«Просил врачей: «Ну отрезайте уже ногу». Интервью легенды баскетбольного ЦСКА: разрыв легких, ужин у Элвиса и цирк лилипутов
Сергей Белов писал о нем в книге «Движение вверх»: «Как уникальный игрок вошел в историю советского баскетбола центровой ЦСКА и сборной Владимир Андреев. Впервые я увидел его 18-летним на соревнованиях в Москве в 1963-м – при росте 216 см Володя весил 58 кг (на самом деле – еще меньше – Sports.ru)! Не то что полноценно играть, он до центра площадки доходил с трудом, я не преувеличиваю».
Дальше Андреев выиграл чемпионат мира, три чемпионата Европы и Кубок чемпионов, а в 27 лет собирался на мюнхенскую Олимпиаду.
«Если меня сдать в металлолом, можно хорошо заработать»
– В 1972-м я был в лучшей форме за всю карьеру, – вспоминает Андреев в своем подмосковном доме, который после инфаркта почти не покидает. – В финале чемпионата со «Спартаком» сделал 14 подборов и забил 36 очков. Был уверен, что принесу пользу на Олимпиаде. Сказал Жармухамедову: «Покажу там, как должен играть центровой, и закончу с баскетболом».
– Что дальше?
– Последняя тренировка перед вылетом в Мюнхен. За 5 минут до конца Кондрашин отпустил меня и еще четверых, а остальные играли 5 на 5. Мы пошли в раздевалку, а оставшийся на площадке Толя Поливода, как с ним часто бывало, упал в обморок. Кондрашин крикнул мне: «Володя, вернись! Замени».
Пока Толю откачивали, я вышел доиграть последние минуты. В одном эпизоде почувствовал, что меня кто-то догоняет. Решил засунуть мяч в кольцо двумя руками, а Миша Коркия прыгнул и смял меня. Колено полетело.
– Сразу в больницу?
– Нет! На примерку олимпийского костюма – с поэтом Рождественским, возглавлявшим федерацию баскетбола. Руководители спорткомитета Павлов и Сыч сказали: «Ты нам нужен. В любом случае едешь в Мюнхен». Павлов добавил: «Даю слово коммуниста – сыграешь против американцев и югославов, а об остальном позаботятся без тебя».
– Как вы могли сыграть?
– С тяжело травмированной ногой я стал тренироваться индивидуально. Жена давала бульон с мясом, и я работал до вечера, перекусывая на трибуне. Закачивал ногу (и окончательно ее изнасиловал).
В итоге меня не взяли.
Центровой «Строителя» Сергей Коваленко получил мой костюм, приехал в олимпийскую деревню, а его не пустили: в заявке-то я, а не он. Коваленко жил отдельно, в мюнхенской гостинице. И, не играя в финале, стал олимпийским чемпионом.
– А вы?
– На полгода загремел в ЦИТО. Во время операции занесли инфекцию. Болело настолько дико, что я просил врачей: «Ну отрезайте уже ногу». Доктор Сиваш ответил: «Отрежем, когда в гроб будем класть».
Я выдержал 12 операций на левой ноге. Сменили сустав. Неудачно. Высверлили, поставили новый. Через год поскользнулся, сустав выломался, и мне поставили немецкий, металлический. Если меня сдать в металлолом, можно хорошо заработать.
«После удара американца полгода стоял на учете у онколога»
В 23 года Андреев достиг с ЦСКА финала Кубка чемпионов. Где нарвался на действующего победителя – мадридский «Реал».
– Почему финал прошел в Барселоне?
– Президент «Реала» Бернабеу пообещал ФИБА дополнительные деньги, если игра пройдет в Испании. Наша федерация согласилась, хотя при Франко русские в Испанию особо не ездили.
ЦСКА был в не самом сильном составе – шла смена поколений. А у «Реала» – три американца (два – натурализованных, Брабендер и Люйк). Я был единственным центровым, и тренер Алачачян попросил: «Володя, ты уж поработай сегодня».
Получился красивый матч. Они играли блестяще, но и мы корячились как могли. Было два овертайма, так что я без замен отыграл 50 минут. Набрал 37 очков, и мы победили «+4». Испанцы нам потом полчаса аплодировали.
– Чем премировали?
– Вручили по брелочку в виде кубка. Гомельский потом выпрашивал его у меня: «Подари». – «Ну это же вроде как мое».
А Бернабеу в восхищении спросил: «Что хотите в награду?» Возникло замешательство. Не просить же вазочку за 20 руб., как в СССР. Я и сказал: «Хотелось бы увидеть Венецию». И нас доставили туда на самолете за счет Бернабеу. Мы три дня погуляли, увидели площадь Сан Марко и вернулись.
- И тогда вас задержали на таможне?
– Нет, позже. Самолет посадили в Ленинграде. Ко мне подошел мужчина: «У нас предложение: напишите, что Алачачян ввозит золото и наркотики». – «Я этого не знаю. А если б знал, все равно не написал бы». – «Вы об этом пожалеете». Мужчина (по-моему, полковник Воронцов) оказался начальником таможни – в три часа ночи всю команду стали проверять.
Я уверенно себя чувствовал и сказал, что пойду последним. Передо мной остался чужой пакет (как выяснилось, принадлежащий Жармухамедову), и я сказал грузчикам, которые показывали на меня пальцем и смеялись: «Что смеетесь? Забирайте, хорошо заработаете». Эта шутка меня сгубила.
Мне приписали этот пакет и доложили руководителю Спорткомитета, что я матерился. Сделали из меня чуть ли не контрабандиста. За то, что привез больше рубашек, чем можно было. Хотя показывал, какие они длинные: «Неужели думаете, что на продажу везу?»
– Как наказали?
– [Зампредседателя Спорткомитета Валентин] Сыч вызвал: «Мы объявим, что снимаем с тебя звание ЗМС. Но не снимем».
- Это затеяли, чтобы убрать Алачачяна?
– Наверное. Была какая-то борьба против него. Потом мы проиграли с Алачачяном финал Кубка чемпионов итальянскому «Иньису», и новым тренером стал Гомельский.
– Чем запомнился финал-1970?
– На 9-й минуте меня вырубил американец Рикки Джонс. Я тянулся за мячом, а он ударил кулаком в горло. Я отключился, грохнулся, и меня унесли на носилках. В раздевалке очнулся и за 2 минуты до конца вернулся. Сережа Белов просунул мне мяч. Если б я забил – выиграли бы. Мяч дважды прокатился вокруг кольца и отлетел в другую сторону – я уже не мог его достать.
После удара Джонса дней 10 не мог разговаривать. И полгода стоял на учете у онколога. В горле появилась опухоль, даже голос поменялся.
«9 месяцев провел в больнице. Лежал и умирал»
Проблемы со здоровьем были и в детстве, которое Андреев провел в деревне Ильинка Астраханской области.
– Жил в 25 метрах от Волги и рыбачил с отчимом, фронтовиком. Мама в войну находилась в Ленинграде и вместе с ровесницей – Галиной Вишневской – сбрасывала зажигалки с крыши дома на Невском, 39. Родила она меня через два месяца после войны. Биологического отца я впервые увидел в 33 года.
– Как так?
– Это слишком личное. Расскажу лучше, как попал в баскетбол.
Однажды бабушка дала с пенсии денег на покупку мяча, и я организовал футбольную команду. Нарисовал на майке 10-й номер, как у Пеле, и играл в центре нападения. Но в суматохе упал, сломал руку и, сняв потом гипс, встал в ворота.
Там меня заметили и посоветовали баскетбольному тренеру Николаю Свечникову. Ездить к нему в Астрахань было неудобно. Автобусы ходили редко, всегда переполнялись, тряслись на кочках, и со своими 195 см я без конца бился головой о потолок.
Но Свечников удерживал меня. Проезд стоил 60 копеек, а он давал рубль. Я думал: завтра верну 40 копеек и больше не поеду. А он будто чувствовал это и назавтра давал 2 рубля. Так я и остался в баскетболе.
– Не только из-за денег?
– Еще из-за девочек, которые тоже тренировались у Николая Петровича. Мне нравились две. Красивенькие. До сих пор помню фамилии – Кантемирова и Ананьева. Очень хорошо играли в баскетбол, и это взбадривало. Тоже так хотелось.
Я увлекся, освоил блок-шоты, но расстраивался, что играю только за счет роста. Был настолько выше соперников, что стеснялся смахивать у них мяч. А потом на турнире в Грозном впервые забил сверху, приглянулся тренеру Увайсу Ахтаеву (в 50-е был едва ли не самым высоким баскетболистом мира – 236 см) и попал в Москву.
Тренер Константин Травин очень радовался, что появился двухметровый парень, который хорошо бегает. Меня звали все, кроме киевского «Строителя». Все складывалось отлично, но я тяжело заболел и потерял почти два года.
– Что случилось?
– Осенью 1961-го перевернулся на лодке, а вода в Волге уже охладилась. Поставили диагноз – спонтанный рецидивирующий пневмоторакс. Потом у меня несколько раз был разрыв легких.
Из меня постоянно выкачивали жидкость и страшно перегрузили лекарствами. Девять месяцев я провел в больнице. Даже перевернуться не мог. Были ужасные пролежни. Я лежал и умирал.
– Что тогда чувствовали?
– Верил: если выберусь – стану чемпионом мира (так и сказал на прощание врачу Анне Ивановне).
Маму ко мне не пускали, а потом сказали: «Нечего нам портить статистику. Пусть умирает дома». Вернули на скорой в деревню. Там я чудом выжил и кое-как сдал школьные экзамены.
Мой класс, кстати, уникален. Я был единственным мальчиком и уже вымахал до 209 см, а одна девочка – Вера – была карлицей. Выстраиваясь на физкультуре, мы выглядели феноменально.
– Что потом?
– Летом 1963-го двоюродный брат отвез в Москву, в сборную, но тренироваться я не мог: при своем росте весил только 57 кг. Выглядел ужасно, терпел насмешки (называли Бухенвальдом).
Жить было негде, есть нечего, и я спал на лавочках в Лужниках. Спускался к Москве-реке – пил воду, стирал носки. Милиция пару раз забирала.
– Как это прекратилось?
– Тренер Давид Берлин посоветовал уезжать и свел с коллегой из Алма-Аты Игорем Поповым. Тот увез к себе и выдал пачку талонов на питание: «Отъедайся». Я поправился до 70 кг и в ноябре приступил к тренировкам. Когда потел, майка пахла лекарствами – столько в меня их влили в больнице.
– Попов рисковал, забирая вас из Москвы?
– Не то слово. Годы спустя, лет в 75, он признался: «Когда увозил тебя в Алма-Ату, мне говорили: «Зачем его берешь? Сесть хочешь?» Мне ведь запрещали физические нагрузки, но Попов и не спешил.
Впервые выпустил 5 декабря 1963-го. На последние 55 секунд. Я выцарапал мяч и забил сверху одной рукой. 5-6 тысяч болельщиков визжали от радости. На следующий день меня узнавали на улицах.
Через несколько лет я попал в сборную и стал лучшим в стране по блок-шотам. Ведущие центровые начала 60-х Круминьш и Лежава не забили мне ни одного очка. Форвард ЦСКА Витя Петраков подтвердит – игроки одной команды даже разминаться перед матчем не хотели: «А зачем? У них же Андреев».
– Как справлялись с Круминьшем?
– А я прыгал высоко – несколько раз даже головой об кольцо ударялся. Колени-то еще здоровые были. Первую травму получил в 1965-м. В матче с Украиной на Спартакиаде повредил левый коленный сустав. Кровь откачали и снова выпустили на игру.
«В Лас-Вегасе Гомельский крикнул: «Ребята, не забивайте им больше»
– Каким тренером был Арменак Алачачян?
– Из баскетбола делал шахматы. Однажды отругал Толю Блика за то, что тот недобежал 15 см. Алачачян просчитывал все до мелочей и научил меня, например, всегда выигрывать спорные.
– В чем его уникальность как игрока?
– Самоучка. Долго был невыездным и мог подглядеть что-то у американцев, только когда они приезжали в СССР. Но сам много чего придумал и обладал своеобразным дриблингом, который сегодня смотрелся бы смешно.
Однажды в Италии нам с Алачячаном предложили по 5 тысяч долларов за игру в каком-то маленьком городке. Увезли прямо с тренировки сборной. Я 2,5 часа сидел в «Мерседесе», повесив колени на уши, и вышел без разминки на площадку. И мы действительно устроили шоу. Алачачян заводил публику цирковыми финтами и давал мне изящные пасы.
– Деньги-то получили?
– Да. И отдали все федерации. По-другому нельзя было. Зато кормили нас шикарно. Лучше, чем ребят из ансамблей Моисеева и «Березка», с которыми пересекались в гостиницах. Они-то везли с собой консервы и варили по ночам картошку – пахло на на весь этаж.
– Как себя проявили на победном ЧМ-67?
– Отличился в решающих матчах с Югославией и Бразилией. Прийт Томсон набрасывал, а я забивал сверху. Но в основном в защите трудился, а главным снайпером был Гена Вольнов. Мой кумир. В школе я вырезал его фотографии из газет.
– Каким он был человеком?
– Не курил, не матерился. Самые страшные слова: «Ты что, ошалел?» Однажды отшил корреспондента, хотевшего поговорить о баскетболе: «А вы в нем что-нибудь понимаете?» Еще передразнивал врача Романа Зубова, который в гневе гладил лысину и обзывал нас футболистами.
Гена в шутку нахваливал меня: «Тебе при жизни нужно памятник поставить на Красной площади». Когда ему самому открывали памятник, выступали многие – по-моему, даже не знавшие его. А меня не позвали.
– Почему на ЧМ-70 ограничились бронзой?
– Проиграли важнейший матч бразильцам. У них-то дома всегда побеждали (хотя там ад творился – с трибун летели стеклянные бутылки, яйца, помидоры), и на ЧМ в Югославии я попросил Гомельского: «Две ночи не спал. Дайте отдохнуть».
На собрании решили: против Бразилии не играю. На разминке лишь подавал игрокам мячи, а потом вдруг услышал от тренера: «Выходи». Игра у меня не пошла, и мы умудрились проиграть 2 очка.
– Какие еще слова Гомельского запомнились?
– За 1:47 до конца решающей игры Олимпиады-1968 я получил пятый фол. Гомельский не мог этого простить: «Если бы ты засунул руки в карманы, мы бы не проиграли». Без меня югославы сократили отставание, а на последних секундах Гомельский получил технический фол, и мы проиграли очко. Стали лишь третьими.
– А вскоре выдали мощное американское турне.
– Выиграли 9 матчей из 10. Я стал самым результативным игроком. В Лас-Вегасе забил 30 очков за 28 минут, а Гомельский посадил меня и крикнул: «Ребята, не забивайте больше. В Москве не поверят такому счету». Мы с Капрановым рассмеялись. Самое противное – на родине потом спрашивали: «С кем играли-то? С дворовыми командами?»
– Так с кем?
– Все американские команды назывались All Star. У некоторых соперников были контракты с командами НБА.
Главное впечатление от турне – с каким уважением к нам отнеслись американцы. Певец Том Джонс фотографировался с нами в Лас-Вегасе, а после игры в Мемфисе нас позвали на ранчо к Элвису Пресли. Благодаря мне в Союзе узнали, что у него ванна малинового цвета.
– А вы как узнали?
– Погладил у дома Пресли карликовую лошадь и перед ужином спросил, где помыть руки. Меня и отвели в ванную. С Элвисом потом пообщались лишь мимолетно – он появился только через час, а вскоре нам нужно было уезжать.
«Последнюю тренировку Харламов провел у меня»
Пролетев мимо Олимпиады-1972, Андреев долго лечился и покинул ЦСКА.
– Гомельский откомандировал меня в СКА. В Риге сразу привели на фабрику, где я заказал 15 рубашек (до сих пор в них на даче работаю). Изготовили мне кровать подлиннее. Позаботились.
Но там сырой климат. Я ужасно себя чувствовал. Вынужденно закончил с баскетболом и стал преподавателем в Военно-инженерной академии. Стоял у истоков создания МЧС. Смешно, что 10 из 14 лет работал в адидасовском костюме, который мне подарили немцы из adidas.
-– Как это было?
– Выловили меня на чемпионате Европы-1971 в Эссене: «Дайте адрес. Пришлем вам две пары кроссовок и брюки с курткой». Домашний я дать не мог – прислали на таможню. Прихожу: посылка явно перепакованная, и в ней только костюм. «А где кроссовки?» – «Ничего не знаем. Заплатите пошлину – 40 рублей».
– Чем еще занимались в академии?
– Тренировал армейских спортсменов. Давно дружил с хоккеистами, и в 1976-м позвал Харламова на встречу с офицерами. Увиделись после аварии, в которой он сильно повредил лодыжку. На первой тренировке Валера сделал пару кругов и подъехал к бортику. Сказал мне: «Не могу. Больно. Подыщи мне работу в вашем коллективе». Видно, не верил, что восстановится. Но прекрасно отыграл еще четыре года. А последнюю тренировку провел у меня.
– Почему у вас?
– Тихонов не взял его в Канаду, он пришел на тренировку, а лед занят фигуристами. Вот и переместился в зал тяжелой атлетики, где я тренировал команду Московского военного округа. Там были Жармухамедов, штангист Жаботинский и другие ребята. Сыграли в баскетбол и договорились встретиться через день. По пути на тренировку Валера разбился.
На похоронах врач Олег Белаковский сказал: «Постой в почетном карауле у своего друга». Народу было мало (сборная-то была в Канаде), так что я постоял один раз, а потом снова.
«В детстве играл в кедах на три размера меньше – с отрезанными носами»
Другого великого гиганта, Владимира Ткаченко, Андреев знает с 1968-го.
– Я отдыхал с женой в Кудепсте. У нас был медовый месяц (познакомились в Алма-Ате – жили в соседних квартирах). На пляже ко мне подошла женщина – уборщица в санатории – и заревела: «Слава богу, что нашла вас». Сказала, что ее 11-летний сын Вова вымахал до 207 см и ему невозможно найти обувь.
Посоветовал ей: «Обратитесь в магазин «Богатырь». – «Там уже нет его размера». – «Какой же у него?» – «49-й». Тогда я понял, что Володя Ткаченко – уникальный пацан.
Сразу вспомнил, как в детстве играл в кедах на три размера меньше – с отрезанными носами – и жутко натирал ноги, уродуя пальцы. Рассказал в ЦСКА про сочинского подростка-гиганта, посоветовал забрать в Москву. Второй тренер Бирюков удивился: «Что ты сказки рассказываешь?» Тренер юношеской сборной Башкин тоже меня чуть ли не послал.
Я даже жене предложил: «Люд, давай поселим его у нас. Через несколько лет стану заслуженным тренером СССР». – «С ума сошел? У нас однокомнатная квартира». В общем, в Москве Ткаченко некуда было пристроить, и в ЦСКА он перешел только через 15 лет.
– Спасший вас тренер Попов стал заслуженным?
– Должен был, когда вернулся с работы в Кубе, но ему соврали, что я против. Да пусть бы у меня язык отвалился, если бы сказал такое про тренера, которого очень любил. Нас зачем-то столкнули, но потом, поработав в Краснодаре, он все же добился звания заслуженного – правда, уже не Советского Союза, а России.
«Меня уговаривали стать конферансье московского цирка лилипутов»
В 1970-м Андреев сыграл небольшую роль в фильме Элема Климова «Спорт, спорт, спорт».
– Я спрашивал Климова, почему выбрали меня. Оказывается, он снимал Олимпиаду-1968 и типажно я приглянулся ему больше всех. Жалею, что не снялся тогда у других режиссеров, приглашавших меня, – Ромма, Рязанова, Швейцера. Зато в начале 80-х получил крохотный эпизод у Юрия Егорова в «Отцах и дедах».
В фильме я пробежал мимо Анатолия Папанова и получил 250 рублей. Меня спросили: «Довольны гонораром?» – «Конечно. Если б мне раньше платили столько за каждые 100 метров, был бы миллионером».
Картину снимали у Смоленского Кремля. Ехали туда на рафике. По пути режиссер Егоров остановил машину. Мы отошли метров на 200 от трассы, и он показал мельницу, где его ранило в войну.
– Как еще пересекались с артистами?
– В середине 60-х меня уговаривали стать конферансье московского цирка лилипутов. Я должен был представлять труппу и вести концерт. Мой рост – 212 см. А некоторые из них и метра не достигали. Я познакомился с лилипутами, и они мне очень понравились – юмором, знаниями, отношением к жизни.
Однажды пригласил их на тренировку в «Лужники». Они мне: «Ты занимаешься адским трудом. У нас работа намного легче, а зарплата больше. Давай к нам». Я отказался, но мы и дальше дружили. Потому знаю, что о лилипутах государство заботится больше, чем о гигантах.
– В чем ощущаете недостаток заботы?
– Пенсии за олимпийскую медаль Мехико я добивался три года. Странная у нас система. У моего соседа, хоккеиста Жени Мишакова, украли машину. Ему через Якубовича и «Поле чудес» тут же подарили новую. А у меня украли – и никто палец о палец не ударил.
Я купил новую, «газель», – тут же потребовали заплатить налог. Спросил: «Почему? Я пенсионер, инвалид». – «Это грузо-пассажирская машина». – «Но это единственная машина, в которой я помещаюсь. В другой, зевнув лежачего полицейского, получу перелом основания черепа». – «Надо платить».
Еще один эпизод. Несколько лет назад лежал в реанимации. Жена повезла мне продукты, и ее сбила машина (тут же уехавшая). Четыре перелома. Два гаишника так ее подняли, что произошло смещение.
Какой-то маразм вокруг. Слава богу, что хоть молодость прошла нормально.
Жизнь гениального Александра Белова: олимпийское золото, суд, депрессия и наказание за доброту
Телеграм-канал Дениса Романцова
Фото: РИА Новости/Юрий Долягин, Александр Макаров, Юрий Сомов; cska.ru; cskabasket.com; кадры из фильма «Спорт, спорт, спорт» (1970)
Владимиру Георгиевичу крепкого здоровья и долгих лет жизни!
Очередное доказательство, что раздел "Баскетбол" самый интересный, познавательный и душевный.
А так - вечно 17-й.
Здоровья Владимиру Георгиевичу, здоровья и здоровья. И внимания со стороны клуба.