9 мин.

Автобиография Джереми Реника. Глава V

Предыдущая часть

За долгие годы в НХЛ сложилось впечатление, что я не любил Дэррила Саттера, но это было неправдой. Я считал его хорошим игроком и квалифицированным тренером.

Я много раз хвастался, что мне удалось поработать с кем-то из семьи Саттеров. Я уважаю их. Я уважаю то, какой след их семья оставила в истории лиги, и как все ее представители относились к игре. Они выходили на лед с горящими глазами и отдавали всех себя ради победы.  Именно так и нужно играть в хоккей. Честно говоря, я надеюсь, что фанаты могут сказать, что я играл в таком же стиле.

К тому же у Брента и Дуэйна было отличное чувство юмора. И когда я был молодым, они очень часто разыгрывали меня. Детская присыпка в фене. Носки, разрезанные пополам. Пена для бритья в различных неподходящих местах. Вынесенная мебель из номера отеля. Я всегда знал, когда это было делом рук Саттеров.

Однажды наш капитан, Дирк Грэм, передал мне, что меня вызывает к себе Боб Палфорд. Не зная, что он меня совершенно не ждет, я ввалился в офис и уселся на стул. «Какого хрена тебе надо?» - «Мне сказали, что вы хотели меня видеть». – «На кой хрен ты мне сдался? Вали отсюда!»

Стоит отдать им должное за идею вовлечь в это Палфорда, так как я практически никогда не видел его в хорошем настроении. Он всегда бормотал что-то себе под нос и постоянно жаловался. Палли был упрямым парнем, но ко мне он относился хорошо. Я же не питал к нему негативных чувств, но считал его скрягой. А разговаривать с ним порой было просто невыносимо.

Сейчас игроки любят поспать в самолетах. Я же не мог позволить себе такую вольность, иначе обрек бы себя на какой-то розыгрыш – порезанный галстук или что-то похуже.

Однажды я завалился в постель и только положил голову на подушку, как был сражен страшной вонью, как-будто кто-то вывалил кучу помоев на кровать. Когда я включил свет, то обнаружил, что моя догадка подтвердилась. В другой раз я залез под одеяло и вытянул ноги, как вдруг они уперлись во что-то холодное и хлюпающее. Дальнейшее расследование показало, что мне засунули под покрывало здоровый куб льда. Я так никогда и не узнал автора этих проделок.

Но я не только становился объектом шуток, но и сам мог разыграть партнеров. Одной ночью Брент Саттер решил не идти с нами и остаться в номере. Я позвонил ему и представился репортером, который хочет взять интервью. Естественно, большинство игроков подслушивали этот разговор. Каждый новый вопрос был глупее предыдущего. Брент просто взбесился.

Я любил всех Саттеров, но больше всех – Брента. Думаю, он был самым талантливым. И немного отличался по характеру от братьев: спокойнее, изысканнее.

В тренерском подходе Дэррила Саттера мне нравилось, что он похож на подход Кинэна. Дэррил был жесток, требователен и непоколебим. Да, иногда мы сталкивались. На протяжении 18 месяцев нашей совместной работы в прессе очень часто обсуждали наши взаимоотношения. В преддверии Матча звезд НХЛ-1994 в Нью-Йорке обстановка особенно накалилась.

Но не стоит переоценивать наше противостояние, скорее, это было недопонимание. С Кинэном у меня бывали аналогичные ситуации. Мой длинный язык только подливал масла в огонь. И с развитием прессы это стало только большей проблемой. Саттер был сторонником крайне прямолинейной игры, а я считал, что мне не дают раскрыть полностью свой атакующий потенциал.

Газеты распускали слухи, что Саттер может быть уволен из-за наших разногласий. Но я совершенно не хотел, чтобы это произошло. Мне нравился его подход, и я доказал это годы спустя, когда был очень близок к подписанию контракта с «Калгари», где в то время работал Дэррил.

К тому моменту, когда пришло время подписывать мой третий контракт с «Блэкхокс», зарплатные ведомости заметно выросли. Когда Эрик Линдрос вынудил «Квебек» обменять его, а потом получил от «Филадельфии» в первом же сезоне договор с годовым окладом в 3,5 миллиона долларов, суммы контрактов были пересмотрены. Уже через два года после прошлой сделки я недополучал денег по новым меркам. Однако меня это не смущало. Я считал, что, если уже заключил соглашение, должен быть доволен и признателен за это. Я подписал долгосрочный контракт, потому что хотел быть уверен в завтрашнем дне, и я получил желаемое. Но, когда договор подходил к концу, Нил сообщил «Чикаго», что мы рассчитываем на сумму в районе 5 миллионов в год.

5 мая 1996 года мистер Вирц заявил журналисту Chicago Tribune Бобу Верди, что собирается сохранить меня: «Джереми неотъемлемая часть нашей команды. Мы хотим сотрудничать долгое время. Да, это будет не дешево, но дело того стоит, в конце концов, я только этим и занимаюсь. Подписываю чеки».

Когда Верди попросил меня прокомментировать слова Вирца, то я был счастлив: «Я хотел этого с самого начала. Я хотел остаться в «Чикаго».

Но вскоре после начала переговоров мы с Нилом поняли, что Вирц настроен далеко не так позитивно, как он высказывался на публике. На тот момент карьеры я уже дважды преодолел рубеж в 50 голов за сезон и еще за два года забросил 41 и 46 шайб соответственно. Я трижды набирал не менее 100 очков. Несмотря на травму в сезоне-1995/96, поразил ворота соперников 32 раза и набрал 67 очков в 66 играх, к тому же добавил 7 голов и 5 передач в плей-офф.

Но когда мой агент, Нил Эббот, сообщил Пафлорду, что мы хотели бы заключить сделку на 4 или 5 миллионов в год в зависимости от срока соглашение, тот сделал вид, будто мы хотим ограбить его: «Вы никогда не получите 4 миллиона в этой лиге».

Мистер Вирц заявил, что я «не стою таких денег». Я был раздавлен. Его слова больно ранили меня. Мне всегда казалось, что мистеру Вирцу нравится стиль моей игры. И я считал, что служу «Чикаго» верой и правдой. До сих пор я остаюсь одним только из трех игроков в истории клуба, которым удавалось преодолеть рубеж 50 голов за сезон.

В «Чикаго» считали, что моя стоимость составляет в районе 3 миллионов. Нил сообщил им, что я буду искать другую команду, если они не согласятся с нашими требованиями. В то время Гретцки зарабатывал больше 6 миллионов, Марк Мессье – ровно 6, Стив Айзерман – 3,7. Майк Модано получал 2,9 миллиона. Зарплаты росли с каждым днем, но «Блэкхокс», видимо, не хотели это признавать.

Как восходящая звезда, находящаяся в самом расцвете сил, я пользовался большим спросом на рынке. Но я был ограниченно свободным агентом, а это означало, что, если я найду команду, которая согласится платить мне требуемые деньги, то мой новый работодатель должен будет отдать «Чикаго» пять выборов в первом раунду драфта. В то время генеральные менеджеры клубов не готовы были идти на такой риск. Только «Сент-Луис» согласился на такую цену, когда подписал Скотта Стивенса в 1990-м.

Но Нил был уверен, что ради меня клубы пожертвуют драфтом. Когда мой контракт истек 1 июля, то у меня были предложения от 15 клубов. Никто из них не готов был сразу поставить подпись под соглашением, но они хотели поговорить насчет контракта и надеялись договориться с «Чикаго». Ближе всех к сделке был генеральный менеджер «Айлендерс» Майк Милбери, однако в клубе не хотели расставаться с драфт-пиками в самый разгар перестройки. Он рассказывал, что носил с собой готовый вариант договора, но так никогда и не прислал мне его. Он думал, что я смогу принести команде не меньшую пользу, чем Бобби Кларк «Филадельфии» в начале 70-х. «Вашингтон Кэпиталс», «Сент-Луис Блюз» и «Нью-Джерси Девилс» также проявляли серьезный интерес.

С каждым следующим днем появлялся новый слух о моем возможном трейде. То я отправлялся в «Виннипег» в обмен на Теему Селянне; потом я оказывался с «Сент-Луисе» в обмен на Бретта Халла. В то время главным тренером и генменджером «Блюз» был Майк Кинэн, но «блюзмены» уже обменяли один из своих выборов в первом раунде, так что они выбывали из гонки. Кинэн должен был провернуть сделку, чтобы заполучить меня. Мы были близки, чтобы заключить личный контракт, но Майк так и не смог договориться с «Чикаго», несмотря на четырехчасовую встречу.

Все это время я надеялся, что «Блэкхокс» пересмотрят свою позицию и предложат мне другой контракт. Но они так и не пошли на это. Помощник генерального менеджера Боб Мюррей заявлял прессе, что денежный вопрос не был ключевым, и, возможно, в этом была часть правды.  Если оценить организацию работы в «Чикаго» в то время, то в клубе царил тоталитарный режим под руководством мистера Вирца. В НХЛ уже наступили свободные времена, но мы были за Железным Занавесом. Мистер Вирц хотел контролировать все. Помните, что этот человек не считал нужным организовывать телевизионные трансляции домашних матчей. Я уверен, что он и Палфорд видели во мне бунтаря. Они никогда не говорили это открыто, но я чувствовал, что они хотят надеть на меня намордник. Когда Майк Кинэн мог получить слишком власти, они уволили его. Возможно, мой независимый дух не вписывался в их представление о хорошем атлете.

16 августа 1996 года «Чикаго» объявило, что я обменян в «Финикс» на Алексея Жамнова и Крэйга Миллса. Нил вначале даже думал, что «Чикаго» отклонило более выгодные предложения.

Несмотря на ожидание обмена, это новость стала шоком для меня. Несмотря на все разочарование, я постарался не сказать ничего плохого о мистере Вирце. Для него это решение было продиктовано интересами бизнеса, и я считаю, что человек, который владеет бизнесом, имеет право управлять им по своим правилам. Пусть я не всегда понимал или принимал его решения, но я уважал мистера Вирца.

После обмена в «Финикс», технически, я все еще оставался без команды, я был свободным агентом. «Койоты» обладали правами на меня, но мы еще не заключали контракт, и я мог получать предложения от других клубов. В числе обращавшихся в «Финикс» вновь были «Айлендерс», но «Койтс» сообщили, что собираются сохранить меня. Команда только что переехала из Виннипега, и в моем лице они видели нового потенциального любимчика фанатов. Переговоры шли не гладко. Но уроженец Массачусетса Шон Коди, с которым мы давно дружили, работал тогда в команде скаутом. Исполнительный вице-президент «койотов» Бобби Смит попросил его позвонить мне лично и попробовать найти выход из сложившегося положения.

В лиге были команды, которые были готовы платить мне более 4 миллионов в год. И фаворитами среди них стали «Айлендерс» и «Сент-Луис». Но теперь им сначала нужно было договориться о трейде с «Финиксом», и мы не знали, насколько реален такой исход событий.

Я не хотел ждать до октября. Коди переговорил со мной относительно требований, и я указал на принципиальные пункты. Ведь Палфорд говорил, что ни одна команда не станет платить 4 миллиона в год. «Что заставит тебя подписать контракт с «Финиксом»?» - спросил Коди. «Передай Бобби Смиту, если он даст мне 20 миллионов на 5 лет, то я подпишу контракт сегодня же», - ответил я.

Смит согласился с этими условиями, и я сел в самолет до Финикса. 

Продолжение следует...