«В Германии мне отпилили 10 см ноги и развернули ее». Алексей Олейник – о травмах, деньгах и жести в ММА
Громкое интервью лучшего российского тяжеловеса в UFC.
Олейник начал карьеру в единоборствах еще в 1996-м, но весь мир узнал о нем почти через 20 лет. В 2013-м он за 12 дней до боя заменил Александра Емельяненко в поединке с Мирко Филиповичем, выиграл его с двумя сломанными ребрами и подписал контракт с главным промоушеном мира – UFC. В нем он взял шесть поединков из восьми, а последняя победа случилась в сентябре 2018-го – в главном бою первого в истории вечера UFC в России Алексей победил Марка Ханта (в «Олимпийском» на это смотрели 22 600 человек – пятая посещаемость в жизни промоушена). 57-ю победу в карьере он добыл любимым удушением – тогда бойцу уже исполнился 41 год.
Несмотря на приличные гонорары, временами Олейник живет в долг. Бывало и такое, что денег совсем не хватало, тогда он работал на «Мосфильме», где встретил будущую жену. Теперь она его секундант, а он ради нее сменил гражданство: отказался от украинского и получил российское. Еще он поддерживает политику Владимира Путина и даже выходил на взвешивание в США в футболке с его изображением, из-за чего ему запретили въезд на Украину.
Александр Головин встретился с Олейником.
– Ваш последний бой проходил в Москве, но готовились к нему вы в США. Почему?
– Потому что лучшие залы находятся в Америке. Имею в виду не само помещение, а тренеров, спарринг-партнеров. В России тренер один, иногда два – по ударке и борьбе. Там – четыре-пять. Хотя могу попросить сколько угодно, хоть десять. И подтягиваю те направления, которые готовлю к конкретному сопернику.
Еще там в среднем шесть-восемь спарринг-партнеров моего уровня. Если я в UFC, то где можно найти бойцов уровня этой организации – сильнейших в мире, тяжелых? Их вообще очень мало. А в Штатах по несколько на зал. В России по-другому: в одном зале один боец, в другом – другой, в третьем – третий. И, как правило, зал очень бережет этого бойца, все работают на него. Дают только те задания, которые помогут подготовиться именно этому бойцу. Если я приеду в Россию в любой зал, то попаду как дополнение к этому бойцу. Буду помогать ему в подготовке. А мне нужно, чтобы готовился я.
Плюс финансы. В России в 2016-м я проводил 20-дневный сбор на «Озере Круглом» (спортивная база в Дмитровском районе Московской области – Sports.ru). Поехали группой в пять человек – [русские] тренеры и спарринг-партнеры, за всех должен платить я. В сутки только за питание и проживание получалось 25 тысяч рублей (500 тысяч рублей за весь сбор – Sports.ru).
Есть вариант привезти всех из Америки. Пусть это те же пять человек. Но для них нужны билеты, нормальная гостиница, трехразовое питание и гонорар. Жить в съемной двушке в Алтуфьево и передвигаться на «Яндекс.Такси» они не будут. Только за жилье на каждого уйдет по 150-200 долларов в сутки. За 50 дней это 50 тысяч долларов.
– Сколько стоит подобный сбор в США?
– Намного дешевле. Залу бойцы платят процент от гонорара – от двух до десяти. В среднем пять. Получил 100 тысяч – пять тысяч отдал. А готовишься неважно сколько – месяц, три, четыре, пять. С теми же самыми людьми, которым только за билеты в Россию отдашь ту же пятерку. Еще там можно жить прямо в кемпе – при зале есть общежитие. И проживание в нем входит в эти пять процентов. Можно снять дом или хорошую квартиру за полторы тысячи в месяц. Два месяца – это три тысячи. Еще тысяча – перелет. И около двух – на питание. В сумме 10-11 тысяч. То есть в разы выгоднее, чем везти всех сюда. По-моему, эта математика решает вообще все.
– В бытовом плане где вам комфортнее?
– Без разницы. Моя жизнь состоит из того, что я проснулся, позавтракал, поехал в спортзал. Приехал из него, грязную одежду бросил стираться-сушиться, отдохнул час-два, перекусил перед следующей тренировкой и поехал на нее. С вечерней приехал – остается час посидеть в соцсетях, поотвечать на вопросы, личные дела поделать, с семьей пообщаться – и все. А бывает и три тренировки.
С людьми я особо не взаимодействую, хотя понятно, что менталитет у нас разный. Почему у них не сорят, не нарушают, не курят? Или вот ни один родитель своим детям не скажет, что курить – это нормально. А у нас курит каждый второй. Просто идиотизм. Человек убивает себя, засовывает в себя то, что, как он знает, вредно. Мои дети пяти-шести лет приезжают сюда и в шоке: «Почему здесь так курят?» – «Ну, такие глупые, их не учили, что нельзя». – «А может, им сказать: «Ой, дядя, а зачем вы бросили куряжку?». У нас же человек покурил и бросил бычок на траву. И ребенок хочет сделать замечание. А я уже не знаю: мне должно быть стыдно перед этим дядей, что сейчас ему сделают замечание, или ребенка надо похвалить за то, что он правильные вещи говорит?
– Вы как-то говорили, что американцы не придут на помощь.
– Не так. Если машина разобьется, случится пожар, то все нормально, придут. Не как у нас: ты с соседом в нехороших отношениях, и он потирает руки: «Ха-ха, неплохо все горит». Они более холодные в том плане, что у нас пытаются представляться друзьями, не являясь ими. А они не делают того, что не считают нужным. И что не принято. Если человек посторонний, он для них посторонний.
Например, знакомая девочка пять-семь лет живет в Америке в одном поселке. Знает всех соседей. Выезжала как-то по бетонной дорожке, колесо соскользнуло зимой в ямку. Она застряла. Бегала по соседям: «Подтолкните машину. Или хотя бы за руль сядьте, пока я буду толкать». Трое-четверо ей просто отказали: «Не-не, не могу, у меня нет времени, не мое дело». А они живут участок к участку. И только дедушка лет 50-70 помог. Видимо, еще старой закалки.
Не понял я и работу спецназа, когда случилась трагедия в школе моей дочери (14 февраля 2018 года 19-летний бывший ученик школы расстрелял 17 человек (столько же раненых) в учебном заведении Флориды, где училась дочь Олейника Полина; по количеству жертв расстрел стал девятым массовым убийством в истории США – Sports.ru). Внутри бегали, кричали и умирали дети. А спецназ долго стоял перед дверью и не заходил внутрь. Это продолжалось минут 40 или час. Они просто стояли и не двигались, потому что там опасно. Я сам учился в органах, готовился, и у меня другой менталитет: дети и пожилые люди всегда на первом месте. Собой можно рисковать ради них.
– Откуда информация про спецназ?
– Видели это в прямом эфире. Подъехать-то к школе в этот момент никто не мог даже на три-четыре километра. Ни один человек, независимо от чина и должности. Перекрыты оказались все дороги – цепями и кольцами.
– Как вы вообще узнали о стрельбе?
К разговору подключается супруга Олейника Татьяна, которая все это время сидела рядом с нами: Дочь написала: «Если что, я вас люблю». Мы ничего не знали, подумали, что просто так пишет, прикалывается. Ответили: «Если что, и мы тебя любим». После этого минут через 20 пишет: «У нас стреляют». И опять тишина. Мы включаем телевизор – там по всем новостям показывают в прямом эфире стрельбу в нашей школе. Потом дочь написала, что они убежали и закрылись в актовом зале.
В этом плане в Америке круто сделано – каждую неделю проходят пожарные тревоги. Раз в месяц коды, есть разные: красный, желтый, зеленый. По каждому коду они тренируют определенное действие. Если красный код, то они должны укрыться в безопасном помещении. В этом плане учителя все правильно делали. Они собрали детей и побежали в актовый зал, который есть в каждом корпусе. Забежали, закрылись изнутри и легли на пол. Но два учителя погибли у актового зала, они просто не успели забежать. Их расстреляли, когда они закрывали дверь. То же самое с погибшими детьми – они просто не успели укрыться.
– И вы в тот момент бросились к школе?
Алексей: Честно, я не хочу эту тему дальше раскручивать. Давайте говорить о спорте. Не настроен вспоминать про то, как страдал и переживал. Не хочу мусолить. Приходите от паблика «Психология, жизнь и люди в тяжелых ситуациях», тогда будем обсуждать. Для спортивного паблика этого достаточно.
***
– Год назад, уезжая в Америку (шесть боев в UFC до московского Олейник провел в США и один – в Бразилии – Sports.ru), вы сдали квартиру на Шоссе Энтузиастов. Сейчас мы встречаемся в Люберцах. Как так?
– Переехали в новую. А сдавали, потому что финансово в США еле-еле могли держаться. Квартира на Энтузиастов находилась в ипотеке. Платил за нее около тысячи долларов ежемесячно. То есть 15 месяцев в Америке – это 15 тысяч долларов за нее. Плюс в Штатах снимал за пару тысяч долларов. Поэтому логичнее было сдавать. Сейчас она до сих пор сдается, просто так получилось, что мы в Люберцах.
– Не расстраивает, что вы, топовый боец главного промоушена мира, живете за МКАДом? В других популярных видах спорта такие люди богаче.
– Может, расстраивает, но что-то ты можешь сделать, а что-то – нет. Ну я могу смотреть на гонорары футболистов и говорить: «Вот, они столько получают». Но какая разница, кто и сколько получает, если я не получаю этого. Я стремлюсь это улучшить, но убиваться, рвать на себе волосы и во всеуслышание везде скулить не собираюсь. Тем более, с одной стороны, я могу сказать: «Что за фигня, увеличьте». С другой – российские бойцы смотрят на меня и думают: «Я получаю в Fight Nights или М-1 500 долларов, тысячу или две. А Олейник жалуется, что получает 100 тысяч».
Я сейчас выиграл и получил 160 тысяч долларов. Это огромная сумма для России. Хотя как посмотреть. Если знать, сколько в это вложено труда, часть людей не захотела бы этих денег. Тем более такие деньги относительны. Ты платишь процент менеджеру, залу, налоги, часто – дополнительно тренерам. После этого со 160 тысяч у меня остается 70-90 тысяч.
– 160 тысяч – это самый большой гонорар в карьере?
– Да. Предыдущий был 152 тысячи. Но большую роль играет 50-тысячный бонус. Если бы это был не главный бой вечера и без бонуса, за победу я бы получил 90 тысяч долларов. Если бы проиграл – 46-48 тысяч. Минус перечисленные расходы. А вероятность проигрыша – 50%.
И вот считайте, на сколько этого хватит, если месяц жизни семьи в Америке – 8-9 тысяч. Я супруге не мог купить телефон за тысячу долларов несколько месяцев, потому что он не вкладывался в финансовый распорядок. Вроде бы «У тебя же полтинник на счету, купи телефон». Но не мог, потому что эти деньги – ровно на четыре месяца. А бой через пять месяцев.
Два-три раза случалось, что я по 15 тысяч долларов занимал у кредитных карт. Например, дрался, получал 80 тысяч, отдавал проценты – это уже 50 тысяч. На 18-20 тысяч закрывал долги, оставалось 30-35 тысяч. Не дерусь месяц, два, три. У меня 0 денег. Занимаю с карты на жизнь, потому что за жилье, автомобиль, детский сад и питание не платить я не могу. Тут мне говорят: «Или дерешься с Блейдсом прямо сейчас, или следующий бой через семь-восемь месяцев». Я семь-восемь месяцев умножаю на восемь тысяч баксов, которые трачу в месяц. Выходит 50-60 тысяч, которые должен буду откуда-то взять, чтобы продержаться до следующего боя. Понимаю, что это просто нереально. И принимаю бой. Такое часто случалось.
– В долги залезали даже год-два назад?
– Даже в этом году. Перед боем в октябре я был должен своим кредитным картам 22 тысячи долларов.
– Помните первый гонорар?
– Около 300 долларов на чемпионате мира в Москве в 1997-м. Я стал третьим. На 50-70 долларов купил своему сэнсэю (глава клана «Минамото» – клуба единоборств, в который входил Олейник – Sports.ru) кошелек.
– Вы рассказывали, что в то время дрались в местах, где курили.
– Масса таких мест. Много боев в 1997-1999-м, даже в 2005-м, проходило в ночных клубах. А что там делают люди? Заказывают алкоголь, еду, сидят, курят, наслаждаются действом. При этом действо их мало волновало: танцуют ли девочки на шесте или дерутся пацаны до крови. Им пофиг. И вот посреди клуба ринг или клетка – и вокруг сидят морды. Наверное, были и нормальные люди. Но когда смотришь из клетки в зал, где находятся 300-500 человек, и там – дымок, там – дымок, там – дымок, складывается ощущение, что это такое злачное, прокуренное и страшное место.
А тренировались, кстати, в том числе в синагоге. Заходишь в нее, обходишь по кругу, спускаешься в подвал. Там квадратное помещение со стенами из кирпичей и бетонным полом. Два зала метров по 25. Мы туда принесли штук 15 матов. Им лет по 20, все время разъезжались.
– Религиозные деятели приходили смотреть?
– Сэнсэй не разрешал никому. Можно было переодеться и потренироваться с нами, но смотреть нельзя. Я эту практику перенял себе – не разрешаю смотреть мои тренировки. Разрешаю работать со всеми – или до свидания.
– Тактаров рассказывает, что раньше была жесть и тот ММА не сравнится с тем, что сейчас.
– Если сейчас посмотреть мои старые бои или тех, кто тогда дрался, можно сказать: «Да, сейчас какой-нибудь Фергюсон в сравнении с ними вундеркинд, гений. Он этих мешков порвет легко». И я сейчас не про уровень, а про технические моменты – дрались по-другому. А жесть и правда была. Выходил человек любого веса – 60 килограммов, 90, 160 – вообще пофигу. И этот 160-килограммовый спокойно дрался с 80-килограммовым. Перчатки мы не надевали. Локтями бить можно. Головой – можно. Лежачего топтать ногами – можно. Разгоняться и падать локтем на позвоночник, голову, висок – тоже можно.
Татьяна: Или взять Гран-при Bellator. Как оно сейчас проводится? За год. Как было, когда Алексей выступал в Гран-при?
Алексей: За один вечер – два-три часа – проходил весь турнир. У меня есть рекорд по количеству восьмерок (турнир на восемь бойцов: четвертьфинал, полуфинал и финал – Sports.ru) – пятнадцать штук. В девяти я выиграл. Подрался, пришел в раздевалку, продышался, через 40 минут: «Бой, выходи». Если в финал вышел, то 10 минут – и выходишь. Без перчаток и бандажа. В пах бить можно. Нельзя только царапать, кусать и засовывать пальцы в глаза. Хотя мне так делали наши самбисты из Махачкалы, уши откусывали.
Еще из серии рекордов – за 13 месяцев провел 23 профессиональных боя. Выиграл 21, два проиграл по очкам. Одно из поражений такое глупое получилось. Тоже восьмерка в три круга. В первом – один раунд в пять минут. В полуфинале – два по пять. Финал – три по пять. Я дерусь, выигрываю у американца Шермана Пендергаса первой бой. Выхожу на следующего очень мощного бойца, который до этого вообще не проигрывал. Думаю: «В первом раунде помучаю его, потому что он приемы не делает, валит и все время находится сверху. А во втором раунде буду делать то, что могу». Спокойно отрабатываю первый раунд. Даже не напрягаюсь – ни одного синяка. Уже настраиваюсь на второй раунд, тут говорят: «Извините, мы не попадаем в эфирное время, второго раунда не будет». И я проиграл.
***
– В моменты проблем с финансами вы работали на «Мосфильме». Кем?
– Замдиректора кинокартины, директором по площадке. Все это одновременно. Таким образом работал на нескольких проектах – пяти-шести. И там же трюки делал, занимался постановкой боевых сцен. Мы все что угодно умели: на машине ездили, прыгали, дрались, скакали, заменяли Дмитрия Харатьяна (в сериале «Встречная полоса» – Sports.ru) в некоторых боевых эпизодах. Где Харатьян кого-то хватает, по столу везет и снимают уже со спины – это я. Когда показывают лицо – Харатьян.
– Вы же разные по фактуре.
– Он, кстати, немаленький – 180 рост. Килограммов 80-85. А я тогда был не такой большой. У меня были те же 85 килограммов. Это сейчас уже 110.
– А сами снимались – чтобы ваше лицо в кадре?
– Нет. Меня и к трюкам привлекли не сразу. Где-то со второго-третьего проекта, потому что продюсеры поняли, что некоторые вещи мы умеем делать очень красиво. В «Тайном знаке» на рынке должна была состояться массовая драка. Все дерутся, я тоже с кем-то в сторонке. Тут нас замечают: «О, давайте вы еще для массовки здесь подеретесь». Встали в массовку и такие вещи там делали: захват за шею, переворот через себя, сверху садились, добивали. Нас снова замечают: «Подождите, подождите. Ребята, вы все вокруг, отойдите. А этих – в самый центр». Насколько все красиво и круто умели.
А то эти каскадеры придут – свитера толщиной два-три сантиметра с пупырышками – специальные штуки для брони: «Вы что, тут асфальт, вдруг я упаду, в кувырке локтем ударюсь». А мы во фланелевых рубашках и футболках кувырки делали на асфальте, бетоне – нам было все равно.
– Как совмещали эту работу с тренировками?
– Никак. Два-три месяца не выступаю, не дерусь, работаю на проекте. Потом приезжаю – продолжаю выступать. Тогда у меня не было контракта и выступления не расписывались. Дрался где предлагали. Большую часть жизни так. Я знал, что нет боев, и мог заниматься любой деятельностью. Случайно предлагают бой через месяц: «Будешь драться?» – «Буду».
– По финансам на «Мосфильме» получалось выгоднее, чем в ММА?
– Не сильно, но та работа получалась стабильнее. Я знал, что три месяца на проекте буду получать какую-то сумму. В боях такой стабильности не существовало. Бывало, что их нет год или полтора. Потом внезапно предложили один, третий, пятый. Сейчас уже есть стабильные промоушены, которые существуют годами. Тогда просто приезжал в какой-то город, дрался, вечером в каморке мне отдавали тысячу долларов. И уезжал. И больше этот турнир никогда не проводился. И возникали они в большинстве так: приходит кто-то к бизнесмену: «А давайте проведем Кубок Ашана? С вас 30 тысяч долларов». Себе три забирал, а за 27 арендовал помещение, приводил бойцов, покупал кубки, нанимал девочек с табличками, ведущих, судей. И второго такого кубка уже не проводилось.
– Кроме «Мосфильма» вы работали следователем и опером. Как это получилось?
– После университета МВД появилось обязательство пройти практику. Должен был отработать несколько месяцев в органах.
– Что там самое сложное?
– Что твои общечеловеческие принципы идут вразрез с тем, что требует милицейская система. Приходил начальник отдела: «У нас горит план. Мы должны в прокуратуру каждый месяц сдавать 50 дел. А есть только 48. Кто у вас в разработке? О, у тебя бабушка, которая разбила стекло у соседа. Ей 65 лет, она полубомжиха, живет в махонькой комнатке в общежитии, давай ее посадим». И ты офигеваешь. Она и так еле существует, а у него план горит. Ему на человеческую судьбу абсолютно наплевать. Причем в это же время человека, который вывез с завода подшипников два или три КамАЗа тонн на 30-40, отмазали. Он заплатил штраф и ушел от ответственности.
Ты ужасался тому, что происходило, этой беспринципности. И самое сложное в такой момент – не делать так, как велит совесть, [чтобы угодить начальству].
– В итоге бабушка осталась на свободе?
– Да, я закрыл это дело. Но меня отругали и перевели в опера. Вообще, таких дел было несколько – когда для статистики надо кого-то посадить. После третьего или четвертого закрытого меня и перевели.
– Случалось, что вас, наоборот, хвалили?
– Мы очень хорошо работали в оперативной деятельности. Те люди, которые не доставлялись в отдел месяцами и годами, нами оказались доставлены быстро и в срок. Нас, молодых ребят, посылали за ними. И мы ехали в троллейбусе с человеком в наручниках. Я и товарищ везли рецидивиста, который из 65 лет 35 провел за решеткой.
– Почему их до вас никто не доставлял?
– Разные случаи. Один из самых идиотских – якобы человек год скрывался. Мы приехали в пять утра, начали ломиться и взяли его. Он говорит: «А я здесь живу всегда. Просто работаю шесть раз в неделю, в семь утра ухожу». Вот и вся проблема. Он уже работал, а опера в этот момент только приезжали к себе на работу. Пока получили разнарядку, пока ля-ля, приходили к 10-11, и им логично никто не открывал. После пары таких приходов они писали бумагу, что человек скрывается.
А про работы – еще я трудился продюсером музыкальной группы.
– Какой?
– «Шаман». Она выступала в российских ночных клубах. Во всяких «Летчик Джао Да», «16 тонн». Я ездил, договаривался о концертах, делал диски. Интересная музыка – психоделика, рок, этнос. Ребята пели без фонограммы.
Эту работу в клане «Минамото» мы сами себе придумывали. Делали разные вещи: ставили спектакли, конкурсы красоты. Сами бойцы в них не участвовали, только организовывали.
– Это такой бизнес клана?
– Нет. Мы могли заработать в каком-то месте 50 тысяч долларов и 30 из них потратить на постановку спектакля. Закупали реквизит, арендовали театр, нанимали актеров – народных артистов. Сам сэнсэй писал сценарий. Билеты по 2000-3000 рублей раздавали бесплатно. Постановка называлась «Мистерия, или испуг маленькой девочки».
– Для чего это все делалось?
– Сложно объяснить. Мы должны были это сделать. Сами себе ставили новые цели и проверки, недостижимые высоты. Да, мы могли тупо организовывать спортивные мероприятия и забыть про все. Но мы делали вещи из разных отраслей.
Мне это дало огромный кругозор, не зацикливание на одном, а допущение в свое сознание других вещей. Не так, что это я не могу, это не мое. Это не равнение на среднего человека, а делание мира. Развитие личности как созидателя. Достижение новых горизонтов во всем. Постоянная проверка себя, растягивание внутренних границ. Ты обязан был расшибиться, но прыгнуть выше планки – в искусстве, бизнесе, спорте.
Я даже ездил на комбайне и руководил комбайнерами. Под моим руководством находилось несколько машин. Для них я должен был купить дизельное топливо, солярку, заправить и запустить в поле. Несколько дней мы жили в одном колхозе. Пока работали там, я ездил в соседние, чтобы договориться о следующей работе, жилье, питании. И все это под эгидой клана.
***
– В UFC вы попали после победы над Филиповичем. На бой с ним вышли с двумя сломанными ребрами. Было состояние хуже?
– Сейчас выходил с очень нехорошей травмой. Но это уже потом узнал. Мы сделали снимок до боя, а прочли его намного позже.
– Хуже сломанных ребер?
– По тому, как это мешало мне в поединке, – да, хуже. По опасности – нет. Все-таки сломанная нога не должна привести к летальному исходу. А сломанные ребра у сердца под острым углом – могут.
– Вы тогда понимали, на что шли?
– У меня была одна мысль: «Выйти и драться».
– Но вы могли отказаться.
– Так любой может отказаться. Вот вчера смотрел «Трою». Мальчик прибежал к Ахиллесу: «Там такой страшный соперник. Я бы ни за что не вышел с ним». – «Потому безызвестным помрешь ты».
– Но одно дело, когда просто страшно. А другое – когда травма может привести к смерти.
Татьяна: Тогда перед боем врач сказал нам, что, если последует удар в область грудной клетки, ребро просто войдет в сердце. Задача была не допустить этого удара.
В UFC Алексея бы просто сняли с боя, если бы кто-то узнал о состоянии. Хотя это такая штука, что никто не узнает, если ты не жалуешься, что ребро колет. Правда, ему ставили блокаду, чтобы не чувствовал острой боли. Чувак просто анальгетик вколол в раздевалке. А в UFC атлетическая комиссия никого не пропустит в раздевалку. И это хорошо, потому что можно вколоть что угодно. Здоровье бойцов в приоритете. В Америке в этом плане все правильно делают – проверяют всех. При нас была ситуация, как девочку сняли с боя за день из-за глазного давления.
Алексей: В Штатах и сердце проверяют, и давление, и координацию – ты же вчера мог получить тяжелый нокаут, у тебя кровоизлияние, а ты выходишь на бой.
Татьяна: У нас все не так. Даже на вечере UFC давление померили, в глаза фонариком посветили – и свободен.
А в Америке прикольно еще, что эти атлетические комиссии в разных штатах разные. Мы дрались в Аризоне. И там всех бойцов старше 39-40 лет послали на дополнительную комиссию, на которой был коллегиум – это как слушание суда. Сидят восемь врачей. Ты стоишь на подставке как подсудимый. И каждый врач задает вопросы по здоровью. Дальше подписываешь документ, что говорил только правду, и если что-то случится в бою, то штат не несет финансовых издержек или уголовной ответственности.
В этом плане с UFC в Америке работать хорошо, потому что ты по-медицински защищен – там очень хорошая антидопинговая политика для тех бойцов, кто не употребляет. Ты знаешь, что если соперник что-то употреблял и даже максимально чистился, его все равно поймают.
Алексей: Из-за этого некоторые наши ребята, которые сейчас дерутся у нас, в Штатах драться не будут. Иногда они реально создают угрозу тем, кто выходит против них. Некоторые же просто заразные. Тот же гепатит бывает в той форме, когда не может тебя заразить. А бывает – капля крови попадет на слизистую, и у тебя тот же гепатит.
В России десятки бойцов дерутся с гепатитом. И создают угрозу жизни и карьере других. Ты классный, положил 10 лет на спорт, еще один-два боя – и в UFC или Bellator, и внезапно заразился гепатитом. После этого в UFC сдаешь анализы и по ним не проходишь. Это у нас ты просто приносишь справку. Ребята их покупают за тысячу-две рублей. Можно даже не сдавать ничего. А там так не сделаешь. Они сами проверяют. В том числе до боя. Как-то засомневались, проверили. Оказалось, что бойцы из СНГ заражены.
– Как сейчас ваша нога, на которой делали три подряд операции?
– Хорошая, отличная. Не в 100-процентной форме, в ней уже и не будет. Но не ухудшается. Ее только нужно постоянно поддерживать, чтобы находилась в рабочем состоянии. Но это не значит, что я не могу драться, бороться. После последней операции я провел шесть боев, приловчился ей работать. И не скажу, что удар в нее больнее, чем был до операции. Но какие-то моменты с ней не могу делать – резко выпрыгнуть, присесть.
– В чем суть той травмы?
– Хрящ в колене начал разрушаться, у сустава изменился угол. Чтобы его выровнять, понадобились немецкие специалисты, потому что наши ничего не поняли. Они просто подчистили то, что натерлось. И оно продолжало дальше растираться.
А немцы сделали разрез в 20-25 сантиметров. Растянули кожу. Полностью удалили кость ниже коленки. Просто отпили пилой 10 сантиметров ноги, на которой мы стоим. И развернули ее. А частицу хряща, который разрушался, вырастили в лаборатории. И потом наращивали ее на разрушенную часть. Разрушенная площадь в итоге составила шесть квадратных сантиметров. Нарисуйте это на листике, и вы поймете, что это огромная площадь в колене. То есть не было огромного куска хряща.
В России при этом только говорили: «Ой, он еще разрушается. Давай дальше подчистим». – «Спасибо». Занял кучу денег, поехал в Германию. Все обошлось в 22 тысячи евро. И 17-18 тысяч мне вернула UFC. В России отдал еще тысяч пять, но если бы продолжил, от хряща бы уже ничего не оставалось. Он только уменьшался.
Сегодня вывесил фото в инстаграме. Посмотрите, какая нога у меня сразу после операции. Сумасшедший кровоподтек. Коснуться нельзя. Я боль терплю, но та штука до сих пор в памяти. Помогал анальгетик. У меня висела такая сумочка на шее, в ней аппарат, в который закладывается пакет – он как капельница с сильным обезболивающим. И из него маленький шланг с иглой шел в ногу. Каждые пять минут автоматически нажималась кнопочка, моторчик включался, и капелька обезболивающего вкачивалась в нерв. Можно было даже регулировать дозу и частоту – чаще или реже. В России вместо этого медсестра приходит и колет.
– Как вы вообще получили эту травму?
– Побаливала коленка. Со временем стало болеть сильнее и еще сильнее. Чем больше я тренировался, тем становилось хуже. Второй бой в UFC мы еле провели. А первопричина, возможно, турнир с очень плохим судейством. Не знаю, тогда все произошло или нет. Но других вариантов не нахожу.
– Это который кавказцы организовывали?
– [Да], они должны были всех победить, но в тяжелом весе из-за меня не выиграли. А судейство такое: я беру человека на треугольник, меня мгновенно останавливают. Беру на руку – останавливают. Делаю пятку – меня оттягивают, чтобы не повредил ему ногу. И так пять-семь раз, хотя в ММА не поднимают с приемов. А там поднимали через пять-семь секунд. И мне ничего не оставалось, кроме как садиться на человека и бить его. Я бил весь последний раунд. Выиграл все. Они дали дополнительный раунд в расчете, что я где-то проиграю. Но не проиграл и просто весь раунд добивал.
Давний турнир из 2006-2007 года. Не хочу сейчас поднимать эту тему. Насколько они любят говорить, что честные и правдивые ребята, – а потом поступают нечестно. Это отвратительная ситуация. Почти никому тогда не дали гонорары. Так не поступают.
– Часто еще кидали на деньги?
– Тот случай – единственный раз за всю жизнь. Суммы небольшие, но в том и вопрос, что некоторым ребятам надо было по 100 долларов за поединок отдать, и они не отдали.
***
– Ваш секундант – жена. Часто на этом месте женщина?
– За всю историю – три-пять раз. Хотя видел сотни, тысячи боев. А супруга даже в Грозном секундировала. Кубок Кадырова, пятитысячный зал, все мужчины. Сидит Рамзан Ахматович. И выходит Татьяна – такая блондинка с полотенцем. Все удивились, у них это не принято. Но мы тоже их уважали, она оделась как положено. Когда приезжаете в какую-то страну или на другую землю, вы должны уважать правила и законы этой страны.
Но секундант она не потому, что жена. А потому, что хороший специалист. Многие этого не знают и не могут понять, как так. Считают, что девочка должна заниматься своими делами. Но моя девочка очень хорошо разбирается в ММА. Долгие годы она мой представитель: тренер, менеджер, диетолог, секундант. Плюс она КМС по дзюдо, у нее пояс по джиу-джитсу. Она в этом разбирается. Ведет переговоры с UFC за меня и других бойцов, за которых мы взяли ответственность. Критиковать это может только недалекий человек. Или тот, кто завидует, что не может найти в жизни такую женщину, которая умная и сильная.
– Как впервые Татьяна стала секундантом?
– Мы приехали куда-то драться по боевому самбо.
Татьяна: И Леша говорит: «Там по-любому есть кто-то из тех, кто меня просекундирует». – «Окей». Переодевается, никого нет. Один парень или два бегают с другими пацанами. Он сказал: «Держи полотенце и секундомер. Садись. Если что, подашь воду».
– Вы сказали про дела других спортсменов. Одно время вы помогали Монсону.
Алексей: Он доверчивый человек просто. Обратился: «Вот, ребят, я провел мастер-класс, мне пообещали пять тысяч долларов и не дали ничего». Взяли и кинули. В России, в соседнем городе от Москвы. Наши ребята поехали, взяли за ухо хулиганов и все деньги вернули Джеффу. А он: «Мне еще там не дали, там, там». Сделали все, сказали, что если надо, может обращаться, потому что дружим. Он: «А можете мне мастер-класс найти?». Нашли один, второй, десятый.
Никогда его с нами никто не кидал. Хотя он, бывало, делал необязательные вещи. Обещал приехать на мастер-класс или турнир – и или опаздывал, или пару раз не приезжал совсем. Подводил. В итоге побыл с нами годик-два и отошел. Нашел каких-то хитрых ребят, которые его убедили, что лучше с ними, обещаниями заманили. Нам-то он никогда ничего не платил, мы и не просили. Делали все по дружбе. А этим ребятам он платил. Как и с кем Монсон сейчас – я не знаю.
– Как человек он реально альтруист? Сказал недавно, что переехал в Россию, чтобы поднимать спорт в Москве и Красногорске, помогать детям.
– У меня нет мнения, что он такой Санта-Клаус – делает все для всех. С другой стороны – сверхнаглым и корыстным его тоже не назову. Такой же человек, как и все мы.
– Как восприняли то, что он стал депутатом?
– Его проблемы. Пусть берут гражданство. Депардье же брал. Значит, у Джеффа есть какая-то цель. Ничего плохого не вижу. Главное, чтобы был толк не только ему, но и той стране, в которую он переехал.
– Так он даже языка не знает.
– Язык не всегда нужен. Если я поеду делать мастер-классы, могу проводить их в Китае и Японии без языка. Покажу приемы и научу. А если поеду депутатом, это будет хреново, потому что я их языка не знаю и ничего не смогу сделать. Поэтому надо смотреть на цель нахождения в стране и в должности.
– Вы получили гражданство только в 2014-м. Как долго его меняли?
– Года три. Начал в 2010-2011 году. В 2012-м получил вид на жительство. С ним прожил два года, пока не получил гражданство. Это сложная процедура. Сначала необходимо сделать разрешение на временное проживание, потом тот самый вид на жительство. В каждом статусе надо находиться определенный срок. Нельзя получить все это за два месяца. Мне-то еще в исключительном случае ускорили. А вообще с видом на жительство надо прожить три-пять лет.
Еще эти походы в ФМС. В один из первых походов записался, пришел часа за четыре до открытия. Встал в очередь далеким – 35-м где-то. Дошел. Просидел еще часа полтора. Показываю анкету. Сотрудник просматривает: «Фамилия-имя, год рождения, супруга… Не судим…». А там стоял вопрос: «Есть ли судимость?». Я написал, что нет. Так она зачеркивает весь лист и говорит: «Нужно писать не «нет», а «не имею». Я как бы русскоговорящий и разницы большой не вижу. А она даже остальное не смотрит: «Переделывайте и приходите потом». А листов там 8-10. И я понял, что мне еще много раз потом приходить. Но все равно потом все сдал.
Процедура, по сути, глупая. Супруга – россиянка, двое детей на тот момент уже было – россиян, я сам жил в стране восемь лет, трудился, не нарушал законы, платил налоги, знал язык, культуру. И такие сложности.
– А почему в целом поменяли гражданство?
– По любви, потому что здесь моя супруга. И условия проживания лучше. Если бы были лучше в Белоруссии, наверное, жили бы там. Или если бы гражданство Украины мне не мешало, я бы его оставил. Но с ним какая проблема – Татьяна не могла оформить разные социальные вещи на многодетную семью. Я не мог взять кредит, потому что гражданин другого государства. А она не могла, потому что получалась матерью-одиночкой – гражданин другого государства банками не считается за мужа.
***
– В обращении к президенту Путину при смене гражданства вы написали, что искренне поддерживаете внутреннюю и внешнюю политику, которую он проводит. А что именно?
– Одно из главных направлений, что Россия, Украина и Белоруссия – это один братский народ. Не три разных, не каждый со своей культурой, а один. Мы не должны ставить между собой заборов, границ и минных полей. Наша политика среди граждан и государств должна быть как между братскими народами.
– И наш президент такую политику проводит?
– Да.
– Если все так, то почему мы забрались в квартиру к одному из братьев и кое-что у него украли?
– Про тот месседж, который поддерживаю, я уже сказал. Это три братских народа. Хотите про политику – назначайте встречу и будем говорить про нее. Про то, кто, что и у кого украл. В следующий раз. Сейчас я не хочу об этом говорить. Вы же Sports.ru, а не политический обозреватель.
– Вы рассказывали про беспредел, когда работали в милиции в Харькове. Про палочную систему.
– Не беспредел. Грязная система. Кто-то к этому привык. Кто-то говорит, что похожие моменты есть и в российских, и белорусских органах. Просто я учился с ребятами. Часть из них продолжает работать. Я с ними встречаюсь или общаюсь, и они говорили: «Стало еще хуже». – «Как это еще хуже, если было так-то?» – «Нет, стало намного хуже». Через три-пять лет – еще хуже. Сейчас – еще. Насколько в Украине сейчас плохо, что я даже представить не могу.
Практически все там можно решить за деньги. Я знаю лично людей, которые сбивали пешеходов. Заплатили 15 тысяч долларов и сейчас живут спокойно. Они даже не сидели в СИЗО. Там все делали так, что человек, которого сбили, сам оказывался виноват.
– В России подобного не происходит?
– Наверное, и есть. Теоретически может быть. Но если об этом узнает общественность, то вряд ли кто-то останется на свободе. Но вообще это где угодно может произойти. Если ты в США собьешь и, пока никто не видит, сбросишь труп крокодилам, может, ты и не сядешь. Но если тебя засекут, то сядешь надолго. Или смертная казнь будет. Там если два-три убийства было, то считай, что ты не жилец. У нас часто люди, которые виновны в смерти нескольких человек, могу отсидеть срок и выйти на свободу. Это очень плохо. В Советском Союзе было жестче, и преступлений подобного плана оказывалось меньше. А сейчас в голове сидит мысль, что откупишься, отмажешься.
– Я к чему веду. Вы говорили, что на Украине жуткая коррупция, ситуация хуже, чем до Майдана. Но вам не кажется, что в России даже без Майдана, несмотря на то, что есть президент, который у власти уже 20 лет и которого вы, как и вся страна, поддерживаете, ситуация не сильно лучше?
– Президенту можно предъявлять претензии. У меня перед домом огромная яма. Мне кажется, виноват Путин. Абсолютно не виноват какой-нибудь чиновник нашего района, который на выделенные 70 миллионов сделал ремонт как на 30, 40 миллионов куда-то дел. Или вот у моего дома в день сотни бычков появляются. Думаю, это тоже Путин виноват, потому что охренел и говорит всем этим курильщикам, чтобы они курили и бросали бычки прямо на траву и детскую площадку, где играют мои дети. И лифт разрисовал тоже он.
Давайте все-таки искать причину в себе. Идиотизм происходит от каждого человека, когда он не хочет выполнять правила. Все знают, что нельзя бросать бычки. Почему во всей стране все бросают? Почему мусор бросают прямо из окон? Почему разрисованы лифты? Виновато в этом общество. У нас гниль в обществе. Она идет из социальных моментов, которые где-то распространяются, демонстрируются, поощряются. Когда говорят, что плохое – это нормально. «Нормально менять сексуальных партнеров каждую неделю или месяц». И в кавычках это называется построить любовь. Если раньше это называлось нехорошей женщиной, то сейчас – светской львицей. И всякие передачи типа «Дома-2» этому учат. Что за достойные финансы можно продать свою половинку, родину, честь. Честь уже покупается с помощью айфона.
А можно сказать, что во всем виноват Путин. Я согласен, он во всем он виноват: подъезды, ямы, бычки и все остальное.
– Я согласен с вашей иронией. В ямах и бычках виноват не Путин, а общество и местные чиновники. Но люди изначально во всем мире одинаковые. Только почему в Америке так не делают? И почему наши, когда приезжают за границу, не кидают бычки, не мусорят и не рисуют в лифтах? Потому что там есть неотвратимость наказания. Каждый знает, что за рисунки в лифте ему выпишут штраф. Кого-нибудь ударишь – посадят в тюрьму. В России такого нет, в России все понимают, что существует вседозволенность. Откуда она идет? Сверху. Какой-нибудь чиновник уровня губернатора что-то украл, ему позволили. Люди понимают, что и им можно. Тем более законы не работают. А кто за ними должен следить? Власть наверху.
– Это идет как сверху, так и снизу. Нельзя сказать, что если мы прижжем все листья на дереве, то внизу оно будет хорошее. Нельзя сказать, что если корень подрезать, то наверху все будет хорошо. Идет отовсюду. Если тот украл, то и я могу украсть, тот изнасиловал, и я могу изнасиловать? Нет, все не смотрят на губернатора. У нас председатель ТСЖ берет взятку. И делает он так не потому, что посмотрел на кого-то, а потому, что ему подвернулась такая возможность.
– Если он будет знать, что его посадят, вероятно, он не станет так делать.
– Неотвратимость наказания. Вы совершенно правы. Я часто привожу пример, почему в Америке такие газончики ровные. Не потому, что они чистоплюи или педанты. А потому что, если травка вырастет выше определенной высоты, человеку выпишут штраф. Я согласен. Но не понимаю, при чем здесь вертикаль власти.
– Так оттуда все должно идти. Там не должны позволять этого делать.
– Это очень долгий философский вопрос. Я думаю, что не буду в нем прав. Но вы тоже не будете правы, потому что это все идет отовсюду. Оно не может идти только сверху вниз, как не идет и только снизу. Не надо на других смотреть.
Татьяна: У нас человек в ТСЖ спокойно возьмет взятку и положит ее в карман. А там [в США] тебе выпишут штраф в почтовый ящик, и даже нет возможности дать взятку. Не оплатил – кредит не дали, питание для детей не выписали, в школе что-то не оформили. Пока не погасишь штраф, тебе не будут что-то делать. При этом какой контроль сверху в американском ТСЖ? Никакого нет. У него есть должностная инструкция, от которой он не отступит. Просто потому, что у них так принято. Там у нас сосед курит и спрашивает, не помешает ли нам его дым. Хотя он в соседнем доме за забором. Сорок метров до него. А у нас выходит мужик, перед твоим ребенком раскуривает сигарету, выпускает кольцо в нос и идет дальше. Это Путин виноват или ТСЖ?
Алексей: И какая в этом случае неотвратимость наказания может быть? Это только совесть, человечность каждого человека. У нас она сейчас сильно размыта и запачкана. Именно за счет всех этих вещей. Во всех «Домах-2» и «Камеди клабах» разыгрывается это: «Вот, за айфон я тебе то сделаю».
В Америке, несмотря на вертикаль власти и неотвратимость наказания, ни один ребенок не может быть на пляже без плавок. У нас мальчики и девочки бегают с писюнами до пяти лет. А там девочка в шесть месяцев не может быть без купальника. Мальчик даже ползающий не может быть без плавок. За это должно быть наказание? Там ни одного полицейского нет на пляже.
– Если на наше общество влияет ТВ, то почему на американское общество – нет? «Дом-2» и «Камеди клаб» там тоже есть, это не российское изобретение.
– Это очень долгая и сложная вещь.
– То есть проблема не в ТВ?
– Я сейчас не могу найти ответ за минуту. Но причина – у нас все это обыгрывается на телевидении. Вседозволенность, разврат. Умственный, моральный разврат всего. У нас школьники ходят по улицам и курят. В 12-14 лет. А в Америке 17-летний не курит. Ни одному человеку там не продадут алкоголь до 21 года. Не потому, что боятся наказания. В каких-то поселках вполне могли бы продать и заработать бабки. Нет. Они знают, что это нельзя. У них есть моральная составляющая, которая не сломлена и не загрязнена.
– Вы поддерживаете еще и внешнюю политику президента. Не кажется, что из-за нее страна находится немного в изоляции? Последний пример – с днем рождения Путина поздравили только главы нескольких стран СНГ.
– Следующий вопрос. Не хочу отвечать. Он провокационный.
***
– Как вы узнали, что вас лишили гражданства Украины?
– Меня не лишили. Я написал заявление, что я не хочу быть гражданином Украины. Это произошло официально при получении российского паспорта. Пишет любой человек, кто хочет получить российское гражданство, и отсылает его в посольство Украины. Я так сделал, ответ не пришел. Рассмотрели заявление или нет – не знаю. Меня не лишали. Мне только запретили въезд в Украину. Кто-то прислал ссылку с официального источника. Там был список из общеизвестных деятелей. Иосиф Кобзон в нем присутствовал, Иван Охлобыстин. Я сожалею, но единственное, что могу сказать: «Спасибо, что приравняли к таким великим людям».
– После публикации списка вы посещали Украину?
– Два-три раза. Из-за того, что там сейчас полный раздрай и идиотизм. И можно делать все что угодно. Даже побывать запрещенным людям. Кому-то проезд нисколько не стоит, кому-то 100-200-500 долларов, если ты не известнейший террорист. В этом случае будет дороже, наверное. Для людей с нарушением визовых документов вроде меня она обходится в 100 долларов.
– На самолете?
– Обычная таможня, где проходят люди, проезжают машины и автобусы. Я так побывал в Харькове.
– Вы сказали, что сейчас Украина движется не в том направлении. Причина этого?
– Мое мнение – там получили реванш те силы, которые были враждебны украинскому и российскому народу. Которые всегда выступали за фашистов и прочих: бандеровцы, полицаи, всякая шушера. Они каким-то образом добрались до власти. Из-за того, что у них нет принципов, понятий, они спокойно могут обманывать, убивать, поджигать людей. Все это они делали на Майдане.
Это все заранее просчитано. Те люди, которые там пришли к власти или хотели прийти – они все рассчитали. На каком этапе и что сделать. Но я не политик, это не моя ниша, чтобы об этом рассуждать. Я просто высказываю свое мнение. И пока на эту тему достаточно. А то как на Украине произошло, чей Крым… Если не знаете, чей Крым, откройте карту и посмотрите, что там написано. Или пойдите на границу и посмотрите, какой у вас паспорт там возьму. Тогда вы и узнаете, чей Крым. Все остальные разговоры считаются провокационными.
Фото: РИА Новости/Григорий Сысоев; Instagram/alexeyoleynik1, tatyana_oleynik/;globallookpress.comJohn Mccall, Luca Piergiovanni, Emeric Fohlen; VK/Tatyana Oleynik
Корреспондент точно также мог нас ознакомить со своей политической позицией, взяв интервью у соседа по лестничной клетки.