«Духу не хватило убить человека – рад этому до сих пор». В боссы биатлона идет мужик, который прошел спецназ и контрразведку
23 июня выборы президента СБР, и здесь редкая для главных зимних видов интрига.
В отличие от лыж и фигурки, где президенты (Вяльбе и Горшков) пошли уже на 4-й срок без соперников, в биатлоне борьба: действующий глава Виктор Майгуров против вице-президента Алексея Нуждова.
Мы даем слово обоим кандидатам, начинаем с претендента – Нуждова. И сразу предупреждаем: оба интервью – не вполне предвыборные; мы покажем соперников далекими от нынешних дел, такими, какими вы их не знали/не застали.
54-летний полковник Нуждов, занимающий пост вице-президента в «Газфонде», когда-то командовал взводом спецназа, побывал в горячих точках бывшего СССР, служил в контрразведке и возглавлял отдел по борьбе с должностными и экономическими преступлениями Центрального аппарата ФСБ.
Ниже – его воспоминания об одном из первых боевых заданий и вообще о той карьере. Если вам все же интереснее про биатлон, то ключевые тезисы кандидата Нуждова – сразу после военного блока.
***
– Я занимался лыжными гонками в Ульяновской области и всегда хотел быть спортсменом. Мама работала завучем в школе, отец – директором пивзавода; отца никогда не было дома.
В спортшколе я занимался до 9 класса, и мама сказала: со спортом надо заканчивать, иначе ты никуда, дурак, не поступишь – станешь не олимпийским чемпионом, а учителем физкультуры.
Мне поменяли школу, там работала мама – и в новой из отличника я превратился в троечника, так как спортивные заслуги в этой школе не учитывались. После школы возник вариант поступить в Саратовское военное училище ВВ МВД СССР, там среди прочих военных специальностей готовили командиров спецназа. Я поехал.
– Чему там учат?
– Стрелять и командовать. Что такое офицер мотострелковых войск? В основном это огневая и тактическая подготовка, а остальное уже нанизывалось: военная топография, вооружение иностранных армий, военное искусство, тогда еще была политэкономия, даже философия, английский и много физподготовки.
Со второго курса из каждого учебного батальона (360 человек) набирали 28 человек – из них формировали взвод, в котором готовили командиров специального назначения. Я в эти 28 человек попал.
В отличие от обычных учебных взводов, у нас было гораздо больше огневой и физической подготовки, рукопашного боя, специальной подготовки, психологической – даже в морги ходили на вскрытия.
Там же я впервые увидел и попробовал батуты – по тем временам они были еще не распространены. А нам дали программу: двойные, тройные сальто для координации – и это не считая плавания, бега, лыж, гимнастики.
– Понимали, куда пойдете после училища?
– Это же еще СССР, так что было распределение. Я закончил с красным дипломом, и комиссия меня распределила в Москву в ОМСДОН – знаменитую дивизию Дзержинского.
– В вашей биографии на сайте СБР вскользь упоминается работа в горячих точках – где, что, как?
– Внутренние войска и их спецподразделения для этих дел и предназначались. Тогда это называлось Внутренние войска, сейчас – Росгвардия.
Еще курсантами нас начали направлять в служебные командировки на пресечение массовых беспорядков по СССР, который разваливался. Первая командировка – в Ереван: оружие нам выдали, но боезапас нет. Мы слетали больше для демонстрации силы. А первая реально серьезная командировка, где пришлось применить оружие для выполнения задачи – это Баку, так называемый «Черный январь» 1990 года.
Мы сидели в части – и тут тревога: час на сборы, потом по машинам, приехали на аэродром Чкаловский, борта уже стояли. Нам сказали: вылет в Баку, задачу узнаете на месте.
– Ого.
– Мы прилетели в Баку и две недели ничего не делали, расположились в школе. В какой-то вечер нас собрали: в городе тяжелая обстановка, массовые беспорядки, убийства, грабежи, ОВД и правительственные здания разграблены, азербайджанцы против армян, у них оружие – уже 70 трупов. Задача – взять город под контроль и восстановить конституционный порядок.
Один полк нашей дивизии должен был заходить в город с юга, а мы со стороны поселка Баладжары им навстречу. В центре – на Проспекте Нариманова, у правительственных зданий – нам надо было соединиться.
В два часа ночи мы выдвинулись в пешем строю. Вооружение моего взвода было штатным для спецназа – АК с полным боекомплектом, из которых несколько оснащено ПБСами (приборами для бесшумной и беспламенной стрельбы) и НСПУ (ночной стрелковый прицел унифицированный – чтобы зеленым видеть в темноте), снайперские винтовки.
Подошли к мосту, и дальше видна вся площадь – там толпа, мост заставлен ЗИЛами-цементовозами: они большие, за ними прятаться хорошо. И места много занимают: поставь две штуки – вот готовая баррикада. Понятно, что народу дохера, но нам мало что было видно – с нашей стороны фонари побиты.
Командир, полковник Ш. (от редакции: некоторые фамилии не называем по просьбе Нуждова) попросил: Леш, посмотри, что там вообще за люди, что из себя представляют? Посмотрел в НСПУ: #####, на площади стоят с охотничьими ружьями, в редких деревьях – ждут с автоматами, на домах и крышах – с автоматами. Вот попали, думаю.
Слева и справа частный сектор, мы стоим на узкой дорожке перед мостом. Пока стояли, нас сзади закрыли такими же ЗИЛами и автобусами. Оттуда вылезли люди – и к нам на переговоры. Мы подошли с командиром, и они нам сказали: садитесь в эти автобусы, и мы вас отправим в аэропорт, а оттуда в Москву. А если нет – всех здесь перебьем.
В это время с юга начал входить в город наш второй полк – и началась стрельба. Оказалось, боевики с крыш многоэтажек принялись обстреливать колонну из захваченных пулеметов. Наши давай отвечать наверх, и пошла такая канонада, все небо в трассерах, в эфире по рации – хаос боя.
– А вы?
– Честно, мы подрастерялись: первый раз такое. Наши переговорщики, видя это, сразу стали наглее: смотрите, ваших уже убивают. Наш командир по рации связался со старшим начальником – командиром второго полка полковником Р. Он под грохот орет: задача неизменная, через два часа встречаемся в центре, разрешение на применение оружия в случае сопротивления у вас есть!
Ш. мне: Леш, бери свой взвод, в УАЗике инженерной службы получите гранаты – и вперед. В случае вооруженного сопротивления гранатами – огонь, и на штурм через мост, а мы за вами.
Как сейчас помню: открываю ящик с РГД-шками, разбираем их, вкручиваем запалы, а руки потрясывает.
Нам очень повезло: в этот момент с противоположного берега на толпу двинулась колонна БМД, прибывшая к нам на усиление. Можно сказать, десантники нас спасли – толпа под натиском техники разбежалась.
Перебравшись через забаррикодированный мост, мы двинулись по проспекту Нариманова: это широкая двухполосная дорога, по бокам деревья и узкие тротуары. Наша задача – боевое охранение колонны впереди основных сил для того, чтобы в случае нападения завязать бой, а основные силы за это время перестроились бы из походного положения в боевой порядок.
Я и три бойца пошли впереди, навстречу выехал самосвал с железным кузовом. Я поднял автомат – он не останавливается. Сделал предупредительный выстрел вверх – все равно едет. Я дал уже очередь вверх и автоматически скомандовал бойцам: к бою!
А дальше как в замедленном кино: из кузова поднялись человек пять – кто-то с автоматом, кто-то с карабином – и открыли огонь. Я дал команду «ложись, огонь», а сам, кстати, забыл упасть. Ефрейтор Наркевич (###, все помню) спрятался мне за ногу, как будто это дерево – и его затвор бил мне по икре. Мы попали в двигатель самосвала и еще куда-то, его развернуло – люди спрыгнули и побежали вдоль дома из красного кирпича, продолжая огонь в нашу сторону.
Мы стреляли в ответ, и я видел: осколки кирпича от наших выстрелов летят на высоте раза в полтора выше человеческого роста.
Все, кто выпрыгнули из самосвала, забежали за угол, а я потом думал: в принципе каждый из нас стреляет хорошо, а там всего метров 50… То есть четыре бойца инстинктивно стреляли выше – видимо, ни у кого духу не хватило убить человека. Если честно, очень рад этому до сих пор. Непросто это на самом деле.
– Этому вообще как-то учат?
– Учат. В училище был спортзал для спецподготовки: там стояли мигалки, стробоскопы, как у цветомузыки, громкоговорители, из которых транслировались звуки толпы, стрельбы. И сделан такой полукруг из дерева до потолка, как на велотреках: там бегаешь, выше забегаешь, прыгаешь – и у тебя автомат с холостыми патронами. Такой дешевый симулятор.
Хотя на самом деле этому научиться нельзя, реальный бой (особенно первый) – это совсем иное по сравнению с любыми учениями. Есть такое понятие – боевой опыт, его можно приобрести только в практических боестолкновениях.
– Чем закончилось в Баку?
– Мы дошли до Улицы 26 бакинских комиссаров в центре города. Нам определили место дислокации – райком комсомола. Там был зал с мягкими креслами, и бойцы легли подремать, ночь же. А мы с товарищем Олегом вышли покурить на крыльцо.
Подъехали наши ЗИЛы с брезентовыми тентами. Ребята открыли борты, начали вынимать из кузова и что-то раскладывать на асфальте в трех метрах от нас. Товарищ старше меня, такой гонористый: «Бойцы, #####, че у вас там течет?» Они повернулись – ни бе, ни ме. Олег посветил фонариком – а это тела погибших бойцов и кровь. Как меня начало рвать…
Выходит, не очень-то я был тогда готов к такому.
– Как вы попали на курсы военной контрразведки?
– В 1992-м мне предложили пройти обучение в специализированном заведении, чтобы получить знания и навыки, которые необходимы, чтобы работать оперуполномоченным военной контрразведки. Кстати, органы военной контрразведки в период Великой отечественной войны назывались «Смерш».
– Что за обучение?
– Длится полтора года, но все, что там происходит, это два нуля (обозначение «совершенно секретно»). Я закончил с красным дипломом. После курсов меня распределили опером в управление ФСБ по внутренним войскам. Сама работа подразумевает контрразведывательное обеспечение внутренних войск.
Во всех частях вооруженных сил контрразведывательным обеспечением занимается подразделение госбезопасности, везде есть сотрудники, они закреплены за частями – «объектами оперативного обеспечения».
– Есть командировки, о которых можно рассказывать?
– Поскольку в училище я получил специальность командира взвода спецназа, у меня в оперативном обслуживании находились части специального назначения. В 90-е это были уже не взводы, а отряды спецназа: «Русь», «Витязь» и подобные. Люди, имевшие тот самый боевой опыт, не одну спецкомандировку в горячие точки, со своим менталитетом – некое боевое братство краповых беретов, они были реальной элитой войск.
С этими спецназовцами я в качестве оперуполномоченного ездил в спецкомандировки. Если куда-то едешь с подразделением спецназа, выполняешь все задачи, которые поставлены перед ними, плюс решаешь специфические задачи органов безопасности в войсках.
Мне много где довелось побывать с ними, много увидеть – героические люди эти ребята. Куда мы ездили, говорить не буду. Забавный я старик, да? Видали, сколько у меня волос было?
– Как и когда такая работа закончилась?
– Я был опером, старшим опером, старшим опером по ОВД (особо важным делам) – все это работа с боевыми подразделениями. Дошел до оперативного обслуживания главного командования внутренних войск, где занимался уже оперативным обслуживанием высшего командного состава в качестве начальника отдела по борьбе с коррупцией в Управлении ФСБ России по ВВ МВД. Потом перешел в центральный аппарат Департамента военной контрразведки – сначала замначальником отдела, потом начальником.
В то время (это уже нулевые) вышел закон, где к задачам органов безопасности была отнесена борьба с коррупцией. Я начал специализироваться на должностных экономических преступлениях. Не могу об этом подробно рассказывать, но что это такое по сути? Это выявление, предупреждение и пресечение преступлений экономического характера в ВС РФ. Работа очень интересная, поскольку подразумевает противостояние с талантливыми и умными в определенном смысле людьми. Это не мелкие мошенники, которые в ларьке кого-то на сотку нахлобучили.
Почему меня – 34-летнего полковника – взяли в центральный аппарат разрушить возможные коррупционные цепочки? У меня к тому времени был большой опыт реализованных оперативных материалов на предыдущем месте службы, во многом передовой.
На пенсию я ушел в 40 лет, в 2008-м, когда все более-менее нормально заработало.
Отсюда и до конца – только про биатлон
Алексей Нуждов и Виктор Майгуров – теперь соперники
1. – Есть мнение, что управлять СБР должен человек из биатлона, а вы не из биатлона.
– Биатлонистом я не стал, тренером уже не стану. Но так я и не собираюсь участвовать в гонках или тренировать.
Общественной работой в спорте я начал заниматься 17 лет назад: с нуля создал лыжный клуб (АНО Клуб Наседкина) для детей, живущих в Московской области.
Уже через 4 года спортсмены клуба стали занимать первые места на Кубке Московской области по лыжам и биатлону. Система подготовки в клубе была не бюрократизирована, как в государственных спортшколах, и оказалась успешной. 8 лет назад я возглавил федерацию биатлона Московской области – сейчас подходит к концу второй срок.
Вице-президентом СБР я стал при Владимире Драчеве, а через два года на перевыборах остался им при Майгурове. То есть управленческую вертикаль нашего биатлона я прошел. Клубом занимаюсь до сих пор – это мое увлечение и, как бы высокопарно ни звучало – наверное, миссия: принести конкретную пользу детям, тренерам, родителям. Денег на этом не зарабатываю, только трачу – и мне это приносит удовольствие.
Мне известно, из чего состоит наш биатлон от самого низа – спортшколы и регионального ЦСП – до руководства общероссийской федерации. Очень многое на каждом этапе меня не устраивает. Вижу, что и как можно улучшить.
2. – Вы вице-президент СБР – точно с возможностями что-то менять, руководить. Зачем идти именно президентом?
– С Драчевым в 2020-м у нас закончилось тем, что ситуация была критичная по различным причинам. Об этом много писали, и вы в том числе. На тот момент я думал: не мне руководить, есть ребята, у которых больше возможностей, желаний, знаний. Мне казалось, что Виктор Майгуров отвечает этим требованиям.
Но мы поработали вместе два года, и я вижу: наши подходы, взгляды на работу, цели и задачи, стратегию и тактику совершенно не совпадают. Не говорю, что я прав, а он не прав. Мнения разошлись, это нормально. Просто время совместной работы показало, что его методы не решают те задачи, которые, как я понимаю, должен решать СБР.
Что такое общероссийская федерация? Главный принцип – максимальная открытость. Бюджет, цели, задачи, стратегия и принятие решений – все это должны быть открыто для членов федерации и всех любителей биатлона. Что из этого сейчас известно? Ничего.
Все вертится вокруг сборной. Но нельзя судить об эффективности работы президента и федерации только по сборной. Да, президент должен заниматься сборной, тратить на нее какое-то время. Но не большую часть – это мое убеждение.
Сборная – это верх пирамиды: там должны быть лучшие кадры и лучший администратор в спорте высших достижений – главный тренер. Они должны 100% времени – день и ночь – заниматься сборной. А президент – не должен. Он должен включаться, оказывая посильную помощь, когда их возможностей не хватает.
Тренеры и спортсмены сборной – это штатные сотрудники ЦСП Минспорта: они получают зарплаты, имеют трудовой договор, функциональные обязанности. Президента Федерации в штате ЦСП нет. И не может быть, так как он работает в общественной организации, а не в Минспорте.
Поэтому рулить тренерским штабом, составами на подготовку, на гонки, принципами подготовки, отбора и прочим должен главный тренер. СБР просто согласует и утверждает его решения в соответствии с Уставом. Что касается президента, то он служит гарантом того, что все это не превратится в профанацию.
Я бы 20% времени тратил на сборную, а 80% на региональные проблемы. У меня есть практический опыт, как их решать.
По официальным данным у нас 20 тысяч занимающихся биатлоном – где-то в журналах, на бумагах они есть. Реально, думаю, занимается тысяч 5. А школ и инфраструктуры, тренеров – всего этого у нас как раз на 20 тысяч. Давайте доведем реальное количество занимающихся до этой цифры, давайте поднимем регионы, которые в основном брошены – я могу долго их перечислять.
Последних президентов СБР больше увлекала сборная. Я не разделяю этот подход.
3. – Кого видите главным тренером сборной?
– Юрия Каминского (на фото ниже, сейчас – тренер мужской группы, где работают Эдуард Латыпов и молодежь – Sports.ru). В моей структуре он лично, а не руководство СБР, должен создать команду и выстроить все принципы.
Я знаю Каминского лет 20, он мне и в клубе помогал. Думаете, он составит сборную хуже или неправильнее той, которая есть в сегодняшнем варианте? Он взрослый, не подлец, не вор, не заточен под бабки. Его интеллектуальный потенциал высок, у него отличный бэкграунд, он заслуженный тренер России и авторитет для коллег и спортсменов.
Я, как президент, не буду заниматься оргвопросами сборной. В офисе СБР заниматься текущими проблемами сборной будет человек – назовем его руководитель администрации.
У Каминского, как у главного тренера, рядом тоже будет лучший организатор в ранге вице-президента. Он будет отвечать за логистику, размещение, сервис, инвентарь, все передвижения, связь с местами сборов. В моем видении это Александр Касперович, не привлеченный к тренерской работе. Причем позвать Касперовича – это идея Каминского, а не моя. Каминский знает, как это работает в лыжах, где у Вяльбе в этой роли Юрий Чарковский.
4. – Если выиграете выборы, придется заново собирать команду и переназначать тренеров?
– Я предлагал провести выборы президента до назначения тренеров, но Виктор на это не пошел. Сборная готовится к сезону, тренеры работают. Да, я принципиально с этим не согласился, но я не идиот: если выиграю выборы, не стану ничего радикально менять.
5. – В последние годы СБР минимум пару раз был на грани банкротства. Как планируете решать финансовый вопрос?
– Общие параметры бюджета и его расходования я уже озвучил в тезисах своей программы. Вопрос решен. Конкретные компании я назову делегатам на конференции.
В прошедшем году доходная часть бюджета составила 150 млн.
42 млн СБР получал от «Газпрома». Раньше присылали больше с учетом НДС (50+), теперь все идет по упрощенной схеме налогообложения – так что сумма та же, что и 3-4 года назад.
52 млн – выплата от IBU. Когда СБР гасил долг за старые допинг-дела, IBU удерживал эти деньги в счет погашения долга. Долг полностью погашен, и в прошлом сезоне IBU наконец-то прислал полную сумму – она высчитывается в зависимости от результатов команды. Норвежцы, как правило, получают больше всех, Россия – 4-5-я уже несколько лет. В следующем сезоне IBU ничего не пришлет, потому что сборная России не поедет на Кубок мира.
36 млн – отчисления от букмекеров по линии Минспорта. В этом году они пришли впервые, так как приняты новые правила распределения по спортивным федерациям доходов от их деятельности.
Все эти деньги пришли бы в СБР при любом президенте. На следующий сезон остается все то же самое, кроме выплаты IBU.
И лишь 20 млн можно назвать рыночными – это заслуга руководителя СБР.
В моем бюджете доходная часть составит 220 млн, этого нам хватит на все расходы.
При этом важно, что президент не будет получать зарплату и у него не будет платных советника и исполнительного директора. Зачем исполнительный директор в офисе на 15 человек? Чего там исполнять?
Важная задача – сохранить материальный интерес у спортсменов, которые потеряют международные старты. Призовой фонд за сезон на Кубке мира – 8 млн евро: занял место с 1-го по 20-е – получил конкретную сумму, эти данные открыты. Для наших внутренних стартов 8 млн евро – это космос, нам столько не найти, да и не требуется.
Но базовую мотивацию мы сделаем. Я буду предлагать членам руководящего органа, который будет избран, утвердить следующие предложения: за победу в личной гонке – 250 тысяч рублей придет на карточку спортсмену, плюс по 30 с небольшим его первому тренеру и личному. Условно выиграл Логинов спринт в Тюмени – ему 250 тысяч, Екатерине Халиуллиной и Александру Касперовичу – по 30. В эстафете призовые будут получать первые 4 команды.
В сезоне 10 этапов – 44 личные гонки, 14 эстафет. Только призовой фонд Кубка России составит 100 млн рублей – надеюсь, коллеги меня поддержат в таком подходе.
6. – Решить проблемы регионов – какие конкретно?
– Ввести в строй нефункционирующие либо закрытые стрельбища, создать единую систему соревнований во всех возрастах (сейчас ее нет).
Усовершенствовать материально-техническую базу на местах: кому-то нужно стрельбище, кому-то оружие, кому-то «Буран», кому-то табло, кому-то методические наработки. Нет необходимости строить суперкомплекс в каждом регионе, но нормальные стадионы там должны быть.
Сначала надо подтянуть малые регионы, где эта база почти нулевая, а все спортсмены – свои, а не приезжие. Я это знаю на примере своей Мособласти: мы уже отдаем регионам-лидерам наших спортсменов, которые не попадают в сборную области.
7. – Если проиграете выборы, то…
– Наверное, даже больше приобрету – сосредоточусь на своей федерации. Я же еще не сделал Мособласть сильнейшим в стране регионом по биатлону, мы пока отстаем от Тюмени и Хантов. Но еще один срок – и все будет, судя по нашей динамике.
Но надеюсь выиграть. Реальный центр тяжести в биатлоне сегодня – это регионы, от них все зависит и там можно заниматься творчеством. И здесь основной участок работы президента.
Фото: РИА Новости/Алексей Филиппов, Нина Зотина, Наталья Горшкова, Владимир Трефилов, Сергей Титов, Алексей Бойцов; СБР/Евгений Тумашов; личный архив Алексея Нуждова
Ну опять одно и тоже