Лев Псахис. Мега интересный шахматист
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ
В шахматном мире Лев Борисович – фигура таинственная. Мы листаем список чемпионов СССР – там сплошь легенды. Дважды встречается фамилия Псахиса.
Далее – эмиграция, цирроз, пересадка печени и чудесное исцеление. 55-летний гроссмейстер рассказывает иронично. Роняя между делом: "Мои шансы врачи оценивали в два процента…"
1990 год. Спарринг Каспаров - Псахис в Испании (курорт Ла Манга)
О’ГЕНРИ
– Когда последний раз были в Москве?
– Восемь лет назад. Именно столько я не играю. Работаю тренером. Мои ученики – в Израиле и Америке.
– На какой срок достаточно уйти из шахмат, чтоб потерять квалификацию навсегда?
– Теряется не квалификация – интерес к практической игре. В блиц сыграю с удовольствием. А пять-шесть часов над доской – слишком трудно. Время обниматься – и время уклоняться от объятий. Мое время обниматься прошло.
– Многие полагают, с 40 лет начинается откат.
– В 1984-м позабавили слова Каспарова в матче со Смысловым: "Ты живешь до сорока, потом доигрываешь". Гарри еще не знал, что ему стукнет сорок. А я скажу так – феномена вроде Корчного или Смыслова уже не случится. Истощение нервной системы будет происходить раньше и раньше.
– Корчной в преклонные годы выдавал достойные партии?
– Они не вошли бы в пятьдесят его лучших, но любопытны. В 77 лет Корчной легко обыгрывал сильного гроссмейстера. Не знаю, как удавалось сохранять мотивацию. Это главное, что препятствует шахматистам после сорока – понимаешь, что не сможешь расти. А Смыслов в 63 года доходил до финала претендентских матчей!
– Среди гроссмейстеров встречаются люди без высшего образования?
– Ушли из университетов Юсупов, Долматов и я. Учился на юридическом, после четвертого курса брал академотпуска. Увлекся. Дотянул почти до перестройки. Так и не окончил. Извините, если разочаровал.
– Когда перебрались в Израиль, мести улицы не пришлось?
– Нет. Знал людей, которые мели, – например, известный шахматный фотограф. Он же уверял, что среди них есть советский профессор. Это считалось приличной работой. Денежной, с социальными гарантиями.
– Как в анекдоте – еврей-дворник.
– Евреи – не очень хорошие дворники, я бы вам не рекомендовал. Метут без сердца. А самое престижное занятие в Израиле в смысле заработка – ассенизатор. Устроиться нереально!
– Сколько получают?
– Когда-то назывались суммы в 4-5 тысяч долларов. Я в 1990 году появился в Израиле с 880 долларами в кармане.
– Зачем вы эмигрировали?
– Не любил советскую власть. Я не большой поклонник Сибири и города Красноярска, в котором жил. Там зябко.
– Сегодня снова бы уехали?
– Сто процентов! Здорово, когда рядом плещется море. Если б остался в той России – уже не было бы ни меня, ни родителей. Через четыре года в Израиле матери делали шунтирование. В Москве тогда не знали, что это такое.
– Родители живы?
– Да. Правда, валяясь с циррозом на больничной койке, думал: жизнь моя – как рассказ О’Генри. Герой ехал тремя разными дорогами, но все равно был убит из одного и того же пистолета.
– В чем схожесть?
– Чем бы ни занимался – в лучшем случае попал бы в эту больницу, где нахожусь. Вот она, точка пересечения.
ГАРИК
– За что вас отчислили из школы Ботвинника?
– В Красноярск приехал Флор. Я бегал за ним, играл в сеансах. Память у меня была отличная. Флор показывал диаграммы – а я говорил, кто играл, когда, какой сделал ход. В цирке это произвело бы впечатление. Соломон Михайлович, человек немолодой, тоже воодушевился. Вернулся в Москву – рассказал обо мне Ботвиннику. Так в 14 лет я очутился в его школе.
Вскоре привезли Гарика Каспарова. Регалий у меня не было, а мозги работали. Обычно варианты считали мы с Гариком. Такая моя бойкость Михаилу Моисеевичу не нравилась. Хоть Каспарова он обожал.
Играл я быстро и легкомысленно. Страдал, когда Ботвинник дал указание: на каждый ход тратить не меньше полминуты. В какой-то партии пожертвовал коня – и проиграл. Ботвинник назвал это "хулиганством" – конь мне еще пару минусов добавил. В итоге из школы освободили меня и Лену Ахмыловскую – в будущем участницу претендентского матча за звание чемпионки мира.
– Если б Ботвинник был жив – как прокомментировал бы вашу судьбу?
– Сказал бы: "Толстый. Энергии нет. Но – старался!" У него была своя система ценностей. По-настоящему хорошо для Ботвинника в шахматах – это Капабланка и Рубинштейн. Сносно – Смыслов. Таль – вызывает вопросы. А полностью невозможно – Бронштейн. Когда я жертвовал коня, это отдавало оппортунизмом. Тянуло к Талю, а то и к Бронштейну.
Январь 2006 года. Последний сезон в высшей лиге командного чемпионата Израиля
– Вы говорили про Каспарова: "Порой он переставал быть человеком, начинал играть, как машина".
– Каспаров – это бросок кобры. Ботвинник – питон. Допускаешь ошибочку, он обвивает, сжимает – и у тебя не остается воздуха.
– Каким юный Каспаров помнится?
– Мы сели у телевизора, шла 12-я серия "Семнадцати мгновений весны". Я не видел ни одной. Не было у меня привычки смотреть советское ТВ. Каспаров объяснял: "Это генерал Вольф. Он сделал то-то. А это – Мюллер…" Так я узнал содержание предыдущих серий. Но увлекали по-настоящему нас только шахматы. 10-летний Гарик был очень крут.
– Обыгрывали его?
– Мы регулярно играли в блиц, который давался ему фантастически. А у меня была идея – поменять дебютный репертуар. С Каспаровым пробовал варианты. Сыграли партий триста, счет для меня скверный. Но через три месяца на первенстве СССР я ходом d4 победил Каспарова, Романишина, Тукмакова – и поделил с Гарри первое место.
– Когда осознали, что он в вашем поколении "уберет" всех?
– Это было очевидно. Гения чувствуешь. Другой тип мышления. Но и поддержка у него была особенная. Целая свита. Мы не встречались несколько месяцев – Каспаров из мальчишки превратился в плечистого бугая.
– Главная черта его характера?
– Умен невероятно. Импульсивен, подозрителен. Но мне доверял. Расскажу случай. Те, кто знают Гарри Кимовича, сильно удивятся. 1990 год, намечался матч с Карповым. У Каспарова в компьютере – мощная база данных. Теперь-то счет идет на миллионы. А тогда у меня было две тысячи партий, у него – раз в пятнадцать больше. Я попросил разрешения некоторые переписать. Он ответил: "Мы с ребятами отъедем часа на четыре. Вот мой компьютер. Смотри, что хочешь". Потом указал на отдельные папки: "Сюда – не влезай!" До сих пор интересно: что было бы, если б ослушался? Завыла бы сирена? С Каспаровым еще яркий эпизод связан.
– Какой?
– В 80-е были в Австрии на студенческом первенстве мира. Накануне отлета идем в гостиницу мимо парка развлечений "Пратер". Гарри предлагает: "Давайте всей командой прокатимся на американских горках. Билеты оплачиваю". У нас-то денег не было.
– Согласились?
– Саша Кочиев усмехнулся: "Заманчиво попасть в совместный некролог. И все же воздержусь". Отправились вчетвером – Каспаров, Долматов, Юсупов да я.
– Страшно?
– По сравнению с "драконом" в Барселоне – ерунда. Вот там в 2007-м были минуты ужаса. Когда восьмой раз опрокинули вниз головой, честно, захотелось отстегнуть ремень безопасности. Хотя экстремальные аттракционы люблю. Адреналин!
Австрийская поездка памятна и другой историей. Нашу команду пригласили на ужин в "Хилтон", где Каспаров давал сеансы. Я заказал сырную тарелку. Когда принесли 20 видов, потерял дар речи.
– Немудрено – для советского гражданина.
– Вы не представляете, какой это был дефицит в Красноярске! Если появлялся в продаже, о сорте не задумывались. Сорт был один. Назывался – сыр. Как-то жене прислали из Литвы два вида. Приятель, директор продуктового магазина, поразился: "Чем вильнюсский отличается от сыра?" Ему в голову не приходило, что существуют разные сорта! В нашем сибирском захолустье нормальное снабжение было разве что в закрытых городах – Красноярске-26, Красноярске-45…
– Бывали?
– С сеансами. Все строго. Колючая проволока, пропускной режим. В Красноярске-26 мне заплатили 80 рублей. Истратил там же. Целый мешок приволок – сто творожных сырков, десять пачек сметаны, четыре килограмма мяса… Разделили на три семьи – мою, родителей и брата.
Красноярск-45 – менее секретный. Там заправлял генерал, фанат шахмат. В 1985-м после первого матча с Каспаровым к нему в гости поехал "смертельно уставший" Карпов. Когда я играл с генералом, распирало от смеха.
– Почему?
– Ходы записывал денщик. А на экскурсии по городу показали роддом. Чтоб поддержать беседу, спросил: "Много рождается детей?" – "Статистика знает". Я подумал, не расслышали, повторил. Ответ тот же. Наверное, решили, что выведаю секретную информацию и вычислю, сколько всего в городе жителей.
ХУЦПА
– В какой момент примирились с мыслью, что не будете чемпионом мира?
– Рано. По большому счету, моя карьера длилась года полтора. В 1980-м и 1981-м выиграл чемпионаты СССР. Потом из шахматиста, близкого к "замечательному", превратился в "очень хорошего". А это уже стандарт. Зато чемпионом Союза становился, не являясь гроссмейстером!
– Это редкость?
– Кажется, ни до того, ни после такого не происходило! Было два звания гроссмейстера – советский и международный. Стать советским – занятие более трудоемкое. Надо в течение трех лет дважды в первенстве СССР попасть в шестерку. Или разок – в тройку. А я выигрываю чемпионат – но звание не присваивают!
– Мотив?
– Да не было мотива. О, молодость, пою тебе я гимны! Никто не возражал – просто не присваивали, и все. Позже лидировал в зональном турнире – и как бы между прочим сообщили. Но когда побеждаешь в первенстве СССР, не особо заботишься, есть ли у тебя звание гроссмейстера. Без него даже прикольнее быть чемпионом.
– При этом одолеть кого-то из великих стариков была для вас задача почти невозможная.
– Да! Я, провинциальный мальчик, вижу героев из книжек. Смыслов! Петросян! Спасский! За доской сковывало преклонение. Перемешиваясь с громадным желанием их обыграть. Эта ядовитая смесь приводила к неприятным результатам.
Старенький Смыслов давил на меня долго. Ходу на 78-м я допустил решающую ошибку. С Петросяном по-идиотски разыграл дебют. Он добился выигрышной позиции. Но внезапно притормозил. Я не понимал – почему? Все явно!
– Чем кончилось?
– Петросян угодил в цейтнот, пожертвовал ферзя. Обыграл меня на нервах. Я спросил: "Тигран Вартанович, как же так?" – "Сейчас выигрываю мало, каждая победа дорога. Нельзя упускать!"
– Со Спасским игралось веселее?
– Он любил поговорить с соперником. Ты садишься за доску, обхватываешь голову руками… Неожиданно раздается голос Спасского: "Чемодан мой потерялся в аэропорту. Да и вообще все как-то странно… Может, ничья?"
А у меня белые! Отвечаю: "Борис Васильевич, хочется поиграть" – "Давайте. Но предложение в силе". Разыгрывает староиндийскую защиту. Это обычно ходы Каспарова. То есть людей разбойничьего типа. Чувствую – Спасский заиграл в бисову силу! Спрашиваю: "Не подписаться ли нам на ничью?" – "Я не могу отказать…"
– Нынче плохи его дела.
– У пожилых это неизбежно.
– У 92-летнего Авербаха с каждым годом все лучше.
– Очень рад, если Юрий Львович процветает. Чаще бывает иначе – я видел Мишу Таля за два года до смерти. Это была тень. Приятнее вспоминать, как познакомились.
– Как?
– В Красноярске блиц-турнир, Таль давал сеансы. Я опоздал, но меня, 18-летнего, к нему привели. Таль понятия не имел, кто я. Сели играть. Вы знаете, что такое "хуцпа"?
– Нет.
– Запомните, важнейшее слово. Типа – "А я смогу!" Выигрываю у Таля первую партию. Следом он – три. Потом опять я. Матч заканчивается 5:5. Изумленный Таль на меня смотрит: "Еще?" Нет бы отказаться – а я махнул рукой: "Ладно. На победителя". Он выиграл.
В следующий раз столкнулись, когда я стал чемпионом Союза. После 11 туров у меня положение безнадежное. Но свел вничью отложенную партию, четыре выиграл. Предпоследний тур, делю второе – пятое место.
Еду в лифте, назавтра играть с Разуваевым. Хочу избрать осторожное – чтоб обеспечить себе место в следующем первенстве СССР. Вдруг в мозгу мелькнуло: если выиграешь эту… затем еще… То – что?!
– Как сыграли?
– Рискованно. Быстро выиграл. А Юсупов весь турнир провел в отложенных партиях – на них сидел, лежал и делал все остальное. Его ждало пять доигрываний! Заключительный тур. Прихожу – а на мою табличку садится голубь.
– Вот это знак.
– Я не суеверный, но к таким вещам присматриваюсь. Свою партию выиграл. Юсупов с Долматовым проигрывают. Догнать может лишь Белявский. Я физически желал ему победы!
– Почему?
– Представил атмосферный столб, который на меня обрушится, если в одиночку стану чемпионом. Белявский выиграл, звание мы поделили. В ресторане подходит Таль: "Я – Миша. Обращайся на "ты". Ну что, солнцем полна голова?" Угадал!
ФИШЕР
– С Фишером встречались?
– Через дверь.
– ???
– В 1993-м он жил в Будапеште. Я работал с Юдит Полгар. Возвращаемся с прогулки, на автоответчике сообщение: "Это Фишер. Перезвоните". Юдит запрыгала от восторга. Они потом общались. Поселился он на том же этаже, в соседней квартире. Но пять метров, разделявшие нас, оказались преградой непреодолимой. Как-то Жужа спросила: "Хотим с Бобби пивка попить. Ты с нами?" – "Конечно". – "Я уточню – не против ли он". Фишер был непреклонен: "Нет!"
– Почему?
– Еврей из Советского Союза, живущий в Израиле, – для него это было чудовищное сочетание. Я не горевал. Нынешний Фишер был малоинтересен. В молодости я помнил все его партии, но тот Фишер, к сожалению, закончился в 1972 году.
На почве антисемитизма и ненависти к Америке у него обострились проблемы с головой. Когда террористы разрушили в Нью-Йорке башни-близнецы, он в интервью филиппинскому радио выражал бурную радость. Евреев избегал. Исключение – Андрэ Лилиенталь. В Будапеште они сдружились. Но в день его рождения Фишер долго топтался под окнами квартиры Лилиенталя. Один из гостей, Евгений Андреевич Васюков, не выдержал, спустился: "Бобби, почему не заходите?" – "Там кругом евреи". – "Вы преувеличиваете. Я не еврей". Фишер оживился: "Докажите!"
– Как вас занесло в тренеры к сестрам Полгар?
– В 90-е голландский миллиардер проводил турниры, съезжалась шахматная верхушка. Приехал в Арубу. Узнал, что Юдит собирается играть матч со Спасским. Начал помогать. После победы она пригласила заниматься в Будапешт. Эти уроки долго вспоминал с ужасом.
– Почему?
– 20 суток по восемь с половиной часов беспрерывного анализа. Я одурел! Представьте: вас запирают с 17-летним гением и заставляют решать совместные задания. Рождается комплекс неполноценности. Юдит в молодости напоминала мне компьютер сильнее, чем кто угодно. Рассчитывала почти без ошибок. При колоссальных пробелах в стратегии. Месяца три после мы не работали. А в 1997-м я провел с Юдит в два раза больше времени, чем с женой. У вас двусмысленные улыбки!
– Жена поняла?
– Это оплачивалось.
– Юдит могла говорить о чем-то кроме шахмат?
– Когда уходили родители, мы слушали рок. От Pink Floyd до Dusty Sprinrfield. Не было бы меня рядом – Юдит врубала бы heavy metal.
– Кавалеры вились?
– Отшивала. В итоге вышла за венгерского ветеринара. У него своя клиника. Сестры, Жужа и София, тоже замужем. У всех куча деток.
– Общались на русском?
– Русском и английском. Сестры посещали русский детский сад, мама их из Закарпатья. Жужа – полиглот, у нее на приличном уровне языков шесть. Учитывая, что муж вьетнамец, – наверняка освоила седьмой. Живут в Америке. А София с мужем, шахматистом Ионом Косашвили, – в Израиле.
ИНДИЯ
– Сколько отработали в Индии?
– С 2006-го по 2010-й. Тренировал всех, кроме Ананда. Шахматисты там одаренные, но есть проблема отцов и детей. В Индии огорчить родителей – табу. Из-за этого нередки случаи, когда молодежь заваливает вступительные экзамены и кончает жизнь самоубийством. Или такой пример. Классную индийскую шахматистку папаша послал учиться на бухгалтера. Она понимает все величие этого решения, но не в силах его по достоинству оценить.
– Антисанитария повсюду?
– Сейчас – нет. Это в 1988 году, когда впервые там побывал, насмотрелся всякого. Причем оказался в Калькутте, которую сами индийцы не жалуют. За духоту, плотность населения и соседство с Бангладеш. Ехали медленно по центру на машине, кондиционера нет. В открытое окно совали руки калеки, прокаженные, нищие. Шофер отгонял их: "Тут надо быть немножечко фашистом…" Я, старый либерал, горячо возражал. Когда же прогуливался по Калькутте, проклял все.
Меня окружили десяток бродяг. Из жалости сыпанул горсть монеток – и толпа моментально разрослась до нескольких сотен. Прибавил шаг – не отстают. Преследовали километров пять. Если сворачивал в магазин – дожидались у дверей. Зайти боялись – вышвырнули бы сразу.
– Что посоветуете туристу, который летит в Индию?
– Этот совет пригодится в любой азиатской стране. Ничего съестного не покупать на улице. Овощи и фрукты мыть с мылом. В ресторан идти только тот, где кондиционер и меню на английском. Но воду, которую индийцы подают в графинах, пить нельзя. Она из-под крана.
– Представления об этикете там тоже специфические.
– Как повезет. У индийца из высшего и среднего слоев общества с этикетом порядок. Из низшего – беда. Тот в самолете способен снять носки и вытянуть ноги перед твоим носом.
– Как насчет традиционных индийских развлечений – крикет, Болливуд?
– Фанат крикета – Петя Свидлер. В Индии это спорт номер один, но мое знакомство с ним ограничилось парочкой телетрансляций за ужином в ресторане. И с кинозвездами не пересекался. Кстати, почти весь Болливуд – давным-давно в Швейцарии. Это их любимое место съемок.
– За руль в Индии рискнули сесть?
– Я вообще машину не вожу. У меня и прав-то нет. Перед отъездом в Израиль благодаря одному шахматисту купил их за 100 долларов. Но никому не показывал.
– Что так?
– Тогда израильтяне каждые вторые права из Советского Союза признавали фальшивкой. С этими меня бы точно завернули. Отпечатаны в Киеве, на сомнительном принтере… Я чувствовал себя Паниковским.
ЦИРРОЗ
– Как узнали о болезни?
– В 2001-м прилетел в Москву на первенство мира. До этого три недели валялся с температурой 41 градус. Здесь она упала до 38,5. Отвезли к мануальному терапевту, который сказал: "Что-то с печенью. В Израиле – немедленно на обследование". А там чемпионат мира по блицу. Перед финалом услышал от доктора, что у меня цирроз. В ту же секунду понял – шахматная карьера завершена. После сыграл несколько партий, но это уже был не я. "Псахис-2".
– Откуда цирроз?
– К нему приводят алкоголизм либо вирусный гепатит. В моем случае – второй вариант. Гепатит С внесли с кровью еще в Союзе. В 1973-м была опухоль на ноге. Когда вырезали, произошло жуткое кровотечение. Переливание крови, реанимация, 50 дней в госпитале…
Может, потому и карьера не состоялась. Был гепатит С, о чем я не подозревал. Болезнь называют "медленный убийца". Большую часть срока о ней не догадываешься. Она из тебя высасывает энергию. Ты дряхлеешь, но списываешь все на возраст.
Цирроз постоянно дарит новые знания. Например, раздувает живот. Это асцит. Я весил 130 килограммов, из них около 30 – отеки. Вода, скопившаяся в брюшной полости. После операции ушло за месяц.
– От диагноза "цирроз" до операции – сколько времени?
– Пять лет. Несмотря на отвратительную слабость, мотался в Индию, Ханты-Мансийск. На Азиатских играх в Китае стало совсем худо. Слово "кранты" не отражает. Врачи с трудом отправили домой. Дальше начала отказывать голова. Для шахматиста штука досадная. Я знал, что с телом проблемы, но голова – это "мое"! Выяснилось, печень не удаляет плохие вещества. Те меняют на какой-то процент состав крови.
– И что?
– Пошли в ресторан. Жена говорит, выглядел я странно. Но сам не ощущал. Заказал антрекот – а разрезать не получается. Перешучиваюсь с официанткой. Дома заснул. Помню, жена бьет меня по щекам, плачет: "Вставай!" – "Куда?" Повторяю без конца: "В чем идея? В чем идея – вставать?" – "К тебе доктор!"
Приступы были все чаще. Поехали на Голанские высоты в заповедник. Вскарабкался на 300 ступеней – а на следующий день лежал пластом. Жена дает мобильник – я не могу нажать кнопку. Забыл, как входить в шахматную программу "Chess Base".
– Понимали, что уходите?
– Конечно. Я угасал. Думал: "Интересно, буду ли задавать самому себе дурацкий вопрос – за что это мне?" Быстро понял – нет. Самое мучительное – когда из тебя "вытекает жизнь". Цирроз не лечится, только пересадка печени. В очередь я встал после Китая.
– Длинная очередь?
– Доживают не все. В Израиле сложно в этом плане, по религиозным соображениям не каждый отдает органы. Да и страна маленькая. В Европе проще. Вырежут у покойника – и спрашивать не станут.
Когда в очереди по Израилю достиг почетного первого места, была уже призрачная надежда, что успеют сделать операцию. Лежу в больнице, гнию – печени нет. 17 дней ждали! Врачи потом говорили: "Еще сутки – и все…" По дороге в операционную настраивался, как на очень трудную партию. Твердил: "Соберись!" Возможно, льщу себе, но когда вышел из мрака, было абсолютное убеждение: если б не это качество, выработанное шахматами, – я бы не вытянул.
– Сколько стоит пересадка печени?
– В Израиле – бесплатно. А из Индии, когда хотели ускорить, ответили: "150 тысяч долларов плюс ваш донор". Я твердо решил – на это не пойду. Все равно помирать.
ВИДЕНИЯ
– В курсе, чью печень вам пересадили?
– Нет. Я специально не выяснял. Так спокойнее.
– Сколько длилась операция?
– 12 часов. Переливали дикое количество крови. Месяц было ощущение, что это не я. Из горла торчала трубка. Жена нарисовала алфавит – пытался указать букву, а рука падала. В реанимацию заглянул главврач. Проверять, соображает ли башка. Я назвал свое имя. "Где вы?" Этот вопрос поставил в тупик. Но я схитрил по-шахматному: "В больнице!" – "В каком она городе?" – "Лондон". – "Сколько вам лет?" – "34". Мне было 52.
– Видения случались?
– Каких только не было! Брат с таким сталкивался по службе – сказал моей жене: "Не бойся, он все забудет". Но я, к сожалению, ничего не забыл.
В голове не заканчивался шахматный турнир, где ставка – жизнь. Я должен войти в двойку. Из гроссмейстеров играл Миша Гуревич, мой старинный приятель. Остальные – дети санитаров. Борьба серьезная. Я разыгрывал один и тот же вариант защиты Нимцовича. Попадал в цейтнот. Среди ночи будил сиделку: "Катя, у меня мало времени – беги, предложи ничью!" Та пугалась: "Я не понимаю, о чем вы" – "Скорее!" Выход нашла жена. Сделала вид, что убегает, вернулась: "Они согласны". Это веселая история?
– Не очень.
– То чудилось, что я – в Лондоне, там произошел военный переворот. Очнувшись, первым делом поинтересовался: "Почему меня не расстреляли?" То был с делегацией в Грузии, играл в шахматы с Саакашвили, зазывал всех на экскурсию. Когда проснулся, увидел реанимационное отделение и медбрата, араба. Спросил: "Хусейн, почему я здесь, а не в Тбилиси?" Самое забавное в такие мгновения – пересечение реальности и… альтернативной реальности, назовем ее так. Я же все четко помню!
Еще дважды в своих, надеюсь, видениях я умирал. Что обычно об этом рассказывают? Коридор, полоска света… У меня было иначе.
– Как?
– Померев первый раз, долго копался в интернете – что пишут о моей смерти? Второй раз возникло ощущение невероятного счастья. Все муки в прошлом. Я лежал и размышлял: "Почему я тут? Надо подняться, покинуть комнату". Но что-то удерживало. Пока пытался разобраться, услышал голос врача: "Псахиса на перевязку". Отвечаю: "Какая перевязка? Я же умер!" – "Да что ты! У тебя улучшились все анализы!" Через секунду ко мне вернулось сознание… Что это было? Не знаю! Я человек не религиозный. Процентов на 90 – атеист и на 10 – агностик.
– Не почувствовали себя верующим после такого?
– Нет. В Америке живет мой друг, шахматист Борис Гулько. Вот он набожный. Когда в больнице беседовали по скайпу, сказал: "Лева, мы за тебя читаем молитвы". – "Спасибо" – "Хорошо бы тебе дать какой-нибудь обет" – "Нет, Боря, это не моя игра. Лучше читайте молитвы". Никогда ничего подобного не делал, а сейчас начну: "Плиз, плиз…" По-моему, неправильно.
Верю я не в Бога, а в космос. В психологическую поддержку. Поэтому попросил по скайпу Сашу Бабурина в своем шахматном интернет-журнале написать о моей болезни: "Помощь не требуется. Достаточно сочувствия и добрых пожеланий". Набралось их немало. Может, действительно помогло? Я прикинул, что это добавит мне 1-2 процента. Ха! Изначально свои шансы выкарабкаться оценивал в 15-20 процентов. Когда все осталось позади, доктор сказал правду: "У вас было два процента. Даже после пересадки печени". Я ж еще месяц балансировал на грани. В полной несознанке. Сакраментальная фраза: "Мы его теряем" звучала неоднократно. Пошел на поправку, когда сделали вторую операцию.
– Для чего?
– Нужно было убрать то, что в меня влили. Но врачи не знали, выдержит ли сердце? Когда наконец очухался и добрался до компьютера, написал в Facebook: "Дамы и господа, большой сюрприз! Я все еще жив!"
– Оптимистично.
– Иногда думаешь, что счастье – первый миллион долларов. Или десятый. Чепуха! Пять месяцев я спал только на спине. Измучился страшно! И вот получаю возможность лечь, как хочу. Ребята, поверьте, это счастье не сравнится ни с чем! Сплю на боку, смотрю фильмы, брожу в интернете… Я кайфовал от самых банальных вещей.
– Какое кино просила душа?
– К Антониони был не готов. Предпочитал комедии. В клинике транслировали российские каналы – на ура шло все, включая "Модный приговор"! Потом залез на шахматные сайты. Почувствовал себя, словно персонаж Вашингтона Ирвинга – Рип ван Винкль. Тот 20 лет проспал в горах, а я был в ауте несколько месяцев. Читаю, что Свидлер выиграл Кубок мира. И долго-долго вспоминаю – кто такой Свидлер?
– С памятью проблемы?
– Подводит иногда. То ли болезнь виной, то ли возрастное. Вообще то, что сижу сегодня перед вами, – конечно, чудо. Врачи говорили, что и без диализа печени вряд ли проживу. Делать его необходимо трижды в неделю.
– Это дорого?
– Для меня как гражданина Израиля – бесплатно. Просто при таком раскладе не смог бы никуда выезжать. Но диализ не потребовался. Я отношусь к редкой группе людей, которые спустя три с половиной года после операции не начали опять лечение.
– Что теперь не для вас?
– Болячки по-прежнему при мне. Гепатит С живет в крови, а не в печени. Рано или поздно придется пройти по второму кругу. Есть новые лекарства – надеюсь, и эту схватку я выиграю.
Пока мне можно все. Спокойно гуляю по десять километров вдоль моря. С женой в Ватикане поднялся по винтовой лестнице. 320 ступенек. Назад было тяжелее – но выдержал. Люблю устраивать себе проверки на прочность. Когда в больнице сделал первый шаг, меня держали два дюжих санитара. Да и не шаг это был – еле-еле подвинул ногу на сантиметр. Ходил с тросточкой. Через пять месяцев откинул ее и рванул с семьей в Прагу.
Для мужика самое гнусное – физическая несостоятельность. Хуже любой боли. Лежишь, как "тумба Юханссон", и просишь: "Поверните мне руку… Подвиньте ногу…" Бесконечное моральное унижение.
– Алкоголь под запретом?
– Отчего же? Греет сам факт – знаю, что могу выпить. Пусть доза скромная – стаканчик вина в неделю. Да больше и не хочется.
– С учетом всего, что пережили за эти…
– Три часа интервью? – усмехнулся Псахис.
– В том числе. Чего еще от жизни ждете? О чем мечтаете?
– Не осталось уже мечты. Как и амбиций. Хочется жить дальше – но так, чтоб было интересно. Ездить по миру, работать с учениками, радоваться их успехам. Допускаю, кто-то скажет: "Что хорошего, когда живешь жизнью других?" Я не комплексую. С возрастом понятие "скучно" или "не скучно" должно быть определяющим. С финансовой точки зрения выбрал специализацию не самую привлекательную – занимаюсь только с талантливыми людьми. Охват резко уменьшается – зато не скучно.
Март 2012 года. Лев Борисович в домашней обстановке
Льву Борисычу здоровья!
Спасибо, teoretik!
интересное вью с ним, где рассказывает о ненависти к америке