6 мин.

Идеальная форма Лютера Райта

2 k

В больничной палате было светло и просторно. По бледной, как январское солнце, стене ползли тусклые тени зимнего города, а из-за закрытых дверей доносился смех медсестер, вперемешку со звоном посуды и стонами тяжелобольных. В самом углу, на двух сдвинутых вместе матрасах, бесшумно лежал чернокожий юноша, чьи глаза прятались под бугристым лбом; двухметровый гигант, мощи которого боялись все, включая его самого, а потому часто отправляли ночевать в изолятор.

Его взгляд скользил по пустым улицам Солт-Лейк-Сити ― города, который встречал его миллионами долларов и поклонников, а сейчас лишь лениво наблюдал за тем, как его безжизненное 130–килограммовое тело лежало среди кучки психов, половина из которых не помнило даже собственных имен.

Его звали Лютер, Лютер Райт, и январским утром 1994 года он впервые оказался на больничной кровати ― одетым в ту же самую темно-синюю футболку «Джаз», в которой еще несколько дней назад выходил на площадку баскетбольного клуба «Юта».

Райт с трудом вспоминал, как это вышло: он стоял на обочине ночного шоссе к западу от Солт-Лейк-Сити, дрожа от прохлады и принятых амфетаминов; его сонно-тяжелое тело валилось на землю после того, как он провел неподвижно несколько часов. Как вдруг ― Райт протирает глаза ― вспышка, затмение, ― трясущейся рукой он разбивает окно припаркованного рядом «Бьюика», а затем достает из кармана пушку и начинает палить по мусорным бакам и уличным фонарям.

Через десять часов он очнулся в городском институте психиатрии, прикованным к койке. «Милый бездельник, он не обидел бы и блохи», ― недоумевали друзья и знакомые Райта, узнав о случившемся. Он и сам до последнего думал, что всему виной передозировка психостимуляротами, при помощи которых Лютер уже год боролся с синдромом дефицита внимания. «Мне страшно, ― бормотал он, уставившись в потолок. ― Я просто не верю. Не верю, что все это произошло со мной».

Пройдут дни и врачи, наконец, объявят диагноз ― биполярное расстройство личности ― психическое заболевание, проявляющееся быстрой сменой симптомов мании и депрессии; заболевание, которое означало конец баскетбольной карьеры Лютера, но вовсе не делало его несчастнее.

Райт никогда не любил баскетбол. Ни тогда, когда помогал матери продавать фрукты и овощи в трущобах Нью-Джерси; ни тогда, когда попадал в компанию лучших молодых игроков страны; ни тогда, когда, взмыв в темное небо, ночной самолет уносил его в Солт-Лейк-Сити ― после того, как «Джаз» выбрали Райта в первом раунде драфта 1993-1994 года. Он любил курить марихуану, писать музыку и снимать девушек гораздо сильнее, чем что-либо другое. А еще виски. Очень много виски. Слишком много ― даже для такого здоровяка, как Райт. «Я чувствовал, что не вписываюсь в «Юту», не вписываюсь в НБА, ― говорил он. ― Я никогда не воспринимал баскетбол как работу. Я просто подумал, раз я такой большой, такой сильный ― я имею право быть там. Меня убеждали в этом всю мою жизнь. И я совершил ошибку».

ПОСЛЕ ТОГО как руководство «Джаз» узнало о диагнозе Райта, на его банковский счет, согласно контракту, ежегодно, в течение 25 лет, переводятся 153 тысячи долларов. Этих денег хватило бы на не самую плохую жизнь, но, прокатившись по нескольким психиатрическим клиникам, в марте 1996 года Райт оказался на улице, не желая возвращаться домой, куда сразу же после переезда в Солт-Лейк-Сити пригласил свою мать и двух младших братьев.

«Некоторые бездомные ничего не могут поделать со своей жизнью, ― говорил он. ― Они не существуют по собственному выбору. Но со мной была другая история. Я сам выбрал такую судьбу. Я мог бы жить с мамой в собственном особняке, который купил сразу после того, как подписал контракт. Но я не хотел, чтобы она видела того Лютера, которым я стал. Я хотел жить на улице, чтобы быть там, где наркотики и движение. Я мотался без дела, беспокоясь лишь о том, где достать дозу, и лишь иногда задумывался о чем-то другом. Например, о том, что когда-нибудь в будущем надо бы обязательно написать книгу о своей паршивой жизни».

День за днем, месяц за месяцем Райт шатался по улицам Ирвингтона, штат Нью-Джерси, клянчил мелочь на автостоянках, воровал еду из кафе, мочился в переулках и коротал ночи в заброшенных зданиях, кутаясь в свою рваную куртку, пропахшую дурью и дешевой выпивкой. А по вечерам вываливался на улицу и шел за наркотиками. Он делал это снова и снова, но люди по-прежнему любили его ― того самого молодого и подтянутого баскетболиста из местной школы. Однажды, когда Райт в очередной раз ввалился в Макдональдс, прибывшие на место полицейские, вместо недели тюрьмы отвезли Райта в участок, где выдали ему новые штаны, а затем купили ведро жаренной курицы, картошку фри и пару содовых, прежде чем отпустили его обратно на улицу.

Утопая в наркотиках, шлюхах и алкоголе, Лютер ежесекундно мстил тем, кто всю жизнь указывал ему, что делать, твердил, что он должен стать звездой НБА. Он мстил всем тем, кто отталкивал его от гитары и гнал на баскетбольное поле. «Посмотрите, что вы наделали!» Он мстил всем вместе и каждому по отдельности, руководствуясь лишь воображением и возможностями своего двухметрового тела, пока они окончательно не иссякли.

«Я становился все более слабым, ― вспоминал Райт. ― Казалось, что совсем скоро наступит конец, и тогда было по-настоящему жутко. Однажды я просто стоял в каком-то придорожном кафе и смотрел вниз. На моей правой ноге уже не хватало двух пальцев, после того, как я провел несколько зимних месяцев без обуви, и их ампутировали в близлежащем госпитале. Я поднял голову вверх, посмотрел в зеркало и не поверил своим глазам. Это был кто-то настолько ужасный, настолько отвратительный, что мне стало страшно. Я понял, что зашел слишком далеко и больше так продолжаться не может».

Рассвет Райт встретил на пороге городской церкви, а уже спустя год он сидел за серебристым столиком ресторана и рассказывал репортерам о своей госпел-группе, жене и уютной квартире в двухэтажном доме на окраине города. О том, как обучает детей прихожан баскетболу и пару раз в месяц смотрит матчи НБА по телевизору. О том, как ценит каждую секунду своей новой жизни. О том, наконец, как сильно меняется эта жизнь, если впустить в нее бога и отпустить прошлое.

РАЙТ НЕ ПРОВЕЛ в НБА и полугода. Его статистика: 92 минуты («92 минуты? Ха-ха, боже мой!»), 19 очков, 10 подборов, 21 фол. И хотя он редко вставал со скамейки, трибуны любили его. А сам Лютер, спустя годы, с улыбкой вспоминает о своем кратковременном пребывании в «Джаз»: «Карл Мэлоун обожал закидывать мне в рот орешки, пока я спал в самолете», ― хихикает он.

Райт продолжает получать ежегодные 153 тысячи долларов, которые будут падать на его счет еще 8 лет, но большая часть исчезает благодаря плохим инвестициям, совершенным в прошлом, выплате налогов и алиментов на четырех внебрачных детей. Положение Райта усугубляется отсутствием медицинской страховки, тем не менее, болезнь, которая 15 лет назад избавила его от баскетбола, по словам Лютера, больше не доставляет больших неудобств.

Лето-2011 Райт встретил в родном Ирвингтоне, где сейчас живет с женой-учительницей и россыпью животных, аккомпанирует церковному хору, бренча на своем белом красавце Fender Stratocaster, и даже имеет страничку на Facebook, украшенную семейным фото и списком из двухсот интересующих Райта вещей, в котором, тем не менее, не нашлось места для баскетбольного клуба из Солт-Лейк-Сити. «Веселый парень, который наслаждается жизнью и улыбками людей. Любит свою жену и домашних животных ― двух собак, двух рыбок и одну птичку», ― говорит о себе Лютер. А в качестве любимой книги дважды называет библию, не забыв указать между ними «Идеальную форму» с баскетбольным кольцом на обложке ― историю о длинном путешествии большого черного парня к богу, которую он все-таки написал.

«Всю свою жизнь я старался вписаться. Что ж, мне почти сорок, и, кажется, наконец, удалось».