Тагир Самокаев: «Если человек утверждает, что невиновен, значит, у него есть на это веские причины»

Тагир Самакаев, адвокат российских биатлонистов Екатерины Юрьевой, Альбины Ахатовой и Дмитрия Ярошенко и лыжницы Натальи Матвеевой, уличенных в использовании допинга, прокомментировал слова Ахатовой и выразил мнение о главе СБР Михаиле Прохорове.

О документах, полученных из WADA: «То, что сейчас трое наших биатлонистов обвиняются в допинге, похоже на некую системность медицинского обеспечения. Системность в кавычках... Если подобные случаи возможны на столь высоком уровне, видимо, надо что-то выправлять в консерватории, как говорил Жванецкий. То есть начинать с организации спортивного процесса не на соревнованиях, а задолго до них. Организационно исключать попадание допинга в организм спортсмена».

О том, кто попросил защищать Юрьеву, Ахатову и Ярошенко: «Помогал им по вопросам, связанным с рекламой, которую они носили на своей форме. Когда начался скандал, ребята позвонили и попросили о защите. Спросили, мол, Тагир, подскажите, что в этой ситуации делать.

Давал им советы по телефону, пока ребята находились в Южной Корее. Когда они приехали в Москву, мы с ними встретились. Пообщались. И до сих пор пытаемся разобраться в ситуации. По всем моментам. Имело ли место допинговое нарушение. Было ли некое запрещенное вещество. И, если было, каким образом попало в организм. Там широкий круг вопросов, которые надо исследовать».

О словах Ахатовой о том, что она не принимала допинг: «Возможно, кто-то посчитает, что нижесказанное — лукавство с моей стороны. Но, если человек утверждает такое, значит, у него есть на это веские причины. Если он искренне полагает, что невиновен, – это его позиция. И какие основания у меня ему не верить? Я знаю, многие относятся к этому со скепсисом: мол, спортсмены все знают на самом деле. Они такие-сякие – пробу ставить негде, жулики… Но подобное отношение оскорбительно».

О праве на защиту: «Право на защиту – одно из достижений демократии. Можно защищаться самому, можно обратиться к профессионалу. Когда обращаются ко мне, моя задача – ему помогать, дабы не допустить ошибок в его позиции защиты. Есть масса регламентирующих моментов по поведению спортсменов».

О том, что в использовании допинга могут быть виноваты чиновники: «Я буду представлять интересы спортсменов до той степени, покуда им самим это не начнет вредить. Может, атлеты посчитают, что возможны иные способы защиты. Я обязан показать все подводные камни. Я им все расскажу, и они вправе будут сами принимать решение. Мои подзащитные – люди адекватные».

О присутствии спортсменов в Лозанне: «Мы должны демонстрировать открытость, а не имитировать некие закулисные игры. Присутствие в суде важно, чтобы не было впечатления: нагадили – и в кусты. Это страусиная позиция. Спортсмены должны постоянно чувствовать пульс процесса и предлагать свои решения. Только так можно убедить кого-нибудь в чем-нибудь».

О словах Бессеберга о том, что спортсмены употребляли эритропоэтин: «Наверное, у Бессеберга были очень убедительные аргументы, чтобы говорить подобное. Но меня это не смущает. Поскольку, когда говорят, что спортсмен виновен, вину еще только предстоит доказать. Ведь может выясниться, что некие сторонние обстоятельства привели к тому, что озвученный препарат оказался в организме спортсмена. Мы внимательно смотрим, оцениваем, анализируем».

О влиянии Михаила Прохорова: «На то, что дело «резонансное», не обращаю внимания. Я как бывший десятиборец представляю состояние ребят, которые были на самой вершине, а потом вдруг оказались мало кому нужны. У спортсменов в нашей стране очень слабая социальная защита. А ведь нужно не только лавровые венки и золото собирать сейчас, но и смотреть в будущее чемпионов».

О Прохорове: «Что касается Прохорова, то он интересный человек. Мне нравится с ним общаться. Его желание привнести новое в жизнь федерации и утвердить порядочность в отношениях спортсменов и федерации мне импонирует».

О том, когда пройдут слушания в Лозанне: «До Лозанны пока далеко. Я бы не называл ни май, ни июнь. Есть особенности рассмотрения дела в спортивном арбитраже. До того как материалы попадут туда, необходимо пройти череду разбирательств в международных федерациях. И только после этого может быть назначено слушание. Но пройдет месяц или два, пока реально может состояться процесс», – рассказала Самокаев в интервью «Советскому спорту».