15 мин.

Три штриха к портрету хореографа: Стефан Ламбьель

309

На протяжении всей своей продолжительной и чрезвычайно успешной любительской карьеры Стефан Ламбьель покорял прежде всего своим катанием: выразительностью конька, тонкостью интерпретации музыкального материала и, разумеется, головокружительными вращениями. На Олимпиаде 2010го года любительская карьера подошла к концу, но артистизм фигуриста в отсутствие соревновательных рамок только начал по-настоящему расцветать: в многочисленных выступлениях на шоу, для которых в сотрудничестве с хореографом Саломе Бруннер был поставлен не один десяток удивительных программ; в хореографической работе, начавшейся сразу после окончания карьеры (ранние программы Стефана датируются сезоном 2010-11); наконец, в появившихся к середине 2010х годов учениках — прежде всего, Дениса Васильевсе.

В итоге за десяток лет, прошедших с момента окончания Олимпиады в Ванкувере, он успел стать авторитетным специалистом и основать собственную школу фигурного катания, в которую в последние годы начали съезжаться фигуристы самого высокого класса (Шома Уно, Рика Кихира). И зарекомендовал себя как один из самых интересных и творческих хореографов, к которому приезжают ставиться со всего мира, особенно из России и Японии: среди клиентов Стефана стоит вспомнить, помимо трех героев настоящего очерка, хотя бы Дайсуке Такахаши, Нобунари Оду, Шому Уно, Мики Андо, Рику Кихиру, Каролину Костнер, Лизу Туктамышеву… Этот список будет расти.

Десятилетие хореографической деятельности — достаточный срок, чтобы подвести некоторые итоги и попытаться как-то определить сформировавшиеся черты стиля. Абрис творческого портрета представлен ниже тремя программами, которые принадлежат не только трем разным стилевым направлениям (современная электронная танцевальная музыка, классика джаза и академический минимализм), но и, что немаловажно, трем разным Олимпийским циклам: 2010-14 (начало хореографической деятельности), 2014-18 и незавершенному еще циклу 2018-2022.

В путь!

I. 2010-14

Тацуки Мачида, ‘F-U-Y-A’ by C2C (КП сезона 2012-13)

Лучший прокат — Гран-при Китая 2012го года: 83.48 (промежуточное второе место)

Тацуки Мачида — фигурист «позднего цветения», по-настоящему раскрывшийся после двадцати лет. Первые серьезные успехи датируются как раз сезоном 2012-13 года: первая медаль этапа Гран-при (в Америке), затем тут же первая победа (в Китае) и, соответственно, первое попадание в финал серии. И хотя из-за провала на национальном чемпионате закрепить успех во второй половине сезона не удалось, был создан хороший плацдарм для главных успехов Тацуки в следующем сезоне: серебра чемпионата мира в Сайтаме и 5го места (с крошечным отставанием от бронзы) на Олимпийских играх в Сочи.

Тацуки стал одним из первых клиентов Ламбьеля-хореографа: в сезоне 2011-12 Стефан поставил ему произвольную программу («Дон Кихот»), а в следующем сезоне Мачида обратился уже за короткой. И если произвольная была призвана подчеркнуть все достоинства фигуриста, известного прежде всего своим артистизмом и балетными линиями, то короткая стала экспериментом — в высшей степени удачным.

Программа поставлена под трек F-U-Y-A группы C2C — четверки французских диджеев, как раз в начале 2012го года выпустивших свой первый мини-альбом (EP). Стилистика максимально далека от «балетного» Мачиды: это электронная танцевальная музыка с предельно лапидарной мелодикой, но зато очень «втягивающим» в себя ритмом и «саундом».

Программа соответствующая: очень динамичная, насыщенная в плане связок, с большим количеством модерновых танцевальных движений и очень активным использованием корпуса и рук, в том числе кистей.

Хотя стилистика программы не совсем привычна для Стефана, его исключительное чувство формы и музыкальной фразировки и в таких необычных рамках «звучит» в полный голос. Из прыжков особенно выделяется в этом смысле заключительный тройной лутц, заход на который делается практически в полной тишине, в то время как приземление подчеркивается сильным акцентом

Второе вращение показывает отличное понимание музыкальной фразировки. Две позиции в либеле отлично согласованы с двумя сходными музыкальными фразами, граница которых подчеркивается сменой ноги во вращении. Получается идеальное структурное соответствие между обязательным элементом программы и подложенным под него музыкальным сопровождением.

Вряд ли является простым совпадением тот факт, что именно в период интенсивного и исключительно продуктивного творческого сотрудничества со Стефаном Ламбьелем начался заметный рост спортивных результатов Тацуки — думается, одно напрямую связано с другим. И если в плане спортивных результатов конечной точкой развития станет серебро пост-Олимпийского чемпионата мира 2014го года в Сайтаме, то творческий рост Мачиды, как и самого Стефана, выйдет далеко за рамки его спортивной карьеры, реализовавшись в уникальных хореографических экспериментах второй половины 2010х годов.

Но это, впрочем, совсем другая история.

II. 2014-18

Юлия Липницкая, ‘Les feuilles mortes’ by Koala Liu (КП сезона 2016-17)

Лучший прокат — Rostelecom cup в Москве: 69.25 (промежуточное третье место)

Став настоящей иконой Олимпийских игр в Сочи и символом «девочки в красном пальто», Юля Липницкая столкнулась со множеством неурядиц в рамках следующего цикла: потеря лидирующих позиций, постоянные поиски себя и, как следствие, переход из тренерского штаба Этери Тутберидзе к Алексею Урманову. Одновременно с этим, предпринимаются попытки раздвинуть творческие горизонты: сначала с Мариной Зуевой, а затем и со Стефаном Ламбьелем.

От работы с Ламбьелем осталась не только собственно короткая программа 2016-17 года, но и интересные наблюдения Юли, раскрывающие подход Стефана к постановочному процессу, в котором одновременно умещались и особая чуткость к музыкальному материалу, и свобода обращения с ним, импровизационность:

«Стефан же – это вообще отдельная история. Заиграла музыка – и он улетел. Он до такой степени любит музыку и лед, что наблюдать за его импровизациями колоссальное удовольствие. Но мы-то приехали не его катанием любоваться, а программы ставить. На практике это выглядело так: Стефан включает музыку, начинает быстро-быстро накручивать какие-то шаги, мы с Алексеем Евгеньевичем стоим, раскрыв рты и вообще не понимаем, как он все это делает. Потом я прихожу в себя, прошу повторить, он начинает повторять – и делает все вообще по-другому, причем иногда даже не отдает себе в этом отчета, поскольку не запоминает ни шагов, ни их очередности».

(Источник)

Итог их совместной работы — ностальгическая программа под шедевр французской эстрады и знаменитый джазовый стандарт: «Les feuilles mortes» («Опавшие листья», букв. «мертвые листья»). Песня Жозефа Космы на текст Жака Превера появилась в послевоенном Париже в 1945-46 годах — сначала, вдохновившись «Октябрьской поэмой» Жюля Массне. композитор написал мелодию для балета «Рандеву» Ролана Пети, а уже через год, в фильме Марселя Карне «Врата ночи», к музыке прибавился текст. И уже в этом виде песня стала хитом сначала французской, а затем и американской, эстрады.

Осень этой песни — это, разумеется, не только время года. Это прежде всего угасание и закат любви, стирание чувств:

C'est une chanson qui nous ressemble Toi, tu m'aimais et je t'aimais Et nous vivions tous les deux ensemble Toi qui m'aimais, moi qui t'aimais Mais la vie sépare ceux qui s'aiment Tout doucement, sans faire de bruit Et la mer efface sur le sable Les pas des amants désunis.

Эта песня напоминает нас с тобой — Ты любила меня, а я любил тебя — И мы жили с тобой все время вместе вдвоем — Ты любила меня, а я любил тебя. Но жизнь разлучила тех, кто любил — Очень тихо, очень бесшумно — И море стирает шаги на песке Любовников разъединенных.

К такой стилистике некоторая отрешенность и «интровертность» катания Юли, которую ей нередко ставили в укор, подошла как нельзя лучше. И, конечно, в такой стилистике в полной мере расцвел и проявил себя хореографический талант Стефана, для которого французская эстрада — это родная стихия. Проявил себя в исключительной музыкальной тонкости, в умении работать на полутонах, в несравненном чувстве музыкальной фразы.

Особенно хочется отметить именно последнее — на примере дорожки шагов и следующем за дорожкой двойном акселе. Дорожка притягивает точнейшей синхронизацией ритмов шагов и музыкальных построений, благодаря чему конек начинает будто бы «петь» и становится естественным продолжением мелодической линии.

Жемчужина дорожки — «бисер» твизлов, нанизанный на фортепианный пассаж в правой руке. Еще один пример ритмической выверенности, продуманности в сочетании обязательных шагов и поворотов с «шагами» и «поворотами» музыки.

Следующий за дорожкой шагов аксель ставит красивую точку в развитии музыкальной мысли:

Так уж получилось, что осень «Опавших листьев» стала в некотором роде и осенью — закатом — карьеры самой фигуристки. Блестящий прокат короткой программы на Ростелеком кап вселил немало надежд в сердца многочисленных поклонников этой фигуристки, но эти надеждам не суждено было сбыться. Прокат произвольной программы не имеет смысла описывать — многие его помнят, а многие (включая и автора поста) и вовсе видели его вживую. Затем было снятие с чемпионата России, долгая тишина… И тихое завершение карьеры.

«Девочка в красном пальто» ушла, но ее следы — следы совместной работы с Ламбьелем — ничто не сотрет из истории фигурного катания.

III. 2018-22

Сатоко Мияхара, ‘Gnossienne no. 1’ by E. Satie и ‘Metamorphosis II’ by Ph. Glass (показательная программа сезона 2019-20)

Прокат на Rostelecom cup 2019го года

Показательная программа Сатоко Мияхары на музыку Эрика Сати и Филипа Гласса — пример характерной для хореографа рафинированности в работе с музыкальным материалом. В условиях отсутствия каких бы то ни было сдерживающих факторов в виде обязательных прыжков, вращений и других технических элементов именно музыкальная ткань — ее структура, фразировка, динамика, «акценты», графика мелодической линии, и так далее — становится главным героем программы.

В условиях полной свободы самовыражения особенно ясно проявляется уникальное чувство формы, столь характерное в целом для ледового творчества Стефана Ламбьеля. Это прежде всего чувство музыкальной фразы и ее «дыхания»: умение синхронизировать дыхание музыки и танца так, что движение активизируется вместе с активизацией музыкальной мысли и замирает тоже вместе с ней. Это чувство формы и глубинное понимание логики музыкального развития — причем не «выученное» по учебникам, а прочувствованное всем телом — и делает хореографию Ламбьеля такой естественной, такой живой, такой музыкальной.

Вслушайтесь, например, в эту короткую фразу Сати. Всмотритесь в нее.

Два одинаковых мотива и небольшое «закругление» (каденция). Что делает фигуристка? Две одинаковые подпрыжки в начале каждого из мотивов и небольшой кораблик в качестве завершения хореографической мысли. В структурном отношении движение является точным слепком музыкальной мысли.

А что здесь, на той же фразе?

Казалось бы, вращение — обязательный элемент любой программы. Ничего интересного. Но присмотритесь внимательнее! Слышите начало с верхней точки, затем спуск вниз, а затем подъем обратно к начальному звуку и завершение мысли — в мелодии? Видите начало вращения в позиции «стоя», затем движение вниз в «волчок», а затем движение обратно вверх и закругление хореографической мысли кратким бауэром — у фигуристки? Движение опять «лепится» по образу и подобию мелодической мысли, но теперь его форма определяется графикой мелодической линии, ее спусками и подъемами.

Вся вторая часть программы под второй «Метаморфоз» Гласса построена на контрасте быстрого вращательного движения и почти скульптурных «застываний». Но и сама логика их чередований, и форма движения — все это определяется аналогичным контрастом самого музыкального материала. Посмотрите, как это делается в самой первой фразе Гласса.

Одна из удивительных особенностей хореографии Стефана заключается в ее свободном и широком дыхании. Она не гонится за мелкими акцентами — ее дыхание шире и полнокровнее. Возвращаясь к Глассу — послушайте, как развивается второй элемент начальной фразы по ходу программы. В данном отрывке «вращательные» пассажи отсутствуют, остаются только три тянущихся аккорда, которые затем с небольшими изменениями повторяются.

В хореографии это передается красивыми, по-настоящему скульптурными, позировками, которые повторяются при возвращении музыкального материала. Музыкальная форма — две одинаковые фразы — отображается в композиции хореографической мысли двумя одинаковыми построениями.

Наверное, секрет невероятной притягательности этой программы состоит именно в естественности ее развития, в ее исключительной музыкальности. В музыке ведь происходит так мало: там будто бы «слишком мало нот». Но в программе Сатоко каждая нота становится «объемной», наполненной движением. И вот уже мы смотрим на эту программу, как на зимний пейзаж, где каждая линия драматична, где каждая точка — чей-то след, чья-то жизнь, чья-то судьба.

А все вместе рождает историю, которую невозможно пересказать словами, но от которой невозможно оторваться.

Эпилог: Стефан танцует Стефана

Все сказанное выше о полете творческой фантазии в условиях свободы от условностей соревновательных программ можно в полной мере отнести и к развитию таланта самого Ламбьеля. Пока он соревновался, его программы были очень хороши и запоминались. Но когда соревновательная карьера закончилась, они поднялись на совершенно новый уровень.

При желании, «портрет» Ламбьеля-хореографа вполне можно было бы нарисовать, используя только те его программы, которые он танцевал сам. Потому что мало кто может станцевать Стефана лучше самого Стефана. Но это было бы не совсем правильно, потому что сотрудничество с другими фигуристами постоянно добавляет новые краски в его палитру — не только новые грани выразительности в палитру самих фигуристов. Поэтому такой портрет все-таки был бы не совсем полным.

После 2010го года Ламбьель откатал не один десяток потрясающих программ, большая часть которых создана им в сотрудничестве с Саломе Бруннер. Это программы разных стилей и жанров: здесь есть и классическая музыка, дающая возможность хореографу полностью раскрыть свой музыкальный дар, и не устаревающая французская шансон, и современные песни самых разных направлений.

При всем огромном разнообразии жанров и стилей, все эти программы объединяет одно: потрясающая музыкальность. Способность создать естественный диалог между музыкой и движением. Способность заставить конек и тело и красиво «петь», и молчать, и кричать, и даже плакать.

В них можно найти массу прекрасных деталей и акцентов. Хотите увидеть вращение, изумительно вписанное в музыку? Послушайте этот маленький шедевр из проката под Фортепианный концерт Грига в живом исполнении Хатии Буниатишвили. Послушайте, как это вращение переливается всеми красками вместе с музыкой, как акцентирован выход из него движением руки вверх -- одновременно с движением мелодии вверх.

Надоели музыкальные тонкости и хотите старого-доброго прыжка в акцент? Не вопрос! Вот вам тройной флип на вершину главной темы соль-минорной Прелюдии Рахманинова. Акцентнее некуда.

Хочется не сильных акцентов, а красивой фразировки и внимания к деталям? В одной только этой фразе из номера «Water» можно утонуть в деталях.

Но главное, в конечном счете, не в этих деталях и не в прыжках и вращениях в музыку. Главное, повторюсь — это глубочайшее понимание и чувство музыкальной мысли, благодаря которому и рождаются все детали, все прыжки и вращения в музыку.

Стефан Ламбьель — это настоящий музыкант на льду. Но это особый музыкант — он играет и поет коньком, корпусом, руками и ногами. Его инструмент — это его тело. И пока звучит музыка, это тело будет петь. Пока звучит музыка, из-под его коньков будет рождаться красота.

Поэтому хочется пожелать только одного — не останавливайте эту музыку!

Don’t stop the music!

logoСтефан Ламбьель
logoТацуки Мачида
logoЮлия Липницкая
logoСатоко Мияхара
logoженское катание
logoмужское катание
logoСочи-2014
logoсборная Японии