для набора баллов. Громкое заявление, как нам показал Жириновский, это всегда громкое заявление. К чему это все приводит? Непонятно.
– Наверняка помнишь громкую отмену концерта Егора Крида в Дагестане.
– Да.
– Конкретно та ситуация. Это ошибка исполнителя…
– Что не поехал? Я бы поехал сразу. Не отменял бы. На каком основании?
– Тебе хреначат угрозы в директ.
– Ну, что делать?
– Чья это была скорее ошибка? Крида, что он попробовал сунуться туда, где аудитория еще не готова к тому, что он исполняет, либо это все же ошибка тех, кто не позволяет этой аудитории развиваться и смотреть то, что она хочет, и пытается отменить?
– Я еще раз хочу извиниться заранее перед всеми радикально настроенными религиозными людьми, которые пытаются что-то запрещать или разрешать. Есть закон и порядок. В нашей стране, я понимаю, достаточно подвижные понятия. Во-первых, готова публика или нет – это стало бы понятно по количеству проданных билетов. Мне музыка Егора Крида не нравится, допустим. Он нормальный парень, занимается своим делом, у него своя аудитория. Я просто понимаю, что Егор Крид – это не угроза в нашей стране, это вообще вопрос пятидесятый, о котором стоит беспокоиться людям, которые ждут концерты Крида в городе. Если человеку нельзя выступать, у этого должно быть законное определение. Написанное судом постановление, что Егору Криду в Махачкале выступать нельзя. Ему надо было ехать просто.
– Это создание весьма опасной ситуации.
– Какой?
– Это могло бы что-то спровоцировать.
– Это уже спровоцировало. Ему стоило хотя бы съездить туда и поговорить с этими людьми. Я уверен, что там бы точно ничего не было,физического воздействия и тому подобного. Просто поговорить с этими людьми, посмотреть в глаза, послушать, о чем говорят люди, попытаться понять и донести свою позицию. Я бы сделал так – 100%. Не вижу в этом ничего опасного или провокативного. Ну, приехал ты в город, тебе здесь не рады, не рады твоему выступлению. Я хочу понять, почему так. Это Россия, гражданином которой я являюсь. Это другой вопрос к организаторам, которые это все готовили и делали. С точки зрения Крида ничего плохого не произошло, он ничего плохого не сделал. Концерта Крида там не было бы, если бы местные люди его не слушали.
– То есть спрос был?
– Да. Надо задуматься над работой с людьми, значит, они не соответствуют, по мнению тех людей, которые были против выступления Крида, высокому моральному уровню. Это все очень мне непонятно. Как запрет мата. Это же просто кинокомедия, которая всех смешит. Все мы ругаемся матом, и религиозные, и нерелигиозные, и богатые, и бедные. Все мы должны сами выбирать. Приходя в магазин, мы сами выбираем, что будем есть, что будем носить. Это свобода и за свободу нужно платить. Возможно, более широким предложением.
Я вот не люблю кинзу и считаю, что этот продукт не должен существовать, потому что он не очень хороший. Вот сейчас я человек, обладающий определенной аудиторией, хочу заявить, что кинзе не место на нашей планете, потому что это отвратительная травка. А те люди, которые считают, что кинза хороша, их запретить тоже. Заменим на петрушку. То есть, если бы все делать так, как хотелось бы нам, возможно, было бы лучше, но делается так, как делается.
Либо мы с этим живем и справляемся, либо Хабибу нужно стать министром культуры. Это не шутка, стать министром культуры. Он человек очень образованный, у него очень правильная позиция по многим моментам. Для того, чтобы с этим работать, нужно стать функционером. Пусть он станет министром культуры, ведет определенные семинары. Вот это мы слушать здесь не будем, но будем слушать другое. Человеку, которого знает весь мир, стать министром культуры и навести порядок в родной и любимой республике. Мне кажется, ему бы это точно было по силам.
Я думаю, что и люди были бы благодарны. И на примере Дагестана другие республики или области сказали бы, как классно сделал. У нас теперь есть выбор, мы можем не ходить на концерт Моргенштерна или Крида, потому что Хабиб построил крутую консерваторию, где все обучались бы серьезной музыке, и очень изменился вкус в целом. Теперь у нас концерт Чайковского собирает 10 тысяч человек, и все ходят на концерт Чайковского. Либо Шлеменко: он просто привлек бы своих коллег, и была бы создана большая музыкальная академия, где каждый желающий обучался бы музыке и повышал свой вкус музыкальный. И вот мы хотели бы провести концерты Крида или Моргенштерна, но все на фестивале Crazy Classic Music World в Анапе. И в плейлисте Рахманинов, Бетховен, Глинка, Чайковский и мелкими буквами менее популярные. Это было бы круто. То есть какие-то действия, которые реально меняли бы обстановку, а не просто какие-то заявления.
«Турнир Gazfight стоит больше 50 миллионов рублей. Боксу не хватает именно такого Супербоула. Важно, чтобы придя на стадион, люди как будто приходили в Диснейленд»
– Расскажи о созданном тобой промоушене – Gazfight?
– У нас давно было в планах создать какую-то компанию, опираясь на наши возможности, которая могла бы помогать молодым спортсменам и спортсменам уже с именем реализовывать какие-то свои идеи. Gazfight – это такое логичное завершение рассуждений, планирований, переговоров, споров и дискуссий. Все началось банально. Мы вот с Андрюхой [Андрей Ивичук – тренер Басты] долго об этом говорили. Он ждал, пока я докручу велик, мы обсуждали, что можно придумать и сделать, какие вообще соревнования можно сделать для того, чтобы бокс сделать еще более популярным, и большое количество боксеров привлечь для того, чтобы они могли показать себя, побороться за внимание публики. Потому что эта проблема в нашей стране, что мы очень много знаем людей из ММА и около ММА, но плохо знаем боксеров, потому что мало внимания уделяется боксерам.
– То есть Gazfight планирует делать не только турниры, но и медиапродвижение?
– 100%. Еще у нас есть Gazgolder – творческое объединение, где мы этим и занимаемся. Мы занимаемся донесением контента до потенциального слушателя, занимаемся его сопровождением, юридическим сопровождением. Это официально так – это семья, которая занимается любимым делом, семейный бизнес. Мы этим занимаемся, и нам стало понятно, что можем использовать свой ресурс во взаимодействии с правильными людьми из мира бокса для создания очень крутой и интересной истории.
– Первый турнир будет 21 мая [генеральный спонсор – МКБ]. Сколько денег нужно на организацию одного такого ивента?
– Давай скажем так, что это достаточно внушительная сумма. Она не космическая, но достаточно внушительная. Больше 50 миллионов рублей.
– Я знаю в России всего 2 турнира за историю существования ММА, которые вышли за 40 млн.
– Ты говоришь так, потому что мы говорим про ММА. И сколько там был гонорар за титульный бой?
– Ну, видимо, не столько, сколько здесь.
– Ну, конечно. Была взята достаточно высокая планка, и, мне кажется, она оправдана. Партнерство и организация боя WBC накладывает на нас определенные обязательства, и финансовые вопросы, и райдеры, и обеспечение определенного достаточно высокого уровня проведение боя. Я повторюсь, то, что мы хотим сделать, это не просто кружок по интересам с классным боем в конце. Это большая работа всей команды. На мой взгляд, в нашей стране боксу не хватает именно такого Супербоула. Важно, чтобы придя на стадион, где проводится бой, люди как будто приходили в Диснейленд, чтобы у них было полное ощущение такого классного праздника, где они понимают, зачем они пришли.
– Будут различные активности на стадионе?
– Выступлю я, у нас будут звезды отечественной эстрады, и T-Fest, и Matrang, и Нурлан Сабуров. Сам хочу посмотреть, как он будет выступать. Я его фанат. По причине того, что Нурлан сам занимается боксом, я к нему обратился за поддержкой, он сказал: «Конечно, я с вами».
– Ты же понимаешь, что промоушен – это не про зарабатывание денег, это про трату.
– В России – да. Как и футбол.
– Сколько турниров в год ты хочешь устраивать?
– Пока это обсуждается. Турнира 3-4.
– 3-4 раза в год тратить больше 50 мультов на то, чтобы сделать турнир.
– Мы хотим проводить разного уровня соревнования. В процессе работы со спортсменами, не такого, возможно, высокого уровня, как мировые звезды, можно на локальном уровне делать супершоу. Наши отечественные ММА доказали, что можно делать очень интересные программы, которые будут очень популярны, и люди, которые там выступают, становятся суперзвездами. Мне кажется, здесь вопрос желания и попытки что-то изменить просто.
– Это внутри нашей песочницы или будет выход на американский рынок?
– А он есть – выход. Сейчас просто выход на американский уровень – это что-то мифическое. Какой американский уровень?
– Я имею в виду устраивать турниры там.
– Если есть деньги, ты можешь устроить турнир и там за 70 часов. Ты просто приезжаешь, договариваешься с партнерами, арендуешь площадку, проводишь бой, оплачиваешь спортсменам их гонорар, вот и все.
– И ты хотел бы это сделать? Или хотел бы, чтобы наши ребята здесь были круче и круче?
– Мне хочется, чтобы наши ребята становились здесь круче и круче, и в какой-то момент они поехали в Америку, Африку, Канаду, Англию, Латинскую Америку.
«Чем больше люди будут выходить на митинги, говорить о себе, высказывать свое мнение, свою позицию, тем лучше мы будем жить»
– Бои сейчас – весьма политизированная история. Многие используют это как инструмент. Ты себя видишь в политике?
– Нет, конечно. Человек, который идет в политику – это человек, который обязательно прикоснется ко всему самому мрачному. У меня были, конечно, приглашения. Я, во-первых, опытным путем понимаю многое, что происходит с людьми, когда они прикасаются к власти, насколько это сильное искушение, можно просто потерять себя, быть игрушкой в руках каких-то людей. Это закон – ты приходишь в политику и становишься частью игры. Какую бы ты партию не представлял, будь ты искренний, желающий изменить что-то в этом мире, если ты приходишь в политику, ты становишься ее частью.
– Политики приходят к тебе на турнир и говорят: «Мы хотим, чтобы у тебя вот здесь на баннерах висела агитация, за кого голосовать».
– Невозможно это сделать.
– Откажешь?
– Конечно.
– Представим ситуацию, что к тебе на турнир пришел президент. Допустим, он поздравляет именитого бойца, который в главном бою у тебя выиграл.
– Думаю, что если президент придет на наш бой, у нас никого не будет там. Все будет расчищено, и все будет на максимально безопасном уровне.
– В тот раз, когда Путин поздравлял Емельяненко, в зале поднялся свист. Твои действия в такой ситуации?
– Не знаю. А что я должен сделать?
– Как-то реагировать после, как-то реагировать во время.
– Зачем? Почему ты мне этот вопрос задаешь? Что мне делать с тем, что свистят люди? Мне кажется, этот вопрос нужно задать при встрече с президентом. Я думаю, что ты задашь ему этот вопрос, и он с удовольствием тебе ответит на него. Ну будут кричать, свистеть люди, показывая свое недовольство. Да я ничего не буду делать. А что мне нужно будет делать? Сказать, простите, пожалуйста, что я не подготовил 5 тысяч человек к тому, как им себя вести. Мне кажется, это абсурд. Тебе надо просто добраться до президента и спросить.
– Да вряд ли.
– Слушай, до меня же ты добрался. Люди свистели, потому что недовольны тем, как они живут. Они высказывают свое мнение, свою позицию. У нас свободная страна, высказывают люди свое мнение в рамках прихода на тот турнир, где Федя был. Я как-то спокойно ко всему этому отношусь. И считаю, что чем больше люди будут выходить на митинги, говорить о себе, высказывать свое мнение, свою позицию, тем лучше мы будем жить. Потому что заставлять людей отмалчиваться, сидеть дома и свое мнение держать при себе – нет. Наоборот, надо говорить, да выходите все на улицы, высказывайте мнение, делитесь позициями, кричите, вопите, ругайтесь. Это же правила общества. Ничего в этом страшного нет. Для государственного строя – тоже. Возможность людям высказаться – это важно. Очень большая ошибка, что в нашей стране этому придается натужное внимание.
– То, что люди вышли – это способно что-то менять?
– Думаю, да. Здесь вопрос еще, как быстро мы хотим все поменять, как быстро должно все поменяться – этого не знает никто. И способен ли выход миллиона человека что-то поменять – непонятно. Другой вопрос, обращает ли власть внимание на выход людей, на настроение общества. Вот что важно. То, что люди выходят и говорят – это нормально. И нормально то, как власть смотрит на это и пытается что-то изменить и наладить. Это очень важно. Когда были запреты митингов, люди говорили, что не надо выходить. Мне кажется, что не нужно ни одного полицейского на улице, нужно было выйти всем вместе, и как оно пошло, так оно и пошло.
– А если бы оно пошло очень плохо и все разнесли бы?
– Значит, власть была права, когда говорила, что если люди выходят на улицы, они громят все. Все было бы понятно и не нужно было бы каких-то усилий. Представляете, день митинга, все хотят выйти, и ни одного полицейского, ни одного автозака, ни одного омоновца, просто все выходят. Ну, походили бы. Сейчас такая безопасность в Москве, на камерах видно все, привлекли бы за вандализм. И сказали бы, что были правы, вы выходите для того, чтобы жечь. Я уверен, что ничего бы не было, это произвело бы эффект.
– Вакуум?
– Вакуум. Люди высказались, у них жизнь тяжелая, тем более пандемия. Хорошо, вышло 500 тысяч человек по стране, да даже миллион вышел, это люди, которые хотят активно высказывать свое мнение. Я хочу свое мнение высказывать в интервью, пользуясь большей площадкой, на митинги не хожу, но это не значит, что я не хочу высказывать мнение и делиться своими взглядами. У каждого должен быть выбор. Хочешь ходить – ходи. Я вот сейчас это делаю, можете считать это моим высказыванием. Изменит это? Возможно, какой-то чиновник услышит эту позицию и подумает, может можно что-то где-то сделать. Я не верю в то, что можно изменить все за один год.
– Сколько времени нужно?
– 10 лет. Я просто фанат Гумилева, и это такой серьезный процесс перемен. Стагнация – это процесс серьезный, который бурлит в себе, и происходят очень серьезные изменения. Сразу, к сожалению, ничего не произойдет, потому что останутся жить такие же люди, останутся жить дети таких же чиновников и тому подобное. То есть мы культурно останемся такими, какими были и сейчас.
Сколько из 100 человек задержанных, у которых будет возможность откупиться, не откупится, а сядет в тюрьму? Сколько человек скажет: «Я совершил преступление, я не буду давать взятку, я сяду на 7 лет. Меня поймали на мошенничестве, я черно платил зарплаты своим людям». Как вы думаете, сколько из 100% согласится? Ну, не ноль, 3-7% возьмут на себя. Потому что мы, к сожалению, продукт наших родителей, а наши родители продукт своих родителей, и мы жили в отдельной стране, где нас сформировали ментально. Громкие заявления круты тем, что они громкие, еще раз повторюсь. Дай бог, чтобы наши дети застали какой-то определенный формат изменений.
Фото: instagram.com/bastaakanoggano; instagram.com/bupascoach; instagram.com/morgen_shtern; instagram.com/khabib_nurmagomedov; instagram.com/gazfight; РИА Новости/Владимир Астапкович, Илья Питалев, Рамиль Ситдиков; Gettyimages.ru/Chris Hyde
По-жизни много соблазна,
возможность быть обласканным властью
Стать бесхребетной мразью.
Петь на праздниках прокисшей солянки
И приземляться за звания, титулы и ранги.
Мне говорят, братка, время завязывать
Нужно зарабатывать, копить, вкладывать.
Нужно быть терпимее, научиться сглаживать углы
И если вдруг стану таким — буду вынужден уйти.
Так когда уйдешь Вась?