22 мин.

Господь любит Кливленд. Билл Симмонс о переходе ЛеБрона Джеймса

Фото: /Getty Images/Jim Rogash

Билл Симмонс объясняет, почему ЛеБрон Джеймс, не имеющий себе равных гений и наследник Майкла, Мэджика и Лэрри, вернулся домой.

Автор: Билл Симмонс

Оригинал

Да-да, я прочитал мощное письмо ЛеБрона Джеймса, опубликованное в Sports Illustrated. Я верю ему. Думаю, он хотел вернуться домой. Мне кажется, он всегда хотел вернуться домой.

Летом 2010-го ЛеБрон сделал все неправильно. И он понимает это сейчас. Его родной город отвернулся от него. Владелец его бывшего клуба устроил ему полнейший разнос. Все остальные возненавидели его за то, что он сделал. Мы превратили его в грушу для битья, загнали его в зону отчуждения, психологически сломали его, заронили в него ростки сомнений, который расцвели как черная роза в финальной серии 2011-го. ЛеБрону потребовалось почти 15 месяцев, чтобы прийти в себя после этого, и физически, и психологически. А когда он сумел это сделать, он взял два титула MVP подряд и два титула чемпиона НБА.

Но он так и не забыл всего, что произошло, и в глубине души он, наверное, всегда хотел загладить свою вину. Когда этим летом настало время для этого, он все делал по задуманному плану. Все выглядело совсем не так, как в не прекращающемся реалити-шоу вроде того, что было в 2010-м. Он ничего не говорил. Ни на что не намекал. В первую неделю июля все встречи проводил его агент. Во вторую неделю ЛеБрон остался в Лас-Вегасе и заставлял всех приезжать к нему. Он обнародовал свое решение в письме, озаглавленном «Я возвращаюсь домой». А затем улетел на финал чемпионата мира в Бразилию.

Четыре сезона в «Майами» убедили меня в одном: он один из величайших игроков НБА всех времен. Теперь он взялся за еще более сложную задачу – принести Кливленду первый трофей за последние 50 лет. Прибавьте все остальное, и получается единственно возможный сюжет. Теперь он победитель, который вернулся домой и, надеемся, поведет свой народ к новым победам.

При этом это не совсем точно. Думаю, что ЛеБрон остался бы в «Майами» – по крайней мере, еще на несколько лет – если бы по-настоящему верил в то, что у него есть шанс побеждать там.

Если считаете его гением, то это имеет смысл. Он понимает в баскетболе лучше, чем вы или я, и, на самом деле, все остальные. Он видит то, что мы не можем видеть. Не думаю, что ему понравилось то, что он увидел в последнем сезоне в исполнении своих партнеров. ЛеБрон Джеймс хотел вернуться в «Кливленд», но при этом он хотел и убежать из «Майами». Его сердце говорило ему о том, что нужно уходить, то же вторил и его мозг. Но его голова работает так, как будто бы несколько голов сразу – и не только сейчас, но и всегда.

«Как вы думаете, Майкл Джордан – гений?»

Я задал этот вопрос Дагу Коллинсу во время финальной серии 2014 года, днем перед третьим матчем, за несколько часов до того, как «Сан-Антонио» превратился в сумасшедший гибрид «Селтикс» Расселла, «Блейзерс» Уолтона и «Никс» Брэдли. Мы сидели за столиком у бассейна нашего отеля, любовались видом на голубой океан, обедали и разговаривали о баскетболе (ну потому, что именно этим вы и занимаетесь, если находитесь рядом с Дагом). Он обожает баскетбол больше, чем любой, кого я когда-либо встречал. У этого дядьки хватит историй на три книги, но его уважение к игре и отношения, которые он выстраивал годами, не позволяют ему написать и одну.

Когда Коллинс играл у Уилла Робинсона в команде университета штата Иллинойс, тот заставил его заняться боксом. Робинсон не хотел, чтобы соперники делали Коллинса, ужасно худого тогда, мишенью, и всегда говорил: «Если ты позволишь им вырвать себе сердце, но они отнимут у тебя и твой бросок». Именно так Коллинс научился стоять за себя. Во время финального матча Олимпиады-72 игрок русских срубил Коллинса, когда тот совершал бросок из-под кольца за три секунды до конца. Коллинс упал головой вперед и выключился на какое-то время. Придя в себя, он подумал о Робинсоне и вспомнил, что тот всегда учил его защищать себя. И услышал слова Хэнка Айба: «Если Даг Коллинс может встать, то бросать штрафные будет он». Коллинс изгнал все посторонние мысли из головы и положил штрафные под невероятным давлением. Хоть ему и не позволили стать Майком Ируциони от баскетбола, те минуты изменили его жизнь. Никто больше не смел вырвать сердце Дага Коллинса.

Через 14 лет он начал работать с Майклом Джорданом – человеком, который вырвал больше сердец, чем кто-либо еще. Как вы думаете, Майкл Джордан – гений? Я едва успел произнести эти слова.

«Конечно, без всяких сомнений», – ответил Коллинс.

Дело же не в способности Джордана не подчиняться правилам геометрии и законам гравитации, выходя на паркет – объяснял Коллинс – и не в том, как он предвидел игровые моменты еще до того, как они происходили. Джордан потратил больше времени на изучение реакций людей, чем Фил Айви. Он изучал их лица, рассматривал их движения, угадывал их сигналы. Он делал это очень быстро и инстинктивно. Если кто-то из соперников казался слабым, то Джордан начинал агрессивно атаковать его, пока тот не надламывался. Если он чувствовал, что тот или иной партнер подведет его, то он показывал Коллинсу, что его надо отправить на скамейку. Спустя все эти годы Коллинс с удовольствием вспоминает, как Джордан делал это – улавливая взгляд тренера, показывая ему глазами одноклубника и затем выдавая одну из своих фирменных гримас «Убери ты его отсюда на хрен». Его инстинкты практически никогда его не обманывали.

Дэвид Хэлберстан как-то написал, что социолог Гарри Эдвардс «ставил Джордана на одну ступень с людьми, находящимися на высочайшем уровне человеческого развития (вместе с Ганди, Эйнштейном и Микеланджело)». Если этот так – и не думаю, что это притянуто за уши – ситуация Джордана особенно интересна, ведь он не мог прийти к успеху без помощи своих партнеров и тренеров. Джордан, как сорняки, выдирал слабых и беспощадно давил на тех, кто мог бы ему помочь. Би Джей Армстронг настолько был подавлен убийственной личностью Майкла, что отправился в библиотеку изучать книги о гениях, пытаясь разгадать лидера своей команды. На самом деле, это было не так уж сложно. Партнеры Джордана должны были помогать ему… Других вариантов не было.

Естественно, величайший отрезок в карьере Джордана не подразумевал участия партнеров: 6-й матч финальной серии 98-го года, 41,9 секунды до конца, «Чикаго» отстает три очка. Пиппен вводит мяч с середины площадки, и с этого момента «Чикаго» был неудержим. Джордан продирается через защиту «Юты» и забивает флотер, выбивает мяч у Карла Мэлоуна, как профессиональный вор-карманник, а затем отправляет победный бросок через голову Брайана Расселла. Этот момент незабываем не из-за сказочной концовки, не из-за неповторимого великолепия Джордана, но благодаря тому, что все, казалось, шло по какому-то продуманному плану. В этом было нечто пугающее.

Я видел Джордана вживую много раз на разных этапах его карьеры. Моя любимая версия – ЭмДжей, вернувшийся после бейсбольного перерыва, немного более скромный, более мудрый, по-прежнему дерущий всем пятые точки направо и налево – как когда «Буллс» прокатились катком по «Бостону» и уничтожили остатки «кельтской гордости». Как-то мы перестали болеть за своих и начали сопереживать тому, что мы видели. Дело было вовсе не в аншлаге, а в том, что мы знали толк в настоящем величии, которым могли наслаждаться в эпоху Берда. Мы понимали, что это означает. Мы понимали, насколько это непостоянно. Нам этого очень не хватало. А смотреть за теми «Буллс» – это словно вновь повстречать старого друга.

Гений Джордана тогда (по крайней мере, для меня) представлялся в том, как органично он сочетался со Скотти Пиппеном. Мы наблюдали, как они действуют в тандеме, но возникало ощущение, что Джордан произвел на свет своего клона. Как доктор Зло и мини-я. Только в данном случае Пиппен был на два дюйма выше. Пиппен двигался как Майкл, обладал видением Майкла, перекрывал коридоры для передач как Майкл и находился в такой гармонии с игрой Майлка, словно был его двойником. Это было просто безумием. Я никогда об этом не забуду. Берд и Мэджик были гениями тоже, но они никогда не доходили до того, чтобы производит точные копии самих себя.

По этой причине и куче других я не представляю, чтобы мы увидели игрока, который был бы лучше Джордана. Мне 44 года, и я знаю, что это так. Поразительный атлет, исключительный талант, безумно работоспособный, маниакально настроенный на победу и, да, несомненный гений. Каждый раз, когда речь заходит о наследниках трона Джордана, Даг Коллинс ведет себя так, словно кто-то клеится к миссис Коллинс. Для него это личный вопрос. Серьезно.

«Я там был, – скажет вам Коллинс. – Пора прекратить сравнивать кого-либо с Майклом. Мы НИКОГДА такого больше не увидим».

Он убежден, что так и есть. И он убежден, потому что это так и есть. Майкл Джордан был гением, а возможно, и даже лучше. С декабря 1990-го по финальную серию 1998-го – за исключением ухода в бейсбол – «Буллс» никогда не проиграли три матча при Джордане. С учетом безжалостного расписания НБА, постоянных переездов, обычной усталости, это кажется невозможным. Но это произошло. Этот человек СЛИШКОМ сильно ненавидел проигрывать. Либо он выдавливал все лучшее из партнера, либо вышвыривал его из команды, подобно главному герою, убивающего второстепенного персонажа. Покажи все лучшее или проваливай.

И все же это было нечто исключительное: Джордан не умел передавать свои таланты другим (за исключением Пиппена). Вы не были партнером Джордана, скорее, его коллегой. Джордан был убежден, как и Кобе после, что лучшая ситуация для него представляет собой лучшую ситуацию для всей команды. Он давал каждому партнеру возможность самому понять, как он может с ним играть. А если у них это не получалось, то им приходилось уходить.

Берд и Мэджик предпочли другой путь: если они делали партнеров лучше, то у них появлялись лучшие шансы на победу. Как и Джордан, они были баскетбольными гениями, обладающими сверхъестественным чутьем на то, что должно происходить в каждом владении, так, словно бы они изучили расположение соперники и построили план атаки. В отличие от Джордана, их гениальность распространялась на других: играя вместе с ними каждый день, и остальные начинали видеть площадку таким же образом. Первый тренер Берда Билл Фитч придумал Лэрри прозвище «Кодак», объяснив, что «разум Берда постоянно снимает фотографии площадки». То же самое можно было сказать и о Мэджике. Именно это делало их столь неотразимыми плеймейкерами. Они всегда знали, в какой точке окажется каждый из их партнеров.

Возможно, им потребовалось для этого несколько лет, но Берд и Мэджик в итоге трансформировали именно этот свой дар во что-то более значимое. Берд осознал, как в полной мере овладеть «этим» в сезона-1984/85, для Мэджика «это» произошло два сезона спустя. И вот что «это» было. Каждый из них мог правильно оценить любую баскетбольную игру – в один момент, налету – и определить с удивительной точностью, что именно нужно команде.

Это выглядит просто, так? Это невероятно.

Вам нужно понять каждую сильную и слабую сторону ваших партнеров.

Вам нужно осознать, что вы не можете доминировать в каждом матче, что и ваши партнеры обязаны сверкать время от времени – только тогда они будут лучше, и только тогда вы сможете рассчитывать на них и дальше. Вы можете сделать эту уступку потому, что знаете в глубине души, что вернете контроль над игрой в любой момент.

Вам нужно быть настолько сильным, талантливым, настолько доминирующим, что вы перестанете об этом думать дальше. Это почти как способность дышать.

И вам нужно делать все максимально эффектно.

Вы больше не играете в баскетбол. Вы становитесь художником. Вы создаете нечто, о чем будут помнить всегда. На каждой арене вас ждут люди, которые, возможно, вас никогда до этого не видели. На выезде вы обожаете молчание. Это ваш любимый звук. Вы хотите услышать гул болельщиков, их крики, вы хотите услышать панику, а затем вы не хотите уже ничего. Просто абсолютный звуковой вакуум, в котором раздаются крики ваших партнеров. Вы хотите, чтобы болельщики в подавленном настроении уходили с собственной арены, с таким чувством, как будто кто-то ударил их по голове мячом. Вы хотите, чтобы они шли и говорили себе под нос, что вы – лучший игрок из всех, кого они видели, что они совершенно не знают, как же вас остановить. И именно это ваша цель на выезде.

Дома – гораздо проще. Просто доведите фанатов до оголтелого состояния, подкрепляйтесь их энергией и позвольте им сделать вас еще лучше. Мэджик наслаждался игрой дома. Он обожал видеть знаменитостей в толпе, обожал всю эту шумиху с Шоутайм, обожал втаптывать команды в паркет, обожал быть самой яркой звездой в городе звезд. После матча он оказывался в клубе Форума и там веселился так долго, как только это было возможно. Берд обожал играть на выезде, особенно в тех городах Западной конференции, куда «Селтикс» приезжали один раз в году. Он прохаживался по площадке и интересовался, каков рекорд по максимальному количеству очков, а затем угрожал, что побьет его в этот день. В Лос-Анджелесе был такой момент, когда на Берде сфолили за 0,2 секунды до конца, и ему надо было положить оба штрафных для победы над «Клипперс». Когда он подошел к линии штрафных, он не мог поверить, что болельщики ведут себя так тихо – он сделал шаг назад и потребовал, чтобы они орали громче. Затем он реализовал оба броска и с улыбкой направился на скамейку.

Коллинс рассказал мне фантастическую историю с участием Берда. В Чикаго Берд приехал в отвратительном настроении – «Буллс» отказались предоставлять ему дополнительные билеты. Он заметил Коллинса на боковой, пожаловался на отсутствие билетов и спросил его, каков рекорд арены по набранным очкам. Затем пообещал его побить. Ого. В начале матча Коллинс бросил на Берда Бена Покетта, неуклюжего запасного форварда, к тому же еще и белого. Вторая пощечина – Берд всегда воспринимал это как личную обиду, когда против него выпускали белого парня. И как рассказал Коллинс, Берд с насмешкой сказал ему: «Бен Покетт? Ты, б****, смеешься надо мной?», после чего забросил первые пять мячей. Для Бена Покетта на этом все было кончено.

К перерыву Берд набрал 33 очка, а потом пообещал Коллинсу не напрягаться во второй половине. В итоге у него на счету оказалось 41 очков, а Коллинс спустя 27 лет может вспомнить каждую деталь той истории. Смеха ради мы посмотрели тот матч на YouTube – сейчас все можно найти на YouTube. И так все и было. Берд, убивающий Покетта, Берд, смеющийся над скамейкой «Чикаго», во всей красе.

Вас не называют «Легендой Лэрри» из-за того, что вы делаете в 7-х матчах, вас так называют, потому что вы показываете все свои возможности в каком-нибудь незначительном матче в Чикаго, когда вам недодали билетов. Это искусство особенного рода, гений, подкрепляющий шоу злостью и внутренним соревновательным духом. Это наивысший уровень баскетбола. И когда вы оказываетесь на нем, дело больше не в титулах.

Так о чем я? Что, если ЛеБрон Джеймс не только волновался по поводу того, чтобы исправить все ошибки, сделанные в Огайо, но при этом еще и о том, чтобы позаботиться о себе как о художнике, выступающем на самом высоком уровне? Он не мог создать все, что он хотел бы создать в Майами. Больше нет. Там снова наступала фаза, которую мы видели в 2009-м и 2010-м – ЛеБрон застрял в не той команде, с не теми соперниками, и от него требовали делать слишком много (как и большую часть карьеры). Они не давали ему показать все лучшее, на что он способен. Это было предельно ясно.

В 5-м матче финальной серии 2014-го произошло что-то, на что почти никто не обратил внимания – так чудесно играли «Сперс». При «-7» после большого перерыва ЛеБрон вышел на третью четверть и не бросал. Каждый пас словно бы содержал дополнительное послание – как будто бы он говорил Микки Эрисону и Пэту Райли: «И вот это команда, которую вы мне дали». Глядя на него вживую, я понимал, что он был изможден и зол. Но нельзя было определить, происходит это потому, что титул уходит из рук… или потому, что здесь было что-то более глубокое. Он не показывал свои чувства, но при этом вел себя не так, как обычно. Он выглядел отстраненным. На самом деле, примерно так же, как в 5-м и 6-м матчах серии с «Бостоном» в 2010-м.

«Сперс» вышли вперед на 20 очков, а ЛеБрон сделал первый бросок за 14 владений «Хит». Если он хотел кому-то что-то показать, что он совершенно точно сделал это. В середине четвертой четверти при «-18» он промазал из-за дуги и даже не побежал в защиту. Он был целиком и полностью вымотан, и психологически, и физически. Он отдал все, что у него было.

То, что «Хит» сделали по отношению к ЛеБрону в прошлом году – несправедливо. Они амнистировали Майка Миллера и добавили двух свободных агентов – Майкла Бизли и Грега Одена – которые не провели ни одного значимого момента в плей-офф. В регулярном сезоне они давали Уэйду много отдыхать (в общей сложности он пропустил 28 матчей) и заставили ЛеБрона играть гораздо больше, чтобы «приберечь» Уэйда на плей-офф… вот только эта тактика отозвалась кошмарной игрой Уэйда в финале. Бош перестал действовать жестко около года назад. Их ролевые игроки либо уже доигрывали, либо были недостаточно талантливы. В последних трех матчах финальной серии «Майами» выглядел даже менее опасным, чем «Кэвс» в 2010-м – команда, из которой ЛеБрон ушел примерно по тем же самым причинам.

Когда Джеймс подписался в «Хит» в 2010-м, я написал, что он выбрал легкий путь, что он объединил силы с Уэйдом вместо того, чтобы сделать нечто большее и попытаться победить его. Но чем больше я наблюдал за ЛеБроном, чем больше я читал о нем, тем больше мне начинало казаться, что в том решении было нечто более естественное.

Дело тут было в титулах… или в том, чтобы найти правильных партнеров?

Что, если ЛеБрон – гений, подобный Берду и Мэджику?

Что, если он ЗНАЛ, что он гений?

Что, если он ищет баскетбольную версию Священного Грааля, нечто высочайшее, такой уровень баскетбола, который он не может обрести в «Кливленде»?

Что, если те матчи в первом сезоне, когда Уэйд (еще на пике) и ЛеБрон (только вышедший на пик пиков) забирали подбор и выдавали самый подавляющий отрыв два в одного, который мы только видели в своей жизни… что, если именно об ЭТОМ заботился ЛеБрон? О том, чтобы играть вместе с тем, кто видел игру так же, как видел ее он сам?

Мы никогда не говорим о его мозгах. Парадоксальным образом мы говорим обо всем, но только не об этом.

Мы смотрим за ним уже 11 лет, удивляемся ему, восхищаемся им, критикуем его, обожаем его, отвергаем его, обожаем его, отвергаем его… это цикл продолжается и продолжается. Никого так не критиковали со времен Уилта Чемберлена, благословенного и проклятого из-за своего огромного преимущества в физической силе. Возможно, именно такое и случается, когда вы берете лучшие черты Мэджика, Почтальона и Скотти и объединяете все это в одном 113-килограммовом монстре – у этого человека неудержимый движок и ДНК Лэрри Берда.

Он может сделать трипл-дабл, набрать 40 очков, выдать пять или шесть гифок, защищаться против Тони Паркера или Кармело Энтони, играть пойнтфорварда, играть в лоу-пост… он может делать все, только попросите. ЛеБрон может делать все, что хочет. Но знаете, что он не может делать? Играть в баскетбол на безумно высоком уровне, не имея правильных партнеров.

В данный момент его резюме не оставляет сомнений: он может завершить карьеру завтра в качестве одного из семи лучших игроков всех времен. Если взять всю историю НБА, то пять ЛеБронов наверняка обыграли бы еще пять кого угодно (да, даже пять Джорданов). Мы всегда указываем на его физические таланты, но не кто иной, как Пол Джордж недавно назвал его самым умным игроком лиги. Подумайте об ЭТОМ. Именно в этом дар и проклятье ЛеБрона. Он понял, как совместить гений и игру на публику – он уже на этом уровне, сейчас, и на самом деле больше речь не идет исключительно о титулах. Дело в чем-то гораздо более важном. Для него, по крайней мере.

Так что в письме Sports Illustrated ЛеБрон объяснил все сам… хотя на самом деле нет. Потому что вот, что он не смог сказать:

«Я гений. Но у гениальности есть пределы. Я уже чувствую, как мое тело начинает уставать. За последние 11 лет я провел 1000 матчей из 1044 возможных, в среднем 40 минут за матч и всего 39993 минуты. Лишь Уилт и Расселл доходили до отметки в 40 тысяч минут быстрее, чем я. Я хочу быть частью чего-то большего, чем я сам. Я устал тащить команды в течение 9 месяцев в году. Я думал, что Уэйд и Бош помогут мне, и на каком-то этапе так и было, но теперь Уэйд постарел, а Бош прошел свой пик.

Чем больше я думал об этом, тем больше мне нравилась идея оказаться в молодой, более атлетичной и более гибкой команде. Мне нравится то, что я снова смогу играть на четырех позициях. Мне нравится то, что время от времени мне будут помогать молодые, а не я буду постоянно тащить их на себе. Хочу играть пойнтфорварда. Хочу играть спиной к кольцу. Хочу быть крайним при розыгрыше быстрых отрывов – а в «Майами» я больше не могу это делать. Хочу использовать все мои умения. Я – Мэджик и Лэрри, и Баркли, и Мэлоун в одном теле. Я – настоящий художник. Вот кто я такой».

И если ему так кажется… Можно ли его в этом винить?

Я видел ЛеБрона вживую где-то 50 раз. Мой любимый матч – 4-я игра финала Востока против «Индианы» в этом сезоне, когда Лэнс Стивенсон оказался настолько глуп, что задел его. ЛеБрон сказал, что не воспринимал клоунаду Лэнса как личную обиду, но мы-то все знали, что так оно и было. В отличие от Джордана или Кобе, он не стал отвечать 50 очками.

Вместо этого он вышел на площадку и понял, что именно нужно «Хит», а затем дал им именно это на протяжении трех невероятных четвертей. Не было ни единого момента на протяжении двух часов, когда хоть кто-то подумал, что у «Индианы» есть шанс. Его статистика не внушает трепет: всего 20 очков и 9 подборов за три четверти. Но он доминировал так, как это только было возможным. Вы никогда не забывали о том, что он на площадке – ни на секунду. И каждый раз он принимал верное решение, даже тогда, когда это было предельно просто: «Здесь я должен форсировать ситуацию», «Наверное, Норрис Коул сейчас в левом углу, хотя я его и не вижу, так что я брошу ему мяч из-за головы». Он не растрачивал энергию зря. Самым удивительным была его сверхъестественная эффективность.

В третьей четверти я написал другу: «Это была самая незнаменательная знаменательная игра, он выдал 13 невероятных моментов». Почти в тот же момент Джеймс выдал еще два, в том числе слаломный проход через всю площадку, который завершился данком в траффике. Как и Мэджик до него, ЛеБрон любит играть дома – любит видеть болельщиков, облаченных в белое, любит смотреть на них после значимых моментов, любит кричать и подпитывать себя энергией трибун. В течение многих лет он играет в баскетбол на высочайшем уровне, но только сейчас он познал истинный смысл спорта. Он достиг последней ступени. Это было настоящее искусство. Это было сочетание гениальности и шоу.

В недооцененном фильме «Шесть рубежей отдалений» Уилл Смит играет афериста, который втирается в доверие к богачам Манхэттена. В одной семье он настаивает на том, чтобы приготовить ужин, и делает нечто удивительное. Позже, когда жена (Стокард Ченнинг) пытается убедить героя Смита сдаться полиции, он напоминает о том ужине и говорит, что это был лучший день в его жизни.

«Вы позволили мне показать все лучшее во мне», – говорит он ей.

Именно об этом я думал в 4-й игре той серии с «Индианой». Джеймс потребовались годы, чтобы овладеть своими невероятными талантами. Он не мог сделать это в «Кливленде», так как партнеры были недостаточно хороши для этого. Он не мог сделать это в первом сезоне в «Майами», потому что Уэйд не отдавал ему лидерство. В последующие два года мы увидели переход, который иногда был очень непростым: Уэйд постепенно уходил на второй план, а ЛеБрон начинал понимать принципы управления командой. Их пик пришелся на 27-матчевую победную серию, одно из величайших достижений в истории НБА, за которым последовал второй титул. В четвертом сезоне они бросили вызов Дедушке Времени, когда научились мастерски использовать этот опасный переключатель, позволяющий им постоянно играть на строго необходимых мощностях.

Но пока ЛеБрон мог готовить те блюда в стиле Уилла Смита, у «Майами» все было хорошо. Или так нам казалось. Его блюдо в 4-м матче оказалось восхитительным. Он выдал рецепт от Мэджика, рецепт от Джордана, рецепт от Пиппена, а затем на закуску добавил немного Берда и Баркли. Он разобрался с «Пэйсерс» так, как Флойд Мэйвезер разобрался бы с каким-нибудь неуклюжим представителем полусреднего веса. Когда после этого Пол Джордж начал жаловаться на судей, я понял, что «Пэйсерс» ничего не светит – если их лучший игрок так и не понял, что произошло, то шансов нет. Дело было не в том, что ЛеБрон обыграл их, выдав нечто невероятное. Он обыграл их в таком стиле, который можно повторить в каждом матче. Это огромная разница.

Кто бы тогда подумал, что за «Майами» ЛеБрон проведет только семь матчей? Тогда мне казалось, что их рискованная затея давать отдых Уэйду за счет ЛеБрона – с которой я никогда не был согласен – себя оправдала. Мне казалось, что они движутся к три-питу. Мне казалось, что ЛеБрон никогда не уйдет из «Майами». Я не мог видеть то, что видел он.

Четвертый матч я смотрел из нашей студии NBA Countdown, сидя на металлических ступеньках, и в какой-то момент написал своему приятелю, чтобы фотограф заснял меня. Подумал, что это была бы крутая фотка – я в синем костюме, в окружении счастливых болельщиков «Хит», облаченных в белое, болельщик «Селтикс» на вражеской территории, и все мы наблюдаем за игроком, находящимся на пике своих возможностей. Хотел бы, чтобы через 30 лет я вспомнил этот момент. Я знаю, что это звучит слащаво-сентиментально. Но именно так я тогда и чувствовал.

По правде говоря, я не знал, когда такое еще раз случится. И не знаю сейчас.

Мэджик и Берд ушли еще до того, как я окончил университет. Джордан появился и ушел до того, как мне исполнилось 30. Кобе, Хаким и Шак никогда не показывали такого – все они были хороши, но никогда не настолько хороши. Дюрэнт, конечно, удивительный снайпер и еще более удивительный одноклубник, но очень сложно представить, чтобы он достиг этого последнего уровня. За ним идет Энтони Дэвис – человек, у которого гораздо больше шансов стать новым Тимом Данканом, чем баскетбольным гением. И больше на горизонте нет никого. Никто не знает, когда мы увидим такое вновь.

Так что да, я хотел иметь такую фотографию. Снимите меня. Я приходил смотреть на Лэрри. Приходил смотреть на Мэджика. Приходил смотреть на Майкла. И на ЛеБрона Джеймса. Теперь он везет свой гений обратно в Кливленд. Это правильный ход правильного парня в правильное время. Это будет очень круто.