24 мин.

«В 18 я торговал наркотой у китайского притона, в 22 – играл с Оладжувоном». Безумная история звезды НБА

5

Оригинал: Стив Фрэнсис, The Players’ Tribune

Я прекрасно помню тот момент, когда осознал, что легенды НБА – не такие уж крутые парни.

Мой дружище Сэм Кассел вытащил меня прогуляться вечером перед моей самой первой игрой в НБА. Мы встречались с «Бакс» в Хьюстоне, и он определенно знал, что я хотел выбить из него все дерьмо. Но Сэм – из Балтимора, а я – из Вашингтона, так что этот чувак пытался ввести меня в заблуждение, мол, делает мне услугу, задерживая меня до шести утра и раздавая свои братские советы. Мы даже не тусили! Это просто была очередная его уловка. Мы зависали в каком-то непонятном клубе, пили холодный чай или что-то вроде этого, и он рассказывал мне о том, что я должен делать, чтобы выжить в этой лиге.

После всего этого я наконец заявил ему, что мне пора. И он кинул мне в ответ: «Нет. Все, что ты должен сейчас делать – сидеть тут и слушать меня, чтобы знать, как справиться со всеми этими фанатками».

Этот сукин сын буквально загипнотизировал меня! Было уже около пяти утра, и настроение вокруг как-то изменилось. Теперь он рассказывает мне, что собирается надрать мне задницу. Я промямлил что-то типа: «Эй, подожди секунду, ты же только что...»

Но он перебил меня: «Я серьезно, Стив. Я надеру твой ленивый зад. Иди отдыхай».

Когда мы вышли из этого клуба, солнце уже взошло. Я должен был быть на арене уже через 5 часов. Я даже не был пьян. Со мной вообще ничего не происходило! Единственное, что я ощущал – звон слов Сэма в своих ушах и ощущение, словно я не спал дня три.

В тот день Сэм вышел и положил через меня 35 очков. Я слишком вымотался в первой четверти, и мне казалось, что я готов умереть прямо сейчас. Как сейчас помню: я зеленый новичок, в команде с Чарльзом Баркли и Хакимом Оладжувоном. Они стоят у скамейки и смотрят на меня как на кусок дерьма. Руди Томьянович поглядывает на меня с мыслями: «Мы отправили в Ванкувер 15 человек взамен на ЭТО?!»

Я выбросил 13 бросков и попал 4 раза. После игры, увидев Сэма, я услышал от него: «Запомни, вне площадке мы друзья, но здесь дела обстоят совершенно иначе».

Я с обидой ответил: «Ты скользкий сукин сын!»

Однако этот урок я запомнил. Теперь я понимаю, как все обстоит, так ведь?

Несколько недель спустя нас ожидала игра с «Соникс». Гэри Пэйтон был моим кумиромв детстве. Вот мы летим на самолете в Сиэтл, и Руди посадил меня рядом с Хакимом. Намеренно. Он знал, что Хакиму есть что сказать. Руди хотел, чтобы я учился всему.

Команда ждет взлета, я сижу в своих больших наушниках, слушая Джей-Зи. Хаким сидит около меня, погруженный в чтение Корана, не говоря ни слова. Тут он вдруг смотрит на меня. Вы знаете этот ЕГО взгляд. Он просто смотрит на тебя оценивающе, спокойно. Каждое слово, сказанное этим мужчиной, словно сорвалось прямо с уст Господа Бога.

Я отвечаю: «Как жизнь, Хаким?» И далее следует этот диалог:

– Стив.

– Да, Хаким?

– Стив, ты одет словно водитель автобуса.

– Та ладно тебе, Хаким.

– Что это за дурацкие строительные ботинки на тебе?

– Это Тимберленд, чувак! Ну же!

– Стив, позволь мне помочь тебе. Приходи со мной к моему портному, мы сошьем тебе десяток костюмов. Ручной работы. Из кашемира.

– Да хватит уже.

– Кашемир, Стив.

– Хаким, все!

– Давай, Стив. Приходи к портному.

 

Холоден, будто лед. Типа того. Хаким опережал свое время. Игроки НБА расхаживают сейчас, одетые так, как он привык одеваться. Но я не пытался внимать этому. Вы должны кое-что понять обо мне, и это выглядит невозможным для любого человека младше 20. Потому что все эти парни в НБА теперь проходят одинаковый путь. Школа. AAU. Бесплатная обувь. Бесплатная еда. One-and-done. И это хорошо. Хорошо для них, действительно.

Но что же я?

За 4 года до того как я оказался в одном самолете с самим Хакимом, который пообещал, что мы пойдем покупать мне костюмы из кашемира вместе, за 4 года до того как я был в шаге от игры против Гэри Пэйтона, я стоял на углу Мэйпл Авеню, в парке Такома в Мэриленде, торгуя наркотой для китайцев. Моя мать покинула этот мир, мой отец отбывал наказание в федеральной тюрьме. Я жил в квартире, где проживало еще 17 человек. Меня выперли из старшей школы, никаких шансов сдать экзамены, НИЧЕГО.

Это был 95 год, чувак! Я наблюдал за тем, как Аллен Айверсон творит чудеса за университет Джорджтауна буквально в квартале  от меня, а я тем временем стоял на углу улицы, развивая свою маленькую нарко-империю, пытаясь, чтобы меня не ограбили, а по ночам играл в баскетбол в подвале пожарной части.

Мало кто знает мою реальную историю. Временами я даже задаю сам себе вопрос: «Мужик, как ты вообще дошел до того, что сидел в одном самолете с Хакимом?»

Я расскажу вам. Но, я не могу забыть о Гэри Пэйтоне. Послушайте... Я видел много людей, которые треплют языком. Я находился рядом со многими людьми, которые были лучше GP. Более находчивыми, более жестокими. Но этот чувак...этот чувак просто стрелял словами в воздух. Он не затыкался ни на минуту, с первой секунды после выхода на площадку и до последней. И, как я уже говорил, он был моим кумиром. И поэтому у меня не оставалось выбора – я должен был уничтожить его.

И я сделал это. Посмотрите на эту статистику! Я реально его уничтожил! 

 

И я сделал это. Посмотрите на эту статистику! Я реально его уничтожил!

У него было 30% с игры. И я знаю, что сейчас найдутся умники, которые залезут на мою страницу в Твиттере и начнут писать: «Нее, Стив, ВООБЩЕ-ТО я тут нарыл записи с той игры в Гугле и, НА САМОМ ДЕЛЕ, он попал 39%». Но давайте будем честны друг с другом, я просто уничтожил его. У меня было 27 очков после 20 бросков, я точно это запомнил. Возможно, Сиэтл даже победил в тот вечер, но тогда я настолько надрал зад Гэри, что не мог этому поверить. Знаете, на что это было похоже? Смотрели ли вы когда-нибудь, как злодей, пойманный Скуби-Ду и его командой, кричит им всякую ересь, когда его уводят полицейские в конце серии? Так вот, Гэри возвращался в раздевалку в ярости: «Просто подожди, гребаный новичок! Подожди, когда я приеду в Хьюстон в следующий раз, я тебя достану, Стив Фрэнсис!» Я сел в самолет до Хьюстона с чувством выполненного долга и облегчением. «Мы сделали это!» – только и витало меня в голове.

Я прошел этот путь, от точки на улице до этого момента.

–----------------------------------------------------------------------------------------

Я не пытаюсь восхвалять торговлю наркотиками. Никто не пытается. Но вы должны понять, откуда я пришел и когда. Я вырос в Вашингтоне, где в 80-е бушевала эпидемия крэка. Никогда не смейте называть это эрой крэка. Это была эпидемия. Крэк буквально разрушил общество этого города. Это была чума, серьезно. Я наблюдал это воочию. Я видел это. Я жил с этим. Я продавал это.

Одно из моих самых сильных воспоминаний детства – посещение  отца в федеральной тюрьме, и то, как офицер полиции отводит меня и мою мать в комнату ожидания. Они очень серьезно досматривали нас обоих. Мне было около трех. Неважно, в общем.

«Снимите его штаны»

Это был один из способов передачи наркотиков на территорию тюрьмы. Настолько все было отчаянно. Мой отец находился там в течение 20 лет за ограбление банка, тогда еще можно было грабить банки. Такой себе олд-скулл, 80-е, все дела. Он был известным человеком в Вашингтоне, как и мой старший брат. Таковы реалии моей жизни. Но я был чертовски мал, поэтому после того как мои родители развелись, моя мать всегда говорила братьям: «Нет, только не Стив, никогда. Он станет другим человеком».

Дело в том, что тогда Вашингтон был просто территорией в 65 квадратных километров, наполненной наркотиками, девушками, оружием, драками и вообще людьми, которые пытались выжить любой ценой. Моя мать работала санитаркой. Мой приемный отец – мусорщиком. В нашей трехкомнатной квартире жили 18 человек, и нам дико не хватало еды. Так что ребенком я постоянно ошивался на улице вместе с парнями постарше, пытаясь проворачивать с ними какие-то делишки, только бы заработать хоть немного карманных денег – настолько мне хотелось есть.

Когда мне было 10, я впервые получил работу. Я был мальчиком у телефона.

Знаете, в чем специфика этой работы? Это было легко. Я должен был сидеть на тротуаре рядом с точкой китайцев – там был телефон-автомат. Я выглядел настолько невинно, что копы никогда не обратили бы на меня внимания, а я тем временем только и ждал звонков от людей, которые искали наркоты, девочек или еще чего-нибудь. Я говорил им, где можно найти дилера и все в этом духе. Сутками напролет. На одном углу улицы могло стоять 50 наркоторговцев и маленький Стив, пристроенный к телефону.

  

Было нереально скучно, так что я проводил время, забрасывая мяч в будку телефона. Мы сняли оттуда крышу, и там было как раз достаточно места, чтобы туда мог проскользнуть мяч, но эта дыра была квадратной, так что ты должен был бросать просто идеально, с наилучшей траекторией, и даже при этом условии мяч все равно порой вылетал из этой своеобразной корзины.

Я проводил там день и ночь. Кроссовер, кроссовер, степ-бэк, бросок и этот прекрасный звук попадания мяча в будку телефона-автомата.

Я сделал миллионы бросков в ту самую будку. Очень долго я обманывал учителей, мать и братьев. Я скрывал от них все, но довольно неплохо учился в школе (когда я там вообще появлялся). Так что я был просто «Маленьким Стивом с этим его мячом» практически для каждого человека в моем квартале. И я был мелким. Я все еще просил свою бабушку делать отметки моего роста на стене, но ничего не менялось. Мне 12, мне 13, а я все еще не расту.

Я появился на отборе в баскетбольную команду в первый день учебы в старшей школе, считая себя нереально крутым, и они обломали меня. Они хотели засунуть меня во вторую команду из-за роста. Это сокрушило меня. Я ушел с площадки и больше никогда не играл в баскетбол в школе, провел лишь два матча.

Две игры за всю карьеру в старшей школе. Можете ли вы поверить этому? Я немного выступал за команду из AAU, вот и все. Сейчас я полагаю, что должен был просто продолжать работать над собой, но вы должны понять, насколько все трудно, когда ты растешь в нищете. Мы постоянно переезжали. Я поменял 6 разных школ. В моей жизни не было никакой стабильности. Я чувствовал себя так, словно расту в автомате с попкорном.

Иглы, чувак. Курево. Фенциклидин... Это был гребаный зомби апокалипсис.

Весело вспоминать, как я деловито говорил людям: «Однажды я женюсь на Джанет Джексон». Джанет была для меня наипрекраснейшей девушкой во всем мире. Но я был нищим 15-летним пареньком, чертовски мелким, росшим в окружении наркоманов, и я даже не смог попасть в школьную сборную по баскетболу. Как я собираюсь очаровать Джанет? Так что я просто стоял на углу, делая все возможное, чтобы выжить. Моя жизнь была неправильной. Еще раз, я не говорю, что это круто. На моей точке меня грабили миллион раз, меня избивали миллион раз. Я часто видел перестрелки. Но, говоря откровенно, если вы спросите, что пугало меня больше всего, я вам отвечу, что точно не стрельба. Оружие было нам почти в обыденность, что ли. А что вы ожидали увидеть на улицах многих городов в то время? Самой страшной вещью были наркотики. Иглы повсюду, чувак. Бонги, Фенциклидин. Люди падали прямо на месте, с этим леденящим душу взглядом в глазах. Это было повсюду. Среди них были и обычные люди – почтальоны, учителя, врачи.

Это был зомби-апокалипсис. Мы жили в этом окружении каждый день, каждую минуту.

Когда мне исполнилось 18, моя мать умерла от рака, и это стало последней каплей. С меня хватит. Все надежды, которые у меня были...забудь. Я полностью забросил баскетбол. Ушел из команды AAU. Перестал даже играть в парке. Я бросил школу, и моя торговля наркотиками вышла на новый уровень. Я думал, что буду строить свою маленькую империю, пока не словлю пулю или не попаду в какую-нибудь передрягу – на этом бы все и закончилось.

Понимаете, я не являюсь целью какого-нибудь колледжа, моя мать умерла, так какой смысл был во всем, что я делал?

Но однажды я услышал слова, которые спасли меня. Их произнес тренер команды из AAU Тони Лэнгли. Он был копом в отставке и обладал той самой мудростью человека, который много лет провел в полиции. Он сказал мне: «Я тебе говорю, Стив, через 10 лет ты увидишь всех этих ребят, делающих все то же самое, что и сейчас. Они будут выглядеть модно, носить новые «Джорданы» или еще какую-нибудь крутую обувь, но они будут заниматься все тем же – толкать наркоту. Год за годом, день за днем они будут продолжать заниматься этим грязным делом. У тебя есть шанс изменить свою жизнь, делать что-то, помимо этого».

Эти слова зазвенели в моей голове, я не мог перестать думать об этом. У меня был один выход из этого дерьма, но это был не университет Дьюка, а колледж Сан-Джакинто в Техасе. Один из их тренеров заприметил меня, играющего в AAU, и они уведомили меня, что у них есть место в составе. И что я знаю о Техасе?

 

Однако бабуля уверяла меня, что моя мать была бы рада такому, и я просто сдался. Я сдал выпускные экзамены, и она вручила мне 400$ на самолет до Хьюстона. В Техасе меня встретили тренеры колледжа, на том самом месте, где когда-то они встречали самого Хакима из Нигерии. И, если честно, я был так же шокирован, как и он. Там было 30000 белых людей и маленький Стив. Тотальный культурный шок. Но я наконец обрел хоть какую-нибудь стабильность. У меня хотя бы была кровать. У меня было место в ростере. И, получив все, я использовал это по полной.

Спросите Шона Мэриона. Да, спросите его! Он играл за университет Винсенс в то время и входил в символическую сборную второкурсников. Он должен был стать «реальным парнем». Мы приехали на игру в Индиану, и я просто убил его на площадке. Я набрал квадрупл-дабл через него. Вспоминаю, как после попадания в лигу мы даже шутили над этим во время разминки перед каким-то матчем, и тут он заявил мне, что у него дома даже где-то была кассета с записью той самой встречи. Запись пропала бесследно. Целых 20 лет я докапывался до Шона, спрашивая его, где же, черт побери, кассета, а он все избегал этого вопроса.

ШОН, ГДЕ КАССЕТА?!

ПОКАЖИ ГРЕБАНУЮ ЗАПИСЬ, ШОН!

Я уничтожал людей. Но это был всего лишь муниципальный колледж. Моей мечтой было – сейчас это звучит крайне смешно для некоторых людей – ходить в настоящий колледж, с рюкзаком за спиной, посещать пары. Я рисовал в своем воображении Джорджтаун, Мэриленд, обычные походы на пары. Настолько простыми были мои мечты.

Годом позже Гари Уильямс и Джон Томпсон расспрашивали обо мне. Университеты Оклахомы и Клемсона упорно следили за мной, но я рос, наблюдая за игрой Патрика Юинга и Лена Байаса (первый учился в Джорджтауне, второй – в Мэриленде (прим. автора). И следственно для меня существовало только два университета.

И я почти попал в Джорджтаун. Никогда не забуду этот разговор с Джоном Томпсоном. Он сказал: «Стив, ты определенно нам нравишься. Правда. Но мы только что взяли Аллена Айверсона. Я не могу позволить себе принять тебя сразу после Аллена. Я просто не могу, Стив. У меня будет сердечный приступ».

Я принял его слова. Он был прав. Он видел всех этих поклонников, которые постоянно терлись возле Аллена и только и ждали момента, когда появится новая цель. Так что в 21 я переехал в Мэриленд.

Я стал Тэрпом. (Прим. Автора: Terp – студент университета Мэриленда).

 

Слушайте, вы можете говорить все, что угодно обо мне. В своей жизни я совершил множество не самых хороших поступков. Я не идеален. Но в первый день учебы в новом университете... У меня даже были книги, рюкзак, и люди кричали мне через весь кампус: «Йоу, Фрэнсис, как жизнь, чувак?»

Тот самый день. Вы бы не смогли сказать мне ни одного плохого слова. Я на вершине, мужик. Моя мать заплакала бы от счастья, увидев это.

Мой отчим нашел работу в кампусе – он раздавал билеты на входе станции метро Center Park & Ride. Одним днем, возвращаясь с учебы, я увидел двух парней. Они окликнули меня и заявили: «Йоу, Стив! Чувак, твой батя – мужик!»

Я недоумевал: «Че?!»

«Да, он дал нам пройти бесплатно, он реально крут! Сказал, что ты его сын».

Я пошел в этот парк и увидел отчима всего в работе. У него был маленький телевизор в палатке и чипсы, а все эти люди, снующие повсюду, распивали пиво и разговаривали с ним о баскетболе. Он даже взял с собой мою младшую сестру и ее игрушечного пуделя. Это была невероятная сцена. Он заметил меня, когда я шел к его палатке, в мэрилендском худи, и я действительно могу сказать, что никогда не видел более сильного чувства гордости. Он просто сиял: «Это мой сын. Мой мальчик. В университете Мэриленда. Черт подери!»

Он приходил на каждую нашу домашнюю игру и поддерживал меня. А если мы уезжали на гостевые матчи, и он был на работе? Он наблюдал за нами по телевизору в палатке. Это было забавно: мой биологический отец часто грабил станции метро, а мой отчим работал на одной из них. Но он был настоящим работягой. Он стал моим настоящим отцом. Он стал моим лучшим другом. Он был самым громким мужиком в качалке.

В тот момент вы не смогли бы сдержать меня. Я сорвался. В тот сезон мы стали финалистами турнира Нейсмита, и все твердили о том, что меня возьмут в первой пятерке драфта.

Просто вдумайтесь в это.

В 18 я торгую наркотой на углу улицы в парке Такома.

В 22 меня выбирают в Национальную Баскетбольную Ассоциацию, я жму руку Дэвиду Стерну.

Угадайте, где проходил драфт в том самом году? Вашингтон.

Как, черт побери, вы бы объяснили это?

 

Четко помню этот момент: я сижу на кухне в доме отчима, смотрю на 80 тысяч долларов наличкой. Просто сижу и смотрю на эту кучу бабла. Просто за то, что играю в баскетбол. Это было очень странно для меня. Моей младшей сестре исполнилось 10, и первое, что я сделал на эти деньги – купил ей компьютер HP. Единственное, что я слышал все следующее лето – пение Бритни Спирс, лившееся из колонок этого устройства. Сразу после этого я купил дом бабушке. Спустя где-то неделю мне начал названивать кредиторы с заявлениями, что я должен им денег. Я спросил у своих братьев: «Что вообще означают эти звонки?

Они ответили мне: «Что же, когда-то давно мама подписывала различные документы нашими именами, это было единственным способом взять кредит».

Мужик, эти люди названивали мне целыми днями и заявляли: «Так-так-так... Стив Фрэнсис. Теперь мы, б***ь, знаем, кто ты такой».

Это Америка, детка. Они никогда не забудут о тебе. Они найдут тебя. Я платил за кредиты с тех пор, как мне исполнилось 8. И вот насколько далеко это все зашло.

ПОКАЖИ МИРУ ЗАПИСЬ, ШОН.

Я знаю, что люди в Ванкувере до сих пор ненавидят меня из-за того, что я потребовал обмена. Я почти рыдал, когда они взял меня вторым пиком. Я не собирался морозить свой зад в Канаде, вдалеке от семьи. Мне жаль, но... ладно, это вранье, мне ни капли не жаль. Все видели состояние дел в этой лиге. Команда была на грани исчезновения. Единственное, о чем я действительно жалею – моя пресс-конференция до того, как они обменяли меня. Это была одна из самых некрасивых встреч с журналистами за все время существования НБА.

Все интервью Айверсона про тренировки были просто детским лепетом в сравнении с тем, что я вытворил тогда. (Знаменитое «Practice» Аллена. Прим. Автора).

Да ладно вам, серьезно? Канада? Аж туда? Это бы даже не заработало. Хьюстон был наилучшим местом для меня. Возможно, люди этому не поверят, но Хаким повлиял на мою игру больше всех, когда я был ребенком. Я изучал его работу ног и повторял ее изо дня в день. Мой дриблинг? Это не от Джордана. Не от Айверсона. Это все Хаким. Посмотрите на мои движения, и вы ясно увидите Хакима.

И это было чертовски забавно, потому что, после моего приезда в Хьюстон, Хаким не особо оценил меня.

– Стив.

– Да?

– Твой дриблинг...

– Что с ним?

– Это слишком, Стив.

– Да ладно те...

– СЛИШКОМ.

Голос Бога. Я до сих пор не могу поверить в то, что я играл бок о бок с ним на протяжении двух лет. Вот я сижу рядом с ним в самолете, на мне мои огромные наушники, а в них – Джей-Зи.

– Стив.

– Да, Хаким?

– Твоя музыка, что это за шум?

– Хаким, да хватит.

– Выключи это, Стив. Я пытаюсь сосредоточиться и вникать в слова Бога.

– Хаким, черт! Ладно.

  

Что я должен был сказать ему в ответ? Возможно, я должен был прислушиваться к нему почаще, но я был новичком. Я чувствовал себя на вершине мира. После конкурса по броскам сверху 2000 года Хаким и Чарльз ушли, и я почувствовал, словно Хьюстон стал для меня домом. Я до сих пор живу в этом городе и знаю, что в любых обстоятельствах эти люди прикроют меня. Даже когда в жизни все шло набекрень, когда я закрывался от всего мира, люди поддерживали меня. Сколько еще таких парней вы найдете? Я играл за этот клуб всего пять лет, мы вышли в плей-офф один раз, а этот город подарил мне огромную любовь

Думаю, причиной этого была та энергетика, когда в команде играли я и Яо. Это мой парень! Когда он пришел в Хьюстон, мы стали чем-то вроде парочки старых друганов. Чувак из Китая и паренек из Вашингтона, между нами не было даже языкового барьера! Мы просто чувствовали себя невероятно комфортно в одной компании. Я был частично глухой на левое ухо, а Яо – на правое, и мы пытались общаться на базовом английском.

Он поворачивает свою голову: «Что ты сказал?»

Я поворачиваю свою: «Что???»

Это ужасно смешно. Но это был мой дружбан! Яо – самый добрый, самый уважаемый, самый умный товарищ по команде, который когда-либо у меня был. Этот парень давал 15 интервью до игры и 15 после. Камеры следовали за ним повсюду, даже в дороге. Сумасшествие какое-то. Он часто спрашивал нас: «Вам комфортно с камерами? Они вам не мешают?»

Такой вот он человек. Сдаюсь, он был моим любимым одноклубником. Он был дико крутым игроком. Я часто думаю о том, что было бы, не получай Яо такое неимоверное количество травм и если бы они не разделили нас. Эти мысли до сих пор преследуют меня. Мы бы точно наделали шороху. Все в Хьюстоне знали это.

Но что они сделали? Они обменяли меня в Орландо на Трэйси Макгрэйди.

Это сломало меня. Даже не стоит говорить о тех годах в «Мэджик», и уж точно не стоит говорить о проведенном времени в «Никс». Эта часть истории напомнила мне конец фильма «Славные Парни», когда все герои в конце рассорились и стали «кидать» друг друга, а потом разъезжали в тачке, смотря в небо, в ожидании увидеть полицейские вертолеты. Это была лажа, чувак. По приезду в эти команды мне хватало пяти проведенных в раздевалке минут, чтобы понять: «Нет. Никаких побед тут не будет».

Ты можешь понять это за минуту. Это культура.

Когда я вернулся в Хьюстон в 2007, я был так рад оказаться дома. Но, если честно, это и был тот момент, когда все покатилось вниз. Рик Адельман... Послушайте, я клянусь вам, что пахал на тренировках. Спросите Яо, он вам скажет. Но Адельман заигрывал Лютера Хэда, Аарона Брукса и Рафера Элстона чаще, чем меня. Никакого неуважения к этим парням, но это несерьезно, чувак. Я принимал динитрофенол, просиживал штаны на лавке, а толпа все еще скандировала мое имя. Я приходил домой и сидел на своей веранде целыми часами, в полной тишине. Никакой выпивки. Никакой музыки. Ничего. Я мог просидеть до самого утра, просто погруженный в свои мысли.

Я прошел путь от торговца наркотиками до НБА... А теперь всему этому конец? Все? В 32? Я знал, что это конец, но мне было чертовски трудно проглотить все это.

Я уезжал играть в Пекин, а потом снова попытался вернуться в Лигу, но тщетно. У меня ушло около четырех лет на то, чтобы понять, что больше не смогу играть в баскетбол. Всему настал конец.

 

У меня были темные времена, бесспорно. Я знаю, что люди постоянно спрашивали: «Что же, черт подери, стряслось со Стивом?» Но самой невыносимой частью всего этого было чтение всякого рода комментариев в интернете о том, что я подсел на крэк. Читая это все, я начинал думать о матери. А когда это видели мои дети... Черт, это было больно. Слушайте, я толкал крэк, когда был подростком. Я живу с этим фактом. Но я никогда в жизни не употреблял его.

Что случилось со Стивом Фрэнсисом? Я очень много выпивал, это правда. Что было, то было. В течение двух лет после потери баскетбола я потерял индивидуальность, потерял отчима, который совершил самоубийство.

Я просто опустился, мужик. Просто опустился.

С того времени, как мать покинула этот мир в мои 18, и до того, как я попал в НБА, я никогда не позволял себе пасть духом. Ни одной минуты я не был в отчаянии. Я был словно солдат. Я никогда не растворялся в событиях. Когда настал конец, я чувствовал себя будто списанный товар. Ладно, Стив, это был неплохой раунд.

Смотрите, вы можете думать все что угодно обо мне. Вы можете считать, что на пике я был сильнейшим игроком. Или вы можете считать меня дерьмовым баскетболистом. Меня это не интересует. Но однажды я задумался об этом. И осознал, что я хочу, чтобы люди просто запомнили меня игроком НБА, вот и все.

Парк Такома, Мэриленд, 1997 год.

Я должен был вернуться из Сан-Джакинто на пару дней. Честно говоря, в Техасе я дико скучал по дому. Я плакал каждый день, говоря тренерам, что хочу закончить и вернуться домой. Назад к семье, в свой квартал, начать снова барыжить наркотиками, вернуться к этому однотипному дерьму. Это единственное, что я умел.

По возвращении домой я слышал: «Так ты теперь думаешь, что взрослый? Отлично, студент. Посмотрим, насколько ты хорош сейчас».

Они поставили меня против Грега Джонса, лучшего парня из Вашингтона в то время. Этот парень был чертовски хорош. Нас окружали 50 человек с пушками возле каждой стороны площадки.

Они дали сто тысяч долларов за эту игру. Один на один. До двух побед.

Вы бы не смогли отказаться.

Мы провели первую игру, и я просто убил его.

Началась вторая игра, и я мог бы уничтожить его снова. Я даже думал об этом. Я мог стать уважаемым в своем городе. Я мог бы стать уличной легендой. Я мог бы разнести его и забрать весь кэш.

Я мог бы оставаться в этом болоте.

Но я хотел большего. Я хотел чего-то другого. Я хотел жениться на Джанет Джексон. Так что дал ему забрать вторую игру. После этого я вышвырнул мяч и покинул корт. Я сел на самолет до своего муниципального колледжа в Техасе, и я разнес Шона Мэриона.

От барыги до игрока НБА. Четыре **аных года.

Должен признать, я так и не добрался до Джанет. Разве это не позор? Но знаете что? Четыре года спустя после игры с этим пареньком из Вашингтона я был на обложке журнала ESPN с кое-чем прекрасным.

Малыш Стив Фрэнсис с баскетбольным мячом, который улыбается Destiny’s Child (R&B и хип-хоп группа, в составе которой были Бейонсе, Келли Роуленд и Мишель Уильямс. – прим. автора).

Вы бы не смогли написать более безумную историю.

Стив Фрэнсис для «The Players Tribune», 2018.

 

Фото: Gettyimages.ru/Jeff Gross/ALLSPORT; REUTERS/Adrees Latif, Richard Carson; instagram.com/stevefranchise3 (4, 9); theplayerstribune.com/SAN JACINTO JUNIOR COLLEGE; Gettyimages.ru/Doug Pensinger/Allsport, Jonathan Daniel; REUTERS/Adrees Latif

logoНБА
Стив Фрэнсис
logoХьюстон