Жизнь на краю света. История становления Венди Ренар
Место откуда я родом, все называют "у черта на куличках".Перед тобой море, а позади гигантские горы. И больше ничего. Это место - часть Мартиники (остров в центральной части архипелага Малые Антильские острова, расположенного в Карибском море Атлантического океана), а именно на северном побережье, примерно в часе езды от любой деревни или города. Если ты стоишь на пляже, то позади тебя возвышается гора Монтань-Пеле, а, если устремишь свой взгляд вперед, то увидишь лишь только сплошные километры водной глади Карибского моря. И эта теплая, голубая вода сверкает на солнце.
А солнце....СОЛНЦЕ!!! Сейчас я буду говорить, как настоящая островитянка, но солнце для нас - это все на Мартинике. Честно говоря, любой в Карибском бассейне скажет вам то же самое. Мы похожи на растения. Солнце поднимает нам настроение. Когда солнце светит на тебя, это вызывает улыбку на твоем лице. Оно приносит тебе радость и счастье. Всё прекрасно. Жизнь прекрасна!
В Ле-Прешере, в этой части острова, проживает, может быть, меньше 2-х тыс. человек. Что не так уж и много. Но иногда, стоя там, когда солнце встает, кажется, что на свете нет ничего, кроме тебя и острова.
Край света...
Если вы спросите мою мать, то она вам так и скажет. Это действительно так и ощущалось, когда она была вот-вот готова родить меня. Очевидно, меня там не было, ведь я младшая из ее четырех дочерей, так что эту историю рассказали мне мои сестры. Как только у нее начались схватки, они с отцом запрыгнули в машину и лишь через час добрались до ближайшей больницы.
И если бы был какой-то реальный вопрос о том, что я буду делать, когда вырасту, или о том, какую девочку она вырастит, моя мама всегда говорила мне: “Ты пинала меня в живот еще до того, как появилась на свет.”
Море и футбол — вот как всё было на Мартинике. По крайней мере, для меня, потому что я немного отличалась от других девчонок. Я была сорванцом и помешана на футболе. В конце дня мы с мальчишками уходили из школы, отправлялись на пляж, купались, а потом играли в футбол. Но даже тогда я понимала: чтобы добиться уважения, нужно играть в два раза усерднее, в два раза умнее. Вместо стоек для ворот у нас была пара ботинок,а если у нас не было мяча, мы играли пластиковой бутылкой. И если бы мы не были на пляже, то мы бы играли на парковке перед домом.
Девушки редко играли в футбол на Мартинике. А еще реже бывает то, что именно женщины подталкивают тебя играть в футбол. В моей семье так и было. Они любили футбол так же сильно, как и я. Моя тетя была футбольным арбитром на острове. Мама немного играла и все время смотрела матчи. Поэтому, когда мы с сестрами по выходным ссорились из-за того, что нам смотреть по телевизору, то судья всегда был на моей стороне.
Бывало так, что мама заходила в комнату и:
“Из-за чего вы ругаетесь?”
“Венди продолжает включать футбольный матч!” - говорила одна из моих сестер.
Моя мама смотрела на нас, потом на экран. …
“О, правда? Кто играет?”
И она садилась рядом со мной, чтобы посмотреть матч.
Что касается моего папы, то он не был типичным отцом, который увлекался футболом и орал на игроков в телевизоре. Он предпочитал говорить о политике. Но мы все равно были очень близки. Может, потому что я была его самой маленькой девочкой, не знаю, но я просто не отходила от него ни на шаг. Куда бы он ни пошел, мне нужно было тащиться за ним следом. Я была его тенью. Каждый день, когда он уходил на работу и шел к своей машине, я следовал за ним. “Папа! Папа! Могу я пойти с тобой?” И я залезала внутрь. Я просто хотела быть с ним. Мы могли сидеть целую вечность и говорить о чем угодно, кроме футбола. Он дразнил меня, а я дразнила его в ответ. А на воскресные обеды, которые были в нашем доме большими, когда вся семья, дяди и тёти приходили после церкви и ели креветки, курицу и рис, то мой стул всегда был рядом с папиным.
Для меня нет ничего лучше, чем жизнь на краю света. Да я ничего другого и не видела. А потом — и это самое жестокое в жизни — все пошло наперекосяк. Просто так. Когда мне исполнилось восемь, мы узнали, что у моего отца рак легких. Рак легких? Я даже не знала, что это значит. Он никогда не курил и не пил, но теперь папа был очень и очень болен. Рак распространился за последние год или два, и теперь у него было в лучшем случае несколько месяцев. Доктор сказал, что у него мало времени. А я даже таких слов не знала "в лучшем случае".
Когда тебе восемь, тебе не о чем беспокоиться. Когда тебе восемь, ты играешь в футбол. Когда тебе восемь, у тебя есть пляж. У меня была мама. У меня был отец. Я ужинала по воскресеньям, сидя рядом с ним за столом. Когда тебе восемь, твой отец должен быть всегда рядом. Странно, когда в этом возрасте у тебя появляется новый взгляд на вещи. Я говорю "появляется", но на самом деле осознание этого было навязано мне. Я этого не хотела. Мне было восемь, о чем мне было беспокоиться? Но через мгновение, внезапно, ты понимаешь ... что все кончено. Океан не просто так тянется вечность. А моему отцу не станет лучше. В конце концов, его перевезли в больницу, где моя мать проводила большую часть времени, когда не была на работе, а за мной присматривала старшая сестра, у которой был свой дом в другой части острова.
Это случилось как раз перед учебным годом, в августе. Я сидела рядом с сестрой, когда зазвонил телефон. Я дотронулась до её руки и посмотрела на нее. Я уже всё поняла ещё до того, как она взяла трубку:
“Папа умер.”
“Прекрати нести чушь.”
“Вот увидишь,” сказала я. “Папа умер.”
Моя сестра подошла к телефону, и на том конце трубки была моя мать или дядя, я до сих пор не могу вспомнить. Я сидела и смотрел на нее.
“Быстро в больницу”, - сказали они. “Все кончено. Папа умер.”
Незадолго до смерти отец усадил меня рядом с собой. Это была одна из наших последних бесед. Он сказал мне, что скоро его не будет. И я, наконец, стала понимать. У него были и другие вещи, чтобы сказать мне, вещи, которые останутся между ним и мной. Но когда я вышла из его комнаты, я знала, что он уйдет. Теперь я поняла, что это значит. Я знала, что жизнь теперь будет другой, и что с этим делать.
Моя мать боролась за то, чтобы дать нам все, что могла. Думаю, я получил свою силу именно от неё. И я полностью посвятила себя футболу. Как только я выходила из класса, я играла в футбол. Как только мы уходили из церкви по воскресеньям, я играла в футбол.
Однажды мы сидели с мамой в гостиной, а по телевизору шел матч — это была женская сборная Франции. Она сидела там, а я была в одном из тех крошечных детских кресел — ну знаете, вроде тех, что ставили на полу рядом со взрослыми? Я просто сидела там, а потом на экране появилась она. Маринетт Пишон. Честно говоря, я не помню никого из других игроков, только ее. Потом я посмотрела на маму и сказала:
“Однажды ты увидишь меня по телевизору в этой футболке.”
“Да ну?”
“Да, это буду я. Вот увидишь.”
На Мартинике это что-то да значит, французская футболка. Мы в 8 тыс. км от Франции, но ... эта Джерси, эмблема петуха... Мы французы, но мы знаем, что на острове мы должны работать намного усерднее, чтобы достичь такого уровня, понимаете? В Карибском бассейне мы уважаем эту футболку. Мы знаем, что это нужно заслужить.
И когда я увидела, что Пишон играет в ней в тот день, я не знаю, что-то случилось. Я просто знала, что тоже должна её носить. Так все и началось.
В школе у нас были тесты на оценку профпригодности. Учитель спрашивал у нас: “Чем вы хотите заниматься в жизни?” Она ходила в классе между рядами, раздавая клочки бумаги. Мы должны были заполнить вакансии, которые хотели получить в один прекрасный день. Я записала два варианта. “Профессиональный футболист. Стюардесса.” (Да, я знаю, что это совершенно разные профессии, но, эй, я знала, что в любом случае хочу путешествовать и увидеть мир). И вот учительница остановилась у моего стола. Она взяла мой лист, взглянула на него, потом посмотрела на меня.
“Венди, такой профессии не существует”, - сказала она, указывая на мой первый вариант. “Ты должна зачеркнуть её. Такой работы не существует. ”
“Нет, я хочу быть профессиональным футболистом.”
Она взяла мой бланк и поменяла местами два ответа. Тогда я забрала его обратно и снова поставила профессию футболиста наверх.
Для меня всё было просто. Это была единственная вещь, которая имела значение для меня. Я даже не злилась, потому что знала, что я обязательно буду играть. Я религиозный человек и думаю, что свыше всё предрешено за нас. У нас у всех свой путь. И у меня тоже.
И вот, когда мне было 14 лет или около того, один из моих тренеров в школе сказал мне, что он устроит просмотр для меня в академии Клерфонтен. Он сказал, что весной, в мае я отправлюсь во Францию или, как мы ее называем, в "Метрополь".
“Билеты у меня, ты уезжаешь на следующей неделе.”
Я была счастлива. Я была взволнована. Я была напугана.
А когда я приехала....Это не было похоже на Мартинику. Было так холодно, мы были в лесу, и там не было много солнца! И это было непросто. На острове меня знали как девушку, которая играла в футбол. Обычно я была единственной в своей команде. А во Франции? Никто меня даже не знал. Никто даже не слышал обо мне. Всех остальных девушек просматривали в течение многих лет, а я была девушкой с островов. И тогда я сделала все, что могла, чтобы меня заметили, но ... у меня было это ... чувство, будто бы я провалилась.
В конце недели, когда просмотр закончился, мой дядя, который жил в Париже, приехал, чтобы забрать меня. Я остановилась у него на выходных перед вылетом на Мартинику.
“Как, по-твоему, все прошло?”
“Не знаю, но не думаю, что они выберут меня. “
“Почему?”
“Они почти не смотрели на меня и не разговаривали.”
Я провела все выходные, приклеенная к его компьютеру. Постоянно проверяла, не было ли каких-либо обновлений в реестре, размещенном на веб-сайте. Я постоянно обновляла страницу, но ничего не было. И вот пошла загрузка страницы...Список. Он был там. И я нажала на него. На экране появились имена. Я пролистала вниз пока не добралась до самого конца, но так и не увидела своей фамилии. Меня никто не выбрал. Поэтому я позвонила своему тренеру на остров и поблагодарил его за помощь. Я сообщила, что ничего не вышло, и я вернусь в понедельник.
“Нет-нет, оставайся во Франции”, - сказал он. “Я устрою тебе еще несколько просмотров. Подожди, не вешай трубку, Я позвоню другу и перезвоню.”
Когда он перезвонил, он сказал, что они устроили мне просмотр на следующей неделе в Олимпике из Лиона. Я сразу же взяла билет на поезд и поехала в Лион.
Светило солнце. И через неделю тренер сообщил, что они возьмут меня.
Это была судьба.
Я не знаю, как подвести итоги 12-ти лет в Лионе.
Я перестала быть одинокой, перестала плакать перед уроком французского, перестала задаваться вопросом, станет ли когда-нибудь легче, перестанут ли люди смеяться над моим акцентом. Буду ли я чувствовать себя как дома …
Играть в первой команде, носить капитанскую повязку и заслужить вызов в национальную сборную.
Мы не получили бонусов за победу, когда я впервые приехала в 2006 году, мы были без зарплаты вообще … Чтобы вот так через три года подписать наши первые профессиональные контракты.
Я, наконец, могла позвонить маме, которой так долго было неловко, что другие присматривают за ее дочерью в Лионе, и сказать ей, что я, наконец, зарабатываю свои деньги. Будучи женщиной. Играя в футбол.
И вместо того, того чтобы играть в футбол на глазах у 50-ти человек, мы теперь играли в прайм-тайм перед 20-ти тысячной толпой в финале Лиги чемпионов, а люди останавливали нас на улице, просили автографы и фотографии.
Еще не там, далеко от него, но я могу начать видеть свет в конце туннеля. И, знаешь, все, чего я хочу, это почувствовать свет на своем лице. Мы примеры для следующего поколения. Точно так же, как женщины до меня и женщины прямо передо мной: моя тетя, которая все еще судит на Мартинике. Мои сестры, которые позволили мне остаться еще ненадолго, чтобы поиграть с соседскими мальчиками. Моя мать, которая смотрела со мной каждую игру по телевизору, и которая никогда не говорила, что я не смогу, и делала все, чтобы это осуществилось.
Я должна быть честна перед вами. Как бы много я ни смотрела на игру Пишон, именно Роналдиньо вдохновил меня, когда я была маленькой. Я мечтала играть как он. Его стиль, то, как он двигался на поле — он танцевал на поле. Это было похоже на самбу ... возможно, у него карибские корни. Нам всем нравится находить удовольствие и радость в жизни.
Но однажды я оказалась здесь. Я смотрела на Криштиану Роналду, как на игрока, которым хотела стать. И на то у меня было две причини. Во-первых, его трудовая этика. Он сделал себя сам. Во-вторых, мне нужны трофеи.
Я провела в Лионе всю свою карьеру. Люди спрашивали почему, ведь у меня была возможность поиграть и в других лигах. Но все сводится к следующему, и, возможно, странно это услышать от меня как от женщины, но, да, мне нужны эти трофеи. Я хочу титулы Лиги чемпионов. Я хочу переписывать рекорды лиги. Я хочу конкурировать с другими. Мне нужны оскорбления, когда я выхожу на поле в дерби. Это то, из чего сделан футбол, и поэтому женщины тоже играют. Потому что нам нравится, когда в игре есть драки, нам нравится, когда есть жесткий подкат, когда есть крики и драки. В этом смысле, это прекрасно. Я хочу играть в футбол, в лучшем его проявлении. Потому что мы не боремся с мужчинами за их территорию. Нам нужна своя. Это не игра с нулевой суммой. Это не противостояние двух видов. Дело не в том, лучше или хуже. Просто признание и уважение. Просто футбол. Те же подачи. Те же правила. Тот же мяч.
И во многом поэтому чемпионат мира во Франции значит для меня очень многое. Трофей для нас станет поворотным моментом в женском футболе Франции. Благодаря этому турниру маленькие девочки повсюду ... на Мартинике, и особенно во Франции, они увидят нас. Они нас там увидят. На нашей собственной территории. Они увидят эту работу: женщина, которая играет в футбол.
Так что я хочу сказать всем им и моему учителю в девятом классе:
Взгляните.
Посмотрите на меня.
Посмотрите на мою работу.
Потому что эта работа...
Она существует.
Оригинал материала. The Players' Tribune.
