16 мин.

Умер Билл Расселл, самый титулованный игрок в истории НБА. Он лишь недавно примирился с «Бостоном», которому принес 11 титулов

197

Этот текст был впервые опубликован в 2020 году. Сегодня великий центровой «Бостон Селтикс» Билл Расселл скончался в возрасте 88 лет – и мы поднимаем текст о том, как 11-кратного чемпиона не ценили даже в Бостоне.

В 67-м Билл Расселл впервые проиграл. Великий центровой брал титулы в 11 из 13 проведенных в лиге сезонов, но поражение 58-го таковым никогда не считал: тогда он пропустил большую часть финальной серии из-за травмы ноги. Проигрыш 67-го был тем болезненнее, что случился в первом сезоне, когда Ред Ауэрбах покинул место главного тренера «Бостона» и Расселлу пришлось совмещать обязанности.

Сам Расселл при этом вспоминает тот момент как один из самых исключительных за всю его карьеру. Все из-за того, что на решающий матч тогда впервые приехал его дед. После того как все закончилось, его провели в раздевалку «Селтикс».

В книге «Второе дыхание» Расселл пишет: «Через несколько минут мы нашли его. Нас обоих охватила паника: Старик рыдал. Я подумал, что у него сердечный приступ, никогда не видел, чтобы он когда-либо плакал. Мы рванули к нему, чувствуя себя совершенно беспомощными. И тут увидели, что ему вовсе не было больно. Он не мог оторвать глаз от Сэма Джонса и Джона Хавличека, которые мылись в душевой тут же. Оба были в пене, о чем-то болтали и не обращали на Старика никакого внимания.

«В чем дело, папа?» – спросил мой отец.

Старик посмотрел на нас.

«Никогда не думал, что доживу до того момента, когда вода будет стекать с белого человека и попадать на чернокожего, а вода, стекающая с чернокожего, попадать на белого».

Вообще Билл Расселл изменил баскетбол.

Когда Ред Ауэрбах придумывал, как ему заполучить центрового, он действовал не вполне стандартно: в те времена очки набирались вблизи от щита, а потому от «больших» требовались атакующие навыки. Главная же специализация Расселла – это защита, на своей половине благодаря скорости, атлетизму, интеллекту и неумению проигрывать он устроил настоящую революцию. И из-за того, как играл сам: тогда тренеры запрещали защитникам выпрыгивать, а Расселл доминировал за счет феноменальной серийной прыгучести. И благодаря тому, как взаимодействовал с партнерами: защита «Селтикс» состояла в том, что центровой успевал выбежать на подстраховку и в случае чего вернуться к своему игроку. И благодаря невиданной физике: Расселл блокировал по несколько бросков за владение и старался превратить каждый из них в контратаку. И из-за того, что к такому никто не был готов: помимо непосредственного влияния на игру, все соперники вторили, что им просто психологически некомфортно находиться на площадке – «В мозгу была только одна мысль: где он сейчас?».

Самый известный эпизод с участием Расселла имеет практически мифологический характер. Это так называемый момент Коулмэна: за 40 секунд седьмого матча финальной серии 57-го «Сент-Луис» бросил мяч в центр площадки на убегающего в отрыв Джека Коулмэна, перед ним никого не было. Центровой «Бостона» в этот момент находился под чужим кольцом, но за то время, что Коулмэну понадобилось, чтобы преодолеть полплощадки, он пролетел всю дистанцию от кольца до кольца и в последний момент заблокировал бросок. «Расселл мог бы быть олимпийским чемпионом по десятиборью, – говорил Джон Хавличек, который застал его уже в возрасте. – Он мог прыгать в длину на 7,5 метра. Он бегал с барьерами за 13,4 секунды… Он был самым быстрым человеком в «Бостоне». (Также известно, что Расселл курил почти пятнадцать лет).

Ровно в том эпизоде и родилась чемпионская династия «Селтикс».

Расселл породил один из первых парадоксов, связанных с титулом MVP. Он получил пять подобных призов, но всего три раза смог пробиться в первую символическую пятерку: считалось, что в лиге есть более достойные центровые, но ни один игрок не был столь ценен для своей команды, как он.

При этом поражали всех (и его партнеров) не столько даже физические аспекты его игры, в конце концов, он выходил на площадку против Уилта Чемберлена. Поражало то, что Том Хейнсон называл «невротической помешанностью на победе». Билл Расселл отыграл лишь 13 сезонов (и несколько последних уже через не могу), потому что сжигал себя – однажды решив, что он не может проигрывать, он доводил себя до пограничного состояния, которое и давало ему сверхспособности. «Я как будто был в ярости. Ничто за пределами площадки не имело значения. Я все слышал, я все видел, но все это было неважно. И я предвидел каждое действие каждого игрока на паркете». Перед важными матчами его всякий раз рвало – и привыкшие к этому партнеры воспринимали это как благоприятный знак. 

Величайший партнер в истории. Билл Расселл по Биллу Симмонсу

Едва ли не более важным для истории НБА и Америки было то, что вот это феноменально одаренный, известный не только баскетбольным интеллектом, но и острым умом, психически раздвигающий рамки нормальности человек был еще и первой чернокожей суперзвездой лиги. В 66-м New York Times описывала его так: «Главное в Расселле – это чувство собственного достоинства, ум, очевидное чувство юмора, помешанность на том, чтобы к нему относились уважительно, способность отвечать взаимностью, когда речь идет о дружбе или симпатии, и неготовность идти на компромиссы тогда, когда затронуто то, что он воспринимает как истину… Биллу Расселлу не нужна любовь или даже дружба белого человека. Ему нужно, чтобы к нему относились как к личности, как к тому, кто входил бы в мир с равными правами и получал там в соответствие со своими достоинствами».

Расселл не был самым радикальным из черных спортсменов своего времени – за Мухаммедом Али ему все равно было не угнаться. Не запомнился какими-то экстраординарными демонстрациями протеста против расизма – так, как, например, сделали Томми Смит и Джон Карлос, которым их черные перчатки на Олимпиаде-68 изуродовали жизнь. Не углублялся в теорию вопроса – как, например, Артур Эш, который доказывал невыносимость апартеида. Не пугал – так, как это делал Джим Браун. Но он был слишком крупным явлением, чтобы остаться в тени даже самых известных черных активистов того времени. И вопросы расовой несправедливости оставались первостепенными на всем протяжении его грандиозной карьеры.

 

«На протяжении многих лет цветные спортсмены и представители шоу-бизнеса принимали все, как есть, и старались молчать. Для них было достаточно, что их видели приятными людьми. Но это огромная ошибка, потому что в таком случае все считают, что все устроено так, как и должно быть, ничего не нужно менять. Но я бы не мог смотреть в глаза моим детям, если бы просто играл в баскетбол. Человек без стержня, без убеждений, без уважения к себе – это не человек. И человек, который не выражает свои убеждения, не имеет никаких убеждений».

В 60-е Билл Расселл был там, где были все вожди движения за гражданские права.

Сам позвонил Гарри Эдвардсу, который задумал олимпийский проект по правам человека (и агитировал за бойкот Игр).

Неизменно поддерживал Мухаммеда Али в его войне с государством.

Встречался с Мартином Лютером Кингом.

Организовывал первый совместный баскетбольный лагерь в Миссисипи после убийства Медгара Эверса.

Выступал на историческом митинге чернокожих в Бостоне.

Выражал уважение Малькольму Икс и Нации ислама.

Часто заезжал в Африку и организовал фабрику по производству резины в Либерии.  

Расселл был вместе с ними, но его позиция всегда оставалась индивидуальной, потому что была свободна от политики, от риторики, от влияния тех или иных идеологов.

Это было заметно даже критикам.

Вот его сопоставление с Мухаммедом Али:

«По-разному Расселл и Клэй разбили политические оковы черных спортсменов. Оба противостояли иллюзии расовой справедливости в спорте, и оба встретили яростное сопротивление. Но Клэй, которого потом будут знать как Мухаммеда Али, не был ни образован, ни политически умудрен. Ему нужно было внимание, он держался на харизме. Он вдалбливал идею о гордости чернокожих в американское сознание и породил альтернативный идеал для смиренных – героя, подобного Джо Луису.

Расселл же по сути стремился к тому, чтобы ему давали выражать свою индивидуальность. «Человек всегда должен говорить то, что считает нужным. Мне не платят за все это. Я не стремлюсь к сенсации. Я отвечаю настолько искренне, насколько вообще могу. По мне можно жить только так – говорить то, что думаешь, а не стараться быть «примером для подражания». Многие общественные деятели говорят одно, а думают иначе. Я просто говорю то, что мне кажется правильным».

 

Эти расхождения проявлялись на площадке.

Например, в 68-м, когда об убийстве Мартина Лютера Кинга стало известно прямо перед первой игрой Восточного финала между «Бостоном» Расселла и «Филадельфией» Чемберлена. Восемь игроков стартовых пятерок были чернокожими, но центровой «Селтикс» сразу же закрыл любые дискуссии о переносе серии: «Это не проблема белых или черных. Это общеамериканская проблема».

В том году – одном из самых трагичных и самых важных в истории Америки – Sports Illustrated признал Расселла главным спортсменом Штатов.

Куда любопытнее, чем стандартизированный активизм, сугубо индивидуальные попытки самого Расселла сформулировать вот эту свою правду – нащупать некую грань между эксплуатацией черных спортсменов для увеселения белых и важностью спорта для выражения своей гражданской позиции.

Расовые вопросы постоянно соседствовали с баскетболом.

В 1954-м, когда Расселл играл за университет Сан-Франциско, его команда приехала в Северную Каролину на рождественский турнир. Все гостиницы города закрыли двери для чернокожих игроков, и тогда вся команда в знак солидарности решила остановиться в студенческом общежитии. Перед тем матчем его и его черных партнеров дразнили (кричали им «Глоубтроттерс») и бросали в них монеты.

На площадке Расселл подобрал одну и в шутку попросил тренера: «Прибереги для меня», спустя много лет написал в автобиографии: «Это была стена непонимания, которую невозможно было преодолеть. Ты негр. Ты – нечто приниженное. Все кричало об этом. Живая, наносящая удары, дурно пахнущая, липкая субстанция покрывала всего тебя. Болото, из которого ты пытался выбраться».

В 61-м нечто подобное произошло уже с «Бостоном». «Селтикс» приехали на выставочный матч в Лексингтоне, но в местном ресторане отказались обслуживать черных игроков команды. В ответ они решились на протест и не вышли на матч. Этот демарш вызывал всеобщее осуждение тогда, но сейчас, спустя шестьдесят лет, Боб Кузи все время вспоминает ту ситуацию и все не может понять, почему белые игроки тогда все же согласились играть.

«Негры сейчас борются за свои права – борются за выживание в этом мире, – провозгласил тогда Расселл. – И я один из них».

Перед НБА Расселл раздумывал о том, чтобы выступать за «Гарлем Глоубтроттерс», как делали многие звездные афроамериканцы. Но быстро отказался от этой идеи. То ли потому, что обиделся: владелец «Глоубтроттерс» Эйб Саперстейн на встрече общался только с университетским тренером Расселла, а не с ним самим. То ли потому, что для него «Глоубтроттерс» символизировали как раз тот стереотип, от которого он хотел убежать: чернокожего шоумена. «Глоубтроттерс» предлагали ему 32 тысячи в год, в «Селтикс» он получал 24.

«Ауэрбах произвел сильное впечатление. У меня было ощущение, что его гораздо больше интересовали люди, а не куски мяса в коротких трусах».

И в Бостоне он тоже оказался неслучайно. В 56-м второй пик принадлежал «Сент-Луису». Но в команде самого южного города той НБА на тот момент не было ни одного чернокожего, и центровой, каким бы талантливым ни был, оказаться там просто не мог.

«Сент-Луис – город оголтелых расистов, – говорил он. – Если бы меня тогда выбрали, я бы никогда не стал играть в НБА».

«Селтикс» же окружили его беспрецедентной заботой, за которую он всегда благодарил их и годы спустя.

«Каждый раз, когда я выходил из раздевалки «Селтикс», даже рай показался бы мне недостаточно приятным местом, потому что это была бы ступень вниз. Ред Ауэрбах и (владелец «Бостона» Уолтер Браун) сделали меня самым свободным спортсменом на планете. С ними я всегда мог быть самим собой, а они всегда меня поддерживали.

«Селтикс» первыми задрафтовали черного игрока, парня по имени Чак Купер… Они первыми выпустили в стартовой пятерке пятерых чернокожих. Они были первыми, кто назначил чернокожего главным тренером. И потом у них было по крайней мере пять черных главных тренеров за все эти годы.

«Селтикс» всегда интересовал не цвет кожи, а то, может ли человек играть. Ауэрбах доверял игрокам и спрашивал всех нас – и белых, и черных – о том, что мы думаем. Он получал от нас информацию и на ее основе принимал решение. Так что мы никогда даже не думали о том, что у него могут быть какие-либо скрытые побуждения».

Но за дверьми раздевалки все было иначе.

На протяжении всей карьеры Расселл воевал и с местным журналистами, и с бостонскими болельщиками. Он отстаивал вполне разумные требования – возмущался из-за сегрегации, высмеивал расовую квоту в НБА, требовал понимания и уважения. Но часто срывался и не мог донести свою точку зрения. В книге «Король паркете» это описывается так: «Расселл часто был непоследователен: он хотел любви, но выражал ненависть, хотел мира, но провозглашал злобу, хотел уважения, но показывал высокомерие. Но в этом-то все и дело. Он был обычным человеком, а не символом».

«В те годы Расселл был типичным воплощением образа разгневанного чернокожего, – вспоминал Боб Кузи. – Я не винил его в этом тогда, и уж точно не могу винить его в этом сейчас. Уж слишком много оскорблений ему пришлось вынести».

Так в 63-м Sports Illustrated вышел с цитатой Расселла: «Мне не нравится большинство белых людей, потому что они люди… Мне нравится большинство черных, потому что я черный». Общий посыл был самокритичным: Расселл говорил о том, что его тяжелое детство, его столкновения с проявлениями расизма наложили на него не всегда позитивный отпечаток. Продолжение такое: «Я считаю это недостатком – возможно. Если бы я мог посмотреть на это объективно, абстрагироваться от своего «я», то я бы точно назвал это недостатком»…

Но не понял никто. После интервью Фрэнк Рэмси, белый партнер по «Селтикс», потребовал извинения и спросил, неужели Расселл ненавидит и его. Тот ответил, что его слова исказили.

В 66-м, когда Расселла назначили главным тренером «Бостона», пресс-конференции произошел такой нелепый диалог.

– Будучи первым чернокожим тренером в больших лигах, сможете ли вы делать свою работу без каких-либо расовых предрассудков?

– Да.

– Как же?

– Самое важное – это уважение. Я уважаю людей за то, что они умеют на площадке.

Журналисты упрекали его за высокомерие и обвиняли в расизме. Расселл упрекал их за расизм и обвинял в продажности.

С болельщиками вышло еще хуже.

Расселл на протяжении многих лет выстраивал броню тотального игнора. Его обожали одноклубники по «Селтикс», его близкими друзьями вне баскетбола были белые, но за пределами этого «пузыря» он не шел на контакт. «Если к нему кто-либо приближался, Расселл закрывался газетой и сидел так, пока болельщик не уходил, – рассказывал Кузи. – Он отвечал на любые вопросы односложно. Не обращал внимания на охранников в Бостон-гардене. Ускользал от детей и других поклонников. Как-то к нему в ресторане подошел мужчина, он страшно нервничал: «Извините, не хотелось бы вас беспокоить»… «Так не беспокойте».

В статье, выпущенной в поддержку Нации ислама, Расселл написал: «Я должен обществу то же, что и оно должно мне – то есть ничего! Я отказываюсь улыбаться и вести себя мило с детьми. Не считаю, что я должен подавать хороший пример чьим-либо детям, кроме своих». Его идея состояла в том, что стандартное поведение селебрити в его случае будет неискренним, ведь он стремится к тому, чтобы белое население чувствовало себя «некомфортно».

Он даже не шел на контакт с соседями – считал любую попытку сближения лицемерием. А его дом все больше превращался в крепость: он чувствовал, что за ним следят, несколько раз у него крали баки для мусора, ему пришлось поставить освещение на участке. Атмосферу внутри идеально передает случай, когда жена Расселла выпрыгнула на него с ружьем в руках – он тогда вернулся домой в 4 ночи.  

Он ненавидел подписывать автографы и вообще старался избегать всяческого общения с болельщиками. Для него это было признаком нездорового поклонения перед знаменитостями.

Публика воспринимала все это как подтверждение того, что Расселл – эгоист и параноик.

В 1963-м, когда Расселл уехал из города на лечение, его бостонский дом взломали. Вандалы разбили его трофеи, исписали стены расистскими лозунгами, разгромили всю обстановку и даже испражнились в кровати. Об этом лишь спустя много лет рассказала его дочь.

Сам Расселл все время молчал, но с 64-го года раз и навсегда перестал давать автографы. Тогда же он охарактеризовал Бостон как «блошиный рынок расизма», а потом добавил: «С первого же своего сезона я всегда считал, что играю за «Селтикс», а не за Бостон. Болельщики могут делать или думать, что им вздумается».

Даже в файле ФБР Расселл фигурировал как «высокомерный негр, который отказывается давать автографы белым детишкам».

Некоторые его поддерживали. Одна женщина, например, написала в Sports Illustrated: «Восхищаюсь мистером Расселлом за то, что он не хочет принимать почести в качестве знаменитости, но требует уважения к себе как к личности».  Еще один читатель добавил, что «многие из нас видят в спортсменах лишь инструменты для развлечения, приятно увидеть умного, образованного спортсмена, который разрушает этот миф». Другой видел в нем фигуру масштаба Мартина Лютера Кинга.

Большинство – осуждало. Расселл получил порядка пяти тысяч писем – почти все наполненные оскорблениями. Журналисты призывали его не выпендриваться, а подумать о том, чем он обязан спорту. Говорили: «Расселл улучшил бы ситуацию, если бы просто улыбался людям», «Расселл – это такой типок, который намеренно касается темы расизма, хотя она себя исчерпала». «Билл – часть проблемы. Благодаря его комментариям либеральная общественность понимает, что расизм неискореним. Его ответы – путь в никуда», «Расселл не стремится к равноправию, он хочет лишь сводить счеты».

Никакие победы не способствовали примирению.

В 1969-м Расселл привел «Бостон» к одиннадцатому триумфу и ушел.

Ауэрбах предлагал ему зарплату в 300 тысяч, но центровой-тренер отказался. Вместо этого он рассказал о расставании с «Селтикс» на страницах Sports Illustrated за гонорар в 10 тысяч долларов. Болельщики и это посчитали предательством.

В 1972-м «Бостон» вывел номер Расселла из обращения. Сам центровой исключал свое участие в церемонии и согласился только тогда, когда Ред Ауэрбах нашел компромиссное решение. Церемония состоялась за полчаса до того, как болельщиков впустили в зал. На ней присутствовали около 25 человек. Джон Хавличек, Сэтч Сэндерс, Том Хейнсон, Дон Нельсон и Дон Чейни  поднимали белое полотно с шестеркой под аплодисменты стюартов. Публике все объявили уже во время игры: Расселлу устроили двухминутную овацию, но он стоял с отрешенным видом и не обнаружил ни одной эмоции. Церемонию введения в Зал славы в 1975-м он также отказался посещать.  

С «Бостоном» и местными болельщиками Билл Расселл примирился лишь в последнее десятилетие.

Билл vs. Уилт. Симмонс пытается поставить точку. Часть 1

Билл vs. Уилт. Симмонс пытается поставить точку. Часть 2

Фото: East News/AP Photo/Ed Widdis; commons.wikimedia.org

logoБостон
logoБилл Расселл
logoНБА