«Вижу твит Леброна. Я ведь жив, да?» Открытое письмо: как вернуться после крестов и полюбить худший клуб лиги
Любимец фанатов Ник Чабб снова побежит.
Этот сезон – кошмарный для болельщиков «Кливленд Браунс» из НФЛ. Пять поражений в шести матчах, надежды на плей-офф похоронены (а ведь перед сезоном были амбиции ого-го!), квотербек мало того что довольно неприятный малый, так еще и разучился бросать мяч и сейчас бьет антирекорды, сидя при этом с гарантированным контрактом на 230 млн долларов за три года, что делает ситуацию для клуба катастрофической.
Для тех болельщиков из Кливленда, которые еще не плюнули на команду из-за некомпетентного владельца, квотербека-бездаря и безвольной игры, и которые придут в воскресенье на стадион, чтобы посмотреть на поражение от заклятых врагов из «Цинциннати Бенгалс», есть только одно светлое пятно.
В этом матче на поле впервые за год с лишним должен выйти Ник Чабб – легенда «Браунс», любимец города, не замешанный ни в одном скандале, и – до разрыва крестов во втором туре сезона-2023 – один из лучших раннинбеков в НФЛ.
Раннинбек – неблагодарная позиция. Это парень, вся игра которого заточена на травмы – ведь он просто берет мяч и бежит с ним, надеясь, что увернется от очередного защитника-громилы.
Перед возвращением Чабб написал трогательное послание фанатам «Кливленда». В нем есть и про маму с бабушкой, и про то, как пережить две жесточайшие травмы и вернуться, и про то, почему Ник счастлив играть за вечно отстающий «Кливленд», хотя два его тиммейта по колледжу уже выиграли чемпионские перстни с «Пэтриотс».
Оригинал на The Players’ Tribune
«Черт, снова это дерьмо».
Вот, о чем я подумал, когда бахнулся на поле в матче с «Питтсбургом» в прошлом сезоне. Забавно, что когда получаешь такие травмы, как у меня, то на самом деле ничего не чувствуешь. Но слышишь – все. Слышишь эту стремную тишину в толпе. Ощущаешь, как вокруг тебя собираются партнеры.
Слышишь много «Все будет в порядке, бро».
Это всегда плохой знак. Когда парни встают рядом с тобой на колено, ты уже понимаешь, что все плохо. Если мои партнеры уже молятся за меня, это еще может быть просто ушиб кости. Может, я смогу вернуться к плей-офф.
Но когда даже игроки «Стилерс» начали молиться... (Спортс’‘: «Браунс» и «Стилерс» играют в одном дивизионе и ненавидят друг друга)
Вот тогда ты понимаешь, насколько все серьезно. Темные мысли начинают расползаться.
«Я снова порвал связки, да?
Возможно, в этот раз меня уже не соберут заново.
Возможно, это финиш.
Ну почему я, Господь?
Просто... Почему я».
Это было не первое мое родео. Вот мой второй год в колледже Джорджии (Спортс: 2015 год, Нику тогда было 19 лет), я уже начинаю создавать себе репутацию – и тут случается одна из тех жутких травм, которые могут закончить карьеру. Я просто пытался пробежать еще чуть-чуть, заработать нам лишний ярд... И дальше я помню, только как моя нога смешно подгибается под тело... И стадион замолкает. Я даже не понял, насколько все плохо, пока меня не повезли в больничку в полицейской машине, и я не включил телефон.
У меня было около сотни сообщений. Если ты еще в колледже, это очень плохой знак. Ты ведь еще не так известен. Вижу эмодзи молитвы. Вижу цитаты из Библии. «Молюсь за тебя, бро». Господи, да что случилось?
Захожу в твиттер, а там мое имя в трендах. Первое, что я вижу – это видео со мной. Знаете, с этим предупреждением типа
ШОКИРУЮЩИЙ КОНТЕНТ
СМОТРИТЕ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК
Бро, да что со мной случилось?
Я посмотрел видео падения со стороны, как будто это кто-то другой упал, и подумал: «Черт, а ведь у парня нога выгнута наоборот. Так ведь точно не должно быть.
Но я был юн и наивен, нога уже онемела, так что я думал: «Да я вернусь. Ваще не надо париться. Что бы ни случилось, я ведь особенный. Я вернусь только сильнее».
Когда я лежал на земле в матче против «Питтсбурга», наивность уже давно ушла. У меня в колене уже было полно металлических винтов и пластин от первой травмы. И я думал: «Пожалуйста, только пусть эти винты сейчас не разлетятся по всей ноге». Я уже знал, какое меня ждет восстановление. Знал, что девять недель в жестком бандаже делают с твоей ногой. Когда мне его сняли, и я впервые снова посмотрел на свою ногу, она атрофировалась, стала как рука. Я думал, я даже ходить нормально не смогу снова, не говоря уж о том, чтобы бегать.
Так вот, лежу я там и думаю: «А ведь это может быть финиш».
Добираюсь до раздевалки, врачи делают тесты. Пока жду результатов – беру телефон.
Около 300 сообщений! Слушайте, ну я ж не настолько популярен. Нехорошо. Захожу в твиттер. Это как дежавю, я снова в трендах. Ну, теперь я хотя бы знаю, что видео смотреть не надо.
И первый твит, который я вижу...
От Леброна Джеймса.
«ЧЕРТ МУЖИК!!!!🤦🏾♂️. 🙏🏾🙏🏾🙏🏾🙏🏾 Ник Чабб. Молюсь за лучший исход».
Забавно, что он даже меня не тегнул, но алгоритм знает, кто я, поэтому и подсунул.
«Молюсь за лучший исход».
Я такой: «Боже мой, что случилось? Я ведь жив, да?»
Если серьезно, эти сообщения значили для меня все. Просто Леброн и все остальные проявляли ко мне любовь в самый черный момент. Но лгать не буду, в тот момент я думал, что, наверное, сыграл свой последний розыгрыш в НФЛ.
Только одно протащило меня через эту ситуацию. Только одно помогало мне сохранять позитив. И это ровно то же, что и всегда, с детства. Мое «зачем»... Моя семья.
«Шесть пробило – смех долой».
Вам нужно знать только две вещи про меня, и у вас уже будет почти полная картина.
1. Я очень мало говорю, если плохо вас знаю. Да даже и если хорошо...
2. Все, что я когда-либо делал, я делал ради моей мамы.
Когда сми писали про меня материалы, то всегда раскрывали отцовскую сторону семьи. И я их понимаю. История отличная. Мой прапрадедушка помог основать город свободных чернокожих под названием Чаббтаун. Они построили процветающее сообщество компаний в Джорджии во время Гражданской войны. Это было чудо, серьезно. Это моя фамилия, моя история, наследие моей семьи. Но это только половина меня.
Мамина сторона семьи – это мое сердце, мой компас, мое «зачем».
Мама меня вырастила, а ведь большую часть моего детства, она растила нас одна. Не только меня, но еще старшего брата и младшую сестру. Я был тем самым средним ребенком, на которого не обращают внимание. Брат был суперпопулярным спортсменом, звездой. Со своей светлой кожей он был как главный герой с канала «Дисней». Сестра была крохой, я даже не видел, чтобы она куда-то ходила своими ногами, пока ей 6 не исполнилось. Ее все носили, как английскую королеву.
А я... Ну я просто Ник. Кайфую за PS2. Занимаюсь своими делами.
Мама работала как проклятая, чтобы нас обеспечить. Она брала двойные смены, когда я был совсем маленьким. Я часто прокрадывался из нашей спальни и видел, как она поздно ночью разбирала счета и рыдала. Да, как в кино. Вот такая была у нас жизнь... Супербедная, суперстрессовая все время.
Когда мне было 10, мама взяла еще одну дополнительную ночную смену, так что мы переехали к бабушке.
А бабушка... Как бы это сказать, чтоб вы правильно поняли. Бабушку-то я люблю.
Бабушка была суперстрогой. Супер. Она вообще не церемонилась.
Когда солнце заходило, мы должны были прекращать смеяться.
«Шесть пробило – смех долой».
Вот такое было правило. Все потому, что как только солнце зашло, наступало время для серьезных мыслей о том, как ты поработаешь на следующий день. Но мы-то были маленькими детьми и, конечно, баловались, пытаясь рассмешить друг друга. Когда это заходило слишком далеко, она заставляла нас исполнять Барта Симпсона.
Знаете же этот кадр с Бартом Симпсоном, где он наказан после уроков и пишет на доске?
Бабушка заставляла нас писать в тетради. Что бы мы ни натворили, это нужно было написать 100 раз.
Я Не Буду Огрызаться На Бабушку.
Я Не Буду Огрызаться На Бабушку.
Я Не Буду Огрызаться На Бабушку.
Руку адски сводило судорогой.
– Бабушка, я больше не могу...
– А надо было думать до того, как дерзить. Пиши давай.
Когда я рассказываю, как она приучала нас упорно трудиться... Давайте я вам нарисую картину. У нее на заднем дворе был холмик. Такая насыпь, крутоватая, с гравием, цветами и прочими штуками. Летом она заставляла нас с братом заниматься благоустройством этого холмика (Королева была освобождена от работы). Бабушка заставляла нас выдирать сорняки из-под розовых кустов. Без перчаток, учтите.
Вы когда-нибудь поранились об розовый куст? Не смешно вообще-то.
«Перчатки? У меня таких денег нет. Закаляйся давай».
Однажды она дала нам новое задание: собрать все камни с холмика и разложить их по ведеркам.
«Поторапливайся, эти камни сами себя не отнесут».
Весь день мы эти камни собирали, а бабуля все контролировала, как какой-то проджект-менеджер или типа того. Наконец, перетаскали все камни.
– Окей, ба, а теперь что делать?
– Свалите их обратно на холм.
Чего????
– Ну да, но чтобы равномерно было, вот так разложите.
Ба. Ну серьезно.
– Возьмите грабли, разрыхлите камешки, хочу, чтобы все гладенько лежало.
Бро, когда я рассказываю, как мы тогда устали...
Я даже не знаю, в чем был смысл. Это один из тех бабулиных уроков, которые я полностью не пойму никогда. Но знаете что? Когда мы закончили, холм выглядел шикарно. Он был как японский сад камней, бро. И это была лучшая тренировка в моей жизни.
Нужно понять, что бабуля была из другой эпохи. Много расизма, много трудностей. Это точно закалило ее как человека, и она пыталась закалить нас, подготовить к жизни в этом мире. Каждый вечер перед сном она ставила нас к зеркалу и заставляла повторять одну и ту же мантру.
«Я умный, я смышленый и я верю в себя».
Но надо было говорить так, как будто правда веришь в это. Пока бабушка не поверит в твою искренность, она не отпустит.
– Я умный, я смышленый и я верю в себя.
– Говори громче, как будто ты уверен в этом.
– Я умный, я смышленый и я верю в себя.
– Да не бормочи, Ник.
Она хотела услышать этот басок в твоем голосе.
– Я УМНЫЙ, Я СМЫШЛЕНЫЙ И Я ВЕРЮ В СЕБЯ.
Это сработало. Я и правда поверил.
В старшей школе у меня была только одна цель: сделать так, чтобы маме не нужно было искать деньги на мое обучение в колледже. Для меня путь к этому лежал через футбол. Но на его месте могло быть что угодно, я просто хотел позаботиться о ней, чтобы она ни о чем не беспокоилась.
Я вспоминаю, как нам начали приходить письма из колледжей, и до нее дошло: «Они что, правда хотят оплатить тебе обучение? Моему сыну? Это же замечательно».
Как я уже говорил, я был тем самым средним ребенком, на которого не обращают внимание.
Писем стало так много, что мы начали складывать их все в мусорный пакет. У нас были пакеты от Hefty, я ими до сих пор пользуюсь.
К выпускному классу я уже сделал выбор – Джорджия Бульдогс (всегда хотел собаку, мечтал о ней с детства, так что маленький бульдог был для меня самым крутым маскотом). Я настолько погрузился в тренировки, что едва успевал в видеоигры играть. Пахал 24/7. Помню, как гуглил свое имя и читал все эти комменты типа: «Да, Чабб здоровый. У них уже есть Сони Мишель, а он топ, так что Чабба, наверное, переведут в фуллбеки».
Фуллбеки?
Я фуллбеком не буду.
Когда видел это, загорался еще сильнее.
Помню, как я все 4 года в старшей школе копил уроки физры. Ты можешь выбрать, когда их отрабатывать, и я все сохранил на последний семестр, чтобы было по два в день. Я такой: ну наконец-то отдохну. Сейчас поиграю в вышибалу или бадминтон какой-нибудь.
Но моим учителем физры был мой футбольный тренер. Майк Уортингтон.
И я могу это сказать, потому что Майк Уортингтон стал мне вторым отцом.
Майк Уортингтон был долбанутым.
Он такой говорит: «Ты че думаешь, в бадминтон сейчас играть будешь? Думаешь, они там в Джорджии в бадминтон играют?»
И вот представьте наш школьный зал. Кучка ребят играет в баскетбол, кайфует от жизни, а я стою в углу и качаю ноги на тренажере.
Майк заставлял меня прыгать вокруг конусов, делать ускорения, пока мои кореша в салочки играли.
Я был так зол! Но пока я страдал, в голове вертелась мысль: «Я еду в Джорджию не для того, чтобы стать гребаным фуллбеком».
Это было самое сложное пять с плюсом в моей жизни.
Но спасибо господу за Майка Уортингтона и за мою бабушку и за все те вещи, которые помогли мне вырасти, потому что в детстве ты вообще не представляешь, чем потом швырнет в тебя жизнь.
Разумеется, жизнь швырнула в меня двумя серьезными травмами.
Были ли то черные дни? О да. Слушайте, мне 28 лет. По меркам раннинбеков это сколько? 57? И я знаю, как работает этот бизнес. И слухи я слышал.
«Может, они просто отчислят Чабба».
«Да им надо отчислить Чабба».
«Вообще-то, с их стороны будет тупо не отчислить его».
Да знаю я, что мир жесток!
Единственное, что я мог тогда контролировать – это то, как я работал. И как только мне сняли бандаж, и я снова встал на ноги, я тут же снова начал качаться. Я не из тех, кому нужен модный тренер и качалка, которая больше похожа на клуб или че-то типа того. Я всегда иду туда, где все начиналось. Качалка школы Cedartown High. Абонемент там дешевый. Есть фонтанчик с водой.
Для меня просто зайти туда и почувствовать этот олдовый запах... Это нечто. Почему-то я напитываюсь энергией от него. Он как будто снова превращает меня в 14-летнего ребенка – юного, бедного и голодного – который в первый раз встает под штангу. Встает и думает: я должен стать сильнее. Я должен сделать себе имя. Я должен сделать жизнь моей семьи лучше.
Я не хочу потерять этот запал, а ведь когда ты попадаешь в НФЛ, когда у тебя в карманах появляются деньжата, потерять его очень легко.
Вот поэтому я всегда возвращаюсь туда. Поэтому я отправился туда и в это межсезонье, чтобы завершить восстановление. Мы с Майком хорошо поработали. Раскладывали камни по ведеркам.
Через 8 месяцев после того, как мое колено разлетелось, я приседал с 245 кг на штанге (нормальная работа начинается тогда, когда видишь, что штанга гнется).
Я это говорю не из хвастовства. А потому что знаю, как сильно я сомневался, что снова вернусь после травмы тем же – и тогда в Джорджии, и потом в прошлом году.
Что меня впечатлило, так это то, сколько поддержки у меня было в городе. Я знаю, что я не то чтобы много говорю, но комменты я читаю. Я знаю, сколько любви и поддержки вы мне дали. Это редкость в нынешней НФЛ. Казалось, что фанаты «Браунс» – единственные, для кого эта ситуация была не «просто бизнесом».
Вы верили, так что поверил и я.
Я помню, как мне звонил агент в начале межсезонья, когда слухи уже курсировали. И он сказал мне вообще не париться. Он поговорил с фронт-офисом, и они точно хотели меня сохранить.
Но дело точно было не только в циферках на компьютере. Причины были глубже. Прежде чем я расскажу, что мне тогда сказали, вы должны кое-что понять про меня и Кливленд. Когда меня тут задрафтовали, я вообще ничего не знал про Кливленд. Никогда тут не был. Едва знал, где он находится. Я ж парень из Джорджии. Я знал только, что команда в то время была очень, очень плоха. Ну, исторически плоха.
Вечер драфта, когда я упал до второго раунда, был безумным. И не только потому что я упал – но еще мой кент, мой сосед по комнате Сони в итоге был задрафтован «Пэтриотс» в первом раунде, и я был мегарад за него. А потом еще один кент, тоже наш сосед по комнате, Айзейя Уинн, тоже был задрафтован «Нью-Инглендом». И я такой сижу с родными в ресте Buffalo Wild Wings, и все стараются держать выражение лица и не показывать разочарования, и я пишу парням в чате: «Мужики, вы же поедете в Фоксборо к Тому и Биллу»...
[Спортс’‘: Сони Мишель выиграл два Супербоула с Пэтриотс и Рэмс и закончил карьеру в 2023 году. Айзейя Уинн выиграл один Супербоул с Пэтриотс, сейчас числится в Майами, но начал сезон в списке травмированных.]
В тот день я пошел спать, не зная, кто в итоге назовет мое имя на драфте.
На утро я пошел в школу качаться, и Майк Уортингтон залип в телефон – а мы уже выяснили, что он немного долбанутый. И вот он подходит ко мне, сует телефон – там открыт сайт ESPN c порядком выбора на драфте.
Он тычет в номер 35.
И говорит: «Парень, когда они тебе позвонят сегодня, не отвечай на чертов вызов».
Он показывает на лого «Браунс».
А теперь вспомните, «Браунс» только прошли сезон 0-16. 0 побед и 16 поражений. Я их не хейтил, я просто говорю, что в Madden ты за «Браунс» играть не сядешь. Темные времена были у них.
«Не отвечай на чертов вызов»
Ну и конечно, тем вечером, мы снова сидели в Buffalo Wild Wings. Второй раунд драфта уже пару минут как идет, и мне звонят.
Код 216.
Определитель номера показывает: Кливленд, штат Огайо.
Я онемел.
Честно, я даже не знаю, что мне тогда сказали тренеры, потому что все родные прыгали вокруг меня и вопили, я вообще ничего не слышал.
Я поднимаю взгляд на телек и вижу, как легенда, GOAT Джим Браун поднимается на сцену, чтобы объявить выбор «Браунс».
Все еще ничего не слышу, все сходят с ума.
Тут вижу, как на экран выводят мое имя.
РАННИНБЕК НИК ЧАББ – ДЖОРДЖИЯ.
216.
Кливленд, штат Огайо.
Это был лучший телефонный звонок в моей жизни.
Я повернулся и говорю маме: «Ты же понимаешь, что как только я получу пару чеков в НФЛ, тебе больше не надо будет работать, да?»
«Браунс» изменили мою жизнь тем вечером, но что еще важнее, они изменили жизнь моей семьи.
Думаю, теперь мы поймете меня, когда я скажу, что мне было предначертано попасть в этот город. Я рвал задницу каждый день, чтобы мы попали куда нужно, и даже при том, что мы были близки, я чувствую, что у меня остались тут важные незавершенные дела. Поэтому мне было так дичайше обидно сломаться в прошлом сезоне. Мы только начали жарить...
Я не остановлюсь, пока не докажу всем, что я безоговорочно лучший раннинбек в этой лиге, и я точно не остановлюсь, пока мы не выведем «Браунс» назад в топ АФК. Давно пора, черт возьми.
Спасибо господу за то, что я вылечился.
Спасибо господу за то, что я могу продолжать играть в эту замечательную игру.
Спасибо господу за то, что у меня снова есть шанс бегать.
Кстати, хотите знать, что «Браунс» сказали моему агенту?
Когда агент звонил передать новости, он сказал: «Знаешь, я никогда не слышал ничего подобного от фронт-офиса. Но они правда сказали, что одной из причин, почему они даже обдумывать не стали твое отчисление, стало то, насколько ты важен для этого города.
Для меня эти слова значили все. Слушайте, я знаю свой контракт. Гарантированных денег в нем не осталось. У «Браунс» были все рычаги. Они вполне могли оставить меня на произвол судьбы, как поступают со многими в нашей лиге. Но они меня поддержали. Вы все меня поддержали.
Что-то я разговорился. Мне осталось сделать только одно. Я отплачу вам тем же.
Эти камни сами себя не перетаскают. За работу.
Ник
Фото: Gettyimages/Jason Miller, Joe Sargent
Всегда относился к Кливленду с иронией но теперь буду за них подбаливать немножко