31 мин.

Николай Макаров: «Харламова и Гусева мы в Чебаркуле называли «красными шапочками»

ChelуabinskHockey.Com поговорил с Николаем Макаровым, одним из лучших защитников в истории «Трактора».

- Расскажите, чем вы сейчас занимаетесь?

– Работаю в Ночной хоккейной лиге, где являюсь членом правления и куратором уральского и частично сибирского регионов (но со следующего сезона у Сибири будут свои кураторы). Этот проект объединяет сотни любительских команд со всей страны. Недавно вернулся с фестиваля лиги в Сочи. Мероприятие было грандиозным.

- Сами играете?

– К сожалению, сейчас не могу. В декабре сделал операцию по замене коленного сустава. Повреждены были оба сустава – нижний и верхний, поэтому пришлось все полностью менять. Врачи не разрешают нагрузки.

- Не тянет «на фронт», в ежедневную клубную работу?

– Считаю, всему свое время. В менеджерскую работу, возможно, мне было бы интересно окунуться. А тренировать не тянет. Предложения есть, но я их даже не рассматриваю. Это очень тяжело: переживания, переезды. Сейчас чаще думаешь о здоровье. Есть много прецедентов, когда люди не справлялись с нагрузками в работе тренера. Валерка Белоусов, может быть, тоже не справился.

Токарь, «Восход», Харламов

- В 18 лет вы работали на заводе токарем. Могли не вернуться в хоккей?

– Вполне. Я работал на заводе металлоконструкций, вместе с отцом – меня там выучили на токаря. Плюс я играл за молодежную команду «Восхода», у знаменитого тренера Сергея Захватова. А потом Владислав Смирнов, был такой хоккеист хороший, пригласил меня, Толю Егоркина, Гену Шипилова и Сашу Кудияша в команду мастеров. Я сказал, что работаю на заводе, не могу больше времени уделять хоккею. Нужно было выбирать: или играть в хоккей, или работать. Захватов повлиял на меня, сказал: «Не дури, нужно заниматься хоккеем, у тебя получается». В итоге они меня перевели на трубопрокатный завод, я там работал и играл за основную команду «Восхода».

- Чем занимались на трубопрокатном?

– Был подручным прессовщика – проверял трубы давлением. В свободное от работы время ходил на тренировки и игры. А потом Смирнов забрал меня с завода. Я захватил конец сезона 1966/67. Чуть позже началась история с Чебаркулем, колесо закрутилось.

- В чебаркульской «Звезде» вашими партнерами были Валерий Харламов и Александр Гусев. Их история в «Легенде №17» показана правдиво?

– Меня приглашали на премьерный показ этого фильма в Челябинске. Кино, конечно, не может рассказать историю в точности, повторить все, как было на самом деле. Всегда режиссер добавляет что-то свое. В «Легенде» мне сразу не понравился один эпизод – когда Харламов и Гусев лезут по проводам на большой высоте. По моему мнению, это некрасиво просто – представлять хоккеистов в таком виде.

- Харламов и Гусев появились в «Звезде» в ноябре 1967-го и помогли команде выиграть третью группу класса А?

– Поскольку «Звезда» была армейской командой, с Владимиром Альфером постоянно очень тесно контактировал Анатолий Тарасов. Мы часто даже тренировались в Москве. Тарасов прислал к нам Валерку Харламова и Сашку Гусева по ходу сезона. Для них, естественно, это выглядело ссылкой: они приехали в уральский город, который тогда не на всех картах и найти можно было. Но ребята все нормально восприняли. Они здесь приобрели хороших друзей – на субботу и воскресенье нас отпускали домой, и я Харламова забирал к себе. Другие тоже приглашали. Они чувствовали себя здесь нормально, не изгоями.

Харламов заблистал сразу, забивал очень красивые шайбы, мог обыграть один целую пятерку. Сразу слава пошла и в Чебаркуле, и в Челябинске. Челябинские болельщики приезжали смотреть на него и чебаркульские его и Гусева очень уважали. Они тогда еще играли в красных ВМ-овских шлемах, которых не было ни у кого. И их в Чебаркуле «красными шапочками» окрестили. А весной 1968-го «Звезда» выиграла третью группу класса А и получила место во второй, после чего Тарасов забрал Харламова и Гусева назад в ЦСКА.

- Как в Чебаркуле оказались вы?

– По просьбе Юрия Гомоляко, который в там проходил службу. Мы с ним жили в одном поселке в ленинском районе Челябинска, были очень хорошо знакомы. У меня как раз подошел призывной возраст. Там «делали» армию, и хоккей не надо было бросать – посоветовался с родителями и уехал в «Звезду». Владимир Альфер, возглавлявший команду, сразу мне сказал, что отпустит меня, как только будут предложения из других клубов, и слово сдержал. После двух лет в «Звезде» у меня появились предложения из Киева, из «Трактора», а он меня демобилизовал раньше времени.

13 сезонов, финал Кубка, Родничок

- В «Тракторе» вы провели 13 сезонов. Какой был самым удачным?

– Всегда трудно было попасть на глаза тренерам сборной из провинциальных клубов, ведь ни для кого не секрет, что ставка в главной команде страны делалась на московских игроков. Я привлекался во вторую сборную с 1972 года, ездил в турне по Северной Америке, а в 1978-м меня пригласили в первую команду на Приз «Известий». Мы его выиграли, и Виктор Тихонов сказал: «Коля, мы будем тебя держать в обойме, ты хорошо себя проявил». Я готовился к чемпионату мира, но в последний момент нас с Юркой Лебедевым отцепили. В команду влились молодые победители молодежного чемпионата мира: Фетисов, Стариков, Сергей Макаров, другие московские ребята. Акцент был сделан на обновление команды, она уехала без нас.

Но именно тот год мне и запомнился. Я понял тогда, что могу работать на новом уровне, мотивация зашкаливала от того, что на меня обратили внимание в сборной. Понял, что могу быть лидером в «Тракторе», влиять на результаты матчей.

- А сезон 1981/82, когда вы установили рекорд результативности среди защитников?

– На все эти рекорды я внимания не обращал. Никогда к ним не стремился, просто любил играть в атакующий хоккей, забивать – я же в детстве нападающим был. А в том сезоне, ну, забивал – и забивал, получалось открываться, завершать атаки. Ребята видели, что у меня идет и больше доверяли, больше подключали.

- Кто в «Тракторе» был для вас самым комфортным партнером по защите?

– В моем понимании, хоккейная пара всегда должна дополнять друг друга. Если один – активен в атаке, другой обязательно должен быть чистильщиком. Мне повезло, в «Тракторе» я играл с Володей Сухановым – он был старше меня, понимал, что мне больше хотелось играть в активный хоккей, и всегда поддерживал, подстраховывал. С Валерой Пономаревым мы играли часто во второй сборной, там уровень был другой, задачи были другие, приходилось более строго играть в обороне. И взаимопонимание с клубным партнером помогало всегда. Мы знали, в какой хоккей играем, могли подчистить недочеты друг друга.

- В 1973 году вы дошли с «Трактором» до финала Кубка СССР и забросили одну из шайб в ворота ЦСКА. Почему не удалось довести тот матч до победы, ведь «Трактор» вел 2:1 после двух периодов?

– Гол, конечно, помню. Он запечатлен на многих фотографиях, у меня дома одна такая висит. Исторический гол, забит в ворота Третьяка, дорогого стоит. Почему проиграли? Тогда в Челябинске была хорошая команда, наш тренер Альберт Данилов нашел способы сплотить коллектив, сделать игру более организованной. Но игра с ЦСКА – это противостояние мощной машине. Они нас просто недооценили по первым двум периодам. У нас были шансы забить еще в начале третьего, после чего, конечно, могло все иначе сложиться. Но они сравняли счет и смяли нас. Мы попали в жернова.

 

- В 1977 году вы практически перешли в «Спартак». Вспомните, как развивалась эта история?

– Летом 1977-го, когда я уже был в поле зрения первой сборной, в Москве со мной встретились представители «Спартака» Роберт Черенков и Вячеслав Старшинов, предложившие переехать в столицу. Тогда было ненароком брошено: будешь играть в Москве – будешь играть в сборной. Мне, конечно, хотелось. Я поехал, принял их приглашение. Работал с командой летом, прошел все предсезонные сборы, был в основном составе. Но буквально перед самым стартом чемпионата меня вызвал к себе Евгений Тяжельников, завотделом пропаганды в ЦК. Далеко ехать не надо было – до Старой Площади, просто пообщаться. И он меня уговорил вернуться в Челябинск. Сказал, что я нужен там. Долго думали и в семейном кругу, и я сам. Просто хотелось играть, в то время санкции, конечно, были определенные. Могли запретить выходить на лед.

И еще мне трудно было отказать Тяжельникову. Мы же с ним были знакомы еще по Челябинску, когда он был первым секретарем обкома комсомола, а я входил в состав комсомольской организации, где был секретарем.

- Не жалеете сейчас?

– Нет, не жалею. Сейчас понимаю, что если бы остался в Москве тогда, какое-то время мне бы не давали играть, но потом я бы вернулся в хоккей. И квартира была уже сделана в Сокольниках, и семья готова была переехать в Москву. Но мое решение все это перевернуло. То, что было сделано, было сделано правильно.

- В сознании болельщиков противостояния «Трактора» с клубами из столицы во все времена были очень принципиальны.

– Да, для наших болельщиков это было важно, чтобы их команда обыгрывала московские. Мы видели этот ажиотаж, реакцию, с каким уважением они относятся к «Трактору». Причем, не только в то время, но и сейчас. Когда «Трактор» взял серебро, атмосфера вокруг хоккея в Челябинске была такой же, как в 1977-м. Такие же эмоции были. А в Москве трибуны были другими, мы никогда не ощущали интереса. Для них все это было так: приезжает команда из Челябинска, ну и что? Мы же знали, что приедем домой и «Юность» будет полна, мы видели эту поддержку.

- В те годы «Трактор» играл много международных матчей, ездил в турне по Европе и Северной Америке. Что это были за поездки, что они давали игрокам?

– Тогда было много профсоюзных линий – мы по ним выезжали. Особенно в Польшу, Румынию, ГДР. В 1972 году ездили на Кубок шахтеров Катовице, в 1976 году – впервые в Швецию, на кубок звезд, потом на другой турнир, в Швеции тоже. Для нас это было интересно, после соцстран оказаться в капиталистической Швеции. Или, например, в Швейцарии, на Кубке Шпенглера. В «Тракторе» была пятерка, которая ездила за вторую сборную постоянно: Пономарев, Белоусов, Картаев, Шорин, я – поэтому и для нас это не было новостью, но для команды, конечно, хорошо.

- Какой соперник был самым необычным? Сборная Румынии?

– Много разных соперников было. Конечно, уровень их был низким. Ниже, чем в советской высшей лиге. Поэтому не составляло труда их обыграть с крупным счетом. Но вот в Давосе, на Шпенглере, уровень был уже другой. Та же «Дукла» могла нам хорошо противостоять. Мы тогда почувствовали, что столкнулись с отличным уровнем.

Каждый подобный турнир давал определенный опыт, у игроков вырабатывались новые навыки. И команда что в Польше, что в Румынии, что в любой другой стране приобретала бесценный опыт международных встреч. Конечно, некоторые турниры были не очень престижны, но марку советского хоккея любой клуб, выезжавший за границу, старался держать. К тому же не стоит забывать, что в делегации всегда присутствовал человек из определенных органов, и он старался сделать так, чтобы игроки не забывали об этом.

- В декабре 1980-го «Трактор» ездил в турне по Чехословакии. Прием был горячим?

– На льду не очень ощущалась враждебность, хотя и рычали недружелюбно, и били по голеностопам, по икрам. А отношение простых людей мы не почувствовали, нас же ограничивали в общении. Плюс перед поездкой здесь с нами провели определенное собрание: всем сказали, что и как делать, потребовали, чтобы мы не вступали ни в какие конфликты. Впрочем, тогда на дворе был уже не 1968 год. Пыл и жар прошел.

- С «Трактором» вы дважды участвовали в новогодних турне по Канаде и США. Расскажите, как все это было?

– Многие ребята вообще в первый раз съездили в Америку. В одной из поездок мы играли против студенческих команд – там были такие молодые, задиристые ребята, все матчи от ножа получились, тяжело очень играли с ними.

Если же говорить о впечатлениях от самой поездки, то многие с разинутыми ртами ходили. Конечно, мы попали в совсем другой мир. Язык, хоккей, форма вся другая. У многих в поле зрения попадали эти канадские клюшки «Шервуд» и «Виктор Виллиан», которые мечтал у нас тогда приобрести, наверное, любой хоккеист. После матчей мы пытались обменять эти клюшки, но нам соперники иногда отдавали и просто так. Приятно было заполучить такой подарок, приятнее, чем купить вещь в магазине. Мы ими играли потом, пылинки сдували, подклеивали. У меня до сих пор в коллекции есть такая.

- Как в ваше время проходили неформальные сплочения команды?

– Вообще я считаю, команда сплачивается годами, когда играет одним составом на протяжении семи-восьми лет, но никак не пьянкой в ресторане. Вот такая притирка друг к другу – сборы, поездки, базы, ночевки в аэропорту – гораздо лучше сближает людей. Хотя без того, чтобы вместе посидеть и выпить, наверное, тоже не обходится. Дни рождения, мероприятия – неотъемлемая часть команды, жизни.

- Рассказывают, что командный дух «Трактора» укреплялся в районе ЧТЗ, в легендарном месте под названием Родничок.

– Да, было такое заброшенное место недалеко от кинотеатра «Спартак», на проспекте Ленина. Овраги, заросли, родник тек. Сейчас там ресторан «Ной», а напротив – отель «Видгоф». Традиция эта создана была во времена Владимира Суханова, Лени Устинова, Гены Цыгурова, Нестеровых, Садикова – той плеяды. Они там отмечали окончания сезона. А мы захватили – года два-три собирались. Тогда шашлыков не было, по чарке выпили – поговорили.

Брат, сборная, Озеров

- Ваш младший брат Сергей стал легендой советского хоккея, сборной страны. Но ведь его судьба могла сложиться иначе, если бы в юности он предпочел футбол?

– Он очень прилично играл, был на виду у нашей футбольной команды «Локомотив». Забивал много в чемпионате города, играл за их молодежную команду. И вот было решение: или – или. Вопрос стоял довольно остро. Сергей уехал играть за «Трактор» Петра Дубровина финал молодежного чемпионата страны, а когда вернулся, сказал, что в хоккей больше не собирается играть, выбирает футбол. Все из-за того, что после финала Дубровин Сережу и еще некоторых игроков обвинил в поражении. Я тогда уже был одним из ведущих хоккеистов в «Тракторе», подошел к Кострюкову, обрисовал ему ситуацию. Анатолий Михайлович сказал, чтобы я с утра привел брата на тренировку. Сергей упирался, идти не хотел, говорил, что все решено, он будет футболистом. Но в итоге мы поехали, Кострюков с ним поговорил и оставил его в команде. С этого все и началось.

- Кто был инициатором тех самых боевых листков, которые на чемпионате мира-81 в Швеции делали вы с Сергеем?

– Они были в сборной СССР всегда. Эти боевые листки – прототип боевой газеты, которая выпускалась в армии. Традиция, думаю, пошла из армейского стана. Серега мог и рисовать, и сочинять. Была такая отдушина, я тоже с удовольствием рисовал, пробовал что-то сочинять. И в «Тракторе» тоже я этим занимался. Что там было? Четверостишия, рисунки – для поддержания того или другого человека, могли немного покритиковать. Эти «листки» были приурочены к матчам или датам и делались на стандартном ватмане. Ребята всегда возле них собирались, читали, смотрели, обсуждали, смеялись. Всегда было интересно. На пользу точно шло.

- Вспомните сейчас какое-нибудь четверостишие?

– Начало не помню, но к одному матчу мы написали так: «Чтобы не ставили нам свечки – давайте танцевать от печки». Призывали играть от обороны, внимательнее и строже.

- В сборной вы неоднократно встречались с легендарным Николаем Озеровым.

– Он всегда ездил с командой. Очень радушный человек, старался общаться просто так, не по заданию. Часто приезжал в Новогорск во время культурной программы, общался в неформальной обстановке. Понимающе относился к людям, которые появлялись в сборной впервые, старался оказать поддержку, сказать ободряющие слова.

- Большой человек в своей теме?

– Конечно. И он раскрыл ее на высочайшем уровне. Я ни разу не слышал в его репортажах, чтоб он был резок в оценках. Не гнев это был, а человеческое возмущение, спокойное, мягкое.

- Что из себя представляла культурная программа в сборной?

– Приезжали артисты в Новогорск, перед Призом «Известий», перед матчами и поездками на турниры. Лев Лещенко со своими бригадами, знаменитый в то время Геннадий Хазанов, певицы разные, Ким Филби как-то был. Встречи с разведчиками были постоянно. План был большой. Вечера были все время заняты, люди едва успевали домой позвонить. А занимался всем Владимир Ясенев, у него была особая роль в этом деле.

- Когда вы приезжали в сборную, ощущалось, что в ней есть разделение на москвичей и остальных?

– Нет, ничего такого не было. В сборной я частенько играл с Валеркой Васильевым, например. Все работали одинаково. Если в клубе как возрастной мог себе что-то позволить свое – Анатолий Кострюков хоть и ругал за невыполнение задания, недисциплинированность, но понимал – то в сборной всегда смотрели, как новички выполняют задание, очень строго с этим было. Владимир Юрзинов считал, что если защитник отдал хороший и своевременный первый пас, значит, он может играть в сборной. Если же игрок затягивал с принятием решения, его могли больше и не вызвать. В сборной старался все делать быстрее.

Финляндия, «Йокерит», белые грибы

- Как вы уехали в Финляндию?

– Все получилось довольно просто. Вячеслав Старшинов, с которым я тесно начал общаться в 1977 году, после истории с переходом в «Спартак», меня по-отечески курировал. Он еще в 1981 году после чемпионата мира сказал, что есть вариант с японским клубом «Одзи». Я дал согласие. Все было решено, я должен был ехать туда. Но при оформлении документов в Москве Борис Майоров, начальник управления хоккея, предложил мне все переиграть и поехать в Финляндию. Говорил, что хоккей там сильнее, клуб нуждается в защитнике.

В то время любой выезд наших хоккеистов на работу за границу превращался в настоящее приключение – Совинтерспорт безбожно забирал основные деньги с контрактов. Но мне повезло. Через две недели я встретился с хозяином «Йокерита» Топани Корпалой, он сказал, что независимо от того, сколько будет забирать Совинтерспорт, финский клуб будет за сезон доплачивать так, чтобы контракт выглядел нормально по финансам. И я принял решение ехать в Хельсинки. Мы были с семьей, клуб предоставил нам квартиру и машину. Условия были хорошие.

- Что вам дали два года в «Йокерите»?

– Финский хоккей оказался на самом деле достаточно интересным, в лиге было много сильных хоккеистов. «Йокерит» считался середнячком, но в первый же мой сезон там мы дошли до финала и проиграли только ХИФК. Серебро было успехом. Я вошел в символическую пятерку лучших игроков чемпионата. Но я до сих пор вспоминаю эту серию, в которой было много всяких закулисных игр со стороны руководителей клубов. Мы вели 2-0, переигрывали их в одни ворота, но следующие три матча проиграли в одну шайбу. Для меня было очевидно, что игры были сданы.

- Тем не менее, вы продлили контракт?

– Да, контракт был на один год, Таппани сам звонил Майорову, чтобы меня оставили еще, а партнеры звонили мне. У меня были предложения из Австрии. Но за год я адаптировался, овладел языком и согласился на второй год. Мы снова попали в плей-офф, но далеко не прошли. После этого, мне предложили контракт еще на год, но я настолько нажился к тому времени за границей, что решил, что не смогу больше там играть. Мне было 34, и я решил вернуться в Челябинск.

Было бы желание – можно было остаться, найти работу тренером. Спрос на специалистов был. Но я такой человек – не смог бы там жить.

- В Финляндии вы еще тренировали студентов?

– Тогда «Йокерит» был такой полупрофессиональной командой, как и многие в стране. Большая часть хоккеистов работала. И вот главный тренер попросил меня, как освобожденного от работы, помогать ему с молодежью. Утром был лед, с молодежью там занимались. Тренировки устраивали, игры. После них ребята уезжали учиться, работать. Получилось, что это был мой первый тренерский опыт.

- Поделитесь деталями жизни в Хельсинки в середине 80-х.

– Я жил в самом центре, в трехкомнатной квартире. Машину предоставлял клуб – у «Йокерита» был контракт с компанией «Дайхатсу», на всех машинах игроков были написаны номера игровые, была эмблема клуба на капоте. Все узнавали.

- Реальность сильно отличалась от советской?

– Конечно. Но финны немного такой народ – своеобразный. Говорят, они замороженные, северные люди. Но в быту они ведут довольно скромный образ жизни, не «пылят» что называется. Уровень жизни довольно средний. Люди сдержанные, как латыши, эстонцы. Не сильно гостеприимны, но в гости ходят с удовольствием.

- Любят водку?

– У нас в народе говорят: «на халяву и уксус сладкий». Ну, вы понимаете. У финнов то же самое. Они любят, когда их угощают. Был один показательный случай. Частенько, когда мы ехали на игру, нас тренеры из автобуса выгоняли и заставляли полтора-два километра пройти пешком, для разминки. И вот однажды мне стало скучно идти по дороге и я пошел по лесу, пока шел – набрал белых грибов. Прекрасные грибы были. Финны смеялись: зачем вдоль дорог собирать? Грибы засушили, потом сделали из них суп и пригласили финнов на ужин. Под суп налили им водки. Всем очень понравилось. Суп с белыми грибами со сметаной. Представьте!

- Друзья остались из той команды?

– За два года в Финляндии, конечно, появились. Причем, не только среди хоккеистов, но и среди простых жителей. На Олимпиаде в Сочи, например, была встреча с министром спорта Финляндии, бывшим хоккеистом «Йокерита». Хорошо пообщались с ним.

- Сейчас у вас есть теплые чувства к «Йокериту», который играет в КХЛ?

– Появились, когда они приезжали на матч в Челябинск. Хотя из состава мне знаком только Хагман, против его отца я в свое время играл в Финляндии. У нас еще столкновения были, он задирой был. В первый год он за мной охотился, даже палец сломал. Хотя потом в 1986 году на чемпионате мира в Москве, на встрече федераций хоккея двух наших стран, он подошел с переводчиком с английским. Я сказал: «Давай по-фински», – он удивился. Мы пообщались, он извинился за сломанный палец. Нормально поговорили.

Тренер, «Сан-Хосе», «Мечел»

- Когда вы поняли, что будете тренером?

– Это приходит с годами, и не потому, что человек определил себя. У некоторых ветеранов, которые еще играют, уже есть эта тяга. Достаточно посмотреть, например, на их поведение во время пауз в матчах – они собирают вокруг себя партнеров, что-то подсказывают им, начинается обсуждение.

Была такая тяга и у меня. Работа в Финляндии дала определенный толчок – там тренеры приглашали меня всегда на разбор матчей, интересовались моим мнение о том, что поменять в игре, что сделать. Я ехал туда, по сути, в роли играющего тренера.

А когда в 1984-м мы с Белоусовым вернулись из-за границы – я из Финляндии, а Валерка из Японии, из того самого «Одзи» – то предложили свою помощь «Трактору». Как игроки, но с прицелом на тренерскую работу. Но тренеры команды Анатолий Шустов и Юрий Перегудов нам категорически отказали. А вот Толя Картаев позвал нас в «Металлург», где он был главным тренером. Мы два года там играли, вытащили их из второй лиги в первую. Когда Картаев уехал работать в Караганду, главным тренером команды сделали меня.

- В середине 90-х, когда ваш брат Сергей играл за «Шаркс», вы ездили в Сан-Хосе и участвовали в летних лагерях клуба. Развивались?

– Это были поездки к Василию Тихонову, который там работал. Летний лагерь для молодых и не только хоккеистов клуба. Мне было интересно смотреть, как идет подготовка, чем занимаются люди. Для своего общего развития, да. Жил на базе, там же, где и Василий. Общался близко с его семьей, с Витькой. Он и его сестра меня тогда еще английскому учили.

- Ваш «Мечел» был интересным проектом, с которым вы прошли путь от второй лиги до первой восьмерки суперлиги. Как все начиналось?

– Началось с того, что мне как тренеру хотелось показать себя. Меня не устраивало, что в команде большая текучка игроков. С директором клуба тогда мы посоветовались и решили приглашать людей на долгосрочную работу, сделать костяк. Начали подписывать игроков на два-три года. Так мы создали противовес «Трактору». Подбирали методично хоккеистов, которые прошли школу главной команды города, но были не востребованы, мотались по стране. «Мечел» рождался из пепла, но эта команда дала шанс многим хоккеистам почувствовать себя в игре, поверить в себя. В конце концов, нас признали и болельщики.

- В сезоне 2000/01 вы добрались до четвертьфинала.

– Да, и в плей-офф проиграли «Магнитке» Валерия Белоусова. Шансы, конечно, были, всегда и у всех есть шансы. Но мы проиграли.

- В «Мечеле» вы работали с Владимиром Конаревым – директором, который отличался суровым нравом.

– Был вспыльчив, деспотичен к некоторым людям, не любил, когда кто-то перечил ему или отпускал в его адрес нелестные замечания. Он был сначала инструктором в спортклубе. А директором – тогда еще «Металлурга» – Виктор Домбровский. Позднее руководители комбината Конарева рекомендовали вместо Домбровского и утвердили его.

- Кто был самым талантливым игроком «Мечела»?

– Было много хороших игроков. Мы действительно создали отличный коллектив, основой которого были Валера и Дима Андреевы, Саша Короболин, Марат Аскаров, Женя Галкин, Женя Бобыкин и Вовка Гапонов. Ребят можно всех перечислять.

Интересна, например, история Даниса Зарипов и Дениса Козырева, воспитанников «Мечела». Когда они были уже под главной командой, я предложил им поехать поиграть в Канаду, получить хорошую практику. Там у нас был с Сергеем хороший знакомый – Влад Шишковский, который работал скаутом в Калгари. Мы его попросили устроить ребят, он помог. В Северной Америке Козырев себя очень сильно проявил, а на следующий год его приметили скауты НХЛ. Их хотели там оставить после двух лет, но на меня насело руководство комбината, нужно было брать ребят в команду и пришлось их возвращать. Без особого желания они назад ехали, конечно. Они там уже вписались, привыкли к жизни, к игре. А в России произошел обратный процесс: Данис заиграл, стать проявлять себя, как лидер. Через год его пригласила Казань. А у Дениса дела не пошли. Его карьера не сложилась.

- Зуев и Ширгазиев были одной из лучших вратарских пар в суперлиге начала нулевых?

– Согласен. Я им даже предоставил право самим решать, кто будет играть в следующем матче. Настолько они понимали друг друга. Была интересная история с этим связана. Однажды, уже после сезона, мы были в Швейцарии – поехали играть турнир местного спортивного деятеля. И уже вольный ветер в головах был, конечно, у ребят. Я зашел вечером в номер к нашим вратарям и застал удивительную картину – они оба были, скажем так, навеселе. Вот, говорю, и решайте сейчас, кто завтра играет. Остался немного послушать и не пожалел, это был веселый диалог – они спорили, кто из них лучше.

- Кто сыграл на следующий день?

– Андрей вышел, провел отличный матч. Мы выиграли 6:0. Я ему с тех пор всегда эту историю по-дружески напоминаю. У нас же дачи рядом в Челябинске, в Малышево. Всегда спрашиваю, кто же из них с Ширгазиевым завтра играть будет.

- После вас «Мечел» возглавил Владимир Васильев. В его поведении было много странностей.

– Это была инициатива московских владельцев. Он мог забыть имена хоккеистов прямо во время матчей: «Гапонов, на лед! Ты Гапонов или нет?». Я с ребятами общался, они мне рассказывали многое. Засыпал в перерывах в тренерской. Но у него были проблемы со здоровьем серьезные, это тоже надо учитывать.

- Ваш «Мечел» создавал серьезную конкуренцию «Трактору», что вызывало множество споров в обществе.

– Противостояние «Мечела» с «Трактором», считаю, укрепило позиции «Трактора». Люди поняли, какой выбор нужно в итоге делать, какой из клубов поддержать. А я всегда хотел видеть в городе мощный и монолитный единый хоккей. Но было время, когда «Трактор» мало кого интересовал. Хорошо, что благоразумие возобладало – и «Трактор» возродился.

- После «Мечела» вы работали главным тренером «Трактора». Почему только один сезон?

– Причина простая была. Директором «Трактора» тогда был Игорь Трегубенков, и у нас с ним были свои взгляды на хоккей, на то, как поднять уровень команды. На это, естественно, нужны были деньги, определенный бюджет. Когда мы встречались с руководителями области, с губернатором Петром Суминым, нам говорили – сильно не разгуливайтесь. Бюджет клуба был что-то около 60-70 миллионов. Ни шатко, ни валко, но мы играли. А когда на следующий год этот вопрос встал вновь, чтобы хотя бы до 100 миллионов бюджет увеличить, Сумин на это не пошел. Работать в таких условиях, на мой взгляд, было нельзя.

В тот момент не было видно хоть каких-нибудь перспектив. Возрождение «Трактора» тогда только начиналось. Причем, лишь в умах. Начинались все эти мысли, что без команды город все равно жить не сможет, что рано или поздно она вернется на привычный уровень.

И я принял предложение из Новокузнецка, от Олега Гросса. Он предложил поработать ассистентом главного тренера в штабе Николая Соловьева.

- Что было дальше?

– Проработал полгода, а когда в Уфе сняли Сергея Николаева, меня пригласили главным тренером туда. Я уехал, но года мне хватило на все, поскольку менталитет башкирского хоккея – это такая своеобразная вещь. Руководители «Салавата Юлаева» пытались, например, состав на игру определять. Рулили всем. А когда в межсезонье началось формирование состава на следующий сезон, я понял, что работать там мне просто не дадут. И вернулся в Новокузнецк. Позвонил Гроссу, Соловьеву, спросил, возьмут ли. Когда приехал, мэр города предложил мне стать генеральным директором. Я решил попробовать себя в новой роли. Но получилось тоже недолго. После была еще кратковременная работа в Питере, в СКА, где меня назначили крайним за неудачи команды. А затем я вернулся в Челябинск.

- Получается, с 2005 года вы без практики?

– Была еще работа консультантом президента «Мечела», на которую меня позвал куратор клуба Алексей Иванушкин, но и она длилась меньше года. Просто мне дань отдали, милосердие какое-то проявили ненужное за то, что я восемнадцать лет работал с командой. Я думал, буду участвовать в реальных делах, но меня все время обходили, и в конце года я сказал, что уже не в том возрасте, чтобы меня дурить, решать вопросы за глаза. При этом не собирался никого подсиживать – ни Сашу Глазкова, ни Труфанова, которые тогда в клубе работали.

Еще меня приглашали в Курган, но к тому времени я уже твердо решил, что работать тренером больше не буду.

Тарасов, вечерняя школа, Белоусов

- Со всеми вашими командами всегда работали очень хорошие спортивные врачи.

– О, хоккейные доктора – особая когорта! Я к ним всегда относился с большим уважением. Но каким бы профессионалом врач ни был, я всегда считал, что в первую очередь он должен быть хорошим человеком. Из тех, с кем мне пришлось работать, самым порядочным был Валерий Михайлов. Он был врачом не только для команды, но и для семей хоккеистов. Это качество самое ценное. Все всегда знали, что он в любой момент поможет.

А когда я стал тренером и нам в «Мечел» понадобился доктор, мы пригласили Вадима Чупу. Через моих знакомых нашли. Парень он был молодой, яро ухватился за свою работу. Я давно говорил ему идти в «Трактор», когда он работал в «Мечеле», а «Трактору» нужен был врач. Он отказался, остался с нами. А когда я стал главным тренером «Трактора», я, естественно, позвал его с собой. Он тоже отказывался, говорил, что останется в «Мечеле», столько, мол, сделано в клубе, жалко бросать. Я ему сказал: «Нужно идти в «Трактор». Ты никогда не пожалеешь». Думаю, слова оказались пророческими. Вадим до сих пор работает в «Тракторе».

- У хоккейных докторов, как правило, множество интересных историй.

– И я всегда поражался их решительности. Однажды мы играли в Давосе, и шайба разбила мне губу. Кровища хлестала – полплощадки залито было! Михайлов подошел и сказал: «Да чего тут? Сейчас зашьем, пара стежков». И тут же, прямо на скамейке, две скобки шибанул мне, заклеил и все. Я вернулся в игру. На всю жизнь память!

Второй эпизод случился в Ленинграде. «Трактор» играл против СКА, и Славка Солодухин случайно в общем-то, но сломал мне челюсть. Мы с ним выбивали одну шайбу, я выбил, а его клюшка выбила мне все зубы и в двух местах челюсть сломала. Доктора быстро очень среагировали. И Михайлов, и доктор СКА. Меня отвезли в больницу, команда улетела, я еще неделю оставался в городе. Доктор СКА приходил все время, нашел людей, которые мной занимались, всячески помогал.

- Вы работали со многими большими тренерами. Кто оставил в вас самый серьезный след?

– Любой тренер оставляет в игроке свой след. Каждый неординарен, имеет свой определенный почерк. Например, Тарасов. Когда он приглашал меня из Чебаркуля на тренировки или приезжал к нам в Чебаркуль, я сразу ощутил, насколько это жесткий человек. И когда я работал в Финляндии, он проводил там сборы, к которым меня подключали. Приезжали тогда Тарасов, Лутченко и Фирсов. Там я узнал, какой он человек вне хоккея. В нем уживались вот эти две совсем разные личности.

Практически каждый тренер «Трактора» был интересен. Виктор Столяров, добродушный такой, не сильно требовательный, но справедливый. Хотя даже он иногда был жесток, требователен до истязания. Альберт Данилов – совсем другой тренер. Более лояльный, умеющий найти подход к людям. Тонкий человек, который искал определенные черты в человеке и пытался раскрыть их. Анатолий Кострюков – человек дисциплины. Человек способный создать коллектив, заразить всех своей идеей, необходимостью идти к цели определенным путем. Немного я поработал и под руководством Геннадия Цыгурова. Мне он в начале своей тренерской карьеры показался своеобразным, в меру обидчивым человеком. Конечно, я больше его знал, как хоккеиста. Хотя и как тренер он, конечно, тоже себя проявил в дальнейшем с самой лучшей стороны.

- Правда, что Данилов настоял, чтобы вы с Белоусовым пошли в вечернюю школу учиться?

– Да, было такое. После восьмого класса я ушел работать на завод, у нас была большая семья, пришлось помогать, я же был самым старшим из детей. Тогда мне родители прямо сказали, чтобы я заканчивал с этой дуростью, со школой. Для меня все было понятно, заставлять не пришлось. А когда спустя много лет в «Трактор» пришел Данилов, он вызвал нас с Белоусовым и сказал: «Ребята, вы что, остановились? У нас век прогресса, нужно развиваться». И отправил нас учиться. Мы пошли в вечернюю школу, окончили ее, поступили в институт и окончили его. В одной группе.

- С Белоусовым вы прошли вместе впечатляющий путь. Каким Валерий Константинович остался в вашей памяти? В вашем сердце?

– Что можно сказать о человеке, с которым мы очень долго делили кусок хлеба пополам? Мы с ним были близки, дружили. До 1986 года. Тогда Картаев оставил меня в «Металлурге» тренером, а Белоусову не предложил. Может быть, тогда все поменялось. Черная кошка перебежала нам дорогу. Мы с ним долгое время не контачили. Пути разошлись – вскоре Валеру пригласил в Магнитогорск Постников. Мы никогда после не выясняли, кто прав, кто виноват, много раз пересекались, неприязни не было, но и тех теплых дружеских отношений, которые были в «Тракторе», тоже.

Для меня он всегда был другом. Я искренне рад, что он работал с такими командами и стал большим тренером, добился стольких побед.

Николай Макаров

Родился 19 декабря 1948 года. Амплуа – защитник.

В «Тракторе» – 13 сезонов (1969/1970 – 1981/1982): 521 матч, 129 заброшенных шайб, 94 голевые передачи. Занимает 9 место в списке хоккеистов, сыгравших за «Трактор» 500 и более матчей. Финалист Кубка СССР 1973, бронзовый призер чемпионата СССР 1976/1977.

В 1977, 1981, 1982 входил в число 40 лучших игроков сезона, установил рекорд результативности для защитников (21 заброшенная шайба в сезоне 1981/1982). Выступал за вторую и первую сборные СССР, чемпион мира-1981.

Первый заслуженный мастер спорт в истории «Трактора». Вошел в историю «Трактора» как первый хоккеист, поехавший на чемпионат мира из «Трактора» и вернувшийся после в Челябинск. До него на чемпионаты мира уезжали Сергей Макаров и Сергей Стариков, которые сразу после этого переходили в ЦСКА.

Входит в рейтинг «5+1» «Трактора» по версии Sports.ru.

Помимо «Трактора» играл за «Восход» Челябинск, «Звезду» Чебаркуль, «Jokerit» SM-Liiga, Финляндия и «Металлург» Челябинск. Серебряный призер Чемпионата Финляндии-1983.

В качестве тренера работал в челябинском «Металлурге»/«Мечеле», «Тракторе», новокузнецком «Металлурге» и «Салавате Юлаеве»

Фото: РИА Новости/Сергей Гунеев (топовое); chelyabinskhockey.blogspot.ru, gubernator74.ru

Видео: КХЛ-ТВ

ChelyabinskHockey.Com 2015