64 мин.

«Я сожру тебя, Сонни Листон!». Жуткая история чемпиона, взбесившего Мохаммеда Али

287

Новый лонгрид от Стаса Купцова.

Коренастый негр в хлопчатобумажной рубашке, коротких холщовых штанах и  потрепанной соломенной шляпе стоял возле крыльца деревянной хижины, слегка перекошенной от времени. Он безостановочно курил и пускал к небу кольца сизого дыма, что было его привычным занятием.

Этот день он возненавидел с того самого момента, как взошло солнце. Впрочем, сложно было назвать день, который был ему по душе. В этот раз негра раздражали мухи, которых он постоянно отгонял от лица – самых докучливых удалось прихлопнуть, и их тельца неподвижно лежали кверху лапками у замызганных ботинок. Негр был бы рад прикончить всех мух на свете, а кроме того, он подумывал о том, как было бы здорово прямо сейчас уговорить еще одну бутылочку старого доброго бренди.

Это был Тоуб Листон, престарелый фермер, много лет проживавший в штате Арканзас. У него была жена Элен, годившаяся старому хрычу в дочери, а еще двадцать пять детишек, которых он настрогал от двух женщин. Тоуб вечно путал имена своих отпрысков, но совершенно точно знал, что их поганые рты ненасытны, а это значит, что уродцам нужно пахать, как ему, чтобы заслужить кусок хлеба.

Большая тощая кошка терлась о ноги Тоуба, а тот стряхивал на облезлое животное пепел с самокрутки, задумчиво поглядывая на белые бутоны хлопка, которыми было усеяно поле. Эти бутоны были его личным золотом, способом попасть в алкогольный рай. Но работы было так много, а денег так мало, что Тоуб, подумав об этом, рассвирепел и выместил свою злость на кошке, пнув ее с такой силой, что та, жалобно мяукнув, подохла.

К мертвой кошке метнулась тень – это был малыш Сонни, но Тоуб, конечно же, не помнил его имени. Он протянул руку и схватил сына за ухо, притянув к себе так, что тот вскрикнул от боли.

– Зачем ты убил Миску, я любил ее! – жалобно заверещал ребенок, на что Тоуб отвесил ему крепкий подзатыльник.

– Если скажешь еще одно слово, я затушу сигарету о твою поганую рожу, говнюк, – гаркнул Тоуб. – Запомни – эта кошка нам на хер не нужна, понятно? Она только жрать и умела, пользы от нее не было никакой. Или ты хочешь сказать, что она могла пойти в поле и собрать для нас весь хлопок? Да ни черта подобного! Так что хватит нюни распускать, выродок. От тебя и остальных крысенышей ничего, кроме жалоб, не дождешься! Вам работать надо, ясно? Вкалывать, как я, брать с меня пример! Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы избавиться от рабского клейма? Чтобы получить свою хижину, уважение белых? Чтобы сколотить своими руками целую ферму и потом растить тут вас, спиногрызов, лентяев, пускающих слюни дегенератов? Как вы все меня достали!

Он схватил Сонни за грудки и хорошенько встряхнул, его лицо исказилось от ненависти, самокрутка выпала изо рта.

Ребенок с ужасом смотрел на отца и ждал худшего.

– Милый, не надо, прекрати! – выглянула из-за двери стройная, красивая женщина с копной вьющихся темных волос – под правым глазом у нее был крупный синяк. – Прошу, отпусти его, он правда очень любил Миску! Мы все любили ее… Ты ведь сам принес эту кошку к нам на ферму!

Тоуб посмотрел на жену тяжелым взглядом, потом подобрал труп кошки и швырнул его в сторону Элен, так, что она с криком ужаса захлопнула дверь. Тоуб со звериным рыком бросился было за ней, споткнулся о кошку, потом, повернувшись к Сонни, решил наказать за ссору с женой его. Он схватил ребенка, стянул с него штаны, и принялся избивать тяжелой ладонью. Вопли Сонни только еще больше распаляли его.

– Сейчас я выбью из тебя всю дурь! – орал Тоуб, истязая сына. – Покажу, кто в доме главный! Тебе покажу, и твоей сумасшедшей мамаше!

Затем он забежал в дом, схватил розги и вернулся, чтобы продолжить экзекуцию. Вскоре на спине и ягодицах выступила кровь, а Тоуб с перекошенным от злобы лицом продолжал наносить один удар за другим, что-то приговаривая себе под нос.

– Мразь, руки прочь от ребенка! – услышал он нечеловеческий вопль и замер. Подняв голову, он увидел то, чего не видел никогда в жизни. На него смотрел безумный человек, готовый спустить курок. Это была его жена Элен Листон. В другой раз он бы разъярился, накинулся на нее, избил так, что она харкала бы кровью месяц и еще долго не могла встать с кровати. Но он постарел, его было легче испугать, и сумасшедшего взгляда Элен оказалось вполне достаточно, чтобы поверить – жена способна спустить курок.

– Да забирай его, сука! – сдался он, подталкивая Сонни к матери. – Только учти, что как только положишь дробовик на место, я с тебя скальп сниму, как индейцы делают. И повешу шкурку на крыльце, будет моим трофеем. А твое тело вздерну вместо пугала, пусть гниет на глазах у детей.

Сонни Листон с матерью Элен

– Заткнись, – произнесла Элен, которая была на грани обморока. Из дома, с ужасом поглядывая на отца, стали выходить дети. Вскоре они вместе с матерью уже шли по тропинке, а она оглядывалась каждую минуту, готовая вскинуть дробовик и пристрелить того, кто испортил всю ее жизнь.

Но она могла этого и не делать. Тоуб, пожав плечами, отправился в дом, откупорил очередную бутылку, и принялся погружаться в иллюзорно прекрасный мир. Он был даже рад, понимая, что чем меньше ртов, тем лучше, да и в постели он уже давно был не так хорош.

А Сонни в это время отчаянно пытался реанимировать кошку. Элен так торопилась, что не заметила его отсутствия – более того, она вынуждена была оставить у Тоуба половину детей.

Поняв, что кошка никогда больше не мяукнет, не высунет свой розовый шершавый язык, не лизнет его, не прижмется к ногам, Сонни вытер слезы, поднялся, и хотел было пойти домой, но прямо перед ним выросла фигура отца. Не говоря ни слова, он ударил его кулаком в лицо.

Мир для Сонни померк.

***

Мальчик повернулся к зеркалу спиной и, выглядывая из-за плеча, снова стал пересчитывать шрамы, которые остались от ударов отца. Он делал это каждое утро, после того, как негритяночка с соседней фермы сказала, что ей нравятся эти шрамы. Девчонка любила трогать их, водить своими тонкими пальчиками по его спине, иногда целовать.

Думая о ней, Сонни хотел улыбнуться, что делал столь же редко, сколь редко выпадал снег в Африке. Вот и сейчас он не смог приподнять уголки губ, потому что знал – впереди его ждет рабский труд на хлопковом поле.

– Ублюдки, раз вы способны добираться до стола, значит, можете и на поле батрачить, – в очередной раз произнес Тоуб за завтраком, обращаясь к самым маленьким детям. – Без труда мы все – трупы. Великая депрессия пожирает Америку, и мы, негры с плантаций, ее главная закуска. Если я замечу, что вы отлыниваете от работы, я буду бить вас. Негры созданы природой для того, чтобы быть ломовыми лошадьми! Если раньше мы пахали на белых извергов, то сейчас работаем на себя. Так почему после отмены рабства мы должны работать с меньшим напрягом? Вы все будете вкалывать до потери сознания, твари. Понятно?

Он воткнул вилку в хорошо прожаренный кусок мяса – на остальных тарелках были только маленькие кусочки хлеба да зелень. Откусив кусок, он запил его хорошей порцией бренди, решив набраться с раннего утра. Потом посадил старшую дочь на колени, и начал ее лапать.

– Пусти сестру! – вскрикнул Сонни, вскочив из-за стола. В нем клокотала ненависть. Он хотел схватить нож и пырнуть отца прямо в сердце, чтобы он заткнулся навсегда.

– Сонни, уйди, – цыкнула на него сестра. Она понимала, что Тоуб уничтожит Сонни, если за него не вступиться.

– Сделаю вид, что ничего не слышал, – вздохнул Тоуб, поцеловав дочь в шею. – Проваливай-ка лучше в поле, там тебя ждет работа, а здесь – розги и, возможно, смерть. Вон, придурок!

Сонни выскочил во двор, прихватив с собой кулек с пеканами. Он собрал их с дерева прошлым утром, решив, что настало время бежать. Сонни даже знал, куда отправится – в Сент-Луис, штат Миссури. Туда, где жила его мать. Он не хотел оставлять братьев и сестер в Арканзасе, но понимал, что они уже со всем смирились, и бунтовал только он. А раз их устраивает такая жизнь, что ж, он никого силком за собой тащить не станет.

Ему нужно было продать пеканы, чтобы купить билет в один конец. И начать совершенно новую жизнь.

«Как знать, быть может, в Сент-Луисе я обрету долгожданный покой?» – думал он, сидя в поезде и глядя, как мимо проносятся бесконечные хлопковые поля. Вот только они оказались не бесконечными, как думал Сонни.

За ними, в городских огнях, скрывалась совсем другая жизнь. И она не сулила ничего хорошего.

***

Сонни сидел за партой и тупо смотрел на доску. Возле нее стояла училка и что-то малевала, хотя он и не понимал, что именно.

Иногда она смотрела прямо на него, и тогда Сонни опускал голову, что-то бормоча про себя. Из тех слов, которые училка нашкрябала мелом на доске, он знал всего несколько, остальные казались абракадаброй.

Сонни чувствовал себя чужим в этом месте, прямо как на хлопковой плантации Тоуба. Одноклассники смертельно боялись странного молчуна со шрамами, они поглядывали на него украдкой, со страхом. И было отчего – за неуспеваемость Сонни зачислили в младшеклассники, хотя он был уже зрелым парнем. На фоне мелюзги арканзасец выглядел настоящим увальнем, и быть среди карликов ему совсем не улыбалось. Он знал, что однажды пошлет школу куда подальше, и день этот, похоже, становился все ближе. 

– Сонни, прочитай, пожалуйста, первое предложение, – сухо сказала училка, и Сонни зло уставился на нее.

– Дамочка, вы же знаете, я не могу, – наконец прервал он затянувшееся молчание, услышав позади себя смешки. Он тут же повернулся и показал наглецу кулак, от вида которого тот втянул голову в плечи. Кулак Сонни был очень большой, и костяшки его были сбиты в нескончаемых уличных драках. Попасть под такой молот не хотел никто.

– Так, уходи отсюда, уголовник! – не выдержала училка. – Выметайся из класса, чтобы глаза тебя не видели. Понятно? И не возвращайся, пока не выучишь хотя бы алфавит, мистер! Из-за таких, как ты, о неграх думают черт знает что!

Сонни отшвырнул от себя парту, за которой ему было слишком тесно, подошел к хмыкавшему парню, дал ему щелбана, и, назвав училку дурой, с гордо поднятой головой вышел из класса.

Он ненавидел школу, как всякую систему, которая подавляла волю, свободу. К тому же, это была школа для цветных, что само по себе казалось ему унизительным. Весь Сент-Луис был пропитан расизмом. Белые презирали таких, как он, видели в каждом преступника, который, чуть что, схватится за нож и убьет без раздумий. Сонни ненавидел за такое отношение Сент-Луис, да что там, он ненавидел всю Америку. За то, что в автобусах была унизительная надпись «места для черных», за то, что белые плевали ему под ноги и называли грязными словами, а если он смел их трогать, копы никогда не поддерживали, им было по барабану, что виноват не он, ведь на нем было клеймо, принадлежность к негроидной расе.

Все, что подавляло свободу Сонни, казалось ему омерзительным. А рамки были везде, и только на улице, в бандах, он чувствовал себя значимой личностью, способной диктовать свои условия.

Выйдя из школы, Сонни почувствовал, как гора свалилась с плеч – он сразу решил, что больше сюда не вернется. Ему давно опостылело ходить в место, где он ощущал себя недоразвитым подростком без будущего, где его угнетали и выставляли на посмешище, не стараясь вникнуть в его мрачное прошлое, простить, понять. Белое руководство школы требовало от педагогов делать учеников покорными, законопослушными, воспитывать в них уважение к белым господам. Сонни глубоко сожалел, что поддался уговорам матери, соблазну стать кем-то больше, чем он есть, получить образование. Этот момент, видимо, был упущен навсегда.

Слова отца засели у него в голове: «Негр не должен учить уроки, он должен вкалывать, до тех пор, пока кожа не начнет слезать с ладоней. Оставьте образование белым угнетателям». Что ж, теперь он будет вкалывать, как наставлял отец, зарабатывать деньги, а если их окажется недостаточно, он будет забирать лишнее у богатеньких белых снобов силой.

В школьном дворике его уже поджидал Билли, парень, с которым они совершили несколько мелких краж. Пора было браться за то, что он умел лучше всего. И плевать на образование, плевать на белых, которые ненавидят конкуренцию, ненавидят, когда черные диктуют им свою волю, занимают их рабочие места, становятся адвокатами, врачами, учеными. Белые испокон веков считали, что место цветных – у параши. Что ж, лучше этим ублюдкам не сворачивать в подворотни, где он будет  ждать их с крепко сжатыми кулаками...

– Ты чего-то рано сегодня, Эйнштейн! – хмыкнул Билли, потрясая огромным животом. – Ну что, нравится грызть гранит науки? Зубы не обломал?

– Для жирного дебила ты что-то много умничаешь, – окрысился Сонни, настроение которого было хуже не придумаешь. – Если не хочешь, чтобы я подрезал твою улыбочку кулаком, то перестанешь городить херню прямо сейчас. Лучше скажи, кого грабанем? А то руки чешутся…

– О, Сонни, об этом не беспокойся, – злобно произнес Билли, подавая условный знак. – Сегодня никого грабить не придется. Меня достало, что ты вечно называешь меня дебилом. Я позвал ребят, чтобы преподать тебе урок вежливости.

Из кустов показались друзья Билли, у некоторых были кастеты на ладонях. Сонни, увидев шпану, криво ухмыльнулся, после чего нанес сокрушительный удар в челюсть Билли. Тот выплюнул несколько зубов, посмотрел на Сонни мутными глазами, и свалился на землю без сознания.

– Ну, кто тут еще чересчур зубастый? – посмотрел на остальных Сонни, и уже через пару секунд остался один.

Пожав плечами, он нагнулся к Билли, пошарил в его карманах и, достав кошелек с парой баксов, медленно побрел в сторону дома. Его настроение заметно улучшилось – давать леща таким уродам, как Билли, он любил больше всего.

***

Закусочная Unique Cafe на улице Market Street обслуживала последних клиентов. Официанты протирали столы, немногочисленные посетители завершали свой ужин. Бармен стоял возле стойки, задумавшись о девчонке, с которой собирался сходить на ночной сеанс. Он жевал мятную жвачку, желая с пользой провести время на заднем ряду кинотеатра.

Внезапно распахнулась дверь и в помещение ввалилась группа подростков с натянутыми на голову чулками. Бармен уставился на них, а потом перевел взгляд на дуло револьвера, направленного ему в грудь. Оружие держал самый крупный бандит, на котором была  черно-желтая клетчатая рубашка. Главарь банды тяжело дышал и собирался с мыслями.

В это время один из посетителей захотел отчалить, но ему перегородили дорогу.

– Еще шаг, братишка, и будешь собирать кишки с пола, – проговорил парень с револьвером, после чего вновь навел оружие на бармена.

– Плесни мне немного за счет заведения, а потом собери все баксы вот в этот мешок, – он подошел к стойке вплотную и криво ухмыльнулся сквозь прорезь в чулке. – И смотри без шуток, падла. Ну, чего ждешь!?

Бармен трясущимися руками плеснул в стакан алкоголь покрепче, думая, что это поможет копам при задержании. Парень в рубашке опрокинул содержимое стакана в глотку, пока бармен торопливо собирал выручку – всего набралось тридцать семь долларов.

– Парни, возьмите жратвы и выпивки, – скомандовал главарь, после чего схватил бармена за грудки и несколько секунд таращился на него, не отпуская. Затем приставил к его виску револьвер и с презрением наблюдал, как слезы катятся по щекам.

– Так вот вы какие, ублюдки беложопые – подчиняетесь нашим командам, когда жизнь на волоске, – рявкнул преступник, а потом отпустил бармена и свалил на улицу, где его ждала машина с открытой дверью.

 

Всего через двадцать минут бандиты прикатили на автозаправку и провернули то же дельце, удвоив выручку. 

– Сонни, это было роскошно, – сказал напарник главаря, когда они мчали по шоссе. – А теперь нужно отпраздновать нашу победу!

Сонни ухмыльнулся и кивнул. Они прикатили в ближайший ночной клуб, где главарь банды пару часов кутил с дамочками и набирался вместе с напарниками, до тех пор, пока сил не осталось.

Когда он вышел на свежий воздух, то еле держался на ногах. Внезапно под руку Сонни подхватил коп, все это время поджидавший его у входа.

– А вот и бандит в клетчатой рубашке, – процедил сквозь зубы крупный потный полицейский, нацепив на запястья вора наручники. – Теперь будешь гнить в исправительном учреждении Миссури. Пятак тебе грозит, не меньше! Надеюсь, ты столько там не протянешь, ублюдок.

Сказав это, коп достал дубинку и несколько раз ударил Сонни по спине. Те шрамы, о которых он давным-давно позабыл, заныли с новой силой.

***

Тюремные будни отупляли, и Сонни все глубже погружался в депрессию. У него лежала под подушкой библия, но он редко в нее заглядывал, чаще просто смотрел в потолок. На месте облупившейся грязной краски он видел красивую жизнь, о которой иногда мечтал. Своя ферма, женщина, которая его любит, детки, весело галдящие под окном. Много ли надо для счастья?

Но жизнь подбрасывала ему вместо счастья дерьмо, и ему казалось, это будет длиться вечно. Часто он, ворочаясь с боку на бок, представлял свою смерть. Но он видел в ней скорее друга, чем врага.

В выходные его навещала мать, и они подолгу сидели друг против друга, не зная, что сказать. Иногда Сонни механически рассказывал, что кормят в тюрьме отлично и, главное, регулярно, что его никто не трогает, потому что он сам может тронуть кого угодно, что работа в прачечной – каторга, но терпимая.

Однако большую часть времени Сонни проводил в одиночестве. Он просто валялся на кушетке и глядел в потолок, нередко при этом засыпая.

– Эй, Сонни, с тобой хочет поговорить капеллан, – рявкнул однажды надсмотрщик, проведя дубинкой по решетке, чтобы разбудить заключенного. – Смотри, как бы он не обратил тебя в веру, таким моральным выродкам, как ты, бог ни к чему.

Сонни лениво привстал, свесив массивные ноги с кушетки, и безразлично посмотрел на преподобного Алоиса Стивенса. Это был типичный белый священник, которых он много повидал на своем веку. Взгляд заключенного скользнул по кресту, с которого на него смотрел мученик в терновом венке. Неожиданно Сонни стало не по себе, и он шумно сглотнул.

– Э-э, сын мой, как поживаешь? – спросил отец Алоис, присаживаясь рядом. – Слышал, недавно ты уложил в коридоре здоровенного детину, причем одним ударом.

– Если вы хотите прочитать мне проповедь на тему, как нельзя трогать ближнего своего, то вам следует уйти сейчас же, – буркнул Сонни, глаза которого сразу поскучнели. – Этот человек хотел меня унизить, а я не из тех, кто подставляет вторую щеку.

– Я здесь не для того, чтобы читать тебе мораль, сын мой, – ободряюще улыбнулся отец Алоис. – Знаю, что в тебе, как и во многих других, кто попал в тюрьму, сидит дьявол. А изгнать его можно, только выпустив на свободу. Я помогу тебе в этом.

– Неужели? – ухмыльнулся Сонни, в глазах которого вновь появился интерес.

Алоис положил ладонь на плечо Сонни, после чего прошептал слова молитвы.

– Знаешь, я буду молиться за тебя, и за таких, как ты, – произнес Алоис печальным голосом. – Ваши жизни – что розы. Ярко цветут, да быстро вянут, если срезать. Вы все в огне, горите заживо, потому что не контролируете эмоции, раздавлены тяжелым детством, жестокими родителями, постоянными унижениями со стороны тех, кто имеет над вами власть. Вы нуждаетесь в боге, но часто, не чувствуя его поддержки, переходите на темную сторону. Но я верю, что не все так уж однозначно. И этот огонь вполне можно погасить.

– Эй, вы обещали, что не будете читать мне морали! – проворчал Сонни.

– Да, прости… – вздохнул отец Алоис. – Перейду к делу. Тебе известно, что в тюрьме есть секция бокса. Если не ошибаюсь, тебя уже водил в тренажерный зал преподобный Эдвард. От него же я впервые узнал о твоей невероятной силе. Увы, Эдвард уже покинул тюрьму, а меня назначили на его место. И сегодня мне захотелось навестить тебя, чтобы поговорить о секции. Знаешь, туда ходят самые отпетые уголовники, чтобы высвобождать из своих душ дьявола, опустошать себя. Верю, что на месте этой пустоты могут появиться благие намерения. Во всяком, случае, я на это надеюсь. А потому обучаю преступников боксу. Я вижу, что у тебя длинные руки, большие кулаки, и стальное сердце. Думаю, ты станешь чемпионом тюрьмы, если будешь много работать под моим руководством. Что скажешь?

– А белых я тоже смогу мутузить? – встрепенулся Сонни.

– Если ты еще раз выскажешь подобную крамольную мысль, боюсь, я тебе ничем не смогу помочь, – жестко сказал отец Алоис. – Но да, в секцию ходят все.

– Тогда я только за, и готов приступить к тренировкам прямо сейчас, – сказал Сонни, вскочив с койки и потянувшись так, что захрустели кости. – В последнее время тут стало совсем скучно. Я уж думал, преподобный Эдвард решил, будто я ни на что не гожусь. К счастью, удар, которым я вырубил того дебила, сослужил мне хорошую службу.

Уже на следующий день Сонни Листон скакал на прыгалках, отжимался до посинения и с ревом гризли бил по мишеням, которые держал отец Алоис. Освоив технику бокса, арканзасец вышел на тюремный ринг, где с этого дня даже самые отчаянные головорезы и матерые убийцы быстро падали на настил после ударов Сонни. Вор-рецидевист ловил особый кайф, когда гасил свет в их глазах.

Вскоре на него обратил внимание преступник Сэм Ивлэнд, который специализировался на краже автомобилей. Он был гурманом бокса, многое знал о технике, о способах уничтожать противников. И сам когда-то становился чемпионом Golden Gloves.

– Твою мать, Сонни, ты просто блеск! – заявил Сэм арканзасцу всего через пару занятий. – Я только расскажу тебе про апперкот, как уже в следующем бою ты с успехом применяешь этот удар. Поразительно!

Отправляя соперников на настил ринга, зачастую Сонни слышал смешки в зале – всегда от одного и того же зрителя. Однажды он не стерпел и крикнул:

– Ты что смеешься, урод? Хочешь, я тебя так же загашу? Или только ржать и умеешь?

Нахал вскочил с места и грязно выругался. Затем что-то шепнул Сэму и тут же вышел.

– Похоже, совсем скоро мы увидим бой лучших боксеров тюрьмы, – хмыкнул Сэм. – Это был Турман Уилсон, он тут единственный профи. До сегодняшнего дня он отказывался боксировать. Но, похоже, ты чем-то заинтересовал его.

Уже в четвертом раунде Турман с воплем: «Этот ненормальный сейчас убьет меня!» ускакал с ринга и больше никогда не тревожил Сонни.

***

– Ты – великолепный представитель мужской породы, – говорил отец Алоис, выпуская своего любимого ученика из стен тюрьмы. – Мощные руки, широченные плечи, невероятные размеры кистей. Каждый раз, когда заматывал их бинтами, потом не мог натянуть на тебя перчатки с первого раза. Не удивительно, что ты нокаутировал почти всех в тюремном ринге.

Сонни криво ухмыльнулся, после чего отсалютовал капеллану и попросил почаще приходить на свои боксерские поединки. Он твердо пообещал католическому священнику, что когда-нибудь станет чемпионом мира в супертяжелом весе и повторит судьбу своего нового кумира Джо Луиса.

– Да будет так! – молвил отец Алоис и, перекрестив Сонни, шепнул ему на ухо адрес менеджера Монро Харрисона.

Первые же бои принесли Сонни славу несокрушимого. В любительском боксе он быстро достиг вершин, побив, в том числе, олимпийского чемпиона Эда Сандерса. Менеджер Монро Харрисон восхищался своим подопечным, и вскоре привел Сонни Листона в профессиональный бокс.

Но их союз был недолгим – дождливым сентябрьским днем в Городе моторов арканзасец потерпел свое первое поражение. Это произошло сразу после невзрачных боев против Джонни Саммерлина, которого бывший зэк победил сначала с помощью спорного судейского решения, а затем в затяжном поединке, хотя накануне боя его сопернику сломали челюсть.

Зрители, собравшиеся на арене Motor City, мечтали, чтобы Сонни Листон, негр с отвратительной репутацией, был окончательно раздавлен джорнименом Марти Маршаллом. Соперником Сонни стал посредственный боксер, проигрывать которому было нельзя, особенно после предыдущих блеклых боев.

– Да вы только посмотрите на его стойку, на его удары, – смеялся Сонни в перерывах боя с джорнименом, обращаясь к своим секундантам. – Этот кретин вообще, наверное, никогда не боксировал. С улицы его привели сюда, да?

Сонни нравилось видеть страх в глазах Марти, он постоянно наседал, но откладывал решающий удар, чтобы продлить экзекуцию. А когда противник вновь довольно неуклюже попытался достать его джебом, расхохотался, и так забылся, что пропустил мощный удар, после чего его челюсть хрустнула.

Впервые Сонни почувствовал животный страх. Он перестал паясничать, целиком сосредоточившись на боксе, стараясь не подставлять голову под удары Марти, которые становились все более акцентированными. В итоге поединок был проигран.

Сонни злился на Монро уже после неудачных боев с Саммерлином – менеджер перестал вплотную заниматься карьерой арканзасца, так как серьезно заболела его жена. И поэтому, проиграв, боксер переметнулся к Фрэнку Митчеллу. С новым менеджером дела сразу пошли в гору, но возникли совсем другие проблемы, с боксом никак не связанные. Все чаще Фрэнк заводил разговоры, которые боксеру не нравились.

– Пойми, Сонни, ты должен выполнять приказы моего босса, – говорил Фрэнк, намекая на крупнейшего мафиози Сент-Луиса Джона Витале. – Ты очень хороший боксер, нам нравится, как ты кладешь крупных ребят на настил так же легко, как надеваешь носки по утрам. И мы хотим использовать это твое качество в своих целях. Сечешь?

 

Однажды Фрэнк пригласил Сонни в самый дорогой ресторан Сент-Луиса, чтобы окончательно сломить его волю, показать ту роскошную жизнь, какая у него может быть, если только боксер начнет выполнять задания босса. Они поехали в ресторан на белом кадиллаке, в который Сонни влюбился с первого взгляда.

В ресторане боксер сидел за столом в шикарном костюме, который они прикупили по дороге, и изумленно смотрел на раков, которых никогда в жизни не пробовал.

– Не гляди на этих ребят так, будто это твои враги в ринге, – расхохотался Фрэнк. – Лучше смотри, как я их ем, и повторяй за мной. Эх, похоже, ты совсем из дремучих краев, Сонни. Уж прости, что приходится говорить тебе это. Но все может измениться, если ты станешь более послушным.

Он пододвинул ключи от кадиллака Сонни и подмигнул.

– Хорошо, я сделаю все, что скажете! – пробормотал Сонни, которому нравился ресторан, нравился кадиллак, нравились раки. Он положил руку на ключи, и Фрэнк с улыбкой кивнул, позволив забрать их.

***

Из ресторана они поехали в рабочий район Сент-Луиса, и теперь уже Сонни был за рулем кадиллака. Фрэнк попросил его переодеться в тренировочный костюм.

Возле крупной стройки стояли несколько человек с плакатами и что-то кричали. Это были потные, уставшие негры, сломленные судьбой, разорившиеся. На стройке их заставляли работать сверхурочно, задерживали зарплату и кормили только обещаниями. Их терпение лопнуло, и они рассчитывали, что власти обратят внимание на произвол.

К ним уже подъехала патрульная машина с копами, но свет в салоне погас, и никто не разгонял демонстрацию. Бастующие с удивлением косились в сторону копов, не понимая, почему представители власти их не арестуют, что могло бы привлечь внимание журналистов.

А когда появился кадиллак, они поспешили в его сторону, полагая, что это руководство стройки решило все-таки выполнить требования. Некоторые из них вели за руку своих маленьких, измученных голодом детишек.

Рабочие обступили кадиллак и всматривались в тонированные стекла, ожидая, что появится директор стройки и расскажет, когда им заплатят обещанное.

Сонни был ошарашен, он смотрел на негров, на их светлые, наивные лица, ждавшие, что вот-вот разрешатся все проблемы, и никак не мог выйти из машины, чтобы выполнить приказ.

– Так, Сонни, мы тут ночевать будем, или ты пойдешь и надерешь зад этим ленивым обезьянам? – зло проговорил Фрэнк. – Как только это сделаешь, я передам тебе временную доверенность на кадиллак. Ну же, это не так сложно, как кажется. Просто задай им хорошую трепку, отбей желание повторять стачку. Эти обезьяны вконец оборзели, саботируют работу, требуют чего-то, а на самом деле просто лентяйничают, да еще и детьми своими прикрываются, на жалость давят. Отморозки, каких поискать. Знаешь, я бы им…

– Заткнись, – рявкнул Сонни, и посмотрел на Фрэнка совсем по-другому. – Я знаю этих парней, они мои братья. Я сам когда-то был раздавлен этой жизнью.  

– Хорошо, выметайся из кадиллака, – зашипел Фрэнк. – Ты такой же лентяй, как и эти оболтусы. Ты не мог нормально побить Саммерлина, ты проиграл безвестному Маршаллу, и теперь тебе кажется, что ты можешь диктовать нам свои условия. А знаешь, что? Прямо сейчас я поеду домой, к своей супертелке, наверну стейк на ужин, запью дорогим шампанским, а потом буду всю ночь кувыркаться в постели. Ну а утром съезжу в ателье, подберу себе костюмчик, у меня их уже тридцать, но я вошел во вкус и хочу еще. А ты, дорогуша, останешься без работы, без покровителей, и вскоре станешь одним из этих попрошаек, будешь ныть, жаловаться на несправедливых работодателей, на бездушное правительство, и однажды тебя пристрелит один из цепных псов моего босса. Ну, бывай.

Сонни схватил его за руку и пригвоздил к месту. Тяжело вздохнув, отстегнул ремень и вышел из машины. Рабочие, увидев его, замерли в ожидании.

Дул приятный, теплый ветерок, небо блестело серебром от ярких звезд, где-то рядом курлыкали голуби. Это был приятный вечер, и как же не хотелось его портить. Но Фрэнк не оставил выбора. Покачав головой, Сонни быстро подошел к самому крупному забастовщику и стукнул его в живот, после чего пнул ногой. Потом развернулся, схватил ближайшего противника за волосы и угостил легким джебом. Двое попытались заломить ему руки сзади, но он подбросил их в воздух, и услышал хруст костей, когда они свалились на асфальт. Маленькая девочка с бантиком обхватила его за ногу и укусила. Посмотрев на нее, Сонни не выдержал и зарыдал. Он взял малышку на руки, а та неистово колотила его маленькими ручками, в то время как отец ребенка лежал без сознания. Сонни повернул голову к патрульной машине, но в салоне было по-прежнему темно, прямо как у него на душе в этот момент.

Услышав позади себя шорох, Сонни опустил девочку и побежал в сторону строительных лесов, где скрылся один из забастовщиков. Фрэнк сказал, что побить нужно всех, и поэтому Сонни долго бегал по стройплощадке, пока не нашел забастовщика. Совсем еще молодой парень спрятался под раскладушкой. Сонни вытащил его, посмотрел в напуганные глаза, и поднял в воздух, несколько раз встряхнув.

– Было время, когда отец избивал меня каждый день, так что один раз можно потерпеть, брат, – пробормотал Сонни, после чего нанес несколько ударов. – Наше послание таково – вы сворачиваете стачку и возвращаетесь к работе. И только попробуйте пикнуть о зарплате. Вам выплатят все, просто наберитесь терпения. Ты все понял?

Рабочий кивнул – из его рта сочилась кровь, глаз затек, а спина покрылась лиловыми пятнами.

– А я… тебя… знаю, – произнес слабым голосом забастовщик.

– Так забудь мое имя! – воскликнул Сонни и нанес свой убийственный хук, вырубив парнишку.

Посидев немного на корточках возле неподвижного тела, Сонни поднялся и медленно побрел в сторону кадиллака. В машине никого не было. Краем глаза он увидел, что Фрэнк сидит в салоне с копами и что-то живо с ними обсуждает, активно жестикулируя. Копы в ответ смеются, их рожи довольны. Фрэнк повернул голову к Сонни и показал ему большой палец.

Рабочие, которых боксер побил, уже исчезли, он нашел только бантик, лежавший возле кадиллака. Сонни поднял бантик, повертел в своих неестественно больших ладонях, а потом с громким воплем разорвал на части и бросил под ноги, после чего потоптался на останках.

Сев в кадиллак, он завел мотор и снова подумал: «Отец избивал меня каждый день, подумаешь!».

Вот только образ плачущей девочки никак не выходил из его головы. 

***

Следующие бои Сонни легко выигрывал, дважды задав жару своему обидчику Марти Маршаллу. Он методично выполнял указания тренера, легко превращая лица соперников в кровавые каши. Злобный, пристальный взгляд на процедурах взвешивания стал фирменным знаком Сонни Листона. Его огромных ручищ боялись все без исключения, многие соперники даже отказывались выходить драться с ним. Вскоре пошли закономерные разговоры о том, что Сонни – явный претендент на чемпионский бой.

Союз с мафией оказался выгодным, но Сонни все еще не считал себя достаточно обеспеченным человеком. Чтобы окончательно стать владельцем белого кадиллака, ему нужно было получить титул. Впрочем, он много зарабатывал, избивая рабочих. И хотя такая работа тяготила его, он старался не думать о ней, и просто жить в свое удовольствие.

Однажды он познакомился с милой девушкой Джеральдиной, которая быстро влюбилась в него. Его сердце, прежде лишенное любви, учащенно билось каждый раз, когда он видел эту негритянку. Казалось, жизнь наконец-то стала налаживаться.

Но вскоре случилось то, что обычно случается с такими плохишами, как Сонни Листон, людьми, не способными контролировать себя, готовыми вспыхнуть от малейшего трения подобно сере на конце спички. 

Все началось с того, что Сонни вызвал такси, собираясь свалить с вечеринки. Негр-таксист ждал его с включенным мотором, что не понравилось полицейскому, который собирался оштрафовать нарушителя.

– Постой, что ты делаешь? – вступился за таксиста немного подвыпивший Сонни. – Ты не можешь выписать ему штраф!

– Черт, еще как могу, – зарычал коп, доставая штрафную квитанцию. – Вот ведь хитрожопые негры пошли, а? Все-то им с рук сходить должно. Хер вам!

Тогда Листон стиснул копа в медвежьих объятиях и поднял в воздух. Шофер заглушил двигатель, вышел из машины и предложил отвести копа в темную аллею, чтобы разобраться с ним по-мужски. Сонни согласно кивнул, а потом попытался достать из кобуры стража порядка пистолет. Завязалась борьба, все трое упали на землю.

– Пристрели этого белого сукина сына! – воскликнул таксист.

Сонни криво ухмыльнулся и, вскочив, ударил полицейского один раз, потом еще и еще. Он так вошел во вкус, что сломал блюстителю порядка руку и ногу. В суде сочли, что Сонни спровоцировали, поэтому посадили нарушителя лишь на восемь месяцев – расклад был бы совсем другой, не будь у боксера связей в преступном мире.

Но едва выйдя из тюрьмы, Сонни вступил в конфронтацию с другим копом, который просто вмазал ему дубинкой по лицу, без всякого повода. Затаив обиду, через неделю Сонни засунул копа с головой в мусорный контейнер, после чего сбежал из Сент-Луиса в Филадельфию, где его менеджером стал Джозеф Бароне, ставленник знаменитого мафиози Блинки Палермо. Новый босс быстренько замял дело с «мусорным» копом, но потребовал отдачи.

Сонни отплатил тем, что несколько лет выносил с ринга всех, кто осмеливался выходить против него. Он очень много работал плотным навязчивым джебом, которым подавлял соперников, а добивал их своим убийственным левым хуком. Именно левый крюк сделал Сонни непобедимым панчером, наводившим ужас на всех.

Боялся его и действующий чемпион мира Флойд Паттерсон.

***

– Флойд, ты невероятен! – пожимал руку застенчивому темнокожему парню президент США Джон Кеннеди. – Парень, я видел все твои бои с Ингемаром Юханссоном. Ты вернул в наши сердца веру в то, что Америка впереди планеты всей. И за это я тебе благодарен.

Флойд Паттерсон

Флойд едва заметно вздохнул и потупил взор. Он тысячу раз репетировал речь, думал, что сказать президенту при личной встрече, но, как с ним не раз уже бывало, все слова рассыпались, и в голове скромняги-чемпиона не осталось ничего.

– Знаешь, отношение к афроамериканцам стало лучше во многом благодаря тебе, Флойд, – еще шире улыбнулся президент. – Ты – истинный джентльмен, даже в ринге. Я вижу, как тебе тяжело, когда ты бьешь соперников. Тебе неприятно причинять боль другим, и это заметно. Но ты делаешь это, потому что знаешь – таковы правила игры. Мне тоже нелегко, приходится улыбаться людям, которых я ненавижу. Политика – штука еще более сложная и грязная, чем бокс, но не будем о грустном. Лучше скажи, ты готов побить Сонни Листона?

– Сэр… – замялся Флойд. – Да, сэр!

– Сонни Листон – очень плохой афроамериканец, Флойд Паттерсон – очень хороший афроамериканец, – пустился в рассуждения Кеннеди. – Если победит плохой парень, то, боюсь, опять начнутся волнения в массах. А вот если победишь ты… Я думаю, ты понял, что я хочу сказать. Ну, рад был познакомиться!

Флойд вышел из кабинета президента США с тяжелым сердцем. Недавно он подписал контракт на бой с самым страшным негром Америки, после чего тренер Кас Д’Амато ушел из его команды. Флойд понимал, что обречен. Он был классным, техничным боксером, очень быстрым, маневренным, вариативным. Но, возможно, допустил серьезную ошибку, когда решил пойти в супертяжелый вес. Править бал после схода со сцены Рокки Марчиано поначалу удавалось, потому что соперники были или слишком старыми, или недостаточно квалифицированными.

Но Сонни Листон – совсем другое дело. Это был прирожденный супертяж, крупный, высокий, коренастый. И у него был гранитный подбородок, тогда как у чемпиона – стеклянный.

– Ты лишь на пару сантиметров меньше, Флойди, – говорил ему Кас. – Но Сонни – мощнее, намного мощнее. Это гора мышц, которыми управляет хищный, свирепый мозг. Сонни не так блестящ в техническом плане, и я даже мог бы выстроить план на бой, но Флойди… Твой подбородок долго не выдержит, как ни крути. Пропусти ты один-два точных удара, в которые Сонни вложит всю свою мощь, и ты покойник. Возможно, понадобится капеллан, который отпоет тебя прямо в ринге. Нет, Флойди, это не вариант. Давай лучше подберем тебе соперника попроще.

Но малыш Флойд не мог вечно бегать от своего самого страшного кошмара, хотя и делал это успешно два года. Чемпиона любили болельщики, они готовы были носить его на руках, но теперь перешептывались у него за спиной, а некоторые в открытую называли трусом.

– Ну да, я не чемпион, то есть, я не настоящий чемпион! – испуганно бормотал он на пресс-конференциях, отвечая на провокационные вопросы. – Ну, вообще-то я чемпион, но были и куда более великие чемпионы.

То, что он мямлил как девчонка, не признавал своих заслуг, начинало раздражать общественность.

Еще больше ее раздражал бывший зэк Сонни Листон, который вел двойную жизнь – на публике был весь такой брутальный, везде ходил со своей женой-красавицей Джеральдиной, но по ночам зачастую превращался в монстра, избивал ни в чем не повинных людей, оскорблял полицейских, кутил со шлюхами, якшался с преступниками. Победы «плохого ниггера» раздражали афроамериканцев, отношение к которым у общества в то время как раз менялось в лучшую сторону. А поскольку Америка сходила с ума по боксу, и чемпионы мира в супертяжелом весе были почти что иконами, никто не хотел видеть, как Сонни Листон становится новым властителем дум.

Голова Флойда раскалывалась от этих сложных мыслей, каждую ночь он просыпался с криком, боясь, что в комнату влез через окно Сонни, чтобы достать его своим левым хуком.

Пока, наконец, не настал долгожданный день, когда, чтобы стать свидетелями супербоя Паттерсон – Листон, к телевизорам и радиоприемникам прильнула вся страна.

Американцы были разочарованы. Они увидели жестокое избиение чемпиона. Два левых боковых были подобны молоту, взорвавшему голову Флойда Паттерсона. Человек, который в ринге выглядел суше и мельче, чем ширококостный гризлеподобный контендер, был жалок. Он испуганно выбрасывал кулаки, которые, хоть и попадали иногда в цель, совершенно не впечатляли Сонни Листона.

И чемпион быстро сдался.

***

Сонни летел в Филадельфию, обнимая Джеральдину и попивая шампанское. На коленях у него лежал пояс чемпиона мира в супертяжелом весе.

– Джерри, ты только не думай, что я поднял этот пояс с пола, – хмыкнул Сонни. – Мой путь к титулу был долгим и тернистым, я побил кучу бугаев, каждый из которых мог запросто нокаутировать этого жалкого труса Паттерсона. Мое чемпионство – это сумма тех сложных поединков, а не результат разминочного двухминутного боя.

– Милый, ты можешь не говорить мне, я все и сама видела, – промурлыкала женщина с красивыми глазами и пухлой нижней губой, после чего поцеловала мужа.  – Каждый бой до сих пор отдается болью в моем сердце.

– Джерри, прекрати, есть лишь один человек, удары которого я по-настоящему запомнил, и это мой отец, – расхохотался Сонни. – Когда ты видишь, как чей-то кулак влетает в меня, помни об этом. Комариные укусы, не более того.

Сонни нагнулся к окну и посмотрел на Филадельфию, огни которой встречали чемпиона. Он был уверен, что возле трапа самолета его будут ждать журналисты и фотокорреспонденты, а у входа в аэропорт – сотни ликующих болельщиков. Еще недавно, когда он поднимался на ринг, его освистывали, при этом жалкого неудачника Паттерсона встречали одобрительным гулом, но ситуация изменилась. Должна была измениться. Теперь он – чемпион мира, и никто с этим не поспорит. Нет силы, способной остановить мощь его кулаков, это ли не повод им восхищаться?

– Дорогая, так приятно знать, что ты – лучший в своем деле, – улыбнулся Сонни, поглаживая жену. – Я пришел надолго. Буду царствовать лет десять, заработаю нам кучу денег, а потом уйду на заслуженный отдых.

В кресле напротив сидел Джо Луис, посапывая после долгих возлияний. Но, услышав последние слова Сонни, экс-чемпион встрепенулся.

– Сонни, дружище, я тебя обожаю, ты же знаешь, – сказал он, сразу наливая себе еще один стаканчик – его пристрастие к алкоголю становилось все более неконтролируемым. – И я уверен, что в матче-реванше ты вновь надолго в ринге не задержишься. Но хочу, чтобы ты не забывал – есть еще Кассиус Клей. И он на подходе, он стучится в твою дверь, готовится забрать трофей, который ты отнял у Паттерсона.

Глаза Сонни, только что добрые, спокойные, загорелись новым огнем. Он сразу же помрачнел и стиснул кулаки.

– Не произноси это имя в присутствии приличной дамы! – заревел чемпион. – Кассиус Клей – дебил, каких я в жизни не встречал. Честно, моя мечта сейчас – взять ножницы и отрезать его поганый язык, сделать так, чтобы этот кусок дерьма заткнулся навсегда. Эти его цирковые представления у всех уже в печенках. Как можно проявлять столько неуважения? Как люди все это терпят? Пусть этот долбоеб только попробует что-нибудь вякнуть обо мне. Я за себя не отвечаю!

– Успокойся, Сонни, – поморщился Джо Луис, наливая себе еще одну порцию. – Кассиус, конечно, хорош, но ему не хватает твоей пробивной мощи. Чем-то, кстати, он напоминает Паттерсона. Так же активно двигается в ринге, совершает много ложных движений, нырков. Как он сам говорит? «Порхаю как бабочка, жалю как пчела». Так и есть. Вот только если он – пчела, то ты – шершень. И твои укусы куда чувствительнее. Но дело свое он знает, Сонни. Поэтому ты, конечно, думай о матче-реванше, но и смотри немного дальше, не забрасывай тренировки. Ну а если победишь и Кассиуса, то все будет так, как ты себе нарисовал. Пью за это, Сонни!

Оставшееся время полета Сонни занимался тем, что целовался с женой. И представлял себе, как его, нового чемпиона мира, встретят в Филадельфии.

Спускаясь по трапу самолета, Сонни держал перед собой чемпионский пояс, но, не услышав, как щелкают затворы фотокамер, опустил руки. Внизу, возле трапа, никого не было. Только один журналист, которого он никогда раньше не видел. У аэропорта тоже никого не оказалось. 

Сонни Листон поднял голову к небу и зарычал как медведь, после чего швырнул чемпионский пояс и, перешагнув через него, отправился в ближайший бар.

Возненавидев Филадельфию, вскоре он переехал в Денвер.

***

– Среди почетных гостей нашего матча-реванша – второй номер мирового рейтинга Кассиус Клей, – торжественно объявил диктор стадиона Convention Center в Лас-Вегасе.

Неожиданно на трибунах начался переполох, люди с удивлением смотрели на высокого парня с нахальной ухмылкой, который, что-то крича, продвигался к рингу. Перемахнув через канаты, он галантно поприветствовал Паттерсона, после чего собрался было подойти к чемпиону, но внезапно выставил перед собой руки, скорчив гримасу ужаса, и кинулся наутек.

– Этот парень снова устроил цирк, не обращай внимания, – сказал Джо Луис своему лучшему другу, который проводил шоумена взглядом аллигатора. Единственное, что его радовало – публика встретила паяца таким же свистом, как и его.  

Сонни вновь жестоко избил Флойда. Несколько раз он отправил его в нокдаун, а потом, обложив голову контендера кулаками, положил на лопатки – снова чистая победа в первом раунде. Он был лучше бывшего чемпиона по всем параметрам, и все зрители, собравшиеся в зале, поняли – Сонни Листон добыл свой титул по делу, и, пожалуй, нет никого в Штатах, кто мог бы одолеть «плохого ниггера».

– Сейчас у меня только одно желание – отправиться домой к своей любимой жене, – скучным голосом сказал чемпион репортеру, когда все закончилось. Потратив несколько минут на разбор матча, он отправился к своей команде, чтобы получить новую порцию поздравлений.

Но нашелся человек, сумевший испортить ему настроение. На ринге вновь появился Кассиус Клей, который бросился к репортеру, чтобы унизить чемпиона.

– Это был отвратительный бой! – заорал он под свист и улюлюканье публики. – Мерзкий, отвратительный бой. Листон ничего не показал, ничего! Я все жду, когда этот большой уродливый медведь наконец-то обратит на меня внимание. Я уже устал базарить, хочу доказать всему миру, что я – величайший. Но боюсь, что его менеджеры испугаются заключать контракт на бой, потому что у Листона недостаточно опыта. Это будет легкая прогулка. Листон слишком крупный, слишком медленный. Это я – величайший!

Оглянувшись, чтобы посмотреть на чемпиона, Кассиус Клей не смог найти его. Сонни Листон, стиснув зубы от злости, шел в раздевалку и мысленно убивал контендера.

– Мы еще посмотрим, кто величайший, – крикнул он, обернувшись к рингу. – Я заткну тебе пасть, Кассиус Клей!

***

Сонни наслаждался славой – журналисты изменили к нему отношение. Правда, не все – один, к примеру, заявил, что победа арканзасца над Паттерсоном подобна летучей мыши на рождественской елке. И все же, почти все представители прессы теперь мечтали, чтобы «плохой ниггер» заткнул пасть Кассиусу Клею. Сначала уроженец Луисвилла был находкой для пишущей братии, но цирк контендера поднадоел даже прессе.

А Сонни, презирая выскочку, был уверен в своей легкой победе. И не сильно соблюдал тренировочный режим. Ему нравилось ходить с женой по ресторанам и пробовать блюда со странными названиями. Он жаждал стать своим в тусовке богачей, и преуспевал в наборе лишнего веса. И чем ближе была дата боя, тем больше расхолаживался чемпион.

Иногда он встречался с Джо Луисом, который пристрастил его к казино.

– Знаешь, Джо, я часто вспоминаю, как ты порвал этого Макса Шмелинга, марионетку Гитлера, – сказал однажды Сонни своему другу в казино «Тандерберг». – Блестящая победа в первом раунде! Мне очень хотелось сотворить нечто подобное. И я сумел, причем дважды. Флойд Паттерсон – жалкий щенок, которого я уничтожил. То же будет и с Кассиусом Клеем.

Бой Макса Шмелинга и Джо Луиса, 1938 год

– Весьма вероятный сценарий, – улыбнулся Джо, дернув за ручку «однорукого бандита» – он уже спустил почти все наличные. – Твою мать, сегодня явно не мой день. Пойдем к сукну, может, рулетка выручит.

Пока они шли к рулетке, Джо Луис подробно разбирал последние поединки Кассиуса. Он заметил, что Даг Джонсон выглядел ничуть не хуже контендера, а Генри Купер и вовсе отправил его в нокдаун.

– Но я не хочу, чтобы ты расслаблялся, – добавил Джо. – На его стороне молодость. Сколько тебе точно лет Сонни? Ты часто путаешься в показаниях. Мне кажется, тебе больше 32-х. А поскольку ты совсем не готовишься к бою, я вообще дал бы тебе сейчас сороковник. Возьми себя в руки! Знаю, это тяжело, когда ты в зените славы, когда легко избил чемпиона мира, но, Сонни, это не повод недооценивать следующего соперника.

– А, Джозеф, не дави на меня, – фыркнул чемпион. – Мне хватит пары раундов, чтобы размазать этого засранца по настилу. А вот и он, кстати…

Кассиус стоял возле одного из игровых аппаратов и неистово бил по нему, очевидно, спустив несколько баксов безо всякой отдачи. Сонни подошел к нему и громко послал на хер. Контендер обернулся, и чемпион жестко ткнул его в грудь, посмотрев тем самым взглядом, от которого вяли все его соперники. В глазах Кассиуса мелькнул страх, он что-то залопотал, и Сонни криво ухмыльнулся, вновь ткнув его в грудь.

– Зачем ты это делаешь? – отшатнулся Кассиус.

– Затем, что уж больно ты сладенький парнишка, – ответил чемпион. Проходя мимо Джо Луиса, он показал большой палец и произнес:

– И все-таки, я сломал этого засранца!

 

Однако слова друга, давшего совет не расхолаживаться, подействовали, и вскоре Сонни приехал в тренировочный лагерь, где его заждались наставники. Он встал на весы, угрюмо почесал репу, а потом направился к груше.

В этот момент во дворе появился желтый автобус, за рулем которого был… Кассиус Клей. Контендер начал неистово гудеть, и из окон высунулись парни из его команды. Они принялись оскорблять Сонни, поносить его последними словами, а Кассиус подкреплял их брань бесконечными гудками и диким хохотом.

– Эй, ты, большой уродливый медведь, решил мышцы покачать? – крикнул Кассиус из автобуса. – А зачем? Видел тут тебя в закусочной, ты жрал хот-дог, кажется, их было на тарелке целых пятьдесят. Ну так продолжил бы в том же духе, зачем тренироваться? Ты же понимаешь – все равно просрешь, так хоть поживешь с огоньком перед смертью. Можешь сожрать все хот-доги Филадельфии, например. А? Ты – необразованный, тупой баран, который только и умеет, что с гангстерами тусить, да людей колотить, которые не дадут сдачи. Но я дам тебе по губам, размозжу твою головенку.

Пока Кассиус говорил, Сонни дубасил по груше. С каждый разом она раскачивалась все сильнее. Арканзасец вспотел, мышцы его вздулись, он бил сильнее и сильнее. Теперь он жалел, что забросил тренировки, ведь чем лучше он будет готов к бою, тем быстрее этот крикливый паяц окажется в луже собственного дерьма. 

Дома Сонни почти не разговаривал с Джеральдиной. Лежа в кровати, он все сжимал и разжимал кулаки. Из головы чемпиона никак не выходил стишок, который прочитал ему контендер перед тем, как убраться на своем автобусе из лагеря. Кассиус оказался хреновым рифмоплетом, однако Сонни, услышав плод его творения, пришел в бешенство. Кассиус в стихотворной форме рассказал, как пройдет титульный бой:

Клей выходит встречать Листона, и Листон начинает отступать.

Если Листон еще отойдет, то будет в кресле зрителя куковать.

Клей бьет  левой рукой, Клей бьет  правой рукой,

Посмотрите на молодого Кассиуса, он ведет этот бой!

Листон продолжает отступать, но ему не хватает места,

Это дело времени – когда Клей раскатает его как тесто!

Вот Клей бьет с правой, какой прекрасный кросс!

От удара медведь взлетает, и с ринга исчезает  колосс.

Листон все еще в воздухе, и реф хмурится,

Он не может начать отсчет, пока Листон в облаках тусуется.

Но вот Листон исчезает из вида, и толпа разъярена –

Локаторы  засекли его над Атлантикой, шалуна!

Кто бы мог подумать, посетив этот бой,

Что будет запуск в небо человека-спутника, ой-ей!

Да, люди и не мечтали, когда бабки тратили,

Что увидят тотальное затмение Сонни-предателя!

И все же чемпион постарался вытряхнуть из головы эти гнусные строчки, чтобы хоть немного поспать, как вдруг услышал под окнами шум. Прислушавшись, он понял – Клей приехал к нему домой, чтобы продолжить клоунаду! Матерясь на всю спальню, Сонни вскочил и бросился вниз, не обращая внимания на увещевания супруги, просившей его не делать то, о чем он может пожалеть.

– Ну что, ты сегодня с женой или со шлюхой? – поинтересовался Кассиус, прыгая то на одной, то на другой ноге. – Твоя жена вообще в курсе, что ты любишь посещать бордели, и там тебя часто видят с беленькими потаскушками? Они тебе нравятся больше всего, я в курсе всех твоих маленьких секретиков.

– Заткнись, заткнись, заткнись! – взревел Сонни и набросился на Кассиуса, но тот легко увернулся от ударов. Чемпион вкладывал в них все силы, что сказывалось на скорости. Кассиус, быстро перебирая ногами, кружил вокруг Сонни, и внезапно сам ударил его.

– Ты жалок, чемп, – фыркнул Кассиус, когда его оттащили от Сонни. – Ты вскоре сам это поймешь, дурачок.

Сонни посмотрел на него с такой ненавистью, с какой не смотрел ни на кого, а Кассиус в ответ показал язык и скорчил рожицу. Чемпион покачал головой – он просто не понимал, что за человек перед ним, чего от него ждать. Это его сильно озадачило. И, помимо ненависти, у него возникло новое чувство, которое он никак не мог классифицировать.

Просто Сонни Листон редко испытывал страх...

***

– Меня невозможно победить! – орал Кассиус на взвешивании. – Я – чемпион! Меня невозможно победить! Я – чемпион!

Сонни в ответ показал контендеру два пальца, намекнув на свою победу в двух раундах. Он молчал, его лицо было непроницаемо, но в душе чемпиону было некомфортно. Он по-прежнему не понимал, с кем имеет дело. С достойным соперником, который прошел долгий путь, чтобы претендовать на чемпионство? Или с сумасшедшим, способным отмочить в ринге что угодно, непредсказуемым, а потому – опасным? Какой он, настоящий?

– Порхать как бабочка, жалить как пчела, – продолжал орать Кассиус, бегая, прыгая, размахивая руками. – Порхать как бабочка, жалить как пчела. Я сожру тебя, Сонни Листон!

Иногда было невозможно понять, что именно он бормочет. Врачи измерили его пульс и пришли в ужас – 110 ударов в минуту.

– Кас, что ты творишь? – недоумевал его приятель Шугар Рэй Робинсон, пришедший поддержать контендера. – Мне начинать беспокоиться?

– Не бзди, дружище, – серьезно сказал Кассиус. – Листон подумает, что я дурак. Он не боится человека, но его пугает дурак. Теперь он не знает, что я буду делать.

– Надеюсь, это сработает, – пробормотал «сахарок» и, обернувшись к тренеру претендента Анджело Данди, вопросительно посмотрел на него.

– Я знаю одно, этот парень вскоре изменит мир, – ответил Анджело на немой вопрос.

Сонни, узнав, что Кассиуса оштрафовали за несносное поведение на взвешивании, был еще больше озадачен. Он продолжал внешне хранить спокойствие, но все чаще его посещали мысли, что будет, если он проиграет. Сонни вообще о таком раскладе раньше не задумывался.

– Черт, Джо, я в замешательстве, – сказал Сонни после долгого молчания в раздевалке. Ему наматывали бинты на кисти, тренер давал установку, но он не обращал ни на кого внимания, просто смотрел своими большими испуганными глазами на лучшего друга. – Во мне что-то замкнуло. Этот Кассиус очень напоминает моего отца. Тот был таким же непредсказуемым, сумасшедшим…

– Ты просто делай, что умеешь лучше всего – лупи что есть мочи, – хмыкнул Джо.

– Слушай, можешь выйти на секунду? – попросил вдруг Сонни, еще больше помрачнев.

Джо Луис пожал плечами и вышел.

– А теперь, Бароне, я хочу точно знать – секундант готов к бою? – спросил он своего менеджера. Тот указал пальцем на карман Джо Полино, и секундант молча достал мешочек, в котором был какой-то порошок.

– Надеюсь, это не пригодится, – прошептал Листон, потом резко встал, ударил себя в грудь, и вышел на стадион Convention Center.

Его уже не освистывали, но Сонни совсем не обращал внимания на публику. В белом халате, накрыв голову капюшоном, он продвигался к рингу, и почему-то ему казалось, что это не квадрат, это – плаха. 

Он знал, что будет тяжело. Но не догадывался, насколько.

***

Чемпион мира в тяжелом весе Сонни Листон с первых секунд ринулся избивать контендера Кассиуса Клея. Но сразу столкнулся с большой проблемой.

Арканзасец выбрасывал кулаки, напоминая катапульту, которая долго заряжается – пока на нее установят камень, пока настроят механизм, пока дадут залп, пока долетит снаряд до мишени, ух, сколько времени пройдет! Сонни вкладывал в удары всю фермерскую силу, но кулак его неизменно разминался с лицом контендера, который активно работал ногами и корпусом, уклоняясь вправо-влево-назад, каждый раз реагируя на выпады молниеносно, не позволяя хотя бы чуть-чуть попортить себе лицо.

Нет, с таким соперником Сонни еще не сталкивался. Он думал, что опыт, предыдущие успехи, все же помогут победить. Арканзасец психологически ломал всех своих соперников, но Кассиус был сделан из стали, как снаружи, так и внутри. Он был антиподом всех соперников Сонни, в нем была та сила, которая отсутствовала у остальных. И нужно было обладать экстраординарными способностями, действовать на пределе возможностей, чтобы сдержать Кассиуса.

Все приемы Сонни не работали. Правая разбивает, левая уничтожает – таков был его девиз, но если ни правая, ни левая не добираются до головы соперника? Чемпион продолжал как зомби плестись за контендером, а тот показывал бокс, от которого пришли в восторг все, и даже Джо Луис на комментаторской площадке воскликнул: «Он удивляет весь мир!».

Лицо Сонни стало покрываться кровоподтеками, вскоре открылось первое рассечение. Кассиус не только оборонялся, он отвечал взрывными сериями, работая джебом так быстро и эффективно, что Сонни приходилось тяжко. Ему было непривычно ощущать столько ударов, столько боли, и поначалу он еще по инерции давил, действовал первым номером, но силы начали стремительно покидать его. И тогда он сдался, выразительно посмотрев на секунданта, а потом переведя взгляд на свои перчатки.

В конце четвертого раунда Кассиус почувствовал жжение в глазах. Он ничего не видел, все расплывалось перед ним. В свой угол Сонни ковылял с двумя рассечениями, но возродившейся надеждой. Нет, он не проигрывал безоговорочно, но все же выглядел хуже соперника, а потому ему обязательно нужен был перелом в поединке.

Кассиус в своем углу начал вопить, что ничего не видит, и требовать, чтобы Данди прекратил бой. Только тренер не послушал боксера и чуть ли не силком вытолкнул к чемпиону.

При всех своих кривляньях и бравадах Кассиус отлично понимал – одно дело драться с Сонни зряче, и совсем другое противостоять «большому уродливому медведю» в потемках. Но ему хватило мужества отпахать раунд в темноте, в одной клетке с бешеным зверем.

Сонни набросился на человека, уже положившего руку на его чемпионский пояс, со всем остервенением, что у него осталось, и выложился до конца, постоянно прессингуя,  выбрасывая кулаки, и теперь уже слегка доставая голову Кассиуса. Вот только лицо контендера оставалось целехоньким, как будто никто и не бил его. На рефлексах он умудрялся уворачиваться, вселяя еще больший страх в Сонни, у которого в этот день были разорваны все шаблоны.

Изможденный, раздавленный чемпион отстоял шестой раунд в качестве спарринг-партнера Кассиуса, а в перерыве сказал секундантам, что больше драться не будет. Ему массировали плечо, он чувствовал боль, понимал, что нет смысла сражаться, иначе все закончится еще большим позором. Позже врач действительно нашел у него травму плеча, но Сонни был сломлен не только из-за этого.

– Мне 22, и я – чемпион мира! – вопил Кассиус Клей, когда все закончилось. – Сожрите все, что говорили обо мне! Джо Луис – подвинься! Я величайший, я величайший! Посмотрите на мое лицо, на нем нет и следа от ударов!

Сонни задумчиво взирал на пляски нового чемпиона. Он знал, что задолжал этому миру, что натворил слишком много зла, и, видимо, пришла пора платить по счетам.  

Но он надеялся на реванш.

***

Сонни шел по городу, рассеянно глядя себе под ноги. Он остановился перед лужей, увидев свое отражение. На него смотрел растерянный человек, с осунувшимся лицом и воспаленными глазами. Весь день Сонни колотил грушу, скакал на прыгалках, отжимался и приседал. Он стал тренироваться, готовиться к новому испытанию. Теперь чемпионом мира был другой, и Сонни вернулся к тому, с чего начинал. Ему казалось, что жизнь и без того выпотрошила его, и чемпионский пояс был символом победы над трудностями, подарком судьбы, единственным за всю жизнь, но зато каким весомым! Но его лишили и этого.

К луже подошли три человека в плащах и сапогах. Один из них брызнул грязной жижей в сторону Сонни, и тот, сжав кулаки, готов был отметелить мудаков, но один из них достал ствол.

– А ну пошли с нами, – сказал он, после чего подошел к Сонни и завязал боксеру глаза. Его долгое время куда-то вели по подворотням, пока не затолкали в темный подвал. Повязку сняли, но Сонни ничего не видел, его окружал мрак. А еще ему крепко связали руки веревкой.

– Привет! – услышал он спустя пару минут старческий голос и вздрогнул от неожиданности. – Я хочу поговорить с тобой, Сонни Листон.

– Твою мать, а я хочу, чтобы меня немедленно отпустили! – завопил арканзасец, и тут же получил по голове чем-то тяжелым.

– Я тебя отпущу, но чуть позже, – последовал ответ. – А пока скажи, ты знаешь, кем стал чемпион мира Кассиус Клей?

– Этот мудак вроде вступил в секту черных мусульман и теперь называет себя Мохаммедом Али, – фыркнул Сонни. – Я всегда считал его сумасшедшим, а теперь он еще и религиозный фанатик.

– Понимаю, у вас были разногласия, – вздохнул старик, который находился где-то в середине комнаты, но было так темно, что Сонни не видел даже его силуэта. – Но кое-что вас все-таки объединяет. Цвет кожи. Вы – негры, живущие в стране, где цветных унижают, делают их отбросами общества. Но все это в прошлом! Мы создаем новую нацию, нацию ислама. Мы сделаем афроамериканцев не просто равными с белыми, мы будем выше этих дьяволов. Ты меня понял, Сонни Листон?

– К чему все это? – зарычал боксер. – Пустите меня домой! Супруга уже приготовила мне ужин, он стынет.

– Кассиус Клей, в отличие от тебя, понимает, чем конкретно мы занимаемся, – невозмутимо продолжил оратор. – И поэтому мы позволили ему стать Мохаммедом Али. Наш мальчик победил тебя и получил титул. Теперь нельзя позволить, чтобы он потерял корону. Сейчас чемпион мира в тяжелом весе – это почти что президент США. Мы будем транслировать наши мысли через Мохаммеда Али. А теперь вопрос. Готов ли ты вступить в наши ряды, Сонни Листон?

– Я повторяю еще раз, для особо одаренных – единственное, чего я сейчас хочу, так это оказаться дома, выпить чашечку горячего чая, закусить пирожками и посмотреть бейсбольный матч, – проскрежетал зубами арканзасец.

Некоторое время в комнате было так тихо, что можно было слышать дыхание. Неожиданно возле уха Сонни раздался крик – оказалось, старик бесшумно подошел к нему.

– Неужели ты так слеп, что не видишь, чего хочет истинный бог? Неужели не понимаешь, что мы, негры, достойны совсем другой участи? Несколько столетий мы были рабами, нас угнетали, нас резали, нас вздергивали на виселицах, наших женщин насиловали, а детей отнимали у родителей, чтобы продать на рынке, как скот. Я не верю, что настала оттепель, что Джон Кеннеди – это наш мессия, человек, который уравняет права белых и черных. Никогда этого не будет! Мы сами должны строить свое государство! И в этом государстве наши бывшие угнетатели будут видеть позорные таблички возле сортиров: «Места только для белых», в нем они будут прислугой в наших домах, в нем они будут обращаться к нам: «Господин, чего пожелаете?». Ну, Сонни Листон, ты будешь строить вместе с нами новое государство?

– Я не хочу быть вашим прихвостнем, – сплюнул Сонни. – Ты мне не нравишься, старик. Говоришь как-то витиевато, а если отбросить шелуху, получается, что ты хочешь сделать из меня нациста. Я знаю, как вы работаете. Ваш бывший прислужник Малькольм Икс получил пулю только за то, что прозрел и не захотел быть оголтелым фанатиком. Мне и прозревать не надо, я и так вижу, кто вы. Мне куда ближе то, что говорит Джон Кеннеди, ведь он – действительно толковым малый.

– Сонни Листон, слушай меня внимательно, – раздался старческий голос, теперь уже в дальнем конце комнаты. – Ты проиграешь матч-реванш Мохаммеду Али. Или мы прикончим тебя прямо сейчас.

– Знаешь, старик, если вы меня убьете, то вас истребит Блинки Палермо, – расхохотался Сонни. – Он пошлет пару автоматчиков в ваш квартал, и его верзилы прикончат вас всех, и не будет больше никаких черных мусульман. Я повторяю, ты отпустишь меня прямо сейчас!

К виску арканзасца приставили дуло пистолета.

– Элайджа, мне стрелять? – насмешливым тоном задал вопрос третий человек в комнате.

Снова наступила полная тишина. Сонни зажмурился, приготовившись к худшему.

– Не надо, – последовал ответ. – Я лишь напомню тебе, Сонни, что у тебя все еще есть Джеральдин и этот пацан Бобби, которого ты усыновил. Пока есть. Надеюсь, ты меня понял.

Человек, державший пистолет, ударил рукояткой Сонни по голове и тот вырубился.

***

Арканзасец начал бой агрессивно. Работая первым номером, он принялся бегать за Мохаммедом Али, прессинговать, как делал всегда. Но соперник вновь стал непредсказуемо перемещаться по рингу и несколько раз хорошенько встряхнул голову Сонни. Болельщики, лишь наполовину заполнившие трибуны в зале Льюистона (штат Мэн), жаждали увидеть затяжное противостояние, и поначалу их ожидания оправдывались, но внезапно все закончилось, причем самым нелепым образом.

В какой-то момент чемпион оказался возле канатов, и к нему, разрывая расстояние, метнулся Сонни. Это был, как оказалось, опрометчивый поступок: претендент наткнулся на едва заметный правый кросс, после чего рухнул на настил, как будто его ударили монтировкой. Экс-чемп тут же предпринял попытку встать, но ноги заплелись, и он снова свалился.

– Вставай и дерись, сосунок! – в Али вновь проснулся шоумен, и он, склонившись над Сонни, стал орать на весь зал. – Ты же у нас такой плохой мальчик! Никто тебе не поверит…

Судья Джерси Джо Уолкотт оттащил бесноватого чемпиона в угол и, забыв открыть счет, принялся что-то втолковывать ему, а Сонни тем временем снова встал на ноги. Рефери совсем потерялся, позволив боксерам продолжить бой. Чемпион набросился на Сонни, замолотил кулаками в надежде добить раненого медведя, который с трудом защищался. На ринг прорвались журналисты, объявившие, что претендент провалялся на настиле 17 секунд, а значит, должен быть зафиксирован нокаут. Джерси Джо, который сам был когда-то чемпионом мира в супертяжелом весе, послушался и остановил бой — в этот странный день он выглядел ничуть не лучше Сонни Листона.

Мохаммед Али вскинул руки и принялся отмечать победу, правда, выкроив минутку, чтобы поддержать понурого Сонни Листона. Арканзасец никак не отреагировал на благородство, внезапно проснувшееся в сопернике, и дал знак секундантам, чтобы они подали ему нюхательной соли.

Он рубился с соперниками, даже когда у него была сломана челюсть, но этот призрачный удар Мохаммеда Али свалил его, поставив точку в некогда славной карьере.

– Это договорняк! – гудел зал, пока Мохаммед Али принимал поздравления. Чемпион был немного ошарашен и все спрашивали у него, был ли в самом деле хорош его удар. Чемпион пожимал плечами, но, посмотрев видеоповтор, расплылся в самодовольной улыбке. Удар был, и все это тоже наконец-то увидели. Но так ли уж был он крут, чтобы человек, которого панически боялась вся Америка, свалился как какой-нибудь второсортный джорнимен?

Это лишь потом мир узнает, что Мохаммед Али — величайший боксер, но тогда он все еще был чересчур говорливым выскочкой.

– Сонни, с тобой все в порядке? – заглянул в раздевалку к антигерою Флойд Паттерсон.

– Ага, – выдавил из себя улыбку арканзасец. – Теперь я побывал в твоей шкуре. И это  хреново, Флойди. Быть внизу – хреново. Как потом смотреть болельщикам в глаза? Как там обстановочка, кстати?

– Все обвиняют тебя в подставе, – вздохнул Флойд. – Букмекеры были уверены в твоей победе… Честно говоря, я и сам был уверен. Потерял кругленькую сумму.

Сонни опустил голову и сплюнул. Когда Флойд хотел уже уйти, он тихо заговорил:

– Они будут копать, Флойди… Будут искать малейшие зацепки, чтобы обвинить меня. Если бы только эти ребята знали… Мне очень плохо сейчас. Я потерял все… А ведь мог вернуть себе пояс. Я готовился, я был в лучшей форме в своей жизни, а потом...

Сонни замолчал, лишь качая головой и что-то бормоча про себя. Флойд не знал, что сказать, и хотел уже тихонько выйти, как услышал: «Спасибо, братишка».

Один из секундантов, едва Флойд скрылся за дверью, прогремел:

– Звонил Блинки. Тебе нужно объясниться. Это что за херня была?

– Скажите ему, что во всем виноват этот чертов рефери, – пробормотал Сонни. – Я не слышал, как он считает. Да он и не считал. Это сбило меня. Серьезно, парни. Я не шучу. Удар был чувствительным, но я бы, наверное, смог с этим справиться, если бы не рефери. И этот мудак Клей-Али тоже хорош. Он обязан был уйти в нейтральный угол, но нет, начал плясать на моих костях. Неудивительно, что реф «поплыл» от этого цирка. Мы оба с ним «поплыли».

В то же самое время в другой раздевалке шел совсем другой разговор.

– Это было так здорово, Анджело! – говорил своему тренеру Мохаммед Али, когда они остались наедине. – Я давно так не веселился. Он поверил, что я сумасшедший. Дважды. Но разве можно его винить? Весь мир думал, что я – идиот. И это сработало! Но впереди — новые великие свершения. И Сонни Листон лишь первый из крутых парней, которые познают мое величие. И знаешь, что, коуч? Я встряхнул этот мир, и мне понравилось. Я хочу добавки!

***

Сонни Листон и лондонские гангстеры близнецы Крэй Реджинальд и Рональд

– Эй, приятель, есть для меня работенка? – спросил Сонни Листон у белого мужчины в кожаной куртке, после чего залпом допил виски. – Хочешь, я набью морду кому-нибудь из твоих должников? Мне нужны бабки, черт возьми!

– Сонни, от тебя разит за километр, – поморщился Эш Резник, один из бандитов, с которыми связался боксер после переезда в Лас-Вегас. – Боюсь, ты не сможешь в таком состоянии нокаутировать даже ребенка.

– Что он там лопочет? – расхохотался Сонни, обращаясь к Джо Луису. – Все-таки я не хер с болота, а бывший чемпион мира.

– Ты чувак, который просрал нокаутом Леотису Мартину, – напомнил Эш, с отвращением глядя на арканзасца.

– После позора с Али я провел шестнадцать боев и проиграл только раз, – схватил его за грудки Сонни. – Один раз, твою мать!

– Но это был бой за титул NABF, – тихо проговорил Джо Луис. – Если бы ты победил, Сонни, как знать, возможно, тебе дали бы шанс еще раз побороться за звание чемпиона мира.

– Ты просрал все, что можно, – вырвался из рук арканзасца Эш Резник. – И не прикасайся ко мне, ты, никчемный кусок дерьма. Хочу, чтобы ты знал — парни устали от твоих выходок. Ты – в черном списке. Вот, бля, ирония судьбы — негр в черном списке… В другой раз я бы посмеялся, но не теперь. Ты ведь мне нравился, Сонни. Ты был крутым мужиком. А теперь… Ну, бывай.

– Эй, так как насчет работы? – попытался задержать его Сонни, но лишь неловко сбил стакан с барной стойки, разбив его вдребезги.

– На счастье! – хмыкнул Сонни, хлопнув Джо по плечу. – Старик, ведь будет же и на моей улице праздник? Как думаешь, я еще не сказал последнего слова… А?

Джо ничего не ответил, только быстро смахнул слезу и щелкнул пальцами, подзывая бармена. Сонни подобрал один из осколков, который на его огромной ладони выглядел совсем маленьким. Он крепко сжал его, и на стойку полилась кровь.

– Да, ты прав, Джо Луис, – пробормотал он. – Хоть ты и молчишь, но я тебя услышал. Абсолютная правда. Я – конченный человек.

***

– Сонни, милый, ты где? – кричала Джеральдина, вернувшись из Сент-Луиса, куда она ездила на встречу с родственниками.

Она видела припаркованный кадиллак Сонни, а значит, муж точно ждал ее дома. Он должен был уже давно ответить, но в холодном и мрачном доме стояла гнетущая тишина. Сумки вывалились из рук Джеральдины. Она почувствовала странный сладковатый запах, от которого у нее пошли мурашки по коже.

– Сонни… – крикнула она теперь уже, скорее, по инерции. Ей хотелось верить, что все будет хорошо, но она понимала — все кончено. Осталось только найти подтверждение.

Запах стал совсем жутким, когда она приблизилась к спальне. Ей стоило больших усилий решиться войти в комнату, зная, что там ее ждет уже не тот Сонни, которого она знала.

Он лежал на кровати. Его тело разлагалось уже несколько дней. Рядом валялся шприц. Джеральдина смотрела на него, часто моргая, как боксер, которому здорово досталось в ринге. Она знала, что муж патологически боялся иголок. А шприц мог означать только одно…

Но ей было уже все равно, отчего умер муж — от рук своих бандитов-подельников, устроивших ему передоз, или по естественным причинам.

Джеральдину убивало другое. Она только что узнала, что человек, которого она любила больше жизни, никогда теперь не скажет ей: «Я тоже люблю тебя, дорогая».

Фото: thesweetscience.com (2); Gettyimages.ru/Jim Gray/Keystone (3), William Lovelace/Express (6), Central Press (8,10), McCabe/Express (9), Hulton Archive (11,13), Express/Hulton Archive (15), Harry Benson (16), Harry Benson/Express (18), Evening Standard/Hulton Archive (21)

logoбокс
logoМохаммед Али
Санни Листон
супертяжелый вес